- Класс! - воскликнул Пригожин, когда сей факт дошёл до его сведения. - Вот у Ленки и снимем калитку, тем более что она у них деревянная, не то, что у Соньки. Да и собаки у них нет.
- А не влетит нам? - засомневался Порох. - Как ни как, а отец у неё большая шишка.
- Да чего там влетит. Это же шутка. Что её отец шуток не понимает?
В общем, калитка во дворе Панасенко была быстро и успешно снята. Её никуда не относили, не прятали, а просто поставили рядом. Ну, увидят, что калитка снята, покачают головой, пошлют пару "ласковых" слов в адрес таких шутников, но калитку за пару минут водворят на прежнее место. Ещё, наверное, и улыбнутся такой безобидной шутке.
Однако шутка явно не удалась, её не оценили, и улыбаться совершенно не собирались. Скорее, даже наоборот - шутка вызвала не улыбку, а гнев. Дело в том, что троица шутников, как и в случае с праздником Ивана Купала, не очень–то хорошо знала народные традиции и поверья, с ними связанные. Им даже в голову не приходило, что снять калитку во дворе незамужней девицы - почти то же самое, что и обмазать ей калитку или ворота дёгтем. Но другие то это поверье могут знать. А Лена такого позора не заслуживала. И это знал её отец. Увидев утром снятую калитку, он начал допытываться у дочери, кто эти "шутники". Но Лена и сама об этом никакого представления не имела, хотя догадывалась, что это очередной розыгрыш (и очень неудачный) ребят из её класса. Отец, между тем, начинал "закипать", он грозился через милицию разыскать этих "ублюдков" и засадить их за решётку минимум на 15 суток.
Лена отдавала себе отчёт, что такое решение отца всего за два месяца до выпуска погубит все планы ребят и может исковеркать всю их будущую жизнь. Лена, как уже отмечалось, была умной девушкой и, к тому же, не мстительной, хотя ранее тому же Молодилину так не казалось. Она, как могла, вдвоём с матерью успокоила разъярённого отца и попросила "не выносить сор из избы". Зачем это афишировать, только хуже будет. Если привлечь милицию, то уже сегодня об этом будет знать весь город, и неё будут незаслуженно тыкать пальцами. Они живут на отшибе, снятую калитку никто не видел - отец вставал рано и снятую калитку тот час водворил на место, а уж потом стал разбираться с дочерью.
- Папа, я сама выясню, кто это сделал. Но они не понимали, что делали, они просто шутили - ведь вчера был День смеха.
- Хороший мне смех! Они тебя опозорить хотели.
- Да не так всё. Вот увидишь, я их найду, они извинятся и обо всём тебе расскажут.
- Не хочу я их видеть. Если это ещё кто–то из тех, кто к нам в дом приходил, то эта злосчастная калитка для него отныне закрыта.
Лена долго уговаривала отца и тот, наконец, сменил гнев на милость:
- Ладно, разбирайся сама. Но этих чёртовых шутников, всё же, приведи. Мне не особо нужны будут их извинения, я просто хочу им в глаза взглянуть - глаза не соврут.
Лена довольно быстро выяснил состав "шутников", да они, в общем–то, и не скрывали своей причастности к розыгрышу, даже бравировали этим. Но куда только делась их бравада, когда Панасенко рассказала им о первой части своего утреннего разговора с отцом и сообщила о его решении засадить их за решётку. Ребята перепугались не на шутку. Что–что, а это отец Лены вполне мог сделать. В целом он был добрым человеком, но любовь к единственной дочери могла пересилить всю его доброту. Лена специально пока не говорила ребятам о том, что ей удалось переубедить отца - хотела немного напугать "шутников". И это ей удалось. Но вот добиться того, чтобы эти неразумные шалуны стали просить её заступиться за них, ей так и не удалось. Пригожин и Молодилин были весьма упрямыми особами и даже перед такой серьёзной угрозой не собирались сдаваться. Порох был более мягким человеком, но и он, глядя на друзей, не собирался от них отставать. Поэтому они все только упрямо твердили о том, что никого не собирались оскорблять, это просто была глупая, необдуманная шутка. И если за это их следует наказывать, то пусть наказывают. Но большой вины за собой они не чувствуют. Да, виноваты, но они не преступники, и даже не хулиганы, всё было в рамках Дня смеха.
