- Рений! Вот уж, видно, дряхлый старик! Он дрался, когда я сам был юношей! - недоверчиво прошептал Юлий.
- Наверное, ему нужны деньги. Некоторые живут слишком богато для своего кошелька, если господин понимает, о чем я. Слава позволяет залезть в большие долги, но рано или поздно приходится платить по счетам.
- Может, удастся нанять его для Гая - помнится, он брал учеников. Правда, очень давно. Не могу поверить, что он снова будет выступать! Тогда покупай четыре билета: мне и самому интересно. Мальчикам тоже понравится настоящий город.
- Хорошо. Только не будем спешить с предложением работы, пока старого Рения не покусают львы. Он подешевеет, если ему пустят кровь, - криво ухмыльнулся Тубрук.
- А мертвым пойдет за бесценок… Надеюсь, этого не произойдет. Во времена моей молодости он был непобедим. Я видел, как он дрался против четверых или пятерых. Однажды ему завязали глаза и выпустили против двоих. Он подрезал их двумя ударами.
- Я знаю, как он готовился к таким боям. Материя пропускает достаточно света, чтобы различить контуры тела. Впрочем, больше ему и не нужно. Противники-то думали, что он вообще ничего не видит.
- Возьми побольше денег, чтобы нанять учителей. В цирке как раз будет такая возможность. Полагаюсь на твой глаз, который распознает и силу, и честь.
- Как всегда, я в распоряжении господина… Пошлю сегодня человека, чтобы он взял билеты на счет поместья. Какие еще будут указания?
- Только прими мою благодарность. Я вижу, как умело ты держишь поместье на плаву. Пока мои коллеги-сенаторы жалуются, что их богатство тает, я могу спокойно улыбаться.
Он встал и легионерским захватом пожал управляющему запястье.
Тубрук с удовольствием отметил, что рука хозяина по-прежнему сильна. Не сдал еще старый бык!
Гай отполз от двери и побежал к Марку в конюшню, но тут же остановился и встал у прохладной белой стены. А что, если он еще злится? Да нет, новость о билетах в цирк - да еще со львами без цепей! - его быстро развеселит. Оставляя солнце за плечами, Гай бросился вниз по склону к постройкам из тика и известняка, где держали тягловых лошадей и быков. Откуда-то донесся голос матери, она звала его, но Гай обратил на него не больше внимания, чем на пронзительный крик какой-нибудь птицы. Этот звук проходил мимо ушей и не трогал сердца.
Мальчики обнаружили труп ворона неподалеку от того места, где увидели его в первый раз, на краю леса поместья. Он лежал в сырых листьях, темный и окоченевший. Первым ворона заметил Марк, и его подавленность и злость мгновенно испарились.
- Зевс! - прошептал он. - Тубрук говорил, что он больной.
Марк присел на корточки у тропы и протянул руку, чтобы погладить все еще блестящие перья. Гай присел рядом. Обоих пробрало холодом леса, и Гай слегка вздрогнул.
- Вороны - плохой знак, помнишь?
- Только не Зевс. Он просто искал место, где умереть.
Марк, подчиняясь внезапному порыву, поднял труп, как раньше поднимал живую птицу. Контраст опечалил обоих мальчиков. Ворон уже не сопротивлялся, его голова свисала, будто держалась только на коже. Клюв раскрылся, глаза усохли и стали пустыми впадинами. Марк гладил вороновы перья большим пальцем.
- Нужно его кремировать, устроить почетное погребение, - сказал Гай. - Я сбегаю на кухню за масляной лампой. Можно сложить погребальный костер и налить туда масла. Устроим достойные проводы.
Марк кивнул и осторожно положил Зевса на землю.
- Он был настоящим воином и заслуживает большего, чем просто гнить на земле. Тут много сушняка. Я останусь и сложу костер.
- Я мигом, - ответил Гай, поворачиваясь к тропе. - Ты пока придумай, какие сказать молитвы, что ли.
