Званимир досадливо тряхнул головой. Нужно было спешить: разогнавшийся копьеносный ряд урман был уже совсем близко. Всадники развернулись перед самым их носом, во весь опор направляя коней к пролому.
- Щиты за спину! - велел князь.
Это было сказано вовремя. Несколько пик, брошенных вдогонку, впились в дощатую основу щитов, перекинутых назад на ремнях. Пущены они были с такой силой, что едва не опрокинули гридней, замыкавших отряд.
Не имевший навыков верховой езды, Рогдай вцепился в гриву своего скакуна мертвой хваткой и молился, чтобы не вылететь из седла. Попасть сейчас в руки своих недавних товарищей означало для него смерть долгую и мучительную. Потому он мог только прижаться к горячей конской шее и смотреть, как вокруг ревет, стонет и бушует битва.
У рухнувшего тына на другой окраине слободы тоже метались урмане, издавая яростные крики. Они жаждали крови. Но всадники, набравшие разгон, неслись прямо на них. Тех, кто не ушел с дороги, просто сбили с ног в поднявшуюся пыль, хотя одного из радимичей вынесло из седла брошенным топором.
- Не останавливаться! - приказал Званимир.
На счастье, нападающие широко разворотили тын с закатной стороны, и всадники достигли его, почти не замедлившись. Однако, как видно, богам было угодно забрать еще одну жизнь.
- Стой! - никто так и не понял, откуда выскочил широченный урманин с торчащей клином сухой бородой и налитыми кровью глазами. Рогдай узнал в силаче Агнара Земляную Бороду. Урманин оказался прямо на его пути, сжимая двумя руками огромную секиру.
- В сторону, парень! - на помощь мерянину двинул скакуна десятник Любомир. Он мог с налета опрокинуть Агнара, однако хирдманн, крякнув, чуть отклонился в сторону и отвалил коню голову одним ударом. Любомир завертелся в воздухе, падая на землю. Все произошло очень быстро. Почти все воины Званимира уже перемахнули завалы из растащенных бревен, соскользнув на покатый склон осыпи, и просто не могли прийти на помощь.
Урманин не добил Любомира сразу. Он подождал, пока тот поднимется на ноги, но прежде, чем десятник успел достать меч, урманин повернул плечо и разрубил его сверху вниз, почти до самого пояса.
Рогдай вздрогнул, встретившись взглядом с обезумевшими глазами силача, лицо которого окатили кровяные брызги, и ринул коня в пролом. Последнее, что он видел, были обезображенные неистовством лица его недавних спутников, рыщущих в горящей слободе. Потом несколько стрел просвистело рядом, и битва осталась позади. Кони уносили беглецов к густой вязи ветвей спасительного леса.
Глава 11. Погоня
Когда Олава вытащили из подвала, разобрав по бревнышку обломки рухнувшего общинного дома, он казался спокойным, только глаза его были темнее обычного. Зато Торольв Огненный Бык и Хумли Скала не скрывали своего бешенства.
- Клянусь карликом смерти Наином, мы отыщем этого трусливого пса! - бранился Хумли, брызгая слюной. - Даже если нам придется спуститься за ним в Серую Пустошь Нифльхейма.
- Князь гардов ответит за вероломство вместе со своими прихвостями, - Торольв угрожающе наклонил голову, словно бык, готовый к броску. - Он не захотел умереть как мужчина с мечом в руке, так умрет позорно и мучительно. Мы сварим его живьем в походном котле, как поступил конунг Гисли Белая Бровь с вождем латгалов, погубившим в западне многих славных парней.
- Не горячитесь, Братья, - проговорил ярл. - Радимичи далеко не уйдут.
На самом деле у Олава Медвежьей Лапы были немалые причины для беспокойства. Самым опасным для каждого предводителя хирда была утрата воинами веры в его удачливость. Эта вера вела за собой Волков Одина, точно путеводная звезда, она побуждала их совершать самые безумные подвиги, самые невероятные чудеса храбрости. Но как только появлялось сомнение в том, что ярлу или конунгу благоволят Норны, все могло измениться. Нередко хирдманны покидали вождей, прослывших несчастливыми. Пока Олав исподволь поглядывал на Братьев, метающихся по разрушенной слободе, к нему приблизился Гудред Ледяной Тролль.
- Все осмотрели, ярл, - он почесал бороду. - Никого!
- Ты понимаешь, что это значит? - глаза Медвежьей Лапы вдруг снова взблеснули. - Раз нигде нет ни одного смерда, выходит, они успели уйти. Здесь где-то должен быть потайной лаз.
- Верно! - Хумли ударил себя ладонью по лбу. - Мы же слышали над головами шорохи и топот ног.