Панасенко быстро поняла, что сломить этих упрямцев ей не удастся, а потому через время успокоила их и сказала, что она всё уладила, но им нужно извиться перед её отцом. Она даже зауважала этих ребят за такое упорство - они хоть и причинили ей неприятность, но, всё же, не оказались слюнтяями, не начали ныть и упрашивать её заступиться за них перед отцом. А вот для шутников необходимость идти с извинениями к Панасенко старшему было тяжёлым испытанием, очень уж им не хотелось попадаться тому на глаза. Но они понимали, что это вполне справедливо, а потому в тот же вечер предстали перед Иваном Николаевичем. Тот был опытным человеком, которому в жизни доводилось встречаться со многими людьми, а потому он сразу понял, что это просто ещё мальчишки, взрослые по виду, но, по сути, с детским пока что мышлением, которые не задумываются над своими поступками. Они, конечно, были прощены, но услышали в свой адрес замечание–напутствие подобное тому, какое 1‑го сентября услышал Немчинов от директора школы:
- И когда только вы станете серьёзными. Повырастали ростом с меня, женихи уже почти. Кое–кто даже, вроде, и женихался к моей дочери, - и Лена, и этот кое–кто залились краской, - а ума, как у первоклассников. Повзрослели, так и ум ваш должен взрослеть. Пора становиться более серьёзными. А вообще, сначала думайте, что делаете, а только потом делайте, а не наоборот.
"Сначала думайте, а уж потом делайте" было посерьёзней, нежели "Сначала думай, а уж потом говори". А потому это происшествие стало для ребят очередным весомым камушком в чаше формирования их сознания. Урок на будущее они хорошо запомнили. Даже на другой день в школе они уже не были такими бесшабашными, а более серьёзными и казалось, что всего за одну ночь что–то в их сознании изменилось, они казались повзрослевшими. А потому в классе их никто не донимал по поводу первоапрельского происшествия. Виктор Самойлов даже успокаивал ребят:
- Всё нормально. Держитесь. С кем не бывает.
Сам Виктор в своё время дружил с Андреем Нагибиным, высоким крепким парнем из старшего класса, дело о хулиганстве которого даже разбиралось в суде. Поэтому ему хорошо были знакомы подобные перипетии, и он искренне сочувствовал одноклассникам. Самойлов был хорошим добрым человеком, конечно, не паинькой и тоже довольно упрямым, но спокойным, симпатичным и приятным парнем. Возможно, именно поэтому он и понравился Великановой. Хотя нравиться человек, действительно, может за что–то, а вот любишь ты его (а это со стороны Любы была уже, скорее всего, любовь) не за что–то, а, как говорится, - вопреки всему. И вряд ли кто–нибудь может объяснить, почему он любит этого человека. "Люблю и всё, а за что - не знаю. Но это и не важно".
