- Это хорошо, что я застал тебя здесь. Князь Званимир сообщил мне, что вы с Кандихом изучаете записи преданий своего народа. Еще он сказал, что вы готовы показать мне эти давние писания. Верно ли это?
Рогдай помедлил с ответом, припоминая слова Любавы, но не рискнул ослушаться слова князя.
- Да, - подтвердил он нехотя.
- К большому моему сожалению, священный долг призывает меня покинуть эти края. Князь Званимир пребывает в плену заблуждения и не желает отступать от бесовской веры. Великое откровение Спасителя не открыло его глаза. Потому - мои усилия бесплодны. Но я просил бы тебя, Рогдай, познакомить моего воспитанника Иоанна с письменами радимичей, чтобы он смог впоследствии поведать мне о них. На это князь дал свое соизволение. Его наставница-ведьма также не будет препятствовать вам.
Августин удалился.
- Вот видишь, - ободряюще сказал Рогдай. - Все само сложилось, как ты хотел.
- Да, - кивнул Бьорн. - Иногда это меня пугает. Не придется ли мне расплачиваться за такое везение чем-то, куда более дорогим?
Глава 15. Милость божия
С самого начала Сбыслав, князь кривичей, не собирался отпускать урман без своего присмотра. По его замыслу, они не должны были переступить границ его владений по возвращении назад. Князь размышлял просто. Если тела урман найдут на земле Званимира, на князя кривичей не падет подозрений. Потравили их или все полегли в лихом набеге - с кого спрос? Пусть потом люди говорят, что угодно. Но если выйдет, что урмане благополучно вернулись, да вдруг ни с того ни с сего померли в его владениях - тут дело будет худо. Наверняка у каждого сыщется какой-нибудь местник, который пожелает стребовать с князя кривичей, позвавшего дружину Олава, свою плату…
Нет, это Сбыслава решительно не устраивало. Потому, взяв с собой три сотни гридней Хорола, он выступил урманам в след, отставая от них всего лишь на день пути.
Однако после битвы в слободе, когда люди Званимира принялись прочесывать окрестья, Сбыславу пришлось отступить вглубь лесов на правом речном берегу, дабы ненароком не попасться радимичам на глаза. Тут-то он след урман и упустил. Как, впрочем, и сам Званимир. Дальше было еще хуже. Радимичский князь тоже, как в воду канул, так что даже доглядник, одетый селянином, не сумел ничего разузнать о нем. Теперь нужно было где-то искать и Званимира, и урман.
- Не горюй, княже, - увещевал Хорол, наперстник Сбыслава, с которым прошло его детство. Этот сын простого слуги князя Боривита некогда сумел подняться от отрока в княжеской дружине до воеводы. - Урмане не привыкли уходить без добычи. Либо они Званимира порешат - а тогда мимо нас всяко не прошмыгнут, - либо тот их изведет, и тогда тебе вовсе тревожиться не о чем.
- Меня волнуют не Званимир аль урмане, - покачал головой Сбыслав. - Мне урмане должны кое-что принести. А коли не принесут - не знаю, как тогда буду добывать это у Званимира. Дело для меня темное.
Поляна в окружении многоствольных елей и осин, была заполнена искрящей массой бронных воев в яловчатых шеломах. Говорили приглушенно, не разжигали кострищ, только легкий гомон звуков витал под сводами деревьев.
Неожиданно перед шатром Сбыслава вырос странный человек, облаченный в серое вретище с балахоном. Его сопровождал Взрад, переодетый смердом гридень, отправленный на поиски Званимира.
- Мир тебе, княже, - проговорил незнакомец, устремляя на Сбыслава цепкий взгляд глубоких глаз. Смиренно сложив руки перед грудью, он поклонился князю кривичей.
- Ты кто такой? - спросил Сбыслав с подозрением.
- Меня зовут Августином, - назвался монах. - Я иду от князя Званимира.
Сбыслав сразу оживился.
- Тебе ведомо, где он сейчас?
