Роман посвящён сибирским садоводам - опытникам, растящим в Сибири сады; людям, которые целью своей жизни сделали украшение земли сибирской - холодной, суровой, но по-своему прекрасной... Ещё в романе написано о жизни, людях и проблемах сибирской деревни после Великой Отечественной... Ну и, конечно же, про любовь!
Содержание:
Глава первая 1
Глава вторая 6
Глава третья 13
Глава четвёртая 19
Глава пятая 25
Глава шестая 30
Глава седьмая 32
Глава восьмая 35
Глава девятая 37
Глава десятая 42
Глава одиннадцатая 44
Глава двенадцатая 46
Глава тринадцатая 49
Глава четырнадцатая 55
Глава пятнадцатая 57
Глава шестнадцатая 61
Глава семнадцатая 64
Глава восемнадцатая 66
Глава девятнадцатая 70
Глава двадцатая 72
Глава двадцать первая 75
Глава двадцать вторая 77
Глава двадцать третья 81
Глава двадцать четвёртая 83
Глава двадцать пятая 86
Глава двадцать шестая 88
Глава двадцать седьмая 92
Глава двадцать восьмая 93
Глава двадцать девятая 96
Глава тридцатая 97
Глава тридцать первая 99
Глава тридцать вторая 103
Глава тридцать третья 105
Глава тридцать четвёртая 109
Глава тридцать пятая 113
Глава тридцать шестая 115
Глава тридцать седьмая 117
Глава тридцать восьмая 118
Глава тридцать девятая 120
Примечания 123
Афанасий Коптелов
Сад
Цветущим садом станет вся земля,
И все растенья страны переменят,
И пальма мира Север приоденет,
Украсит роза мёрзлые поля…Ф. Энгельс
Глава первая
Ночью выпал мягкий снег. С рассветом подморозило, и берёзы обросли пушистым куржаком. В бору на косматых соснах поседела хвоя.
На высоком зубчатом хребте лежала сизая дымка. Над нею медленно подымалось холодное солнце, и в заснеженных полях играли мёрзлые блёстки.
По дороге, вскинув на плечи лопаты, шли девушки, одетые в ватные стёганки, в дублёные полушубки. Шерстяные шали плотно прилегали к разрумянившимся щекам.
Поравнялись с тоненькой берёзкой, озорная Гутя дёрнула за нижнюю ветку, и с глухим шелестом посыпался лёгкий куржак. Девушки с визгом и хохотом метнулись в стороны. Голая берёзка дрожала среди поля.
Вера, тоненькая, как лозинка, хлопнула подругу по спине:
- Раздурилась коза-егоза! Как не жаль такую красоту рушить?!
- Подумаешь - красота! - отмахнулась Гутя, стёрла варежкой иней с чёрных бровей, - Противный снег, и больше ничего!
- А у меня, девушки, когда я вижу березы в таком богатом наряде, сердце поёт! - продолжала Вера высоким, чистым, как трели жаворонка, звонким голосом. - Старики говорят - к урожаю! Хлеб вырастет! И конопля - всем на диво! Вершинку рукой не достанешь!
- Ну-у, не-ет. У нас такой не будет. И зря ты, Верка, Сергея-то Макаровича не послушалась. Не чужой ведь человек-то, - уныло укорила звеньевую Лиза Скрипунова, дородная медлительная девушка с длинным лицом. - Теперь бы не студились в поле-то…
- Мы не перелётные пташки, чтобы с конопли на пшеницу порхать. Вы сами говорили…
- Говорить мы говорили - не отказываемся. А мёрзнуть-то неохота. Да и Сергей-то Макарович, сказывают, недоволен.
- Понятно, будущую сношку хотел поберечь! - съязвила пухленькая Тася.
- А ну вас!.. - Вера, словно от озноба, прикрыла лицо пёстрой шерстяной варежкой. - Расстрекотались, как сороки в кустах!..
