Будь у Дракона больше времени, он, конечно же, хорошо распознал бы Ланселота и не пошел бы на риск пробудить дремавшие в нем упрямство и гнев, а продолжал бы перебирать все те же мягкозвучные струны "совершенства", "смирения", и, вполне могло статься, что Ланселот, обливаясь слезами, уничтоженный, повернул бы назад от ворот Крепости. Но Дракон совершил большую ошибку, ибо хоть лицо его было сокрыто чешуей, но в голосе звучали насмешка и торжество. Потому-то побагровел лоб Ланселота, и схватился он за меч свой.
- Проповедь, приличествующая священнику, но тебе она уж никак не пристала! Если не пробудится Мерлин, зачем и жить мне? Но если пошевельнется он, то, сколь ни будь у меня грехов и слабостей, я тот, кого он ожидает. Будь же, как будет! А ты, слуга, веди меня к телу господина твоего! Это приказ Мерлина, и ты слышишь его от меня, Ланселота! Кого Непобедимым назвал Галахад Безупречный.
Сообразил тут Дракон, что совершил тактическую ошибку, его распирала злоба, он проклинал и почти презирал себя и люто ненавидел расходившегося рыцаря. Если бы Ланселот вгляделся в него внимательнее, если б лучше понимал, как и отчего меняется цвет этих глаз, он, конечно, осмотрительней повел бы себя в дальнейшем. Но тогда Ланселот был еще молод и на Дракона смотрел, лишь полнясь ненавистью, а не испытующе.
- Ну, если так, - тихо и угрожающе выдохнул Дракон, - следуй за мной и сам расплачивайся за избранную тобою судьбу.
Мгновение это, когда Ланселот громоздил победу на победу, особенно кажется мне подходящим для того, чтобы вновь перескочить во времени немного вперед и вглядеться в другое мгновение - когда он лежит распростертый на прибрежном песке и остается у него одна-единственная надежда - спасительное безумие. Навряд ли кому-либо, человеком рожденному, возможно уберечься той нравственной подножки, кою, тайно пронеся мимо столь прекрасных и прочных укреплений всей его жизни - чувств его и мыслей, подставляют успех и победа. Ланселот стал уязвимым в тот самый миг, когда счел себя победителем, которому все подвластно, - ибо хотя ни храбрость, ни честь его не уменьшились, но осмотрительность весьма пострадала: столь давно желанная встреча лишила его дара четкого суждения и благотворной подозрительности. Вот почему оказался он на прибрежном песке побежденный и, в сущности, ничего не зная о том, что составляло однако же весь смысл его жизни и что свершилось: вот почему потерял он свободу свою, коня и меч.
Сей молодой воитель отличался удивительным, но весьма характерным свойством: душа его была всегда занята чем-то одним, и хотя в жизнь и судьбу его вкрапливались самые разные мотивы, но в каждом положении, в каждую данную минуту он думал прежде всего о чем-то одном. Например, держа путь к Драконовой крепости, куда его любезно и молча провожал страшный его гостеприимен. Ланселот думал не о Мерлине. Его взор перебегал с одного на другое, он прикидывал, сколь крепки бастионы и стены, соображал, из какого материала сложено это черное сооружение, оглядывал окрестности. Стояла цитадель сия меж гранитных скал, выстроена была явно из этого же материала и казалась несокрушимой. Вверху по крепостной стене ходили взад-вперед стражи, на башне развевалось знамя, на нем знак Мерлина - розовый куст. Когда в крепости заметили Непобедимого Властелина и с ним чужеземца, надсадно залился хриплым воем рог, издавая звуки столь отвратительные, что Ланселот презрительно скривил губы.
"Ну, приятель, - подумал он, - куда твоим трубам против Артуровых!"
Он повернулся к Дракону.
- А что же нет вокруг твоей крепости рва?
- К чему? - глянул на него Дракон, - Кто посмеет или пожелает пробудить Мерлина?
"Да ведь он всего-навсего узколобая тварь, - возликовал про себя Ланселот, - и обязан властью своей лишь глупости подданных. Я одержу победу!"
