- Конечно, дорогой. Я пойду к себе в комнаты. Я уже попрощалась с тобой, мой идеальный сын. - Она хихикнула, а потом вздохнула с притворным сокрушением. - Твой отец там, снаружи, лезет на рожон вместо того, чтобы смотреть за мной. Он никогда не уделял мне достаточно внимания. Мы уже много лет не занимались любовью.
Гай не знал, что сказать. Он сел и закрыл глаза, борясь со слабостью. Он едва мог сжать руку в кулак, но должен был узнать, что происходит. Боги, почему же вокруг никого нет? Они что, все там? Тубрук!
- Мама, выйди, пожалуйста! Мне нужно одеться. Я хочу в свои последние минуты посидеть снаружи.
- Я понимаю, любовь моя. Прощай!
Глаза Аврелии наполнились слезами, она поцеловала его в лоб, и маленькая комната снова опустела.
Гаю очень хотелось просто взять и упасть обратно на подушки. Голова была тяжелой - наверное, питье Каберы продержало бы его в забытьи до утра, если бы не бредовые идеи матери. Он медленно перекинул ноги на край постели и прижал ступни к полу. Слабость. Одеться. Все по очереди.
Тубрук знал: долго им не продержаться. Он совсем измотался, пытаясь закрыть дыру в обороне, где когда-то стояли двое. Снова и снова он едва успевал отразить атаку рабов, которые подкрадывались к нему сзади, пока он убивал тех, кто впереди. Дыхание вырывалось из легких сиплыми вздохами, и, несмотря на все свои боевые умения, Тубрук понимал, что смерть близка.
Почему же они не прекращают атаку? Адское проклятье всем богам, они должны отступить! Он проклинал себя, что не организовал возможность для отступления, но на самом деле отступать было некогда. Стены были единственным защитным сооружением поместья, да и те уже дрожали под чудовищным напором тел.
Тубрук поскользнулся на крови и неудачно упал, задыхаясь. В бок вонзился кинжал, а чья-то грязная босая нога встала на лицо и придавила голову к земле. Он укусил ее и услышал где-то вверху крик. Тубрук встал на колено слишком поздно и не смог остановить две фигуры, которые взобрались на стены и прыгнули во двор. Он надеялся, что женщины с ними справятся. Тубрук с опаской ощупал бок и поморщился, увидев ручеек крови. Проверил, нет ли там пузырьков воздуха. Пузырьков не было, и он все еще мог дышать, хотя воздух стал вкуса крови и расплавленного олова.
Пару секунд к нему никто не подбегал, и он успел оглядеть стены. Из двадцати пяти защитников осталось меньше пятнадцати. Они совершили невероятный подвиг, но этого было, недостаточно.
Юлий продолжал бой, совсем отчаявшись: силы покидали его раненое тело. Он со стоном вытащил из себя кинжал и тут же оставил его в груди следующего противника. Дыхание жгло ему горло; он кинул взгляд во двор и заметил, как выходит его сын. Он улыбнулся, и ему показалось, что грудь вот-вот разорвется от гордости. И тут в Юлия вонзился еще один меч, попал в зазор между нагрудником и шеей и погрузился глубоко в легкое. Он сплюнул кровь и погрузил гладий в нападавшего, так и не увидев его лица. Руки Юлия опустились, меч выпал, зазвенев на камнях двора. Теперь он мог только смотреть на то, что происходит.
Тубрук увидел, как Юлий падает под массой тел, которые хлынули на него через узкую стену. Он гневно и горестно вскрикнул, зная, что не успеет его спасти. Рений еще стоял на ногах, но от смерти его защитила лишь помощь Марка. Даже ослепительный вихрь меча юноши слабел: из ран сочилась кровь, и силы по каплям оставляли его.