* * *
А сейчас для Любы и Виктора продолжались незабываемые приятные деньки их последней школьной весны. Они встречались по 2–3 раза в неделю. Этих встреч им, конечно, не хватало, но на большее сейчас не было времени. Апрель уже был в разгаре, учебных дней оставалось совсем мало, ведь в мае их дополнительно "съедят" праздники. В очередной выходной Самойлов и Великанова решили встретиться днём и немного прогуляться по городу, благо наступили тёплые погожие денёчки. Сегодня тоже был какой–то небольшой праздник, правда, церковный. Церковные праздники в городе открыто не отмечались. В Советском Союзе церковь была отделена от государства, и отмечать такие праздники очень даже не приветствовалось. А они–то все были комсомольцами, а, значит, и атеистами. Хотя, кто может знать, что творится в душе того или иного комсомольца. Во многих семьях были старенькие верующие бабушки, детство и юность которых проходили ещё при царизме. В городе была очень красивое старинное здание церкви, точнее римско–католицкого костёла - ещё один памятник архитектуры - причём в самом центре города, на пересечении улиц Шевченко и Красноармейской (ул. Шевченко, 68). Но оно уже давно было переоборудовано под музыкальную школу, и богослужения в этих помещениях не велись. А потому никогда никакого колокольного звона горожане не слышали. Правда, богослужения всё же были, но в небольшом здании, расположенном на окраине города и, конечно, без каких–либо колоколов. Далее, вверх по улице (по направлению к стадиону, куда шла влюблённая пара), за костёлом в глубине двора в небольшом здании (вроде бы когда–то это был дом ксёндза) располагается Таращанский районный историко–краеведческий музей. А вот по диагонали от костёла (через перекрёсток) ранее находился одноэтажный кирпичный дом надворного советника Александрова. В этой семье 13 февраля 1903‑го года появился мальчик, которого назвали Анатолием. Пройдут годы, и А. П. Александров станет президентом Академии наук СССР. Так что, непростые люди происходили из Дворянской улицы (сейчас ул. Шевченко).
Молодая пара, обговорив тему церковных праздников, решила всё же узнать, что же верующие празднуют сегодня - возможно, Пасху, время как–будто подходящее? Ну, не день же космонавтики, который церковь не празднует.
- Бабушка, скажите, пожалуйста, а что сегодня за праздник? - поздоровавшись, спросила Люба одну старушку, которая, как они поняли, спешила на богослужение. - Не Пасха ли?
- Ну, что ты деточка, Пасхи ещё не было, - уважительно ответила бабушка. - Сегодня день памяти преподобного Иоанна Лествичника, а скоро ещё день памяти святителя Софрония–чудотворца, епископа Иркутского.
- А когда же Пасха будет? - удивился Виктор. - Она вроде бы всегда в апреле празднуется.
- Не всегда, милый мой, бывает и позже. И вот в этом году Пасха будет праздноваться как раз в мае месяце, сразу за майскими праздниками, в воскресенье 3‑го мая. Эх, молодёжь, ничего–то вы сейчас не знаете, - вздохнула старушка и поспешила дальше.
А молодёжь, и в самом деле, никаких церковных праздников не знала. Разве что Рождество, но то празднуется постоянно 7 января, его хоть легко запомнить. А в какие дни по годам празднуется Пасха, они понятия не имели, как и не понимали, почему она "блуждает". И только значительно позже, лет через 20, Виктор случайно прочитал в какой–то газете, что Пасха не имеет постоянной даты, а потому празднуется в первое воскресенье после весеннего полнолуния. А вот оно–то, действительно, разбросано во времени. Он узнал также много интересных сведений об этом дне, в частности то, что день пасхального полнолуния александрийской пасхалии всегда совпадает с 14‑ым днём пасхального месяца "Вечного лунно–солнечного церковного календаря". Этот вечный календарь предполагает 19-летний цикл, то есть календарь составлен на 19 лет, имеющих ровно 235 лунных месяцев, а затем циклически повторяется. Поэтому пасхальное воскресенье может "блуждать" в районе целого месяца - от 4‑го апреля до 8 мая (по новому стилю). Принято праздновать христианскую Пасху в первое воскресенье после первого полнолуния, следующего за 21‑м марта - днём весеннего равноденствия. Но, тогда, по идее, Пасха могла бы праздноваться ещё и в конце марта? Но такого не происходит по той причине, что расчётное полнолуние наступает позже (порой значительно) дня весеннего равноденствия, да ещё и на 4–5 дней позже астрономического. И когда день весеннего равноденствия выпадает на вторую половину недели (четверг, пятница…), то расчётное полнолуние, приходится уже как минимум на следующую неделю. Сдвигается соответственно и первое после него воскресенье, поэтому Пасха всегда празднуется уже, начиная с апреля.