- Да, князь. Я пользовался его гостеприимством на протяжении нескольких последних дней и следую из его лесного терема.
- Какие же дела привели тебя, иноземца, к князю радимичей?
- Вопросы веры и будущего словенских земель. Увы, князь Званимир слишком погряз в своих заблуждениях, не желая заботиться о благе собственного народа. Быть может ты, владелец граничащих с ним владений, проявишь большую дальновидность?
- О чем ты ведешь речь? - Сбыслав искренне удивился.
- Наихристианнейший король Карл, правитель всего Запада, защитник истинной веры и непримиримый враг язычников, задумал великий поход против последнего оплота язычества в Европе, откуда эта зараза расползается по окрестным землям. Аварнский коанат, средоточие мерзости и бесчестия, разросся под самым боком христианского мира, и мой повелитель хочет положить этому конец. А потому всех, кто готов ему в том помочь, он призывает встать под его знамена, дабы с разных сторон ударить на этого опасного врага!
- Далековато мне до варнов, - присвистнул Сбыслав. - Их владения от меня отделены землей радимичей.
- Оттого Званимир был первым, к кому я обратился со своей благородной миссией. Я искренне надеялся, что он примет свет истинной веры и выступит на стороне моего короля. Но этого не случилось, а, значит - ты можешь оказаться более прозорливым и использовать эту возможность, дабы утвердиться над обоими вашими народами. Что мешает тебе взять под свою руку и землю радимичей, тем самым, приблизившись к нашим общим врагам?
Сбыслав усмехнулся, чтобы скрыть внезапно охватившую его дрожь. Перед его мысленным взором уже замаячили волнующие дали.
- Радимичи не захотят видеть меня над собой, - сказал он.
Августин покачал головой.
- У Званимира есть дочь, ты же, насколько я знаю, не имеешь жены, - продолжал он, показывая своей осведомленностью, что хорошо подготовился к встрече со Сбыславом. - После смерти Званимира - а все мы смертны! - ты мог бы иметь законное право на часть приданного его дочери, Любавы, если пожелаешь сделать ее своей супругой.
Сбыслав помрачнел.
- Ты не знаешь наших порядков, иноземец. У нас так не принято. Княжеское достоинство не передается, как корова или дом, в счет приданного! У нас князя одобряют на вече. Нужно угодить и дружинникам, и торговому люду, и посадским, и самое тяжкое - волхвам… Хотя, конечно, чаще выбирают из родичей прежнего князя, но я не думаю, что муж его дочери может на что-то рассчитывать…
- Однако ты надеешься на богатую добычу от своих варягов! - возразил Августин, чем снова заставил князя кривичей поежиться. - Почему бы часть ее не пустить на то, чтобы заручиться поддержкой самых знатных родов?
- Тебе-то что с этого, проповедник? - не выдержал, наконец, Сбыслав. - Я могу все это провернуть и без тебя!
- Это верно. Но от меня зависит, как сложатся твои отношения с соседями после победы Карла - а в его победе я не сомневаюсь, вопрос лишь в цене этой победы! Будешь ли ты жить в мире, или в вечной войне с теми, кого он поставит владетелями земель аварнов. Если же умрет Званимир, в его земле либо воцарится смута, либо появится новый князь, который также может быть обязан своей милостью королю Карлу. Мне говорили о тебе как о человеке разумном. Помысли сам: зачем уступать власть другому, когда можно забрать ее себе?
Сбыслав задумчиво почесал бровь.
- Что же я должен сделать, чтобы получить поддержку твоего повелителя?
- Самую малость, - Августин впервые позволил себе улыбнуться, и сосредоточенное его лицо смягчилось. - Необходимо, чтобы ты отрекся от своих дремучих богов и принял сердцем и душою Бога истинного, чье первое пришествие свершилось восемь веков назад и чье второе пришествие все мы чаем.
Сбыслав нахмурился.
- Без этого никак?
Августин твердо покачал головой.
