В настоящий (дополнительный) том собрания сочинений И. С. Шмелева вошли роман "История любовная", неоконченные романы "Солдаты" и "Иностранец", а также рассказы разных лет.
Содержание:
Е. Осьминина. "Рыцарь саблю обнажил…" 1
История любовная 3
Рассказы 57
У плакучих берез 57
Кошкин дом 58
Миша 61
Музыкальная история 61
Первая книга 63
Как я ходил к Толстому 64
У старца Варнавы 66
Солдаты 67
Часть I. Перед войной 67
Добавления к роману 93
Иностранец 100
Рассказы 113
Родное 114
Журавли 116
Примечания 120
Иван Сергеевич Шмелев
Собрание сочинений в пяти томах
Том 6. История любовная
Е. Осьминина. "Рыцарь саблю обнажил…"
В 1927 году в Париже в русском журнале "Современные записки" начал печататься роман Ив. Шмелева "История любовная". По воспоминаниям одного из издателей, нетерпеливые читатели являлись в редакцию за гранками, не желая ждать очередного номера с продолжением. Получилось точно так, как предсказывал сам Иван Сергеевич:
"За "читабельность" ручаюсь. Полагаю, что читатель будет сердиться, что приходится дробить. Вещь ЛЕГКАЯ. Будто сидишь в кинемо и – всякие представления! На макароны не задаюсь. Вопросов не ставлю и не разрешаю. На небеса в детском аэропланчике не мечусь. А просто – запускаю "монаха" и "змея". "Героев" не имеется, а жители. "Любовей" больше, чем достаточно… "Циник" имеется и даже 1 1/2 циника Романтизма – хорошая доза есть. На… С прищуром. Вот какой товар-то! Много "стихов" всякого сорта. Есть такой даже: "Рыцарь саблю обнажил, свою голову сложил!" Или: "У одной-то глаз подбитый, у другой – затылок бритый, третья – без скулы!" Не подумайте, что это всё героини! Нет, мои героини (две) – прямо к-р-р-а-савицы, с небо-голубыми глазами, а одна даже – бельфам!
Есть даже такие стихи:
И я в железные объятья,
Как Люцифер, тебя возьму…
И будешь ты вопить проклятья
И вспоминать свово… Кузьму!
Но есть и лирические:
Мне незнакома женщин ласка,
Но слово <жен-щи-на> – как сказка!..
Одним словом – гимн любвям! Вот подите, как все это преломляется. Но надо – для очистки и отчистки с жизнью" .
Письмо это сразу настраивает на шутливо-бытовой стиль романа о гимназической любви; но сначала надо сказать о жизненных прототипах и реалиях произведения.
Описанный дом на Калужской улице – это дома 15, 17, принадлежавшие купцам Егору Васильеву и Сергею Ивановичу Шмелеву , а домом 19 владела мещанка Анна Ивановна Карих Дом, где произошло убийство, фигурирует в рассказах "Кошкин дом" (1924) и "Миша" (впервые: Возрождение. 1928, 8 февр.). В начале двадцатых годов Шмелев собирался написать роман "Кошкин дом", связанный, вероятно, с каким-то сильным детским впечатлением. Мещанское училище на Калужской площади – впоследствии Горный институт. Церковь Ризоположения – Донская улица, 20, а вот "часовня" была разрушена в двадцатые годы – это часовня Ферапонтова Лужнецкого монастыря на Калужской площади.
Словесник Федь-Владимьгч – Ф. В. Цветаев (1849–1901), дядя известной поэтессы, инспектор Московского учебного округа и преподаватель 6-й гимназии в Б. Толмачевском переулке, где учился Шмелев. Женька Пиуновский – друг детства. Его дальнейшая судьба описана в очерке "У плакучих берез" (1915, впервые в сб.: В помощь пленным русским воинам. – М., 1916). Старец Варнава – преп. Варнава Гефсиманский (1831–1906), встречи с которым изображены в рассказе "У старца Варнавы" (1936, впервые: Православная Русь. 1936. № 1). Синеглазая девушка, промелькнувшая на последних страницах книги, – будущая жена писателя О. А. Охтерлони (1875–1936). Она училась в Патриотическом институте в Петербурге и приехала на каникулы к родным, снимавшим квартиру в доме Шмелевых. Там молодые люди и познакомились. Сцена с поцелуями у забора, как нам представляется, где-то подсмотрена или пережита – она описана в неоконченном произведении "Зобово логово" (1918): там героев зовут Гриша и Сима Однако по поводу основного сюжета книги Шмелев писал: "Рассказ, как увидите, (или роман) бытово-психологический, с юмором. Могут думать, что это и от автобиографии. Нет, могу заверить. Автор здесь – в кусочках. Но, конечно, через ЕГО глаза пропускались" .
