- У меня в Швейцарии в горах свой замок. В округе все земли принадлежат мне. Фермеры и крестьяне деревушек арендуют их у меня.
- Зачем же вам, царице гор, какой–то полузатопленный городишко Гавр?
- Туда я еду за сыном и его семьей, невесткой и внучатами. У меня никакие штормы их не затопят.
- Внучата? Вот не подумал бы! Впрочем, говорят, женившийся рано не пожалеет об этом, как и рано вставший.
- Я вышла замуж шестнадцати лет и действительно не жалею об этом.
- Был бы рад, если б ваша семья, возвращаясь с вами в ваш замок, не встретила бы затруднений на границе. Эти швейцарцы чинят препятствия французам.
- Да как они смеют! Это же нарушение всех договоров!
- Подозреваю, что мой вызов из отпуска связан с возможной переброской нашего полка к швейцарской границе. Вы, вероятно, слышали по видео или читали в газетах о резкой ноте французского правительства швейцарскому, где его действия на границе названы недружелюбными, если не враждебными.
- Что это значит? Я выбросила всякие видеоэкраны после того, как изображение на них стало объемным и персонажи стали выходить с экранов и я оказалась в окружении всяких бандитов из излюбленных чернью боевиков. А газет я принципиально не читаю из–за грязных сплетен, которые там появляются. Если вашему полку придется пересечь швейцарскую границу, буду рада видеть вас в своем замке, где вместо видеоэкранов - прекрасные полотна великих мастеров и портретная галерея моих предков, которые смотрят на вас, не покидая рам. Когда–то там гостил в изгнании Вольтер. Я поставила его скульптуру.
- Мадам, я буду счастлив побывать у вас и приношу вам сердечную благодарность за приглашение. Но вот и Гавр, не изволите ли взглянуть в окно?
- Какой же это Гавр! - воскликнула графиня. - Вместо улиц каналы, и на них даже гондольеры. Это безобразие, я заказывала билет до Гавра, а вовсе не в Венецию.
- Мадам, монорельсовая компания здесь ни при чем. Это и есть залитый морем Гавр, а по улицам его плавают не гондольеры, а весельные шлюпки. Видимо, другого сообщения между затопленными домами нет.
- Это выглядит безобразно! Я возмущена.
- Не спорю. Но обратите внимание, как приспосабливаются люди к меняющейся обстановке. Они проложили на уровне вторых этажей деревянные плавающие тротуары и входят в дома через окна бельэтажа.
- Это тоже безобразно!
- Согласен с вами. Позвольте помочь вам выйти из вагона. Мы прибыли к платформе над бывшим железнодорожным вокзалом в Гавре.
- О, благодарю вас, виконт. Я буду вспоминать о нашем совместном путешествии. Дайте мне номер вашего полка, я попрошу о вас министра.
- Безмерно благодарен, - сказал офицер, передавая даме карточку. - Я помогу вам нанять лодочника, вернее, моторный катер. Он доставит вас по адресу вашего сына. Надеюсь, он живет не на первом этаже?
- На первых этажах ютятся люди не нашего круга, молодой человек.
- Ах да, конечно! Ведь он граф де Гранже!
Они вместе с сопровождающими их незримо Ильей и Наза Вецом спустились на залитую водой площадь, напоминавшую озеро, окруженное плотным кольцом домов с остроконечными крышами.
У деревянного причала при выходе с полузатопленного вокзального здания стояло много лодок и моторок.
Пассажиры торговались с гребцами, и те отчаливали от причала.
Офицер нанял графине комфортабельную лодку на воздушной подушке и помог ей перейти на палубу, где была даже каюта с мягкой мебелью. Илья и Наза Вец вошли туда.
Они видели, как молодой виконт здоровался с такими же, как он, офицерами и как они вместе сторговались с лодочником моторки, которая, очевидно, отвезет их в полк.
Фантомы присутствовали при встрече графини со своим семейством. Ее сын, статный француз с модной, видимо, бородкой, вышел к ней навстречу, рассчитав, когда она доберется сюда после прибытия монорельсового поезда, не встретив ее на вокзале, к неудовольствию графини.