Гай поднялся на стену рядом с Тубруком; его лицо побелело от усилий. Добравшись до верха, он взмахнул мечом и задел мужчину, который подтягивался вверх, отталкиваясь от темной груды трупов. Тубрук погрузил меч в грудную клетку раба, но тот умер не сразу, а взмахнул кинжалом и порезал покачнувшемуся Гаю лицо. Гай со всей силы ударил его по шее, и тот наконец испустил дух. Из-за стены возникли новые лица, орущие и грязно ругающиеся. Новые враги пытались вскарабкаться на скользкие камни.
- Твой отец, Гай…
- Я знаю.
Рука Гая с мечом поднялась без дрожи, чтобы отразить копье, реликт какой-то старой битвы. Он хладнокровно вступил в зону удара копья и вырезал нападающему горло - так, что фонтаном брызнула кровь. Тубрук накинулся еще на двоих, одного свалил вниз, а сам упал на колени в липкую жижу. Гай зарубил второго, когда тот уже готовился вонзить меч в Тубрука. Гай неловко сделал шаг назад; его измазанное кровью лицо было совсем белым, колени подгибались. Они вместе стали ждать нового нападения.
Вдруг ночь посветлела: подожгли амбары, - но на стену больше никто не лез.
- Мне остался один! - выругался Тубрук окровавленными губами. - Я смогу забрать с собой еще одного, не больше! А ты иди вниз, ты еще не можешь драться.
Гай не ответил, только сжал губы в мрачную линию. Они ждали, но больше никто не появлялся. Тубрук придвинулся к внешнему краю и выглянул за груду отрезанных конечностей, скользких от крови тел, пустых мертвых лиц. Снаружи никто не поджидал его с кинжалом.
В свете горящих сараев заплясали темные силуэты. Тубрук хмыкнул и тут же поморщился, потому что на губах была свежая рана.
- Они нашли винный склад! - сказал он и не смог сдержать смеха, несмотря на сильную боль, которую смех причинял.
- Они уходят! - удивленно прорычал Марк.
Он отхаркнул и сплюнул кровью, не совсем понимая, его ли эта кровь. Потом повернулся и широко ухмыльнулся Рению, увидев, как тот сидит, ссутулившись и опершись на два трупа. Старый воин молча посмотрел на него, и Марк вспомнил свою жгучую ненависть.
- Я… - Он замолчал и сделал два быстрых шага к старику. Тот умирал, это было очевидно. Марк прижал почерневшую от крови и грязи руку к груди Рения. Сердце старика трепетало и пропускало удары. - Кабера! Сюда, скорее! - закричал он.
Рений закрыл глаза, чтобы не слышать шума и не чувствовать боли.
Александрия дышала тяжело, будто роженица. Она утомилась до предела и вся покрылась кровью. Раньше она и не думала, что кровь такая липкая и противная. В героических легендах про это тоже ничего не было. Первые пару секунд кровь была скользкой, а потом начала прилипать к рукам. Она ждала, когда во двор свалится следующий, и ходила туда-сюда почти как пьяная, сжимая нож в липкой онемевшей руке.
Александрия споткнулась о тело и поняла, что это Сусанна. Больше ей никогда не резать гусыню, не выстилать кухню свежим тростником, не кормить объедками бездомных щенков, как раньше, когда они вместе ходили в Рим за покупками. От этих мыслей из глаз девушки потекли чистые, как вода, слезы и смыли с лица грязь и вонь. Александрия все ходила и ходила, но враги уже не спускались, не слетали во двор, как черные вороны. Никого не было, а она все ходила по двору, пошатываясь, и не могла остановиться. Два часа до рассвета, а в полях все еще раздавались крики.
- Всем оставаться на стенах! До рассвета никто не должен оставить пост! - прокричал Тубрук по двору. - Они еще могут вернуться.
Правда, сам он так не думал. На винном складе хранилась добрая тысяча запечатанных воском амфор. Разбей рабы всего две-три - останутся в благодушном состоянии до восхода.
Дав последнюю команду, сам Тубрук хотел слезть со стены и пройти туда, где среди мертвых тел лежал Юлий. Но кто-то должен был охранять его пост.
- Иди к отцу, парень.