- В твоей обширной державе, простершейся на столько дней пути, будет создана новая епархия, откуда свет истинной веры начнет расходиться по городам и весям. И думается мне, что тяжкую обязанность возглавлять эту епархию наш святой глава церкви возложит на мои плечи…
Теперь, наконец, рассмеялся князь кривичей, и с видимым облегчением.
- Так вот в чем дело! Сейчас я понимаю и твою корысть. При князе-язычнике тебе своего нового сана не видать… Что ж, проповедник, я подумаю о твоих словах!
- Долго думать не в наших интересах. Сейчас, когда князь Званимир отрядил дружину ловить твоих варягов, а сам с немногими людьми укрылся в тайном святилище, есть надежда захватить и его, и его дочь, и даже самую лелеемую тобой добычу - Золотую Ладью.
- Золотую Ладью? - удивился Сбыслав. - Я даже ничего не знаю о ней, как я могу о ней мечтать?
- Однако тебе известно о добыче, которую князь радимичей взял в последнем походе. Это добыча и есть Золотая Ладья. Золота в ней столько, что хватит на покупку всех ваших земель.
- Если кто-то согласится их продать, - буркнул Сбыслав, внезапно осознав, от чего именно его подбивают отказаться. - Как я понимаю, ты много дал бы за то, чтобы эта ладья исчезла на веки?
- Я не люблю идолов и тех, кто им поклоняется, - жестко сказал Августин. - Если ты согласишься отречься от своих заблуждений, я незамедлительно отправлюсь к твоим варягам и укажу им место, где хранится ладья и скрывается князь Званимир.
- Ты знаешь, где их найти?
- Догадываюсь, - отозвался монах. - Однако туда я пойду один.
- Добро, - промолвил Сбыслав. - Утром ты узнаешь мое решение. А пока - ты можешь остаться в моем лагере. Хорол позаботиться, чтобы у тебя ни в чем не было недостатка. И еще, проповедник, прими мой совет. Когда отыщешь северных кметов - не называй их варягами. Они этого не любят.
- Кто же они? - с пренебрежительной усмешкой осведомился монах.
- Урмане, доблестные вои, похваляющиеся тем, что бьют варягов в их собственном Варяжском Море.
- По мне все язычники одинаковы, - отмахнулся Августин. - Но как тебе будет угодно. Итак, подумай до завтра. У нас есть лишь несколько дней, чтобы все решить, ибо мой повелитель выступит в поход этой осенью. Все должно быть свершено до его начала, иначе тебе достанутся лишь обглоданные кости и пылающие головешки!
После долгой ночи раздумий князь кривичей призвал к себе проповедника и сообщил ему, что примет крещение из его рук, как только станет хозяином Золотой Ладьи. Удовлетворенный его ответом Августин отправился на поиски стоянки урман.
Олав Медвежья Лапа восседал на высоком резном стуле, закутавшись в ворох лисьих шуб, и царапал землю перед собой острием меча. Ярл был мрачен, как туча. Вокруг, на щитах, пнях и корягах разместились его боевые товарищи, напоминающие сейчас нахохлившихся сычей. Все они хмурили брови, укрывая плечи плащами или шкурами. Костров не разводили, чтобы не привлекать внимания вражеских доглядчиков.
Пристанищем Братьев послужил большой лесистый остров, расположенный чуть ниже по течению реки. Густой ольховник, смешанный с широкими ясенями, покрывал пространство этого естественного природного укрытия, куда хирдманны перетащили свои драконы, чтобы перевести дух и залатать полученные раны. Судами, с которых сняли мачты, огородили становище с трех сторон, четвертую укрепив лодками и сундуками из трюмов. От любопытных взглядов с других берегов реки стан охраняли высокие сосны и густой кустарник.