- Если слобожане улизнули через лаз, - продолжал свою мысль Олав, - то мы можем напасть на их след. Князь радимичей своих смердов не бросит. Найдем их, найдем и его.
- Клянусь железными рукавицами Тора, знатная выйдет охота! - уже воодушевился Торольв Огненный Бык. - Будем травить зверя, идя за ним по пятам.
- Ищите лаз! - распорядился ярл.
Он подозвал к себе Ульва Длинную Шею, велев с несколькими хирдманнами отследить направление конского следа, оставленного всадниками Званимира. Людям Дага Угрюмого было поручено заняться убитыми и раненными. Остальные принялись разбирать завалы и выстукивать стены. Вскоре им повезло. Под руками Энунда большая подгорелая балка просела вместе с земляным слоем, увлекая вниз. Раздвоенная Секира вовремя успел отскочить - куски дерева и земля шумно обвалились, обнажив глубокий провал.
- Хвала воронам Одина, указавшим нам путь! - радостно выдохнул Альв Бешеный.
К ним бросились остальные Братья.
- Ну, теперь не уйдут, - мстительно прищурился Торольв. - Кровавый пес Гарм уже заждался свежей мертвечины в своем темном чертоге.
Отправляясь преследовать радимичей, ярл взял с собой чуть более сотни хирдманнов. Остальные под главенством Дага Угрюмого оставались охранять драконы на берегу. Медвежья Лапа с тоской взглянул на лужайку за обвалившимся тыном. Сюда были принесены тела четырех Братьев, павших в бою. Укси Рукоять Меча, Мерд Черный Лис, Торгильс Торопыга и Хьерт Тощий были призваны в Вальгринд Повелителем Битв. Каждого из них Олав помнил с первого дня их пребывания в хирде, с каждым делил и последнюю просяную лепешку, и тяжелые раны, и тяготы водных дорог, и славу громких побед. Теперь их больше нет с ним, они пополнят священную дружину Одина и будут дожидаться его за пиршественным столом в Чертоге Радости.
Даг Угрюмый уже готовил погребальные костры, а Бови Скальд протяжно запел о доблести героев, рожденных, чтобы попирать землю при жизни, удерживая на острие клинка судьбы народов, и наслаждаться вечным покоем в Глядсхейме, сидя за одиним столом с богами и предками. Но нужно было спешить. Приняв из рук Гудреда секиру и щит, Олав повернулся к Братьям, ждавшим его приказа с дрожью нетерпения в теле.
- Пора! - возгласил он. - Начнем нашу Дикую Охоту, Братья, и пусть Всеотец пошлет нам удачу!
…Уцелевшие дружинники медленно ехали следом за своим князем, направлявшимся к березовой роще, позади которой должны были дожидаться воев бежавшие из слободы селяне.
- Что ж, проповедник, ты заслужил мое уважение, - князь повернулся к монаху, покачивающемуся в седле буланого жеребца по правую руку от него. - Пора бы нам и познакомиться. Как твое имя?
- Августин, - отвечал тот. - Такое имя я получил при пострижении в монахи в честь блаженного основателя нашего монастырского устава. Но в миру меня называли Клодемером.
- А как зовут твоего спутника?
- Бьорн, - поспешил назваться послушник.
- Таким было его языческое имя, - добавил монах, бросив на послушника недовольный взгляд. - Теперь же ему следует привыкать к имени Иоанн.
- Добро, - Званимир задумчиво покрутил ус, запоминая непривычные для его слуха имена.
Отряд двигался через обширный луг, ломая копытами коней высокие стебли ковыля.
- Взгляни вон туда, проповедник! - Званимир указал рукой в сторону кряжистого серого холма, проступившего с левой стороны от густеющего темно-изумрудного пролеска.
- Что это? - заинтересовался монах. Он уже видел, что холм очень высок, имеет заостреную верхушку и отливает на солнце легким сиреневым оттенком.
- Гора Сварога, - ответил князь. - Наши волхвы и старожилы утверждают, что она возникла из искры от молота Небесного Коваля, случайно упавшей на землю нашего края в стародавнюю пору.
- Я уже заметил, что у вас много преданий о ваших богах, - усмехнулся Августин.
- Если ты странствовал по нашему краю, - спокойно промолвил Званимир, - то наверняка знаешь, что в нем нет каменных гор. Все хребты земляные. Но сейчас пред тобой настоящая каменная твердь, объяснить появление которой среди лугов и лесов непросто.
Глаза монаха заблестели.
- Я могу посмотреть на нее поближе?
- Да. Гора Сварога почитаема среди всех окрестных весей. Еще при моем деде люд приходил сюда, чтобы отколоть от нее хотя бы маленький сколок и повесить на шею, как защитный оберег. Но мой отец князь Владовид запретил тревожить покой горы. Зато с той поры воеводы проводят под ней воинские посвящения для отроков, где те получают шейную гривну ратника.
