- А что значит "Рыба Кольчуг" и "Ясени Битвы"? - с невольным интересом осведомился Тороп.
- Меч и воины. В этом языке сокрыта древняя магия наших богов, он достался нам от мудрого аса Браги, но понимают его немногие.
- Я вижу, ярл, ты неплохо разбираешься в этой околесице, - тихонько подначил Олава Сбыслав.
- Я - старший среди моих Братьев, - без тени улыбки ответил Олав. - Я должен понимать каждого из них.
- Добро, - только и проворчал князь кривичей.
Бови Скальд между тем еще говорил что-то про Скалы Шлемов и Перину Дракона, но Сбыслав его не слушал. Он смотрел на лица и глаза урман, которые сейчас полыхали огнем. Даже шрамы их как будто сгладились вместе с телесным уродством, пропали все морщины. Он видел перед собой восторженных детей, опьяненных приобщением к чему-то важному и взрослому. Князь только пожал плечами. Этих северных людей ему не уразуметь. Они могут быть дикими, как лесные звери, проливающие реки крови, а потом в один миг превратиться в невинных отроков с небесными очами. Могут быть грубыми и сладкоречивыми. Могут резать глотки всем и вся в захваченных весях, а потом петь благозвучные песни и складывать вирши под гуслярную гудьбу.
Бови Скальд дошел до обращения к Норнам, испрашивая разрешения узнать их промысел. Тут Сбыславу стало немного яснее. Подобно Макоши с ее веретеном эти варяжские судьбопряхи ткали нити доли и недоли для каждого человека и его рода.
- Даг Угрюмый просит в сердце своем направить его руки и помыслы, ибо нуждается в вашем знании, - говорил Скальд. - Пусть под чашей небес откроются знаки грядущего! Огонь и вода, ветер и воздух, земля и лед пусть составят узор на дороге наших клинков!
Старый урманин, развязавший свой мешочек и державший его на вытянутой правой ладони, пока Бови говорил эти слова, теперь резко перевернул его, высыпав на расшитую ткань целый ворох маленьких деревянных дощечек. На прямоугольных липовых планках были прорезаны писалом тонкие знаки, которые Даг разложил рисунком вниз. Он принялся перемешивать их круговым движением посолонь. Губы его беззвучно шевелились, глаза были закрыты. Вся фигура человека выдавала глубокое сосредоточение, и в то же время казалась какой-то нереально отстраненной, призрачной.
Закончив вращать планки, Даг Угрюмый распластал над ними свои пясти и замер, будто окаменев. Сбыславу почудилось, что между дланями старого воя и деревянными планками заклубился легкий пар. Словно остановилось само время. Потом тело Дага сотряс едва уловимый толчок. Он взял правой рукой одну из планок и положил в углу полотна, затем взял вторую и третью. Все их урманин выложил в один ряд.
- Один благословил нас, откликнувшись на наш зов! - громко произнес Бови Скальд. - Он готов явить нам знаки судьбы.
Даг перевернул первую руну.
- Чистая Руна, - с невольным удивлением объявил Бови.
Урмане и кривичи воззрились на планку, которая была лишена какого-либо знака.
- Это руна Всеотца, - задумчиво проговорил Олав, - одновременно означающая и начало, и конец, выход за грань познаваемого и силу рока.
- Как это понимать? - поморщился Сбыслав.
- Мы должны быть готовы к любым неожиданностям, - разъяснил Бови Скальд. - Путь наш будет труден, но мы осилим его, если избежим привязанностей. Обычно первая руна из трех проясняет остальные, однако здесь она только запутывает нас еще больше.
- А что вторая? - поинтересовался Тороп.
- В ней Один посылает свой совет.
Даг Угрюмый неторопливо перевернул вторую планку. Увидев выведенный на ней рез, урмане побледнели.
- Говори! - Сбыслав посмотрел в глаза Бови, стараясь унять дрожь.
- Это Перт, Посвящение, - промолвил молодой урманин. - Не менее загадочная руна.
- Каков ее смысл?
- Смерть и возрождение. Это значит, что наша цель потребует больших усилий, но удача может быть связана с действиями, которые для нас неожиданны. Верную дорогу нужно найти среди множества иллюзорных. Тогда все скрытое от нас прояснится.
Даг Угрюмый выразительно поднял указательный палец.
- Еще это обратимая руна, - уловив его жест, разъяснил Бови. - Если ее перевернуть - значение будет другое. Оно может значить, что прежний путь себя исчерпал.
Даг перевернул третью планку.
- Для чего нужна третья руна? - поспешил спросить Сбыслав.
- Она укажет, что произойдет, если мы последуем совету Всеотца.
- Эваз, Движение, - отер бороду Олав. Поднявшись с опилка, он навис над покрывалом всем своим тяжелым телом.
- Ее суть - большие перемены и новая стезя, - заключил Бови. - В перевернутом положении означает дальнюю дорогу.
- Сколько живу на свете, - засопел ярл, возврашаясь на место, - а никогда прежде не видел столь туманных знаков. Мы отправляемся в трудный поход, не зная толком, что нам делать, чтобы сохранить свои головы.
- Все это пустое, - заверил Сбыслав, вставая на ноги. - К чему придавать столько значения каким-то резным деревяшкам? Ваша удача - в ваших крепких руках.