- Неотложные дела, маман, связанные с нашим отъездом из Гавра, - оправдывался он. - Ведь я покидаю большое дело переправки грузов продовольствия для Франции, доставленного на судах из Австралии.
- Надеюсь, в Швейцарии ты будешь освобожден от этих забот, - ворчала графиня, опираясь на руку сына и входя в окно второго этажа.
Из другой комнаты вбежали радующиеся приезду бабушки дети, пяти, шести лет, мальчик и девочка, в сопровождении их матери, молодой аристократки с картинными чертами лица, на котором не отразилась радость по поводу прибытия надменной свекрови.
Тотчас же были вызваны грузовые моторные лодки для переправки багажа на монорельсовый вокзал.
Вскоре все семейство в сопровождении наблюдательных фантомов приплыло туда на лодке с каютой для богатых господ пассажиров.
Поезда монорельсового пути отправлялись в Париж и далее к швейцарской границе один за другим.
На высокой платформе толпилось множество народу: мужчины, женщины, старики и дети. Все с чемоданами или тюками, переходя от спокойной жизни горожан к печальному существованию беженцев на чужой земле.
Фантомы на этот раз, покинув аристократическое семейство, перешли в вагон с пассажирами меньшего достатка,
Места здесь были только сидячие, и в проходах теснились люди, как в переполненном пригородном поезде в былые времена.
Но сейчас багаж занимал немало места на полу, и людям приходилось стоять не просто между скамьями, а на своих или чужих тюках и чемоданах из–за невозможности ступить куда–нибудь, кроме них.
- Господь карает людей за грехи, - вздыхала сгорбленная старушка.
- Так уже было однажды, - поучал аббат в черной сутане, - когда из всех живущих и грешивших на земле после сорока дней и сорока ночей непрерывного дождя остался только Ной со своей семьей, взяв на ковчег семь пар чистых и семь пар нечистых животных.
- Надеюсь, Альпы не затопит, - и мы найдем в Швейцарии приют. Там привыкли к туристам, и есть прекрасно оборудованные отели, - размечтался молодой франт.
- В Гавре с хищными лодочниками, дерущими с вас шкуру, стало невозможно жить. И сырость одолевает. Непрестанные дожди. Откуда вода берется в небе? - ворчал что–то жующий толстяк.
- Да если бы только в дождях было дело! Океан наступает. Вот в чем неодолимая беда, - заметил мужчина в рабочей блузе.
- Молитесь, и Господь спасет вас, - вставил аббат.
- Боюсь, не хватит нам швейцарских храмов. Придется разбивать молитвенные палатки, как вы думаете, ваше преподобие? - спросила женщина с ребенком на руках.
- Господь услышит отовсюду. Не падайте духом, дети мои.
- Духота в вагоне! Позавидуешь первому классу! - вздохнула нарядная дама.
- Завидовать будем тем, кто первым пересечет швейцарскую границу.
- Я думаю, что сделаем это все разом, - решил обладатель блузы.
- А вы не читали газет? Усиленный паспортный режим у пограничников, - забеспокоился толстяк.
- Не может того быть! Мы все европейцы. При чем тут Швейцария или Франция, - возмутился франт.
- Вот именно! Думаю, что толпы нашего брата заполнят швейцарские горы и из Германии, и из Италии. Недаром в Швейцарии говорят на трех языках.
- Европа давно едина. Пора бы переходить на общеевропейский язык, - заметил молчавший до сих пор старик.
- Не хотите ли вы навязать нам искаженную английскую латынь, или безобразную гортанную речь бошей, или итальянские напевы? - вмешалась нарядная дама.
- В Швейцарии, куда мы скоро приедем, в соседних деревнях все знают по три языка, а говорят на одном из них, - заверил бывалый франт.
- Нам не язык единый нужен, а сухое, безопасное от наводнений место!
- Не будет ли там тесно? Вот о чем думаю я, - возразила толстяку дама.
