Следом за Черноглавой Братья пересекли луг и приблизились к длинному и высокому дощатому забору, обносившему просторное дворовище с несколькими строениями. Такие сплошные ограды, называемые гардами "заметом" хирдманны встречали только в крупных селениях кривичей. Рысь зашла в ворота, жестом приглашая Братьев внутрь. На створках были вырезаны Стрелы Перуна и волнистые линии, обозначавшие Хляби Небес.
Черноглава словно лань проскользнула во двор. Хирдманны вступили в него медленно, настороженно взирая перед собой. Их не покидало беспокойство. Едва ворота остались у них за спиной, как со всех сторон стремительно выросли фигуры воинов в сверкающих доспехах, заблистали наконечники длинных пик.
- Засада, Братья! - выкрикнул Энунд, подаваясь назад и извлекая меч. - К бою!
Хирдманны сплотились плечо к плечу, готовые принять неравную схватку. Они уже видели, что гардских ратников во дворе не меньше двух десятков. Неожиданно возникшее напряжение нарушил заливистый смех Черноглавы.
- Уберите оружие, - голос старой ведуньи прозвучал с такой убежденностью, что Братья послушно вложили мечи в ножны. - Для вас тут угрозы нет.
- Да вы протрите глаза, - посоветовала Черноглава из-за ее спины. - Поглядите, с кем биться собрались.
Хирдманны присмотрелись и застыли в полной растерянности. Во дворе Рыси стояли резные изваяния воинов в человеческий рост. Их было двадцать - все в островерхих шлемах и кольчугах, со щитами и копьями. Здесь явно поработал резец хорошего мастера, выточив из древесной тверди совершенные образы ратоборцев с суровыми лицами и прищуренными глазами.
- Так это что, истуканы? - все еще не мог придти в себя Тойво.
- Моя личная дружина, - загадочно ответила Рысь. - Дом мой от лиха сторожит.
- Так они же не живые? - заметил Воила. - Чурбаны деревянные. Как же они сторожат?
Старая ведунья усмехнулась.
- Я гляжу, немало страху нагнали на вас чурбаны.
Хирдманны могли себе поклясться, что видели живых ратников с пылающими гневом глазами и в искрящейся железной броне.
- Коли надобно будет - все, как один оживут и ринутся в бой, - сказала Рысь, и стало неясно, шутит она или говорит серьезно.
Радан покачал головой.
- Ты всех гостей так встречаешь?
- Лишь тех, кто для рода чужой и вострилом оружным привык всему миру грозить. От лихого люда землю нашу мы всегда боронили, таков закон. Так Родом положено, Сварогом сковано, Велесом сведано да предками заповедано. Не обессудьте. Но коли с миром идете - и волоска не упадет с ваших голов.
Энунд заметил, что глаза Рыси были зеленые, глубокие, древние. Однако иногда в них оживали желтые пляшущие огоньки.
Между тем большой дом с двускатной крышей уже навис над хирдманнами.
- Избе поклонитесь, прежде чем войти, - проговорила Черноглава.
- Это еще зачем? - удивился Энунд. - У вас обычай такой?
- Дом - заграда своего хозяина, - сказала Рысь. - Это и тын воинский, и оберег божеский, и иной мир, вступать за черту коего потребно лишь с чистыми намерениями. А еще - он живое существо. Приглядись получше, и узришь чело его под сводом кровли, очи в оконцах, рот в двери и ноги в опорных столбах.
Не успела она договорить, как на молодого хирдманна вместо дома глянул дед с черными глазами, окладистой бородой и приоткрытыми губами. Образ этот был таким пугающим, что Энунд мотнул головой, сгоняя наваждение.
- Довольно уже твоих чар, женщина, - произнес сын Торна Белого. - Позволь нам отдохнуть с дороги.
- Добро, - согласилась Рысь. - Входите в избу и откушайте со мной.
Она перешагнула порог, чуть склонив голову под притолокой, расписанной солнечными лучами. Сделав поклон жилищу ведуньи, Братья ступили за ней в след.