Но вот они проехали громадные, обитые железом ворота, и Ланселот заставил коня своего идти дальше весьма необычно. Он покороче перехватил поводья и, натянув их крепко, пришпорил долгогривого скакуна. Конь - как в самом деле его называть? Верным товарищем Ланселота, другом, прошедшим с ним столько испытаний? - тотчас понял его замысел: медленно, одну за другой, с грохотом опустил он наземь все четыре свои мощные подковы, словно бы гордо, величаво вступая в крепость. А Ланселот в это время, устремив перед собой твердый взгляд, на самом-то деле ничего не видел, ибо все его внимание обратилось в слух. И по грохоту подков он понял, что никакой пустоты, никакой ямы за воротами нет.
"Может статься, ты и вправду грозный господин для этих твоих псов-убийц, - размышлял Ланселот, - но, поверь мне, слишком ты самонадеянный, чванный, а это тебе не сулит удачи. И я, кого называли неопытным воином, даже я, увидишь, убью тебя! На здоровье, приятель! Только отведи меня к Мерлину!"
И все же - до тех самых пор, пока не вылетел Ланселот из крепости кувырком, так что ноги его не касались земли, - предстояли ему три весьма серьезных потрясения или победы - то есть три суровых доказательства именно того, что Ланселот существует.
Едва по знаку Дракона сошли они с коней своих, Ланселот оказался в кольце псов, кои, низко склонив головы в железных шлемах, неподвижно на него воззрились. Ланселот, рыцарь Артура, решив - с полным правом, - что это ловушка, взялся рукой за меч свой, и псы в железных шлемах тотчас отскочили назад. Ланселот усмехнулся, ему показалось забавным, что он, никогда никого пугать не желавший, сейчас, как видно, пробуждает страх.
- Все твои воины столь же трусливы?
- Нет… лишь встретясь с настоящим противником. Ты ведь только что расправился с их дружками - столько минут еще не прошло, сколько пальцев на руках моих.
- Что ж, на меня напали. Отошли-ка их прочь, они мне мешают. И трусость я не терплю, даже у собак.
- Ты бы должен понять их, - объяснял Дракон, шагая рядом, - Сейчас они рассмотрели тебя как следует, Ланселот.
- А зачем, позволь узнать?
- Затем, что непременно хотят убить тебя.
- Симпатичный народец.
- Поменьше обращай на них внимания. Это же трусы! Я-то хочу спросить тебя о другом.
- Ну!
- Тебя, Ланселот, Артур воином воспитал, так?
- Так. Кем же еще мог я быть!
- Приметил я, как ты осматривался, вступая в крепость. По-дилетантски было сработано, и, если хочешь, я покажу тебе все.
- Ты милостив, - засмеялся Ланселот. - Но то, что хотел видеть, я увидел.
Долго и тихо смотрел на Ланселота Дракон, затем встряхнул головой и опять помолчал.
- Скажи, - заговорил он наконец, - ты готовишься к осаде?
Ланселот явно желал проявить смирение, но ничего кроме вызывающей бешенство любезности, у него не вышло.
- Могу ли я даже помыслить о деле столь лестном тщеславию? Нет, мирская слава мне ни к чему. Веди меня к гробнице Мерлина, только о том и прошу тебя!
Дракон был в замешательстве. К такому поведению он не был привычен. Те заячьи душонки, рыцари - всего-то их наперечет, - не посмели даже искать его. Артур оказался храбр, но ограничен, потому и удалось его напугать: Артур радовался, что хоть ноги унес от Дракона. Но Ланселот держался иначе. Нелегко сие объяснить, а если мне и удастся, то уж очень трудно поверить: держался он вызывающе, то есть не так, как Артур, и не так, как Галахад Безупречный. Дракон не был глуп и понял: Ланселот был воин другой. От героического, но струхнувшего Артура, от безмерно спокойного и целеустремленного Галахада его отличало то, что ни доблесть рыцарскую, ни "предков", ни Дракона, ни даже жизнь свою не принимал он слишком всерьез.
- Пожелай я злоупотребить правом хозяина, должен бы заметить тебе: неправильно ведешь себя, Ланселот.
- Знаю, - отозвался Ланселот, - но это меня не тревожит. Что было, то было, что есть, то есть. И все! Как мне пройти к гробнице Мерлина?