В этом состоянии – жажде чудесного геройства – наш молодой человек и сталкивается с низкой прозой жизни. Тут и вторжение в его стилизованные грезы сочной и грубой замоскворецкой речи; и мыло "Конго", которое олицетворяет "одуряющие ароматы Востока"; и смешные ситуации, когда "прекрасная из Муз" егозит с кучером и конторщиком. И наконец, общая литературная аллюзия к "бедному рыцарю", к "Дон Кихоту", которого наши герои читают на той самой рябине. Вспомним романсы, сравнения горничной ("Дульцинея с тряпкой"), двоящуюся пару: герой – Женька и Дон Кихот – Санчо Панса (причем попеременно). И презрение к земной пошлости во имя возвышенной любви к "прекрасной даме".
Но Шмелев не был бы Шмелевым, если бы сохранил тон этой нежной насмешливости и не начал бы, по обыкновению, свой серьезный, скорбный и высокий разговор.
Роман построен весьма прихотливо. Первые восемнадцать глав (больше трети книги) посвящены подробному описанию одного-единственного весеннего дня, когда, в общем, ничего особенного не происходит. Но потом темп повествования сразу и резко меняется. События разворачиваются все быстрее и быстрее – за четыре дня герой увидит кровь, убийство, смерть, которая подходит к нему совсем близко.
Критик и философ И. А. Ильин, разбирая "Историю любовную", выделяет "три драматически-трагических столкновения", которые выстраивают сюжет. Первое: убийство старика и молодой ("Грех" из повести "Весной" – так назвал Шмелев свою первую публикацию из романа; впоследствии это почти не измененная глава 34, где изображены молодая и бык) Второе: смерть кучера, запоротого быком (бык – "живой символ безудержного инстинкта"). "Это две попытки одолеть грех – слепым отвращением и слепою храбростью. Два крушения: кровавое преступление и ненужная смерть. Приближается развязка" .
Она связана уже с самим героем. Вот он выстоял вечерню и вышел из церкви во время полиелея (который возвещает "переход душ наших из Египта греха и заблуждения к вере во Христе" – конечный путь героя). Но пока он направился в Чертов овраг – глухое, гнилое черное место, где ему, в любовном свидании, открылось уродство героини: "темные, кровяные веки, напухшие, без ресниц, и неподвижный, стеклянный глаз". Потрясенный, он заболел, три недели бредил на грани смерти, видя странные картины: толстые змеи в черно-зеленых пятнах, пунцовые жирные цветы, бык…
Все это символы. От традиционного любовного романа (критика не зря сравнивала его с "Первой любовью" Тургенева) Шмелев переходит к новой прозе: символической. Здесь значимы все мелкие детали Всякий раз, когда герой думает о грехе, ему представляется этот черно-зеленый змей (змей с фрески Страшного суда в Троице-Сергиевой лавре) или бык – традиционный для прозы Шмелева символ "плотского", животного (рассказы "Свет разума", "Москва в позоре", "Это было"). Овраг противоположен не только церкви, но и зале в доме, где герой настраивается на молитву и любуется на аквариумных рыб: рыба – известный христианский символ Устами одного из персонажей писатель напрямую объясняет и болезнь, и выздоровление, сцену омовения героя: "У вас вот горе было, мозги горели… а это в очищение! Послал Бог! <…> И Иоанн Златоуст говорит. "Опалитесь и обновитесь!" В глазок попало?.. А вот когда в сердце оружие пройдет, горе… – надо живой водой омыться, от Писания: "Аз есмь вода живая"!"
Наконец, об основном сюжете книги Шмелев иносказательно пишет уже в первом письме: о "монахе" и "змее". Монах – это порода голубей, а голубь – символ Святого Духа. Змей – искуситель рода человеческого. Их борьба – это борьба Добра и Зла, чистоты и греха.
Наш герой, пятнадцатилетний гимназист, "бедный рыцарь", вступает в ЭТУ борьбу. И одерживает победу.
* * *
Если в "Истории любовной" борьба добра и зла, чистоты и греха происходит в душе одного человека, то во втором предлагаемом читателю романе "Солдаты" она должна была развернуться в огромном масштабе, в ДУШЕ РОДИНЫ. К сожалению, роман остался недописанным, практически – лишь начатым, и мы можем говорить, в сущности, только об истории замысла.