Уже проходя через сени, гости почувствовали сильный запах каких-то взваров. В самой избе со скрипучими половицами была глиняная печь, стоящая слева от входа на плахах, обмазанных глиной, над ней - дымник, а вдоль окон - лавки с горшками и чугунами и небольшой стол. С потолочин свисали на оцепах черепа оленей, лис, волков и кабанов. На дальней стене красовались три рысьих колпака, надетые на спицы.
- Садитесь к столу, - пригласила ведунья. - Отведаете моей кутьи и цежи.
- А не отравишь? - с сомнением спросил Воила.
- Хотела бы - еще в лесу вас всех прибрала, - Рысь усмехнулась. - И глодали бы волки ваши косточки по кустам и яругам.
- Так ты, стало быть, с самого начала за нами приглядывала? - осведомился Энунд, размещаясь на лавке.
- Да, - качнула головой ведунья. - Хотела узнать, каковы вы нутром, гости заморские. Потому и смотрела на вас через землю, слушала через небо, через корни дерев к сердцам вашим обращалась.
- Вволю помотала ты нас по бору, - качнул головой Радан, присоединяясь к Энунду. - Небось, натешилась вдоволь. Что ж не погубила, коли могла?
Рысь ответила не сразу.
- Не во чреве ваших душ пагуба коренится, - ответила задумчиво. - От иных людей, нутро коих напитано до краев ядом алчбы, надо худа ждать нашему краю. Вы же - лишь наперстки на деснице их.
- Ты о ком это говоришь, женщина? - нахмурился Энунд.
Глаза Рыси скользнули по нему и его спутникам.
- Кто не ведает, ради чего по земле ходит - тому всяк в душу худое вложить может. Вот и ныне - продались вы новому хозяину вашему, Сбыславу, князю кривичскому.
- Сбыслав нам не хозяин, - поморщился Энунд. - Мы служим лишь нашему ярлу.
- Меж тем, княжескую волю исполняете, а она ведет вас к краю, за которым - бесславная смерть и забвение.
- Брешешь, - Воила отложил в сторону деревянную ложку, которой собирался зачерпнуть кашу, и вперил гневный взор в лицо старой ведуньи.
- Для этого человека не писаны законы, - спокойно выдержала это взгляд Рысь. - Ни небесные, ни человеческие. Всю жизнь по крови идет, по костям людским. Брата ослепил, людей его погубил. Как только нужда в ваших ратных услугах себя исчерпает - и вас перемелет.
- Ну, это мы еще поглядим, - сын Торна Белого фыркнул.
- Многие, что подобно вам, не оценили по достоинству князя кривичского, ныне блуждают по Черной Нави бесплотными духами и не могут обрести покой. Сбыслав уже здесь, на нашей земле, со своею дружиною. Явился забрать то, что ему не принадлежит, вместе с вашими жизнями и жизнями ближников князя Званимира. Смерть дышит вам в спину.
Сказанное старой ведуньей ошеломила хирдманнов. Ложки выпали из их рук.
- Ты просто хочешь поссорить нас, посеять раздор и вражду, - с усилием выговорил Энунд. - Но подкрепить свои слова тебе нечем.
- Отправляйтесь к Сорочьему Логу. Там воинство кривичское увидите. Всего в дне пути от вашего островного стана.
Братья переглянулись. Впервые в сердцах их появились сомнения. Если Рысь знала о тайном прибежище Олава Медвежьей Лапы, то могла знать и другое.
- Поторопитесь сейчас - упредите вождя вашего о большой опасности, - продолжала ведунья. - Иначе - можно и опоздать.
- Мы пришли за другим, - возразил Энунд. - Возвращаться назад, не выполнив приказа своего ярла, у нас не принято.
Рысь посмотрела ему прямо в глаза.
- Так можно и наказ не исполнить, и с жизнью проститься. Подумай об этом.
Энунд встал из-за стола, прошелся по горнице. Внезапно он замер перед хозяйкой, резко повернувшись к ней.
- Я понял твой умысел. Если бы ты нас извела - ярл прислал бы новых разведчиков, или явился всей дружиной. Но сейчас ты и нас повернешь назад, и опасаться союзников наших заставишь. Так ты убережешь своего князя, а нас - лишишь добычи.