- Не только тесно, мадам, но и голодно. Готовьтесь сохранить фигуру.
Илья воспринимал все эти разговоры с тоскливым чувством, укоряя себя в противостоянии отцу, мечтавшему уничтожить вредный слой углекислоты в атмосфере.
Никто из здесь сидящих не подозревал, что ждет их впереди. А на последней монорельсовой станции перед горами, к удивлению беглецов из Гавра, их ждало… море. Но не прорвавшейся сюда воды, а море голов таких же беженцев с побережий прекрасной Франции и из Нормандии, и с юга… Они скопились перед цепью швейцарских стрелков с направленными в их сторону стволами автоматов.
Земля гор была занята исконными ее жителями, не желавшими пускать к себе чужаков.
Но как бы ни плотна была масса полуобезумевших от страха и негодования людей, но им пришлось потесниться для прохода бронекатов, с грохотом рвущихся к границе.
- Франция предъявила ультиматум. Мы войдем в горную страну вслед за бронекатами! - радостно кричали в толпе.
Но против бронекатов Франции появились бронированные машины Швейцарии, которая не воевала тысячу лет. Всему приходит конец, даже традиционному нейтралитету. Объектом вожделения стала сухая швейцарская земля с уходящими в облака горами. Впрочем, не в облака, а в суровые низкие тучи, то и дело проливавшиеся дождем.
В толпе беглецов ползли слухи о начавшихся переговорах между ощерившимися военными силами двух стран.
А людям надо было жить. Ставили неведомо откуда появившиеся палатки. Складывались из тюков стены, натягивался брезент, и под ним спасались уже промокшие, трясущиеся в ознобе люди. С трудом разжигали костры, кашляя не то от дыма, не то от простуды.
Настали сумерки, а затем и осенняя прохлада, вскоре перешедшая в нестерпимый холод. Под дождем костры тлели, а не грели.
Замерзшие люди сидели на земле, тесно прижавшись друг к другу, чтобы хоть как–нибудь согреться, забывая ссоры из–за места в палатке.
Доставали из тюков одеяла и кутались в них по двое, по трое, и даже не из одной семьи.
Ночь прошла в тщетном ожидании. Лишь Наза Вец с Ильей не рисковали ничем, прогуливаясь между противостоящими французскими и швейцарскими бронекатами и стволами артиллерийских орудий, готовых к бою.
Утром стало хоть светлее, но не теплее. Дождь лил по–прежнему, напоминая библейское сказание о сорока днях и сорока ночах проливных дождей перед великим потопом.
- Уж если нам тонуть, то пусть океан поднимется до снегов на горных вершинах. Погибать, так всем! - восклицал бывший нарядный франт, промокший костюм которого представлял жалкое зрелище.
Тогда–то и послышались первые выстрелы.
Началась война. В воздухе появились летательные машины, сбрасывая смертоносный груз, с грохотом взмывались с земли фонтаны огня и клубы дыма. Рушились здания, уничтожая, раня или оглушая людей…
Завязывались воздушные схватки. Юркие истребители, рев которых был слышен, когда они уже пролегали, схватывались с бомбардировщиками, напоминавшими исполинских летучих мышей с развернутыми треугольными крыльями.
Машины, оставляя в небе черный хвост, падали прямо на не знавших, куда убежать, людей, губя многих при ударе о землю, когда взвивались столбы огня.
Отовсюду слышались стоны и солдат, и мирных беженцев, спасавшихся от воды и попавших в огонь.
Семейство графини де Гранже расположилось в ее палатке, куда заглянул проходивший мимо офицер.
- Мой Бог! - воскликнул он. - Графиня де Гранже! Как вы попали в это месиво несчастных, владелица швейцарских гор и замка?
- Ах, милый лейтенант, - отозвалась превратившаяся в старуху графиня, - эти свиньи не пропустили даже меня, владелицу их земель, поскольку у меня французский паспорт и я не перестала быть французской аристократкой. А о семье сына и говорить нечего. Они - французы! И даже дети не имеют будто права войти в бабушкин дом, он отсюда виден на горном склоне.