Однако 19-летняя цикличность "Вечного лунно–солнечного церковного календаря" не означает, что через 19 лет празднование Пасха припадёт на тот же день месяца. Если в 1964‑м году Пасха была 3‑го мая, то вот в 1983‑м году (через 19 лет) она будет праздноваться уже 8‑го мая, а ещё через 19 лет, в 2002‑м году будет праздноваться 5‑го мая. Почему же происходит такая сдвижка? Дело в том, что вечный церковный календарь составлен, как уже отмечалось, по 19-летнему циклу, а вот повторяемость, цикличность всех дней в году происходит раз в 28 лет. Если сегодня была, например, пятница, то этот день может припасть вновь на пятницу лет этак через семь. Но вот для того, чтобы совпали все 365 (или 366) дней года нужно будет значительно большее время - именно 28 лет. В иудаизме существует даже молитва, выражающая благодарность Творцу за сотворение светила. Произносится она всего один раз в 28 лет утром, при виде солнца, которое номинально вернулось после 28 годовых циклов в ту же точку на небе в то же время и тот же день недели, что и при Сотворении Мира.
Но всё это Виктор узнал гораздо позже, а сейчас подобные думы его, как и Любу, не занимали. Никакого представления Виктор с Любой не имели и о том, кто такие преподобный Иоанн Лествичник или святитель Софроний, но узнавать у старушки они не стали - это было им совершенно не интересно. И они продолжили свой променад. Нагулявшись по городу, влюблённые направились к стадиону. Обычно, в дни церковных праздников "отцы" города, чтобы отвлечь граждан от подобных событий, устраивали масштабные спортивные соревнования. Сегодня, как они поняли, церковный праздник был незначительный, и вряд ли его будут "ретушировать" большими спортивными состязаниями, обычно это делалось на Пасху или Троицу. Но, всё равно, на стадионе должны быть какие–нибудь игры, там всегда веселее, нежели на улицах. Поднимались они к базару по улице Красноармейской (ранее Солдатской). Выше бывшего костёла, через квартал, на противоположной стороне улицы Карла Либкнехта от дома Катержинских располагалась вечерняя школа, директором которой был отец Молодилина. До революции в этом здании располагалась почтово–телеграфная станция. Выше, справа, перед самым рынком находилась Таращанская восьмилетняя школа N 2, ранее там находилось женское училище. Значительную территорию слева (за частными домами) занимал упоминавшийся ранее районный военкомат, размещённый на территории казарм драгунского полка. За этими казармами был когда–то плац военной части. Здесь происходили все торжественные построения. Вот на месте этого плаца и был построен городской стадион. В обратном направлении Красноармейская, спустившись, упиралась в улицу Богдана Хмельницкого и расположенную на ней старую мельницу.
Не доходя до стадиона, влюблённым повстречалась группа цыган, идущих со стороны рынка. Как это обычно бывает, цыганки начали приставать к Виктору и Любе с предложениями погадать. Но те с трудом отбились от них и пошли дальше. Уже на подходе к своей цели они столкнулись ещё с одной молодой цыганкой, которая тоже намеревалась предложить свои услуги в гадании, но затем почему–то замялась. Всё же она тихо и вовсе не настойчиво спросила:
- Может быть вам погадать, молодые люди?
Виктор хотел молча пройти дальше, но Люба почему–то его остановила, почувствовав некое необычное волнение, да и цыганка внушала ей доверие:
- Погоди, Витя. А, может быть, пусть она нам погадает, что в этом плохого. Она одна и приятная на вид.
Виктор сначала пытался возразить, но потом передумал - если любимая просит, то почему бы ему не сделать ей приятное. И в самом деле, что там такого.
- Хорошо, пусть гадает, только быстро.
- Позолоти ручку, дорогой, - всё так же негромко попросила цыганка.
Виктор вынул из кармана и вложил в протянутую руку цыганки 3 рубля - немалые деньги для неработающего юноши.