- Норманны, с которыми мы столкнулись, тоже устраивают воинские посвящения в священных местах, - припомнилось Августину. - Я видел это однажды. У людей севера множество своих ритуалов и обрядов, но все они исходят из культа смерти и приправлены изрядным количеством кровавых жертвоприношений.
- Ты сравниваешь моих родовичей с разбойниками? - Званимир нахмурил брови.
- Прости меня, князь, но мне кажется, что ты не вполне справедлив к норманнам, называя их разбойниками, - заметил монах. - Военное дело всегда связано со смертью. Невозможно сохранить рассудок, если постоянно ее бояться. И потому темные обряды этого народа необходимы его воинам, дабы смириться с нею, растворив свой страх. Другое дело, что норманны, создавая свой мир, в котором ценность жизни размыта, начинают любить смерть и стремиться к ней. Их главный бог Вотан - бог, Выбирающий Мертвых, так они его зовут, - учит брать у мертвых силу. Даже их символы, которые мы видели недавно на боевых стягах - Волк и Ворон, это существа, питающиеся мертвечиной.
Званимир нахмурился еще больше, а Августин продолжал:
- Тот, кто посвятил себя воинскому делу, сам должен быть волком, преследующим добычу, или псом, бросающимся на защиту хозяина и не думающим, как уцелеть самому. Или же пчелой, гибнущей ради своего улья. Как избавиться от страха, если смерть всегда ходит рядом? Только таким образом. Разве не этому посвящены все способы обучения воина? Я бы сравнил норманнов именно со сторожевыми псами, лишившимися своего стада и потому страдающими без должного применения. Этим объясняется их беспримерная жестокость.
- Ты не все знаешь, проповедник. Тайные воинские обряды и умения, помогающие подняться над смертью, сделав ее истоком жизни, придумали наши северные сородичи, некогда бывшие вождями в своих родах и племенах. Изгнанные со своей земли, они скитались, предлагая свои ратные услуги народам, обитавшим по берегам Варяжского Моря. Они первыми создали воинские общины, которые пополнили люди, бежавшие с заката от твоих соплеменников. Примером сему могут служить саксы, многие из которых до сих пор поклоняются Богу Смерти.
- Ты говоришь про Кродо! - вдруг воскликнул молодой послушник, дерзко вмешавшись в разговор. - Его каменных изваяний и сейчас много на побережье.
Теперь помрачнел монах.
- Культ этого страшного божества до сих пор проникает в земли, принадлежащие Каролингам, - сказал он. - Указом Карла поклонники Кродо в Саксонии подлежат смерти, а изображения и алтари его истребляются. Я никогда раньше не думал, что этот пугающий образ пришел к нам от словенских племен.
- Имя Повелителя Битв, почитаемого среди закатных людей, происходит от слова "Крада" - погребальный костер воина, павшего смертью героя, - растолковал Званимир. - Мои сородичи посвятили пришлых: саксов, данов и свеев - в некоторые свои обряды и умения, однако они не могли передать им истинное предназначение воина. Поэтому набежники вроде парней, нанятых Сбыславом, выучились только убивать и любить смерть, но не понимать, для чего она нужна. Теперь эти люди скалистых земель полагают, что рождены для того, чтобы помыкать другими народами, обращая их в рабов. Они всем несут свой закон Силы, позабыв, что без своих наставников до сих пор прятались бы от врагов в пещерах и лесах, словно зайцы, преследуемые охотниками. Силы у урман ныне много и ратиться они научились изрядно, мы это видели. Немудрено, что наши единокровники вынуждены бежать с побережья, изгоняемые этими любителями быстрой наживы и смерти. Теперь, боюсь, урмане уже не остановятся ни перед чем. А у наших людей еще осталось что-то святое, через что они не готовы переступить…
- Куда теперь? - спросил Осколт, второй десятник. - Домой?
- Сперва найдем селян. Я перед ними виноват, надо бы расплатиться. Потом выдам каждому из добычи по гривне на отстройку слободы. Освободил бы и от податей, да они уже и так свободны о них, - усмехнулся князь.
- Урмане от нас не отстанут, - покачал головой Кандих. - Им нужна Золотая Ладья, без нее они не вернутся.
- Тем больше причин ехать к селянам, - заметил Званимир. - Розлега, скачи к Молнезару. По моим прикидкам, его гридни должны быть где-то на подходе.
Молодой ратник кивнул и поворотил коня на Полдень. Остальные двинулись на Восход.