- Ах, мадам, я в отчаянии! Но, верьте, мы водворим вас в ваш замок. Мы ждем приказа об атаке. Пока идут воздушные бои. Мы пробьем эту редкую цепь горе–вояк! Они узнают нас, потомков бонапартовских гренадеров!
- Вся надежда на вас, мой храбрый воин! Вот это мой сын Гастон. Он, я уверена, пойдет к вам в солдаты, как будет в том нужда.
- Надеюсь, что такой нужды не будет, - буркнул Гастон, кутаясь в детское одеяло, достав его из чемодана малышей.
- Я ухожу готовиться к атаке! - заявил лейтенант виконт де Желеньи и побежал вдоль цепи французских бронекатов, которым уступила место толпа несчастных беглецов.
Приказ о штурме Швейцарии был получен. И развернулся кровавый бой. Схватились бронемашины. Они не ограничились пальбой друг в друга, а шли на таран, боролись "врукопашную", если о машинах можно так сказать. Стреляли они не только снарядами, но и струями липкой жидкости, загоравшейся при ударе, превращая бронированную цель в пылающий факел. В воздухе пахло гарью, горелым мясом и едким дымом. Он стлался к земле и был удушлив, как отравляющий газ.
Илья почувствовал тошноту. Он понимал, что видит запись мнемонических кристаллов в архиве неомира, которую Наза Вец оживил сейчас в их общем видении, но сладить с собой не мог. Его трясло от негодования.
В густом слизистом тумане солдаты ринулись в бой, столкнувшись около пылающих машин, начав обычную рукопашную схватку, ударяя и руками, и ногами по всем правилам древневосточной борьбы.
Французы с их опытом веденья войн все же оказались сильнее защищавших свою горную землю вчерашних крестьян и проводников.
Цепь пограничных войск была прорвана.
Вслед за солдатами туда устремились мирные бедолаги, ради которых и началась война.
Но она только начиналась. Сражение возобновлялось на каждом взгорье, у каждой стоявшей на пути скалы, за которой засели защитники страны от нашествия переселявшихся сюда народов.
Старый рыцарский замок графини де Гранже был отбит.
Графиня и ее семейство, казалось, обретает счастье, но оно было мимолетным.
Многочисленная вышколенная прислуга с поклоном встретила вернувшуюся хозяйку и ее спутников. Но вслед за ними во двор ворвались посторонние люди, недавно мокнувшие у самодельных палаток. Они желали быть под крышей, кому бы она ни принадлежала.
Графиня едва не умерла от негодования. Она послала наиболее ловкого лакея отыскать в штурмующих войсках лейтенанта де Желеньи.
Ворота двора удалось закрыть от напиравших снаружи людей. И в этом помогали слугам графини те из беглецов, кто уже проник во двор и почитали себя "совладельцами" захваченного замка, не желая пускать в него еще кого–нибудь.
Слуга, отыскавший виконта Симона де Желеньи, увидев, что творится у ворот, повел офицера в лес и там, отвалив замшелый камень под могучим буком, открыл железную дверь потайного хода, ведущего в старинный замок. Отсюда в былые времена защитники замка делали вылазки против осаждающих. Теперь по темному сырому подземелью вслед за едва видевшимся в темноте слугой шел лейтенант французских войск, отвоевавших у швейцарцев часть их более высокой суши.
Графиню он застал в постели.
Около нее стоял растерянный Гастон.
- Что делать, лейтенант? Среди ворвавшихся в наш двор оказался врач, притом знаменитый. Он "утешил" нас, твердя о вирусах и начинавшейся, несомненно, эпидемии. Он говорит, что она распространится быстро и среди солдат, и местных жителей. Что делать?
- Солдатами займусь я сам. А вы уповайте на Господа. Быть может, среди ворвавшихся во двор найдется и священник. Графине, возможно, понадобится исповедник.
- Ну уж нет! Не для того вас привели сюда, виконт! Вы имеете дело с родом де Гранже!
- О да, мой граф! Ваша матушка обещала показать мне галерею ваших прославленных предков, пока была, разумеется, в сознании.