Он припустил к поместью, и Марк остался наедине с птицей. Его охватило странное чувство торжественности, словно он совершал религиозный ритуал. Медленно и осторожно мальчик набрал хворосту и сложил квадратный костер, начиная с более толстых, высохших веток и заканчивая слоями прутьев с листьями. Ему казалось, что все нужно делать именно медленно, и никак иначе.
Когда Гай возвращался, в лесу было тихо. Он тоже шел медленно, прикрывая маленькое пламя масляного фитиля. Марк сидел на тропе, а черная тушка Зевса лежала на аккуратной куче хвороста.
- Придется наливать масло из горящей лампы, так что оно может быстро вспыхнуть. Лучше скажем молитвы сейчас.
Вечер становился темнее, и дрожащий желтый огонек лампы все ярче освещал лица мальчиков, стоявших перед маленьким трупом.
- Юпитер, глава всех богов, позволь этой птице снова летать в подземном мире. Он был воином и умер свободным, - ровным и тихим голосом проговорил Марк.
Гай приготовился лить масло. Стараясь не попасть на фитиль, он осторожно залил птицу и хворост скользкой жидкостью, а потом дотронулся пламенем до костра.
Долгие секунды костер просто слабо шипел, потом наконец занялся бледным огнем. Мальчики встали, и Гай поставил лампу на тропу. Они с интересом следили, как загораются перья, распространяя ужасную вонь. Пламя лизало ворона, жир дымился и брызгал. Мальчики терпеливо ждали.
- Потом можно будет собрать пепел и закопать или развеять по лесу или над рекой, - прошептал Гай.
Марк молча кивнул.
Чтобы лучше горело, Гай вылил в костер оставшееся масло, потушив фитиль. Огонь загудел и сжег почти все перья, кроме самых упрямых вокруг головы и клюва.
Наконец все масло прогорело и остались только тлеющие угли.
- По-моему, мы его поджарили, - прошептал Гай. - Огонь был слишком слабым.
Марк взял длинную палку и потыкал ворона, теперь покрытого древесным пеплом. Палка сшибла дымящуюся тушку прямо в костер, и Марк некоторое время безуспешно пытался закатить ее обратно.
- Все зря! Какие тут достойные проводы? - зло сказал Марк.
- Слушай, мы сделали, что могли. Давай просто прикроем его листьями.
Мальчики принялись собирать охапки листьев, и вскоре зажаренный ворон скрылся из виду. Они молча пошли к поместью. Торжественное настроение было испорчено.
ГЛАВА 4
Представление устраивал Корнелий Сулла, молодой сенатор, который уже успел заявить о себе в римском обществе. Когда Сулла командовал в Африке Вторым Жаворонковым легионом, царь Мавритании развлекал его как мог. Вот и сейчас, чтобы ему удружить, Бокх прислал в Рим сотню львов и двадцать своих лучших копейщиков. И животные, и люди должны были принять участие в пятидневных казнях и игрищах.
Невиданный размах был на руку Сулле, стремившемуся укрепить свою репутацию и положение. Некоторые сенаторы даже предлагали построить специально для игр постоянное здание. Хлипкие деревянные скамейки, которые сколачивали заново для каждого большого события, оставляли желать лучшего; да их и не хватало для толп желающих поглазеть на животных с темного, неизведанного континента. Выдвигались планы огромного кругового амфитеатра, который можно было бы заполнять водой, чтобы инсценировать морские сражения. Правда, такое строительство обошлось бы слишком дорого, и народные трибуны моментально наложили на него вето.
Матери Гая становилось все хуже, и мальчиков редко пускали в город: она начинала волноваться и сидела, раскачиваясь от отчаяния, в страхе перед тем, что могут сделать с ее сыном на страшных улицах. Теперь же Гай и Марк, непривычные к шуму толпы, едва поспевали за старшими и смотрели на город горящими от интереса глазами.
Почти все члены сената приезжали на игры в повозках, запряженных рабами или лошадьми. Отец Гая с презрением относился к подобной слабости и предпочитал раздвигать толпу. Правда, при виде внушительной фигуры Тубрука в полном вооружении плебеи переставали совсем уж грубо толкаться.