- Не запирайся, подружка, попусту. - сказала рябоватая Катя. - Все ведь знают - Сенькина невеста!..
- Он - за тридевять земель, - вздохнула Вера, - В Германии…
- Не горюй. Отслужит срок - примчится. Как на крыльях прилетит!
- А если в армии останется? Будет наша Верка офицерской женой! И уедет далеко-далеко…
- Никуда я, девушки, не поеду.
- Значит, любви-то у тебя нет, и сердце-то рыбье! А меня бы такой парень поманил, так я бы вприпрыжку бросилась… Хоть на самый край света!
Девушки весело и шумно расхохотались.
- А что? Я правду говорю, - певуче втолковывала Лиза. - Ежели всем сердцем полюбишь, так ни перед чем не остановишься…
- У меня отец - старик, - резко перебила Вера надоедливые поучения. - Не могу я оставить его. Не могу.
- Не с отцом тебе век вековать.
- Он с Сергеем Макаровичем, как на ножах… Да и к Сеньке не очень… Чего доброго, на порог зятя не пустит.
- Не говори. Породнятся, так помирятся!
- Вряд ли! Из райкома приезжали мирить и то не могли пособиться. Будет помеха: сват на свата вроде супостата! Изведут они, Верка, вашу жизнь. Уезжай к своему милому.
Вера примолкла. Её круглые голубые глаза стали влажными, как цветы в ненастный день.
Гутя обняла её и, на этот раз, заговорила участливо:
- Не слушай, Верочка. Никого не слушай. Твёрдо стой на своём. Пусть твой Сенька домой едет: мы на свадьбе попляшем! До упаду! - Она шутливо предупредила, - Только учти: даром тебя не отдадим! Потребуем выкуп. Так и напиши ему.
- Калым запрашиваешь? А по какому праву?
- По девичьему. Подружкам выкуп полагается: конфеты да орехи. И сладкое винцо…
Девушки вышли в раздольное поле. Его исстари называли Чистой гривой. По обе стороны возвышенности темнели чахлые, истощённые порубками сосновые боры. Далеко на юге по склонам мягких сопок подымалась тайга. За сопками вздыбились в небо острые гольцы. Над ними вился лёгкий дымок. Это верховой ветер ворошил свежий снег, будто пробовал силы да раздумывал - не рвануться ли вниз, на степную равнину.
Посмотрев на сиявшие под солнцем просторы, Вера остановилась и показала рукой поперёк полосы: валы класть вот так, с просветами в пять метров.
Под белым пухом свежей пороши лежал твёрдый снег, спрессованный морозом и ветром. Девушки, разойдясь по местам, вырубали лопатами широкие глыбы и ставили на ребро. Завтра к вечеру они дойдут до конца этой большой полосы. Тогда пусть дует ветер, сколько хочет, пусть гуляют бураны: борозды заполнятся снегом, возле валов вырастут сугробы.
Погода переломилась нежданно-негаданно. Сначала исчезли горы, потом по всему небу потянулись длинные серые нити. Взлохматившись, они превратились в сплошную пелену. Дохнул робкий ветерок, и на ближней меже закачались, роняя куржак. одинокие кусты бурьяна. Закружились белые вихри. И вслед затем сплошным фронтом ударил буран, подобный лавине, низринувшейся с гор. В один миг исчезла даль полей. Снежная крупа, которую ожесточённо сыпали тучи, и взбаламученная ветром пушистая пороша - всё всклубилось так, что даже своих ног не стало видно.
- Девчонки! - всполошилась Вера. - Сюда! Все сюда! Скорее, скорее!
Гутя и Лиза бросились на голос. Столкнувшись, они крепко взялись за руки и пошли отыскивать остальных. Тася и Катя отзывались где-то близко, но ветер приглушал крики, относил в сторону.