Волки Одина оказались в непростом положении, и Медвежья Лапа размышлял, как поступить дальше. Званимир выскользнул из рук, след золота так и не был найден. Хумли Скала, Торольв Огненный Бык, Агнар Земляная Борода и другие Братья не скрывали своей досады. Поход в землю радимичей совсем не оправдал их ожиданий. Не было ни настоящих схваток, о которых потом можно было рассказывать за пиршественным столом, ни достойной добычи. Зато осталась неприятная память о каленых гардских стрелах, после которых хирдманны чувствовали себя так, будто растревожили большой осиный рой.
Железо фигурных срезней оказалось коварным - глубоко застревало в теле, рвало мясо, не желая выходить. Приходилось делать глубокие надрезы, после которых щиколотки и бедра сильно распухали. Также тяжело было унять вызванное этими стрелами кровотечение. Пока Даг Угрюмый врачевал пострадавших, делая присыпки размельченым тысячелистником и перевязки, Бови Скальд помогал ему, напевая высоким голосом гальдры о пролитой крови - Ручье Волков, что напоила землю, и воронах - Конях Ведьм, которые наконец насытились. Пение гальдров издревле считалось важным заживляющим средством среди людей фьордов. Выводя свои рулады, Бови отбивал такт рукоятью меча по щиту.
Олав Медвежья Лапа уже оценил преимущество коварного и вездесущего оружия противника. Перелет стрелы радимичей превосходил финскую в полтора раза. На развалинах Пустоши ярл собственными глазами видел луки убитых воинов Званимира и удивился сложности их устройства: помимо нескольких березовых и можжевеловых планок, склееных между собой, они имели подзоры - роговые полосы, костяные накладки и жильную или сыромятную тетиву. А длинные стрелы в палец толщиной отличались большой прочностью - стержень наконечников глубоко вставлялся в их торец.
Все это не вызывало бодрости духа у ярла, который всегда отличался умением заранее просчитать возможности неприятеля и свои шансы на успех. Это качество позволяло Олаву Медвежья Лапа вот уже полтора десятка лет уверенно возглавлять хирды береговых Братств. Срок немалый для человека, привыкшего отвечать за жизни своих товарищей в неспокойном и полном опасностей мире Волков Одина, пропитанном болью, потом и кровью.
И сейчас Олав откровенно сомневался в успехе затеянного предприятия, задумчиво прорисовывая на мягкой и сочной почве линии руны Ахтван. Небесная Звезда Восьми Ветров даровала связь с конем Повелителя Битв - восьминогим Слейпниром, и Мировым Древом девяти миров. Как и большинство свеонских конунгов и ярлов, Медвежья Лапа носил на шее оберег с ее изображением, сделанный из китовой кости.
- Что думаешь делать, ярл? - Хумли присел на корточки напротив Олава.
- Пока не знаю, - честно признался Медвежья Лапа. - Не хочу больше губить людей понапрасну.
- Если мы повернем назад, не умертвив Званимира и не взяв то, за чем нас послал Сбыслав, - понизил голос Скала, - кривский князь может расплатиться с нами не золотом, а острым железом.
Олав усмехнулся. Он и сам прекрасно понимал, что хирдманны накрепко застряли между двух бед. Впереди - неуловимый князь радимичей с сильной дружиной. Позади - князь кривичей со всей своей боевой силой, который не простит нарушения договора, не говоря уже о том, что такое возвращение покроет имя ярла несмываемым позором. Однако со дня выступления в поход из Святилища Меча хирд лишился уже девятерых Братьев, еще одинадцать получили тяжелые ранения, не считая десятков царапин и порезов, которые никто не считал за раны. Пополнить же ряды Волков Одина было некем.
- Я не хотел бы, Хумли, повторить судьбу конунга Дага, сына Дюггви, любившего спорить с Норнами, - сказал ярл. - Он пал презренной смертью, увязнув в лесах Гаутланда и получив вилы в брюхо от руки простого смерда. Или закончить свои дни, как Ерунд, сын Ингви, хирд которого растоптали несметные полчища врагов, а самого его вздернули на осиновом суку.