- Да ведь мы и идем туда, - неторопливо проговорил Дракон, - будь поспокойнее.
А псы Драконовы опять уже их окружили и глядели, обнажив мечи, сквозь опущенные забрала.
- Рабское племя, - оглядел их всех Ланселот, сурово оглядел, пристально, ведь от них зависела жизнь его, - Ни на выдумку, видать, не горазды, ни к верности не способны. А тогда чего они стоят? - Он с горячим удовлетворением наблюдал, что всякий раз, как он прикасался к мечу своему, псы Драконовы, уже кое-чему научившись, тотчас откатывались на несколько саженей, а вскоре и взгляда Ланселотова не выдерживали: стоило ему поглядеть на них, спасались бегством.
- Трусливую шайку при себе держишь.
- О солдатах моих беседовать хочешь или увидеть Мерлина?
- Увидеть Мерлина!
- Мерлин совсем не красив, Ланселот!
- Что мне до того!
- Ну что ж. Я отведу тебя к нему. Но ты обдумай. - Глаза на закованной в чешую драконьей морде чуть не плача впивались в Ланселота, - Для тебя-то хорошо ль это будет?
- Тебе что за печаль? - Ланселот рассвирепел, а в такие минуты говорить с ним, право же, было трудно, - Либо он ждет меня, либо нет. Если ждет, я должен пройти к нему! Если ж не меня ждет, и не я - Избранный Рыцарь…
- Тогда? - спросил Дракон, - Что будет тогда?
- Вот тогда и увидим. Тогда придется мне себе самому доказать, что Ланселот я. А до тех пор - верю, что я и есть тот, кто пробудит Мерлина.
- Смотри же! Вот он, Мерлин, и вот ты, Ланселот!
Дракон ввел Ланселота в огромный зал, где стояло огромное кресло, можно сказать, трон, и железные прутья в кулак толщиной закрывали этот зал от всего света.
- Гляди, - указал Дракон, - вон там он.
Ланселот остановился возле решетки и взволнованно смотрел на могучего седовласого мужа, простертого на огромном катафалке.
"Итак, я здесь. Артур не дошел сюда, это ясно, Галахад, тот, конечно, здесь был. Если теперь окликнуть его… Рыцарские правила и традиции гласят: тому лишь дано пробудить Мерлина к жизни, кто всю свою жизнь жил в чистоте. Никогда не был трусом. И женщины не коснулся, - Опустил тут Ланселот голову и надолго погрузился в раздумье. Ибо честь-то его никогда не знала ни пятнышка, но вот женщины… - А еще в неписаных правилах сказано… - Ланселот ухватился левой рукой за железный прут и жадно всматривался внутрь, - сказано: тот, кто сюда добраться сумел, пожалуй, и мертвого возвратить к жизни способен. Но если я позову его, а он даже не шевельнется? Если и после того будет тихо лежать точно так же, будто ледышка, будто камень? Позвать?.. Эх! Я же не Галахад!"
- Мерлин! - крикнул он так, что огромный зал загудел. Слышишь ли, Мерлин? Пришел Ланселот! И зовет тебя! Проснись!
Но даже не шевельнулся Мерлин.
Приник Ланселот к решетке лицом, на коем была в тот миг вся душа его. Душа, которая, может быть, вот сейчас потерпит ужасное поражение, сейчас отправится на вечные муки.
- Да неужто ты не слышишь меня? Я здесь! Я здесь! О старый соня, тебя позвал Ланселот. Ланселот взывает к тебе! - Кулаком в железной перчатке он с такою силой ударил по железному пруту, что прут прогнулся, - Не слышишь? Так подыхай же.
Он припал к железной решетке, и из груди его глухо вырвалось неистовое мужское рыдание.
Но на самом-то деле случилось не так. Много лет спустя после этой истории я встретился с Мерлином. Точнее - и не в похвальбу будь сказано, - он пришел ко мне сам и рассказал обо всем, что произошло тогда и о чем Ланселот не мог знать. А случилось вот что: Мерлин все-таки пошевельнулся, и хотя рыдавший, припав к решетке, Ланселот не мог того видеть, увидел Дракон. А потому, подступив к Ланселоту сзади, так ударил его по затылку, что тот, без памяти, распростерся всем своим грузным телом неподалеку от Мерлина.