- Стало быть, напрасны были мои увещевания, - ведунья покачала головой с грустью. - Не поверил ты словам моим. Токмо нужна ли пища ягненку, которого уготовили к закланию? Нужна ли добыча человеку, над шеей которого занесен острый топор? Али ты думаешь унести ее в мир теней?
Глаза Рыси стали темными, как ночь. Энунд ощутил подспудную дрожь.
- Говорю тебе, - продолжала ведунья. - Песнь Морены уже звучит над лесами, призывая вас в ледяные чертоги. Птица смерти реет над вашими лодьями, готовясь проводить в последнюю дорогу мочучее воинство. Гибельный знак - перевернутые вилы - проступил на челе каждого из вас. Торопись! Еще не поздно изменить предчертанное. Но ежели промедлишь - мертвые очи Черной Матери встретят вас на лунной тропе, с которой не возвращаются.
Все пятеро Братьев сжались, словно скованные холодом. Слова ведуньи били в самое сердце, они отнимали уверенность в себе, заставляли ощущать телом и душой тягостную обреченность. Отмахнуться от этой обреченности было совсем непросто.
- Чем ты можешь подтвердить свои слова? - сомкнув брови у переносицы, спросил Энунд.
- Многое могла бы я тебе порассказать, коли бы желала, - проворчала Рысь. - И о том, что слышал ты у Турилы о Золотой Ладье. И о подвигах ваших в северных землях. Но тому, кто закрыл сердце свое, неразумно что-то доказывать. Ежели захочешь - увидишь все сам, своими очами. А не захочешь - сгинешь до срока со своими товарищами.
- Увижу? - переспросил ее молодой хирдманн в удивлении.
- Коли, конечно, умеешь смотреть… - уточнила ведунья. - За моей избой течет Жар-Ручей, омут пресветлый. Водица его не токмо ближнее и явное отражает, но и дальнее и сокрытое. Дочка моя, Черноглава, к тому ручью тебя сведет и научит, как у него о доле своей выспросить.
Энунд задумался.
- Откуда мне знать, что то, что я там увижу, не есть плод наложенных тобой чар? - осведомился он с недоверием.
- Сердце подскажет. Кабы каждый его слушал - век бы беды не знал. Доверься мудрости сердца своего вещего и тогда никакой морок над тобой власти не возымеет.
- Что ж, - решился молодой хирдманн, - поглядим, какая она, твоя правда. Веди меня, - обернулся он к Черноглаве, безмолвно стоявшей возле печи.
Девушка вышла в сени, и сын Торна Белого последовал за ней, кинув беглый взгляд на своих товарищей. Лица Братьев стали еще тревожнее.
Глава 17. Жар-Ручей
Дворовище дома Рыси на закатной стороне граничило с малой ольховой рощицей, через которую Черноглава вывела Энунда к округлой поляне, колосящейся высокой травой. В просветы стеблей проглядывали блестки ручья, будто звенящие на солнце.
Девушка шла мягко, неслышно. Ее руки нежно раздвигали траву, что доставала до груди. Было видно, что она относится к ней бережно, стараясь не поломать и не примять ни единого стебелька, не зацепить ненароком ни одного листика. Когда ручей, струящий между тяжелых сизых валунов, зажурчал перед ногами молодого хирдманна, обдав его лицо теплым паром, Черноглава заговорила.
- Жар-Ручей очень древний. Он никогда не замерзает, а рощелья вокруг него не чахнут и не отцветают круглый год. Погляди на эти розовые лепестки с коричневыми прожилками. Это горицвет, кукушкина трава. Отвары из него очищают кровь, а присыпки заживляют раны. Сколь помню себя, цветки его никогда не теряли своего яркого оттенка и не опадали на землю. А вот журавельник - медоносное растение, острые носики плодов которого так похожи на журавлиные клювы. Его обходят стороной и ветры, и ливни, и морозы. Таковы же цветки воловьего ока, душица и вейник.
- Как же могут травы пережить зимние холода? - не поверил ей Энунд.
- Могут, ежели питаются теплом от Жар-Ручья, омута священного, чудородного.
Энунд присел на корточки и коснулся пальцами поверхности воды. Она действительно оказалась теплой, как подогретое молоко.