"Солдатская" тема вошла в творчество Шмелева со времен первой мировой войны. В эмиграции Иван Сергеевич начал с публицистики: с воззваний, статей, открытых писем об инвалидах войны, туберкулезных, калеках; о студентах. Судьбе белых офицеров в эмиграции посвящены и большие публицистические статьи, и ряд рассказов. Шмелев был членом бюро при центральном комитете по устройству дня русского инвалида, собирал как непосредственно пожертвования для бывших воинов, так и материалы для литературного номера газеты "Русский инвалид", где публиковались и его наброски к "Солдатам": "Метельный день" (ноябрь 1924), "Гроза" (май 1926), "Проводы" (1928), "Душный день" (май 1933), а также глава из "Иностранца" (май 1938).
Связано все это было с судьбой сына писателя Сергея Шмелева. Валясиком (имя денщика в "Солдатах") звали именно его денщика. Сергей был отравлен газами на фронте первой мировой войны и болел туберкулезом. Служил у Деникина, в Туркестане, при Врангеле в Крыму, где после установления советской власти и был расстрелян. Конечно, в эмигрантской судьбе его сверстников, оставшихся в живых, Шмелев видел возможную судьбу Сергея. И все "военное" творчество писателя – венок памяти на могилу сына.
Отсюда и особенности "звучания" этого творчества, наиболее хорошо видные в сравнении. Так, например, И. А. Ильин в своей "белой" публицистике подчеркивает мотив сопротивления – "сопротивления злу силою". Шмелев же – жертвенность, страдание, мученичество. Для него добровольцы – символ страдания русского: "ИМ ставили капканы, их предавали, их продавали, выбрасывали с пароходов в эвакуациях, оставляли больных и раненых в полях, в станицах. Предавали в тылах <…> Сотни тысяч ИХ полегли в боях, сотни тысяч умучены по чрезвычайкам, брошены в овраги, в ямы, в реки, в моря…" ("Крестный подвиг"). И в "Солдатах", рассуждая о своей профессии, герой подчеркивает главное: "К смерти всегда готов – будь чист <…> Наше дело – самое страшное из искусств. Игра со смертью…" Лучшие из набросков к роману – "Зеркальце" (впервые: Иллюстрированная Россия. 1932. Май), "Душный день" – о смерти брата героя и переживаниях отца.
Военную прозу Шмелева следует сравнивать с "генеральской" и "офицерской" прозой: произведениями П. Н. Краснова, А. И. Деникина, К. С. Попова. Скажем сначала об их отличии (кроме общего художественного уровня, хотя справедливости ради надо отметить, что генералы писали совсем неплохо). Шмелев куда более демократичен, народен и даже – простонароден. "Он – белый. Он монархист-консерватор с демократическим оттенком", – совершенно верно замечала о Шмелеве В. Н. Муромцева-Бунина. Для Краснова солдаты – "серая масса". У Шмелева денщик Валясик и самобытные огородники получились едва ли не лучше красавчика главного героя. И назван роман именно "Солдаты", а не "Офицеры" (очерки А. И. Деникина, 1928) или даже "Гг. Офицеры" (очерки К. С. Попова, 1929). Эти очерки писались одновременно с основной работой над "Солдатами", причем не без помощи Шмелева, соседа Деникина и Попова по летнему отдыху в Капбретоне.
Но общий пафос и Шмелева и всех идеологов Белого дела сходен. Сходны и идеи: верности долгу, полковым традициям, чести, служения – как служения России. Со словами Ю. Семенова на зарубежном съезде (1926): "Все должны считать себя связанными общим обетом и, живя будничной жизнью рабочего, шофера, банковского служащего и т. д., каждый должен знать и помнить, что не может не быть он воином за великое дело России" – прямо перекликаются рассуждения героев "Солдат": "Надо, чтобы идея охватила массы, чтобы все были как бы в круговой поруке, как бы в приказе у России… чтобы все были, как верные ее солдаты".
Об этом же Шмелев писал, когда пояснял замысел романа: "Начало происходит в мирное время, в захолустье, где стояла воинская часть. Офицер Бураев – один из многих моих героев, долженствующих впоследствии появиться. Дальше в романе я предполагаю изобразить эпоху войны, потом он перекинется за рубеж.
Мои "Солдаты", – не только военные, – я к ним в будущем причислю вообще всех тех, кто стоит за свою идею: журналистов, писателей, общественных деятелей и просто сильных духом русских людей".
Соответственно в противоположность им были и "несолдаты". Шмелев объяснял К. С. Попову: "Сейчас приступил – и плотно, кажется, – к великой (по размерам) работе "Солдаты", где постараюсь не только дать СОЛДАТА, русского солдата-офицера, но пущу перышко по всей России, по многим несолдатам: когда солнце сияет гуще, виднее – тени". 1928–1929 годы – пик работы над "Солдатами". В 1929 году Шмелев пишет А. И. Деникину: "…летом, "Солдаты" и "Иностранец"".