Уличная грязь превратилась в вонючую жижу, которая быстро покрыла сандалии и ноги почти до самых коленей. Все лавки ломились от покупателей, вокруг тоже толпились люди, сзади напирали другие. Когда дорогу перекрывали телеги лавочников, перевозивших товары из одной части города в другую, отец Гая обходил их по переулкам. Там навстречу тянулись ладони бедняков и нищих, слепых и калек. Над головой высились кирпичные постройки в пять или шесть этажей. Однажды Тубрук резко вскинул руку и остановил Марка - и из открытого окна прямо на улицу вылили ведро с помоями.
Отец Гая шел мрачно, но непреклонно и всякий раз находил дорогу из темного лабиринта на главную улицу. По мере того как они пробирались к центру города, шум становился все сильнее; продавцы горячей еды пытались перекричать звон молотков кузнецов-медников и вопли сопливых младенцев.
На каждом углу торчали жонглеры и фокусники, клоуны и заклинатели змей, готовые начать выступление, если им бросят монету. Сегодня, несмотря на скопление народа, их ждала малая выручка. Кто станет тратить деньги на то, что показывают каждый день, если открыли амфитеатр?
- Не отставайте, - сказал Тубрук мальчикам, немного одуревшим от красок, запахов и шума, и рассмеялся, увидев их широко раскрытые рты. - Помню, как я в первый раз увидел цирк! Он назывался Веспия. Мой первый бой - а я неумелый, медлительный, просто раб, которому дали меч.
- Но ты победил, - на ходу улыбнулся Юлий.
- У меня болел живот, вот я и разозлился.
Мужчины рассмеялись.
- С кем бы я не хотел встретиться на арене, так это со львом, - продолжал Тубрук. - Я видел этих зверюг на воле, в Африке. Они могут обогнать лошадь. А клыки и когти у них как железные гвозди.
- Сто львов на пять дней, по два представления в день. Значит, мы увидим десять животных против разных воинов. Мне не терпится посмотреть, как бьются эти чернокожие копейщики. Интересно, сравнятся ли они по меткости с нашими копьеметателями, - сказал Юлий.
Они прошли под входную арку и остановились у ряда деревянных корыт, заполненных водой. За мелкую монетку с их ног и сандалий соскребли вонючую грязь. Служащий амфитеатра помог им найти места, которые с вечера занял раб. Увидев их, раб встал. Теперь его ждала долгая дорога в поместье. Тубрук вручил ему еще одну монету, купить себе еды, и тот радостно улыбнулся: сегодня не придется гнуть спину в поле.
Вокруг сидели семьи патрициев с рабами. Хотя в сенате насчитывалось всего три сотни членов, здесь было не меньше тысячи. Римские законодатели решили не заседать в день открытия игр.
Песок на огромной арене разровняли; на деревянных помостах устроились тридцать тысяч простых римлян. Утро переходило в день, и жара становилась все мучительнее, хотя на это никто не обращал внимания.
- Где они все, папа? - спросил Гай, высматривая львов или клетки.
- Вон в том сарае. Видишь, где ворота?
Он развернул программку, купленную у раба на входе.
- Сначала - приветствие организатора игр. Скорее всего, он выразит благодарность Корнелию Сулле, и мы все радостными криками восславим мудрость Суллы, который подарил нам прекрасное зрелище. Потом будут четыре гладиаторских боя до первой крови. Потом еще один до смерти. Потом будет выступать Рений, и, наконец, львы "будут рыскать по пескам родной Африки", что бы это ни значило. Похоже, представление нас не разочарует.
- А ты когда-нибудь видел льва?
- Один раз, в зверинце. Но драться с ними не дрался. Тубрук говорит, что в бою они ужасны.
Ворота открылись, и амфитеатр затих. На арену вышел человек в тоге сияющей белизны.
- Он похож на бога, - прошептал Марк.
Тубрук наклонился к мальчику.
- Не забывай, что ткань отбеливают людской мочой. Здесь имеется некая мораль.