- Все дело в этих сизых валунах, которые ты здесь видишь, - пояснила Черноглава. - Когда-то они были комьями земли, вылетевшими из-под копыт коня Батюшки - Даждьбога. Трисветлый Князь Солнца проехал по нашему краю, озарив его златым сиянием, насытив неувядающим теплом. Комья затвердели и стали камнями, а влага, что вышла из них - создала этот ручей.
Молодой хирдманн теперь склонился над самой водой, стараясь увидеть свое отражение. Но перед ним блистала лишь непроглядная золотистая гладь, которая ничего не отражала.
- И правда, странное место, - признал Энунд.
- Омут непрост, - согласилась девушка, - однако вещим людям он дан в подмогу самими богами. Коли уметь правильно к нему обратиться - ничего не утаит ни о былом, ни о грядущем.
- Научишь? - искоса посмотрел на нее Энунд.
- За тем и пришли, - Черноглава впервые улыбнулась. - Каждое прореченное мною слово будешь повторять устами и сердцем. Тогда Жар-Ручей тебя услышит.
- Я готов, - заверил молодой хирдманн.
Лицо девушки изменилось. Оно стало совсем бледным, а в глазах загорелся огонь. Энунд невольно вздрогнул, но сохранил самообладание.
- Хляби небес рассейтесь, глуби земли раздвиньтесь, тайники душ людских отопритесь! - возгласила Черноглава сухим, незнакомым голосом, простирая к омуту длани.
Сын Торна Белого последовал ее примеру.
- Отступи темень Незнания, убеги морок Невегласия, - продолжала девушка. - Дай спознать, Жар-Ручей правды чистой, нечаромутной, иже я - плоть от плоти земли, кровь от крови неба и отклик дыхания Творцов, пресуществленный в сгусток жизни. Дозволь раскрыться бутону знанья, что спит в утробе моего серца. За покровами ветхого мира пусть проявит себя утаенное, дабы не осталось для меня неясного в умыслах людей и промысле богов.
Когда молодой хирдманн слово в слово повторил обращение Черноглавы, она указала взглядом на ручей.
- Теперь собери водицы в ладони и омой лицо. Помысли, что се - криница истины, сурьица божеских сил, отмыкающая зерцало совершенного света.
Энунд послушался. Несмотря на то, что вода омута была теплой, она несла с собой невероятную свежесть. Юноша весь встрепенулся. Ему показалось, что с лица его свалился тяжелый слой глины, делавший его нечуствительным к миру. Теперь все поменялось. Хотелось улыбаться и радоваться яркости солнца, которое было уже не только над ним, но и внутри него. Он слышал разговоры птиц в дальних перелесках, гудение пчел в дуплах деревьев, писк землеройки, прокладывающей тропу в толще почвы.
Девушка внимательно оглядела хирдманна.
- Твои шрамы сгладились, морщинка на лбу пропала, - сказала она. - Преобразила тебя священная вода-модрица.
Молодой хирдманн поднял на нее непонимающий взгляд. Он на миг позабыл, зачем пришел к ручью.
- Теперь в омут загляни, - велела Черноглава. - Сердце твое очистилось и взор ноне ничто не застит. Куда захочешь, туда и проникнешь оком.
Энунд вгляделся в блестящую гладь ручья, который тоже стал другим. Он, наконец, сделался прозрачным, отражая стелющиеся в вышине облака. Юноша присмотрелся очень внимательно. В воде замелькали зеленые кроны деревьев, верхушки ворсистых холмов, овраги. Потом - дорога побежала среди кустов и пней. Энунд следовал взглядом вдоль нее, отмечая каждый поворот. Неожиданно глаза ослепило яркое сияние: шлемы, кольчуги, мечи. Запестрели знамена, заалели костры. Молодой хирдманн догадался: это воинский стан. Теперь он видел множество шатров, лошадей, вооруженных ратников. Лица их проносились, не задерживаясь надолго. Были бородатые, были лишь опушенные мягкой порослью усов. Неожиданно движение прекратилось. Взгляд остановился на лице человека с близкопосаженными глазами, чуть скошенным носом, выдвинутым вперед подбородком и хищным маленьким ртом. Воин был без шлема, в пунцовом долгополом плаще, застегнутом на правом плече. Он стоял, выжидательно скрестив руки на груди, и взирал вперед себя, прищурясь. Энунд узнал Сбыслава. Князь кривичей внимал говору собеседника: бледного человека с высоким лбом и тонкими губами. Его молодой хирдманн узнал тоже. Это был монах-проповедник, что явился на днях в лагерь Олава.