Гай кратко кивнул и спустился, держась за стену. Внизу живота очень болело. Операционный разрез, видимо, разошелся, и когда Гай потрогал его, пальцы стали красными и блестящими. Он заставил себя подняться по каменным ступеням на другую часть стены; его раны рвались от усилия, но он держался.
- Ты умер, отец? - прошептал Гай, глядя на тело.
Ответа не было и быть не могло.
- Держите позиции, ребята! Пока передышка! - раздался по двору резкий голос Тубрука.
Александрия услышала это и выронила нож на камни. Ее держала за запястья девушка-рабыня с кухни и что-то говорила. Александрия не могла разобрать слова из-за криков раненых. Вдруг ей показалось, что наступила тишина.
"Я уже вечно в тишине и темноте, - подумала она. - Я увидела ад".
Кто же она теперь? Границы стерлись, когда она стала убивать рабов, так же стремившихся к свободе, как она. Под тяжестью всего этого Александрия пригнулась к земле и зарыдала.
Тубрук больше не мог терпеть. Прихрамывая, он спустился со своего места на стене и поднялся туда, где лежал Юлий. Они с Гаем стояли и смотрели на тело, не говоря ни слова.
Гай пытался осознать, что Юлий действительно мертв, но не мог. На полу в растекающейся луже жидкости, которая в свете факелов больше походила на оливковое масло, чем на кровь, лежало что-то сломанное, разорванное и изрезанное. Отца здесь не было.
Он резко повернулся, загораживаясь от чего-то рукой.
- Рядом со мной кто-то был. Я почувствовал, что кто-то стоит и смотрит вместе со мной, - запинаясь, начал он.
- Он, кто же еще. Это ночь призраков.
Ощущение ушло, и Гай содрогнулся. Он плотно сжал губы, не давая горю затопить себя.
- Оставь меня, Тубрук. И спасибо тебе.
Тубрук кивнул и спустился во двор. Его глаза превратились в темные провалы. Он устало вскарабкался на свое старое место и стал рассматривать всех убитых им рабов, пытаясь вспомнить подробности каждой смерти. Он узнал лишь нескольких и вскоре оставил это занятие и присел, опершись спиной о столб ворот и поставив меч между ног.
Тубрук смотрел на угасающий пожар в полях и ждал рассвета.
Кабера положил ладони на сердце Рения.
- Я думаю, пришло его время. Стенки внутри него тонкие и старые. Некоторые пропускают кровь туда, где ее быть не должно.
- Ты вылечил Гая. Значит, можешь вылечить и его, - сказал Марк.
- Он старик, парень. Он уже был слаб, а я…
Кабера замолчал - спину обожгло прикосновение острого лезвия. Медленно и осторожно он повернул голову к Марку. В мрачном лице того не было ничего ободряющего.
- Он будет жить. Делай свою работу, или мне придется убить сегодня еще одного.
Услышав эти слова, Кабера почувствовал перемены и вход в игру новых фигур, словно все фишки встали по местам. Он широко раскрыл глаза, но ничего не сказал и стал копить в себе силы для исцеления. Странный молодой человек - с такой силой изменять будущее вокруг себя! Да, Кабера явно попал в нужное время и нужное место. Здесь действительно все текло и менялось и не было привычного порядка и спокойного развития.
Он вытащил из подола железную иглу, быстро и аккуратно продел в нее нить. Кабера работал осторожно, сшивая кровавые губы рассеченной плоти, и вспоминал, как в молодости все ему казалось возможным. Под взглядом Марка Кабера прижал коричневые руки к груди Рения и стал массировать сердце. Почувствовал, как оно зашевелилось, и подавил удивленный возглас, увидев, что жизнь рывком возвращается в старое тело. Кабера замер, пока боль, будто выгравированная на лице Рения, не сменилась спокойствием сна. Кабера встал на ноги, шатаясь от изнеможения, и кивнул сам себе, будто в подтверждение собственных мыслей.
- Боги играют в странные игры, Марк. Они никогда не сообщают нам всех своих планов. Ты был прав. Рений еще увидит пару рассветов и закатов.