- Стойте на месте! - кричала Вера. - Мы выйдем к вам…
Подруги не расслышали слов. Им казалось, что голоса раздаются то справа, то слева, и они метались по ровному полю, шли то по ветру, то против него. Когда им, наконец, удалось сойтись, никто уже не знал, где же дорога. Стоя в тесном кругу, они спорили, откуда дует ветер: с гор или из степи? Куда идти? В одной стороне - в какой? - должно быть село, в другой - полевой стан, в третьей - бор, по которому можно выйти к колхозному саду. Самая страшная - четвёртая сторона: там единственное пристанище - омёты соломы. Но если буран надолго, солома не спасёт.
- Всё горюшко из-за тебя! - слезливо и тягуче ворчала Лиза на звеньевую. - Я отговаривала, а ты… На погибель вывела!
- Не каркай, Лизка! - прикрикнула Гутя. - Раньше смерти в гроб лезешь!
- А ты больно смелая, - заступилась за подругу Катя.
- Маму звать не буду!
- Никто и не зовёт, - обиделась Лиза. - Я молчу. Всегда молчу, и меня понапрасну виноватят… А куда теперь идти-то?.. Замёрзнем!
- Ничего, девушки, выйдем! - Вера подхватила Гутю и Лизу. - Всем чертям назло!..
Катя и Тася уцепились за подруг. Крепко спаянной стенкой они двинулись вперёд. И ни одна из них не вспомнила о лопатах, брошенных в суматохе среди поля.
Ветер бил справа, до боли сёк щёки ледяной крупой. Девушки шли долго, ждали - вот-вот выберутся на дорогу или уткнутся в сосновый бор, но под ногами по- прежнему хрустел немятый снег.
Через некоторое время они очутились в зарослях серой полыни.
- Не наша пустошь-то, - остановила подруг Лиза. - У нас не растёт такая высокая полынь.
- Ты что, меряла её? - раздражённо спросила Гутя. - С пути сбиваешь!
- А вот сами увидите!..
- Говорила бы раньше…
- Вы меня не слушаете. Я и молчу. А правда-то завсегда на моей стороне…
Девушки задумались: неужели они идут вдоль Чистой гривы по земле Будённовского выселка? Что же делать? Повернули влево и спустя несколько минут оказались в берёзовой рощице, в середине которой была полянка с маленьким стогом сена. Всё незнакомое. И в правой стороне теперь, наверно, тоже чужие поля.
Лиза дрожала. Вера предложила в обмен свой полушубок.
- Ну-у… Всем звеном не натянете! - ответила та. - Рукава-то будут по локти… Я такая уродилась, - всё надо по мерке шить.
Ветер гудел в ветвях берёз, снег клубился над головами, а возле стога на земле было тихо. Пахло сеном и луговыми цветами. Девушки привалились отдохнуть. Вера достала из-за пазухи мягкий калач и разломила на пять частей, но Тася оттолкнула её руку:
- Не до еды… Кусок в горло не пойдёт…
- Ну, вот, завела скрипучую музыку! - возмущалась Гутя. - Ешь!
- Хоть и закружились мы, а как-нибудь выберемся, - успокаивала Вера не столько подруг, сколько себя. - Не на выселок, так на полевой стан.
Снег становился синий - начинались сумерки. Девушки, пожевав хлеба, встали и, гонимые ветром, пошли быстрее прежнего.
3
В тот же день из дальней деревни Луговатки выехал в город Шаров, председатель колхоза "Новая семья". За годы войны Павел Прохорович соскучился по обширным полям родного края и теперь присматривался ко всему, что лежало по обе стороны тракта.
То и дело встречались пустоши - мелкая степная полынка. Многие массивы, где до войны сеяли хлеб, заросли пыреем. Подзапустили поля! Причины были понятны: четыре года МТС не получала тракторов… Не хватало лошадей. Всюду в колхозах солдатки пахали на коровах… Теперь надо по-фронтовому навёрстывать упущенное…
Снег клубился, закрывая даль. Павел Прохорович завернулся в овчинный тулуп и лёг спиной к ветру. Он не шевелил вожжами - пусть Орлик идёт шагом и нащупывает санный путь.