В голове Энунда потемнело. Он ощутил легкий толчок, покачнувший его в сторону. Молодому хирдманну уже не нужно было смотреть дальше: пропали все вопросы, оставив удивительную, холодную ясность. Хотя где-то там, за гранью вод, еще вертелись в хороводе пугающие картины: бездвижные лица Братьев с остекленевшими глазами, горящая ладья, уносящая тела героев вниз по течению, вороны Одина, раздвигающие черными крыльями дали небес…
Черноглава осторожно тронула Энунда за руку. Сын Торна Белого поднял на нее глаза.
- Выходит, права была твоя мать? - выговорил он, с трудом ворочая языком. Губы его пересохли.
- Пойдем, - тихо сказала девушка. - Не нужно долго здесь сидеть. Жар-Ручей - источник, отмыкающий врата знания, но само знание - не в ручье. Оно - в сердце твоем. Только сердце человека - тот чудородный чертог, в котором нет тайн меж Сваргой Лучистой и Матерью Сырой Землей. То место, где ты сам можешь говорить с богами и не отделять тебя от их деяний. Око Всеведания, Сила Прави, Огонь Вечности - это то, чем каждый из нас владеет изначально, по праву рождения. Священные омуты, камни и дерева - лишь подспорья наши на пути, не поводыри. Самосиянный Свет - внутри. Сегодня ты прикоснулся к этой истине. Не дозволяй маяте вещей вновь утащить тебя в водоворот хаоса.
- Я подумаю над твоими словами, - пообещал Энунд. - Но не сейчас. Нужно немедля вернуться в стан и предупредить ярла о коварстве Сбыслава. Веди меня к дому.
- Пошли, - согласилась Черноглава, поворачиваясь к ольховнику.
Они быстро миновали поляну и зашагали среди пахучих густолистых деревьев. Неожиданно слуха Энунда коснулся звон железа. За ним последовали приглушенные, ритмичные возгласы и деревянные постуки.
- Что встал? - девушка потянула молодого хирдманна за рукав. - Нам не след ноне мешкать.
- Погоди, - Энунд огляделся по сторонам. - Что там за звуки?
- Сестрицы мои упражняются, - ответила Черноглава. - Ратный Круг тут, у ополья рощи.
- Могу я на него взглянуть? - казалось, молодой хирдманн уже позабыл обо все на свете. Желание увидеть боевые забавы гардских ратоборок пересилили беспокойство за свою судьбу и будущее Братьев.
- Экий ты легкомысленный, - покачала головой девушка.
- Всего одним глазком, - настаивал Энунд.
- Что ж, только близко не подходи, - нехотя согласилась Черноглава.
Она провела его неприметными тропками к вытоптанной луговине где-то на самой дальней окраине ольховника. Первым, что узрил сын Торна Белого, был круг из двенадцати вбитых в землю копий. За ним лежали разложенные непонятной фигурой, похожей на восьмиконечный крест, круглые щиты с острыми умбонами. Между этих щитов двигались, вращаясь и прыгая, две проворные девушки, одетые в легкие кожаные доспехи. Одна крутила в руках короткую палку с длинной цепью, к которой был подвешен увесистый шар. Энунд уже слышал об этом необычном гардском оружии, называемом кистенем, но воочию видел его впервые. Обращение с ним требовало изрядной искуссности и ловкости, так как любое неверное движение грозило причинить ущерб своему владельцу. Но синеглазая девушка с туго стянутой русой косой - легкая, гибкая, стройная - без всякого усилия выписывала железным шаром на цепи круги и овалы, наседая на поединщицу. Вторая ратоборка - рыжевласая, зеленоглазая - уклонялась от этих выпадов или парировала их легкими двойными секирами.