ГЛАВА 10
К тому времени, как солнце вышло из-за горизонта, поля опустели. Те, кто разграбил винный склад, без сомнения, еще где-то валялись в глубоком пьяном сне. Гай выглянул за стену: от почерневшей земли лениво поднимался дым, обгоревшие деревья стояли черными палками, а в амбарах, точнее, в их остовах тлело запасенное на зиму зерно.
Пейзаж был странно спокойным, и даже птицы молчали. От этого спокойствия убийства и страдания прошлой ночи казались какими-то нереальными. Гай потер лицо, отвернулся и сошел по ступеням во двор.
Белые стены были покрыты бурыми потеками. По углам спеклись лужи крови; судя по отвратительным мазкам на земле, часть тел уже вытащили за ворота, чтобы свезти в ямы, как только найдутся телеги. Тела защитников положили на чистое полотно в прохладных комнатах, уважительно выпрямив руки и ноги. Остальные трупы просто сбрасывали в кучу, откуда конечности торчали во все стороны. Люди работали под крики раненых, которым зашивали раны или собирались что-то ампутировать.
Гая сжигал гнев, но излить его было не на кого. Его заперли в безопасной комнате, в то время как все, кого он любил, рисковали жизнью! Отец погиб, защищая семью и поместье. Конечно, Гай еще не оправился от операции, раны еще не зажили, но как они могли лишить его даже попытки помочь отцу! Когда Кабера подошел к нему, чтобы выразить сочувствие, Гай упрямо молчал, пока тот не ушел. Он устало сидел и просеивал песок пальцами, вспоминая слова, сказанные Тубруком много лет назад. Наконец Гай понял их значение. Это его земля.
Подошел раб - Гай не знал его имени, но, судя по ранам, он тоже стоял на стенах.
- Мы вынесли все трупы за ворота, хозяин. Найти для них телеги?
К Гаю в первый раз обратились не по имени. Гай заставил лицо окаменеть, чтобы не показать удивления. От боли в душе его голос звучал глухо, как из глубокой ямы.
- Принеси лампового масла. Я сожгу их прямо на месте.
Раб склонил голову и побежал за маслом. Гай вышел за ворота и посмотрел на уродливую массу трупов. Картина была мрачная, но Гай не нашел в себе сочувствия. Все они сами выбрали такую смерть, когда напали на поместье.
Он вылил на кучу масло, покрывая туловища и лица, открытые рты и немигающие глаза. Потом поджег, но не смог смотреть, как они горят. От запаха дыма вспомнился ворон, которого они с Марком когда-то поймали. Гай подозвал к себе другого раба.
- Возьми бочки из запасов и жги их, пока не превратятся в пепел, - мрачно сказал он.
Когда жар усилился, Гай пошел в дом, и запах последовал за ним будто обвиняющий перст.
На большой кухне он нашел Тубрука. Тот лежал на боку, впившись зубами в кусок кожи, пока Кабера ощупывал кинжальную рану у него в животе. Гай постоял немного, но никто не сказал ни слова. Тогда он двинулся дальше и увидел повара, сидящего на пороге с окровавленным топором. Отец нашел бы нужные слова, чтобы подбодрить этого несчастного и растерянного человека, но внутри Гая ничего не осталось, кроме холодной ярости. Он переступил через повара, который продолжал смотреть в пустоту, словно не заметил его. Гай остановился. Если так поступил бы отец, так сделает и он.
- Я видел, как ты дрался на стене, - сказал он повару. Его голос наконец стал сильнее и тверже.
Повар кивнул, немного оживился и даже попытался встать.
- Да, хозяин. Я много убил, только скоро потерял счет.
- Что ж, я только что поджег сто сорок девять трупов, так что, думаю, ты не подкачал, - сказал Гай, пытаясь улыбнуться.
- Да! Мимо меня не пробился ни один. Мне никогда так не везло. Наверно, за мной смотрели боги. За всеми нами.
- Ты видел, как погиб мой отец?