Марк долго смотрел на Тубрука, пытаясь понять, не шутит ли он. Тут человек на арене заговорил, и Марк напрягся, чтобы расслышать. У глашатая был хорошо поставленный голос, да и амфитеатр в форме чаши хорошо отражал звуки. И все-таки половину слов заглушили зрители, которые ерзали, цыкали друг на друга и шептались.
- … достойную встречу… звери из Африки… Корнелий Сулла!
Последние слова он произнес особенно громко, и зрители послушно разразились приветственными криками, что удивило Юлия с Тубруком. Гай услышал, как старый гладиатор наклоняется к отцу и говорит:
- Вот на кого, наверное, стоит посмотреть!
- И кого стоит опасаться, - многозначительно ответил отец.
Гай вытянул шею, стараясь рассмотреть человека, который встал и поклонился. Тот был в простой тоге, но с вышитым золотом краем. Он сидел довольно близко, и Гай увидел, что он и вправду похож на бога: мужественное, красивое лицо и золотистая кожа. Сулла помахал рукой и сел, улыбаясь тому, как его встретили.
Зрители в их секторе откинулись на спинки сидений и приготовились смотреть. Многие до сих пор разговаривали - о политике, финансах, судебных процессах. Патрициям принадлежала власть над Римом, а значит, над всем миром. Да, народные трибуны с правом вето лишили их части полномочий, однако патриции по-прежнему распоряжались жизнью и смертью большинства римских граждан.
На арену вышла первая пара гладиаторов, один в синей тунике, другой - в черной. Оба были вооружены легко, чтобы показывать быстроту реакции и навыки, а не жестокость. Бывало, что и в таких боях погибали, но реже. Отдав салют устроителю игр, они закружили по арене, крепко сжимая короткие мечи и ритмично, как в танце, поводя щитами.
- Кто победит, Тубрук? - неожиданно спросил отец Гая.
- Тот, что пониже, в синем. У него очень быстрые ноги.
Юлий подозвал одного из рабов, которые принимали ставки, вручил ему аурей и получил взамен крошечную синюю табличку. Не прошло и минуты, как синий гладиатор увернулся от слишком сильного выпада и прочертил мечом по животу противника. На песок плеснула кровь, словно из опрокинутой чаши, и цирк взорвался торжествующими криками и проклятиями. Юлий получил за свой аурей два и, довольный, спрятал прибыль. Теперь, как только новые бойцы начинали подходить друг к другу, он обращался за советом к Тубруку. Конечно, до начала боя ставки были бы выше, зато глаз Тубрука ни разу не подвел его. К четвертому бою все, кто сидел рядом, вытягивали шеи, стараясь подслушать, что он скажет, а потом хором подзывали рабов, чтобы сделать ставки.
Тубрук и сам увлекся не меньше, чем остальные.
- Следующий бой - насмерть. Большинство ставит на коринфийца, Александроса. На его счету только победы. Правда, его противник с юга Италии выглядит не менее внушительно и в боях до первой крови ни разу не проигрывал. Пока я не могу сказать, кто лучше.
- Дай мне знать, как только сможешь. Я приготовил десять ауреев - весь наш выигрыш и мою первую ставку. Сегодня твой глаз безупречен.
Юлий позвал раба и приказал ему не отходить. Все вокруг ждали, что скажет Тубрук, и тоже не делали ставок. Гай и Марк наблюдали за ними.
- Жадный народ эти римляне, - прошептал Гай, и мальчики с улыбкой переглянулись.
Ворота в очередной раз открылись, и на арену вышли Александрос и Энзо. Римлянин, Энзо, был в обычной железной броне с наручами и в более светлом латунном шлеме. В левой руке он держал красный щит. Кроме брони, на нем не было ничего, только набедренная повязка и ножные обмотки. Энзо отличался мощным телосложением и малым числом шрамов, если не считать рваной линии, прочертившей все левое предплечье. Он поклонился Корнелию Сулле, потом - зрителям и, наконец, противнику.