Истинно помешавшийся в уме от удара, Ланселот очнулся на соломе в темнице Дракона и, смутной мыслью объяв ужасный смысл своего поражения, вновь впал в беспамятство. Ему был нанесен жестокий удар - Мерлином, как он полагал, на самом же деле - Драконом. Сознание его помутилось, а ведь и наисильнейший мужчина обращается в беспомощного младенца, когда тело его не поддерживает душа. Неясные и смутные картины теснились за закрытыми его веками, он видел гогочущих Драконовых псов, кои, окружив клетку его, над ним насмехались, в какой-то миг промелькнул чешуйчатый лик Дракона, а потом надолго объяла все тьма.
Но теперь мы уже на месте: мы здесь, на серебряно поблескивающем прибрежном песке, в тот самый момент, когда обманутый, побитый, униженный Ланселот просыпается, и позади него мощными, спокойными волнами дышит море, и медленно подымается солнце, а перед ним - все тот же Дракон.
Едва сознание вполне воротилось к нему, едва увидел он, где находится, и ощутил физическое свое бессилие, как в тот же миг обрел Ланселот - ибо к этому типу людей относился - ключ к сотворенным им глупостям. Он понял, как мог здесь оказаться, хотя и не ведал, как это случилось, - он оказался здесь лишь потому, что было у него призвание, да только не осознал он всей ответственности, из этого происходящей, а значит, и не мог выполнить призвание свое как должно. Призванию часто сопутствуют фанатизм и роковая одержимость, а посему пристрастность - единокровная сестра его, глупость же - близкая родственница. В эти минуты, в бреду и грязи, из глубины поражения своего Ланселот за очень короткое время уразумел много такого, чего никогда и не заметил бы, находясь на солнечной стороне жизни. Его трагедия крылась в том, что молниеносно угаданную истину постиг он поздно и, как представлялось ему, находясь в положении безнадежном.
Итак, Ланселот, пожелав умереть стоя и встретить назначенные ему удары не пряча лица своего, с трудом приподнялся, встав сперва на колени и опираясь на руки, потом, хоть и качало его, выпрямился. Он ожидал смерти и потому - кто осудил бы за слабость эту даже столь мужественного и молодого воина - прощально огляделся. Пред ним, глубоко запрятавшись среди угольно-черных скал, находилась Крепость, по сторонам же, словно морские волны, откатывались и набегали голые холмы, а за холмами, рассеянные и растоптанные, влачили свое ярмо люди, из которых родом был Ланселот. Одному из которых он обещал - как давно это было!.. да может, и не было вовсе, - что одолеет Дракона и пробудит Мерлина.
Дракон приблизился к стоявшему уже твердо на ногах Ланселоту. Когда они повстречались в первый раз, рыцарю было все же не по себе оттого, что он впервые оказался лицом к лицу с Драконом, видел его не способные мигать глаза, плоскую, чешуйчатую лягушачью морда. Но теперь - теперь он знал его, и, поскольку все утерял, бояться ему было нечего. Поэтому он просто стоял и ждал.
- Видишь, что натворил ты?
- Я не мог поступить иначе.
- Что ж теперь будет с тобой?
Ланселот пожал плечами.
- Теперь я умру.
- Это было бы легко. Не по-мужски, - Дракон отрицательно качнул головой. - Недостойно тебя.
- Теперь уж ничто не может быть меня достойно.
- Ланселот! - В голосе Дракона было столько почтения, что безоружный воин вскинул голову, - Ты ли говоришь это?
- Нет, - Ланселот смотрел на Дракона, его взгляд лишь изредка скользил по сторонам и совсем случайно наткнулся на псов Драконовых. А псы рычали и, столпясь за спиной своего властелина, хватались за мечи, - Я уже не Ланселот. Мерлин не проснулся!
- Но ты-то жив! Ты жив и здоров, ты можешь все начать сначала. Вернешься домой и расскажешь правду: Мерлин спит. Ну а ты, - в голосе Дракона перекатывались камни, - ты уже проснулся?
- Прикончите уж меня поскорее, - попросил Ланселот, - к чему эти разговоры? О чем бы то ни было!