Повар встал и поднял руку, будто собираясь положить ее на плечо мальчику, но в последний момент передумал и вместо этого сокрушенно ею взмахнул.
- Да, видел. Он забрал много людей с собой и еще больше убил до того. Вокруг него были горы трупов. Он был храбрым и хорошим человеком.
Добрые слова вывели Гая из равновесия, и он сжал челюсти. Задушив в себе прилив горя, он благожелательно произнес:
- Я знаю, он бы гордился тобой. Я видел, ты распевал песни.
К его удивлению, повар залился краской.
- Да. Я наслаждался боем. Хотя вокруг была кровь и смерть, все было просто. Убивай всех, кого видишь. Я люблю, когда все просто.
- Я понимаю, - сказал Гай, выдавив из себя слабую улыбку. - А теперь отдохни. Кухни открыты, скоро сюда принесут суп.
- Кухни! А я тут расселся! Побегу, хозяин, а то суп будет никуда не годный!
Гай кивнул, и повар убежал, забыв у порога свой огромный топор. Гай вздохнул. Увы, его собственная жизнь не так проста, и он не может с такой легкостью снять одну маску и надеть другую.
Он так задумался, что не заметил, как повар вернулся.
- Твой отец тоже тобой бы гордился. Тубрук говорит, ты спас его, а ведь ты ранен. Я бы гордился, если бы у меня был такой сильный сын.
На глаза Гаю навернулись непрошеные слезы, и он отвернулся, чтобы скрыть их. Сейчас не время расклеиваться: поместье разорено, зимние запасы сгорели.
Гай пытался занять себя хозяйственными мелочами, но то и дело вспоминал о своей потере, и от чувства беспомощности и одиночества слезы выступали еще сильнее.
- Эй, есть там кто? - раздался жизнерадостный голос за воротами.
Гай заставил себя собраться. Он хозяин поместья, сын Рима и своего отца, и не опозорит его память. Гай поднялся по ступеням на стену, почти не обращая внимания на окруживших его ночных призраков. В ярких лучах солнца они совсем утратили связь с реальностью.
Сверху Гай увидел бронзовый шлем офицера на красивом мерине, беспокойно бившем по земле копытом. Офицера сопровождал контуберний из десяти легионеров, все в полном вооружении. На вид стройному и загорелому офицеру было около сорока.
Он поднял глаза и кивнул Гаю:
- Мы увидели, что у вас пожар. Приехали проверить, не рабы ли. Вижу, у вас были неприятности. Меня зовут Тит Приск. Я центурион легиона Суллы, который только что благословил город своим присутствием. Мои люди обследуют территорию, чтобы помочь с расчисткой поместий и казнить беглых рабов. Я могу поговорить с хозяином?
- Это я, - ответил Гай. - Откройте ворота! - крикнул он.
Его слова сделали то, что оказалось не под силу всем ночным мародерам, и тяжелые ворота отодвинулись, впуская солдат.
- А вам, похоже, пришлось несладко, - сказал Тит, и его голос утратил жизнерадостность. - Я должен был догадаться по куче трупов, но… Много людей потеряли?
- Было дело. Главное, мы удержали стены.
Как город? Гай не знал, о чем теперь говорить. Неужели вести светскую беседу?
Тит спешился и вручил поводья одному из своих людей.
- Рим стоит, господин, хотя сгорели сотни деревянных домов и на улицах несколько тысяч мертвых. Пока что порядок восстановлен, но выходить на улицу после заката небезопасно. Сейчас мы ловим всех рабов, каких находим под Римом, и распинаем каждого десятого в назидание - приказ Суллы.
- Из тех, кого поймали на моей земле, казните каждого третьего. Я куплю новых, когда все успокоится. Я не хочу, чтобы хоть кто-то из тех, кто пошел на меня прошлой ночью, избежал наказания.
Центурион секунду неуверенно смотрел на него.
- Прошу прощения, господин, но имеешь ли ты право давать такой приказ? Прости мою настойчивость, однако при подобных обстоятельствах… Может ли кто-то подтвердить твои слова?