Хумли Скала лишь пожал плечами в ответ. Для этого человека вся жизнь была бесконечной игрой с судьбой. Выходец из Седерманланда, он был осужден законами тинга на смерть за убийство своего хевдинга Бродди, но сумел благополучно покинуть фьорды и найти убежище в Альдейгьюборге, где царили совсем иные порядки и обычаи. Свеонские ярлы, осевшие на варяжской земле, не гнушались брать в свои дружины людей, находящихся не в ладах с законом своей родины. Власть тинга ландов Большой Свитьод на них не распространялась.
- По мне лучше идти вперед до конца, чем отступить, - произнес Хумли. - К тому же, я не привык оставлять жизнь тому, кто сумел выставить меня на посмешище. А князю радимичей это удалось. Справедливо ли, что он до сих пор топчет землю?
- Быть может, ты прав, - Олав Медвежья Лапа прищурился. - Нужно завершить начатое. Но сначала я хочу, чтобы Всеотец послал мне свой знак. Тогда я пойму, как действовать…
Минувшим вечером ярл самолично провел обряд в центре становища, велев сложить херг из камней. Облачившись в белоснежную рубаху, он принес в жертву Одину сначала петуха и козу, доставшихся хирдманнам после взятия слободы, а потом земгальского тралла Стурлу. Возведя очи к небесам, Олав перерезав ему горло ритуальным кинжалом, возгласив обращение к Отцу Богов: "Да поможет нам Владыка Валаскьяльва, Большой Дракон и силы Севера!"
Заклание человека в походах было большой редкостью. К этому средству прибегали, когда хирд оказывался в тяжелом положении, нуждаясь в поддержке богов. Но Олав не видел сейчас иного выхода. После жертвоприношения он вымазал лоб и щеки еще горячей кровью Стурлы, а затем написал на земле знак Эгисхьяльмур, Шлем Ужаса - главную защитную руну, связанную с великим драконом. Ночью пошел дождь, насытив воздух прохладой. Бови Скальд сказал, что Один принял блот, изменив онд деревьев и камней - дыхание пространства хирдманнов.
И вот теперь Медвежья Лапа с волнением ждал знака от Всеотца.
К ярлу неслышно подошел Тороп. При виде его Хумли Скала заворчал и подался прочь. Многие Волки Одина уже давно точили на него зуб, предлагая выпустить кишки боярину Сбыслава, которого винили в неудаче при захвате слободы. Тороп и сам теперь не любил лишний раз мозолить глаза Братьям, однако сейчас он был настроен на серьезный разговор с Олавом.
- Ежели не достанем Званимира - быть войне меж нашими племенами, - сказал он ярлу.
- Как же его достать? - смиряя недовольство, осведомился Медвежья Лапа. - В настоящем бою пытать свою удачу он не хочет.
- Стало быть, надо заманить его в ловушку, - настаивал Тороп.
- У тебя все выходит просто только на словах, - ярл начал раздраженно шмыгать носом. - Идти облавой на такую дичь хлопотно. Если Званимир пригонит сюда все свое войско - нам с ним бодаться будет не с руки.
- Не пригонит, - заверил Тороп. - Смута в его владениях, вои нужны для другого. А Сбыслав нынче смутьянов поддержит. Так что руки у тебя развязаны.
- Что из того?
- Надо найти проводника из местных, - подал голос Гудред Ледяной Тролль. - Чтобы показал, где у Званимира лежка. Без провожатых соваться в леса - верная погибель.
- Пытались уже, - махнул рукой ярл.
Хирдманны не смогли обнаружить в округе ни селян, ни рыболовов, ни охотников. Складывалось ощущение, что все они ушли в чащобы, чтобы быть дальше от реки, которой владели теперь страшные для них оружные люди с севера.
- Ты ведь бывал здесь? - Медвежья Лапа наклонился к Торопу. - Должен знать, где ближайшие поселки.
- Я знаю лишь те, что стоят на реке, - ответил боярин. - Ближний - в дне пути отсюда. Но я не удивлюсь, если он тоже опустел.