- А может, о том поговорим, что ты все же выбрался из моего замка, хоть и потерял коня своего, свободу и меч? Оттуда немногие до сих пор выходили, Ланселот!
- Если бы мне довелось еще когда-нибудь чему-то дивиться или размышлять, я спросил бы только: как я попал туда?
Псы Дракона, почтительно, но готовые напасть, стояли полукругом. Небо покрыто было тучами, но постепенно светлело, и наконец появилось солнце.
- Ты без памяти упал перед гробницей Мерлина. Не хотелось мне, чтобы эта чернь, - с неописуемым презрением указал себе за спину Дракон, - видела храброго мужа в положении его недостойном. Я сам унес тебя. Ты лежал на мягкой постели, тебя поили водой, кормили мясом нанизанных на кинжал фазанов.
- Где конь мой, где мой меч?
- Если обещаешь покинуть эти владения, все получишь обратно. Знай же, как умею я миловать!
Только лишь великим страхом Дракона перед Мерлином и опаскою перед Ланселотом можно объяснить столь чудовищный его промах. Рыцарь быстро вскинул голову, и Дракон сразу понял свою ошибку, но было уже поздно.
- А ведь ты - тот, кто никогда не просит и не дает пощады. Твои слова. За что же меня щадишь?
- Превыше всего я уважаю храбрость. Не ты оказался Избранным, но жить, думаю, право имеешь. Будь ты действительно у меня в плену, здесь сейчас не стоял бы.
- Где конь и меч?
Дракон махнул рукой, псы с ворчаньем склонились, подали знак в сторону крепости. Из кованых крепостных ворот вылетел долгогривый скакун, живой и невредимый, свирепо огляделся вокруг и переступил несколько раз неуверенно.
- Сюда! Здесь я!
Конь взвился неистово, встал на дыбы, бешеным ржаньем ответствовал Ланселоту и галопом, так что псы опрометью бросились в стороны, поскакал к нему. Ланселот обнял его за шею, и оба склонили головы на плечо друг другу.
- А где же меч мой?
Дракон опять махнул рукой, и два пеших пса с опаской к нему приблизились. Один держал в руках грозный меч, другой же нес шлем, перчатки и плащ Ланселота. Все это они сложили к ногам его, но, стоило Ланселоту вскинуть голову, отскочили назад.
- Итак, видишь сам. Твоя свобода, меч и конь - все при тебе. И ты жив. Удались же с миром и, коль не можешь сказать обо мне доброго слова, дурного тоже не говори!
- Значит, свобода моя, меч и конь… Мерлин?
- Мерлин спит. Ты видел его. Пойми же наконец, Избранный Рыцарь - не ты. Быть может, распутство твое или то, что жаждешь ты крови… или гордыня… почем я знаю… но он не проснулся.
- Это правда, - вздохнул Ланселот, - Правда, что он не проснулся. Чего не видел - не видел. Но если б другой кто сказал… Эх, знать бы, где в речах твоих ложь? Ладони мои ощущали солому твоей темницы… Знаю еще, что гнилью несло от той соломы. Словно с навозом…
- Верно, приснилось. Худо было тебе.
- Может, и так, - колебался Ланселот, - может быть. Ведь иной раз видишь, а то даже испытываешь такое, чего вовсе и нет. - Он покачал головой, наклонился, опоясался мечом своим. И медленно, задумчиво сел в седло.
- Ступай с миром да помни о том, что постиг сейчас.
Один военачальник Драконов выступил вперед и склонил голову пред грозным своим господином, показывая, что, если будет дозволено, хотел бы заговорить. Дракон милостиво кивнул.
- Рыцарь, - проворчал пес, - твои перчатки и плащ…
Ланселот беглым взглядом скользнул по чиновному псу и лежавшим в пыли рыцарским принадлежностям.
- Что мне до них?
- Тебе подарил их, - голос Дракона, до сих пор благожелательный, стал твердым как кремень, - Артур, могущественный король.
- Где теперь тот Артур…
- Они могут понадобиться тебе, доказать, что ты королевский воин и рыцарь, член касты. Не безумец же ты! Ведь это доказательство, что ты Ланселот!
- Где теперь тот Ланселот…
- Тогда почему ты принял свободу, меч и коня?!