- Она просто простудилась. Я покажу вам портретную галерею, но лишь затем, чтоб вы привели сюда солдат и сняли осаду с замка, принадлежащего цвету французской знати, гонимой еще Наполеоном.
- Я не могу этого пообещать. Увы, я даже не полковник. Но обещаю доложить генералу. Возможно, он придет на помощь былой опоре королей.
Гастон де Гранже поручил слуге проводить лейтенанта обратно, который все же успел взглянуть на властные лица вельмож и генералов, красовавшихся в пока еще не занятой беженцами галерее. Ворвавшиеся в замок люди расположились лишь на нижнем этаже, спасаясь там от непогоды и посылая посредников, чтобы договориться с хозяйкой дома.
Она ж им не могла ответить, находясь уже который час без сознания. Слишком скоротечной оказалась схватившая ее болезнь.
- Это от близкого общенья с чернью, - сказала, поджав губы, ее невестка, взяв в свои руки весь персонал замка свекрови.
Гастон только вздыхал и уповал на помощь солдат, ибо генерал, несомненно, решится послать сюда отряд.
Но людей вокруг замка все прибывало.
Наза Вец с Ильей со старой боевой башни видели их, рвавшихся сюда в надежде найти хоть какую–либо крышу. Дома соседней деревушки уже были переполнены ими.
- Так происходит сейчас повсюду во всем мире, - сказал Наза Вец, - а не только на этом маленьком кусочке соприкосновения жителей низин, потерявших кров, и озверевших обитателей более высоких мест, не желавших терять свои дома и отказываться от привычного быта. Нострадамус писал о "копьях зверей".
Военные действия продолжались. Слышалась артиллерийская пальба.
И получилось в конце так, что в одной из долин сошлись французские и немецкие войска, принадлежа к общей европейской армии.
Генералы высокомерно договаривались между собой, какому потоку людей и куда направиться в захваченной стране. Фантомы, пользуясь своей невидимостью, побывали на этой встрече, стали ее очевидцами.
Заключение врача, оказавшегося в замке графини, как и знал Наза Вец, было верным.
Французский генерал с отрядом солдат явился к графине сам, но застал ее уже скончавшейся. В рыданьях билась у кроватей ее умиравших внуков строптивая невестка.
Эго были первые жертвы эпидемии, спутницы войны, для которой не было защиты гор. Проникшие на чужую землю беглецы не утонули во время второго всемирного потопа, но погибли, как и миллионы других, из–за него.
Второй всемирный потоп в неомире был не просто наводнением, а как бы мрачным послесловием к задохнувшейся в дыму своих машин техногенной цивилизации.
Война и непогода несли с собою эпидемии, которые распространялись с неправдоподобной быстротой. И Илья "видел" это своими глазами.
Это было похоже на средневековую чуму, с которой мужественно боролся доктор Мишель де Нострадамус, лишь досуг посвящая своим пророческим видениям: того, что происходило перед Ильей сейчас, названного Апокалипсисом Нострадамуса.
Не представлял лишь Нострадамус, что видел он не будущее своего мира, а то, что происходило когда–то в соседнем параллельном мире, где, как "мнимы", и находились теперь Наза Вец и Илья Муромцев.
Наза Вец, как историк, знал, что то, что видят они с Ильей сейчас мысленным взором, происходило в древнем неомире повсюду, ибо океаны выходили из берегов и затопляли материки повсеместно, вызвав паническое "переселение народов", вернее, бегство их от затопляющих все вод. Не только здесь в Европе люди забывали былые союзы и узы братства. Спасались от наступающих волн и чернокожие племена, и белые колонисты Африки, и дикие звери саванн или джунглей, бегущие рядом, как от лесных пожаров, но гибель грозила не от огня, а от воды. И встречали они огонь оружия и бешеное сопротивление тех, кто жил повыше.
Воевали не только государства, но и горожане, обитатели нижних и верхних этажей, крестьяне боролись за каждый пригорок, где якобы можно отсидеться и не утонуть.