В барашковый воротник набился снег и таял на щеках. Шаров откинул воротник и долго бил по нему черенком кнута. Орлик продолжал идти шагом. Из гнедого он превратился в сивого, и даже хвост, перекинутый ветром за оглоблю, стал белым.
Снег неистово кружился в воздухе, засыпал глаза. Седок прикрыл лицо воротником. Так он ехал минут двадцать, а может и полчаса. Вдруг упругая холодная струя ударила в грудь. Было похоже, что ветер изменил направление. Спокойно ложась на другой бок, Шаров присвистнул, чтобы конь шёл веселее. Но Орлик, сделав несколько шагов, остановился. Павел Прохорович встал, потыкал кнутовищем по одну сторону саней, по другую - всюду нетоптанный снег. Держась за оглоблю, он продвинулся вперёд и нащупал тяжёлую от слипшегося снега гриву коня.
- Как же это случилось, милый? И что мы с тобой делать будем?
Орлик потёрся головой о его плечо.
Шаров провёл рукавицей от чёлки до ноздрей, смахнул снег с длинных и густых ресниц коня и, взяв под уздцы, повёл против ветра, надеясь через несколько шагов найти дорогу.
Широкие полы тулупа развевались и хлестали Орлика по ногам. Шаров часто проваливался в снег, спотыкался и падал, а конь останавливался. Дороги не было.
- Вывози куда-нибудь к стогу, что ли, - сказал Павел Прохорович, снова садясь в сани. - Там переждём.
Начинало смеркаться.
Конь брёл по ровному полю. Но вот полозья застучали о стенки канавок, вблизи показались снежные глыбы. Что-то звякнуло под копытом. Придержав Орлика, Павел Прохорович поднял железную лопату. Судя по всему, тут совсем недавно работали колхозники; уходя от внезапно разгулявшегося бурана, обронили лопату… Но где это и на чьих полях? Седок понукал коня только потому, что надо было куда-нибудь ехать.
В новых, тесноватых валенках ноги быстро озябли, и, чтобы согреться, Павел Прохорович пошёл по снегу, придерживаясь за головку саней.
Орлик опять остановился. Теперь ветер дул в спину.
- Совсем заплутались! А ехать надо. Тут закоченеем. Давай-ка шагай.
Погоняя коня, Шаров надеялся, что впереди покажется бор. Там они укроются от ветра. Можно будет костёр развести…
Долго блуждали в снежной мгле. Наконец, Орлик снова остановился. И на этот раз не послушался даже кнута. Павел Прохорович подошёл к нему, ощупал хомут - всё было в порядке. Но почему же конь не хотел двигаться с места? Крутой изгиб шеи дал разгадку: Орлик, подняв голову, к чему-то прислушивался. Шаров опустил воротник, развязал под подбородком тесёмки фронтовой ушанки, сдвинул её на затылок и, стоя рядом с конём, прямой и высокий, тоже прислушивался к малейшим оттенкам шума дикой метели. Но, кроме свиста ветра да злого шелеста снега, ничего не слышал. Может быть, Орлик чует волчью стаю? Надо достать топор… Но конь стоял неподвижно, твёрдо, ничто не тревожило его. Он слушал, напряжённо и терпеливо, потом фыркнул, как бы подтверждая свою догадку, и, мотнув головой, звонко заржал.
"Жильё чует!" - обрадовался Павел Прохорович. Ветер на минуту затих, и тогда стал слышен далёкий звон. Где-то били железом о стальной лист. Призывной знак всем, кто терпит бедствие, заблудившись в поле.
- Поехали, Орлик! - Шаров запрыгнул в сани и присвистнул с мальчишеской лихостью. - Золотко моё!