Цыганка, молча, внимательно переводила свой взгляд с одного на другого. Затем она осмотрела ладонь Виктора, на Любину же руку только мельком взглянула. И снова молчание. Странно, но те, которым цыганка собиралась гадать, отчётливо почувствовали, что она не решается говорить. Им видно попалась хорошая, совестливая женщина, которой очень не хотелось огорчать молодую пару.
- Ну, что? - как–то грубовато и хрипло спросил Виктор.
- Ты, мой золотой, добьёшься того, чего желаешь, - неспешно и, стараясь не глядеть ему в глаза, начала свой сказ цыганка. - Ты станешь уважаемым человеком. Но лет через 25–30 ты серьёзно заболеешь, и будешь долго хворать.
- У тебя, - она повернулась к Любе, - тоже всё будет хорошо. У тебя будет, семья, будут дети, только…, - она замялась, но, всё же, окончила фразу, - счастья у тебя не будет.
- Как это, почему? - растерялась Люба
- Вы скоро поссоритесь, расстанетесь и никогда не будете вместе, - уже быстро завершила цыганка и сразу же поспешила уйти.
Люба с Виктором стояли растерянные и ошеломлённые.
- Что за чушь она нам нагадала! - наконец–то, после долгого неприятного молчания негодующе произнёс Виктор.
- Витя, она же нам нагадала, что мы расстанемся.
- Ерунда какая–то. С чего это мы должны расставаться.
- Она сказала, что мы поссоримся и никогда не будем вместе. Как же это так? А ещё она сказала, что ты заболеешь, - чуть не плача, тянула Люба.
- Ой, чепуха всё это, - успокаивал подругу Виктор. - Ну, заболею, ну и что? Много людей болеет и вылечиваются. Она же не сказала, что я умру. Да и когда это ещё будет - на старости, а тогда практически все болеют.
Для восемнадцатилетних, по их понятиям, 50-летние люди - уже глубокие старики. Потому–то именно таким образом Виктор довольно искренне и успокаивал Любу.
- Ну, хорошо, болезнь - это одно, а то, что мы расстанемся - совсем другое.
- Да успокойся, Люба. С чего бы мы стали расставаться. Расстанемся, конечно, временно, в разные ведь институты будем поступать. Но мы же оба будем в Киеве, значит, снова будем вместе.
- Она, по–моему, не про такое расставание говорила. Она же сказала: "Никогда не будете вместе".
- Ой, не нужно переживать из–за всякой ерунды, - продолжал гнуть свою линию Виктор, но чувствовалось, что оптимизма у него поубавилось. - Ты что, не знаешь цыган. Они тебе такое нагадают! Наговорят кучу чепухи, лишь бы деньги содрать.
- Не знаю, Витя. Эта цыганка показалась мне доброй и порядочной.
- Да как эта категория людей может быть порядочной! - начал уже выходить из себя Самойлов. - Всё, Люба, забыли об этом гадании. Пошли на стадион, развеемся, повеселимся.
Но развеяться и успокоиться, не говоря уже о веселье, им так и не удалось. На стадионе не только Люба, но и сам Виктор и гуляли, и сидели грустные, и мало следили за ходом соревнований. Спустя какое–то время Люба произнесла:
- Витя, давай уйдём отсюда. Мне совсем не интересно.
Виктор, молча, поднялся, и они направились к выходу. Самойлову тоже совсем не хотелось ничего смотреть. Настроение было совершенно не подходящим.
- Куда мы пойдём, Люба?
- Никуда, я хочу домой.
Виктор даже не стал уговаривать подругу погулять ещё - ведь день в самом разгаре. Гулять ему почему–то тоже не хотелось, наоборот, впервые ему, как сейчас, наверное, и Любе, просто хотелось забиться куда–то в угол и побыть одному. Поэтому, даже провожая Любу домой, он был немногословным, его же подруга вообще молчала всю дорогу. Оба они были угнетены. Так хорошо начинавшийся день был безнадёжно испорчен. Не улучшило настроение влюблённой пары и длинное, как им показалось, одиночество каждого во время второй половины выходного дня.