Александрос вышел на середину арены, двигаясь легко и уверенно. Снаряжение у него было такое же, только щит - синий, а не красный.
- Поди их отличи, - сказал Гай. - В этой броне они похожи, как братья.
Его отец фыркнул.
- Но не по крови! Грек - это тебе не италик. У него другие, ложные боги. Такую веру не станет защищать ни один истинный римлянин.
Юлий произнес это, не поворачивая головы и пристально всматриваясь в гладиаторов.
- Но ты поставишь на грека? - не отставал Гай.
- Поставлю, если Тубрук скажет, что он победит, - ответил Юлий с улыбкой.
Сигнал о начале боя подавали в бараний рог, который стоял в медном зажиме в первом ряду. Гладиаторы двинулись навстречу друг другу, и звук рога стоном разнесся над усыпанной песком ареной.
Рог все еще звенел в ушах Гая, а толпа уже взревела: гладиаторы принялись осыпать друг друга ударами. В первые несколько секунд мечи несколько раз то взрезали кожу, то соскальзывали с металла, залитого алой кровью.
- Тубрук! - крикнул отец Гая.
Зрители, сидевшие вокруг, разрывались между желаниями посмотреть на удивительную демонстрацию грубой силы и заключить пари.
Тубрук хмуро подпер кулаком подбородок.
- Пока нет. Ничего не могу сказать. Они бьются наравне.
Гладиаторы на мгновение разошлись, немного сбавив темп. По крови и грязи струился пот.
Александрос ударил щитом под руку противника, сбивая его с ритма; рука с мечом взмыла вверх и резко опустилась. Италик неуклюже рванулся назад, чтобы избежать удара, и уронил щит. Толпа встретила ошибку соотечественника улюлюканьем и свистом. Тот, видимо обиженный, собрался и перешел в нападение.
- Тубрук!
Юлий взял управляющего за предплечье. Бой вот-вот закончится, а при явном преимуществе одного из соперников ставки принимать не будут.
- Пока нет. По… ка…
Тубрук впился глазами в арену.
Песок вокруг гладиаторов потемнел от крови. Оба кидались то влево, то вправо, то вперед, рубили мечом сверху вниз и по сторонам, приседали и отражали удары, сталкивались щитами и пытались подставить друг другу подножки. Александрос захватил щитом меч итальянца. От мощного удара щит треснул, и лезвие едва не застряло в мягком металле синего прямоугольника. Теперь оба щита лежали на песке, а гладиаторы стали друг к другу боком, как крабы, чтобы защитить себя наручами. Мечи затупились и покрылись зазубринами; на сильной жаре мужчины быстро теряли силы.
- Ставь на грека, и быстро! - проговорил Тубрук.
Раб, принимающий ставки, вопросительно оглянулся на хозяина. Пари заключили быстрым шепотом, причем к ним присоединились почти все соседи.
- Пять к одному против римлянина - если бы раньше, ставки были бы выше, - пробормотал Юлий, глядя на арену.
Тубрук промолчал.
Один из гладиаторов сделал выпад и успел отдернуть меч. Новый выпад - и меч вонзился в бок, хлынула кровь. Яростный ответный удар молниеносно разрезал бедренную мышцу. Ноги противника подкосились, и он упал. Второй гладиатор рубанул его по шее, потом еще раз и еще, пока тот не испустил дух. Тогда он тоже упал в лужу своей и чужой крови, которую жадно пил сухой песок. Грудь его тяжело вздымалась от боли и напряжения.
- Кто победил? - заволновался Гай. Без щитов это было непонятно, и все зрители повторяли один и тот же вопрос: кто победил?
- По-моему, убили грека, - промолвил раб.
Его хозяин решил, что римлянина. Однако никто не мог сказать наверняка, пока победитель не поднимется и не снимет шлем.
- А что, если умрут оба? - спросил Марк.
- Все ставки отменяются, - ответил владелец раба, принимающего ставки.
Скорее всего, он тоже поставил на кон немалую сумму. Во всяком случае, в лице его читалось такое же напряжение, как и у остальных.