Конь торопливо шагал по снегу. Звон становился всё яснее и яснее.
4
Снег лежал неровно: кое-где ветер насыпал сугробы, намёл заструги, а рядом с ними выскреб крутые ложбинки. Лиза, оступившись, всхлипнула:
- Наши следышки! По одному месту ходим! Ох, горюшко!..
Подруги испуганно переглянулись: куда поворачивать? Спорить уже не могли. Оставалось единственное - положиться на счастливую случайность и шагать, пока не потеряны силы. А если ветер свалит - ползти по снегу. Всё вперёд и вперёд. И не отрываться одна от другой.
Вдруг всё смешалось. Что-то ударило по ногам, будто две доски кинул ветер торцами вперёд, подсек ноги. Две девушки с криком упали навзничь, повалив на себя остальных. Кто-то в белом обрушился на них, втискивая в снег. Все были так перепуганы, что едва переводили дыхание. Лиза надрывно шептала:
- Свят!.. Свят!..
До крайности удивлённый, незнакомый человек добродушно выругался:
- Фу, язви вас!..
Голос звонкий, ломающийся.
- Откуда взялись? - Ловкий и подвижной человек, лыжник, одетый в белый балахон, высвободил ноги из юкс и расхохотался: - Куча мала!
Он принялся подымать девушек, подхватывая под руки.
Вера вскочила сама. Пригляделась к незнакомцу. Перед ней стоял паренёк в маскировочном халате. Ветер трепал края полотняного капюшона возле его лица. За спиной слева торчало ружьё, а справа виднелись лапки зайца.
- Ой, да это - охотник! - встрепенулась Вера. - Вот хорошо!
Теперь им есть на кого положиться: уж охотник-то приведёт к жилью!
Лиза тёрла ушибленное колено, Вера - плечо.
- Чугунный, что ли?.. Саданул со всего маху…
- Я себе чуть шею не сломил. Ветер виноват - разогнал меня на лыжах…
- Напугал, как бес! - шутливо ворчала Гутя. - Мурашки по коже!..
- Аж сердечушко оторвалось! - простонала Лиза. - Думала - не отойдёт…
- А куда вас леший погнал в такую падеру?
- Может, вы с ним знаетесь? А мы сами по себе… - ответила Вера усмешкой на усмешку.
- Чьи же вы такие? - Парень заглянул в лицо одной, другой, третьей. - Как тут оказались?
- В поле работали… Снег задерживали…
- Но задержать не смогли!.. Зато я вас задержал…
- Мы из Глядена.
- Вон откуда! Далеко-о забрели!.. Ну, ничего, скоро выйдем!
- Куда? На выселок?
- Хватились! Выселок давно остался вправо. А это земля - наша, луговатская.
- Ой, куда нас занесло!
- До деревни не добраться, а ночевать будем в тепле. Ручаюсь.
Охотник отыскал свои лыжи, втоптанные в снег, и взял их на шнурок.
- Зовут меня Васильем. Нет, просто Васей… - Он подхватил Веру под ушибленную руку и спросил. - Так не больно?.. Ну, пошли. Ровным шагом.
Лизе хотелось идти рядом с парнем, но Гутя уже уцепилась за его левую руку. Тоже называется подружка! В тёплом полушубке она могла бы идти крайней.
Девушки расспрашивали о полях, по которым шли. Вася охотно отвечал. Но ветер сминал его слова и кидал куда-то вдаль. Вера переспрашивала, а потом, наклонив голову, передавала Тасе, та - своей соседке:
- Скоро дойдём...
Когда темнота ещё больше сгустилась, девушки умолкли. Тут и бывалый человек может заблудиться… Но Вася не тревожился, шагал уверенно и твёрдо. Снежные козырьки с хрустом ломались под ногами.
- Знакомое поле… - говорил он по-домашнему просто, без тени бахвальства. - Даже с завязанными глазами выведу…