Рогдай ехал чуть в стороне от остальных, предаваясь мрачным размышлениям. Он перестал понимать, что он тут делает, зачем покинул родной Воронец, почему бросил тех, с кем не так давно уже решил связать свою дальнейшую жизнь… Теперь наверняка вои Олава считают его презренным предателем, навроде Кандиха. Стало быть, путь назад ему заказан…
Неожиданно на плечо мерянину легла рука. Он вздрогнул и посторонил коня, увидев рядом с собой Кандиха. Молодого варна Рогдай считал главным виновником всех своих нынешних бед.
- Напрасно ты так, - заговорил тот не с осуждением, а с сочувствием. - Не вини себя, и меня тоже не обвиняй.
- Но ты же сам захотел идти с урманами! Ты сидел с ними за одним костром, ты ел из одного котла! - вскричал Рогдай так громко, что даже князь обернулся. Мерянин торопливо прикусил язык.
- Да, - признал Кандих. - Пока они не решили лишить жизни человека, которого я полагал спасителем своего народа. И что мне было делать? Разве можно купить человека куском мяса? Или за то, что они бросили мне этот кусок - я должен быть им вовек благодарен, как пес? Нет, я согласен с проповедником: они псы бродячие, лишенные хозяина. Псами и умрут. В свое время я побывал в разных племенах, где долг мой заставил меня много всего выглядывать и выпытывать… - варн на всякий случай понизил голос, покосившись на монаха. - Все это началось после того, как франки натравили на нас многих вождей склавинов, подобно тому, как ныне пытаются натравить радимичей. Наши правители озаботились настроениями в народе и в соседних племенах. Они стали засылать доглядников в ближние и дальние рода и общины, дабы узнать, чем и как живут разные люди, чего и от кого стоит ждать.
- Зачем ты мне это рассказываешь? - в глазах Рогдая отразилось недоумение.
- Я хочу, чтобы ты все правильно понял, ведь парень ты смышленый. Так вот, насколько видели мои сородичи и видел я - в каждом из племен есть свои обряды посвящения отрока во взрослую жизнь племени. Ты, должно быть, тоже их проходил. Каждое дитя, взрослея, достигает возраста, когда ему кажется, что оно уже с лихвой набралось жизненного опыта. Отрок считает себя самым умным, отрицая все, чему его учили - но на деле он еще мал и глуп, и его нельзя допускать во взрослую жизнь, ибо он наворотит там страшных дел. Силы у него уже много, а разума и умения держать свои чувства в узде маловато. И вот, чтобы преодолеть испытание этим нелегким взрослением, жрецы разных народов создали обряды посвящения. Все они нередко связаны с болью, с унижением, со страданием. В них ущемляется раздутое самомнение дитяти, отрицается его прежний опыт. Отрока как бы заставляют умереть и возродиться вновь, но уже другим существом, стоящим на страже блага общины и рода. Я даже встречал племена, где таких парубков посылают воровать, чтобы добыть еду. Но потом - они проходят посвящение, принимаются в круг взрослых соплеменников и про "подвиги" их забывают. А вот наши с тобой знакомые мне шибко напоминают парней, что вроде бы начали проходить свое посвящение - да до сих пор не могут его завершить. Так и занимаются тем, что грабят соседей, бахвалятся своей силой и своими подвигами. Прямо как сорванцы за околицей, оставшиеся без пригляда взрослых. Из всех человеческих качеств приобрели только жестокость, мстительность и алчность. И нет над ними волхва, который бы вразумил этих зарвавшихся удальцов, вернув в лоно полезной жизни…
Услышав эти его слова, Августин повернулся к Кандиху.
- Не волнуйся, и до них дойдет слово Божие в свое время!
- Увы, за это я не волнуюсь, - отозвался Кандих с многозначительным вздохом.
- Так вот, оставаясь с урманами - ты никогда не найдешь своего предназначения, - он вновь обратился к Рогдаю. - Навеки застряв в боевом посвящении, которое никогда не заканчивается. Для многих парней такая жизнь - предел мечтаний, но время идет, и надо двигаться дальше, дабы обрести свою настоящую стезю…
- Мне кажется, ты несправедлив к урманам, - мнение молодого варна пришлось Рогдаю не по душе. - Они свободны, как ветер, отважны, как волки, верны друг другу, как кровные братья. Побыв среди них, я словно увидел иной мир, в котором для человека не существует пределов. К тому же, я никогда не встречал людей, что так почитали бы своих богов и знали о них все.
Кандих покачал головой.
- Урмане забрали себе не только многие наши исконные обряды, но и имена наших богов. Теперь они полагают их своими. Но посуди сам: их верховные боги Один и Тур - не более чем наш древний предок Идан-Турс, победитель гордых южан. Молот Мьольнир - это молнии нашего Перуна! Теперь же они изгоняют нас с наших земель и обирают тех, кто лишился нашей защиты…
У молодого варна вырвался тяжкий вздох.