- Пожалуй, ты прав, князь, - Олав Медвежья Лапа только махнул рукой. - Будем готовится к походу и славным делам, которые наверняка запомнят умельцы складывать звучные висы.
Провожая князя кривичей, он дошел до самых ворот стана. В Святилище Меча вместе с Торопом Сбыслав оставил наиболее ловких и проверенных воев: Щерба, Блажко, Гудилу, Полюда и Родогоя.
Неожиданно перед ярлом и кривичами выросли две фигуры.
- Энунд? - изумился Медвежья Лапа, рассматривая статного воина с черными живыми глазами и тонкой бородкой, обрамлявшей немного удлиненное лицо. - Я думал, тебя утащили кобольды на этих дрянных болотах. Кто это с тобой?
- Человек из племени меря, - ответил свеон.
Сбыслав, ведущий коня под уздцы, ощутил, как пальцы его вцепились в поводья.
- Чем занимаются твои люди? - напустился он на ярла. - Я же предупреждал тебя, чтобы они не таскали сюда местных? Не хватало еще, чтобы Осмак что-то вызнал про наши с тобой планы…
Олав и сам уже побагровел от гнева, часто задышав ртом. Взгляд его сверлил Энунда, брови низко нависли над глазами, словно тучи перед грозой.
- Ты что себе позволяешь, молокосос? - прогрохотал он на весь стан.
- Он должен пойти с нами, ярл, - молодой свеон смотрел в глаза Олаву. - Этот парень вытащил меня из топи, в которую я провалился. Я ему обязан…
- Довольно! - взревел Олав, точно медведь. - Я научу тебя слушаться старших.
- Обожди, - Сбыслав вдруг оборвал пламенный порыв предводителя урман. - Мы поступим по-другому.
Князь бросил поводья одному из дружинников и отвел Олава в сторону. Он уже осознал всю угрозу сложившегося положения и надумал, как из него выпутаться.
- Мерянина нельзя отпускать назад, - шепнул Сбыслав. - Он видел мое лицо. Лучше всего было бы снять с него голову, но тогда Осмак затаит на нас обиду, да и твой воин может неправильно это истолковать. Забирай его с собой в поход и пусть он из него не возвращается. Его родичи узнают, что он сложил кости на чужбине, как настоящий мужчина. Ты меня понял, Медвежья Лапа?
- Ладно, - просопел Олав. - Сделаю, как ты хочешь. Завтра этого малого здесь уже не будет.
- Я рассчитываю на тебя, ярл! - сказал на прощание Сбыслав, забираясь в седло. - И возвращайся с удачей.
Кинув беглый взгляд на загорелого охотника в кожаной куртке с тулом и луком на боку, князь кривичей резко отвернулся. Шестеро комонников выехали за ворота Святилища Меча, погнав скакунов вниз по увозу холма.
Глава 5. Речной путь
Энунд вел Рогдая через весь стан, заполненный огромными шатрами из парусины и льняного полотнища, натянутыми на березовые колья. Мерянин без перебоя крутил головой по сторонам, разглядывая сидящих у костров хирдманнов, щиты с железными ободами, надетые на вбитые в землю шесты, длинные лавки, заполненные плошками.
Люди в Святилище Меча были разбиты на множество небольших групп. Некоторые в них варили овсяную кашу на молоке, запах которой гулял между палатками, другие штопали большими иглами одежду, рубили дрова или просто спали на свернутых плащах. Замечая Энунда, Братья приветливо махали ему рукой или подмигивали. Дюжий силач Хумли Скала, раздетый по пояс, наставлял четверых молодцев в борьбе, поочередно швыряя их на землю, словно щенят. Альв Бешеный и Гудред Ледяной Тролль играли в тавлеи костяными фишками. До Энунда долетели обрывки их разговора.
- Так далеко на юг к гардам нас еще не заносило, - ворчал Гудред, видимо, прикидывая тяготы предстоящего похода, о котором знали теперь все. - Больших рек там меньше, наверняка придеться корячиться до седьмого пота, таская драконы волоком.
- Эх, - Альв вздохнул с досадой. - А вот Скафри и Эйнару повезло больше нас. Угораздило же этих счастливчиков наняться в дружину к Рауду Морской Чайке! Сейчас опустошают берега толстопузых саксов. А поживиться там всегда есть чем.
- Верно, - кисло подтвердил Гудред. - На Западе люди живут богато. А здесь - глухомань и нищета. Совсем как у нас, в Свеаланде, или в Стране Финов. Только лесов больше.
- Я слышал, гардский конунг обещал нашему ярлу золото, - неуверенно припомнил Альв.
- Еще поглядим. Ихнему брату доверять опасно…
Энунд подвел Рогдая к шатру, возле которого на перевернутой пивной бочке сидел Хегни Острие Копья - мясистый детина с оспинами на лице и оторванной мочкой уха, борода и волосы которого походили на сухую паклю.
- Здорово, Хегни! - приветствовал его Энунд. - Привел нового парня, который будет кормиться с нами. Так решил Олав.
Хегни даже не удостоил Рогдая взгляда.
- Если он хочет, чтобы ему была еда у нашего очага - пусть до блеска начистит котел.
И он лениво указал на огромный железный котел, стоящий на камнях под длинным вертелом, установленным между двух вкопанных в землю рогатин. Этот котел, весь покрытый копотью и жиром, в последний раз мыл в Альдейгьюборге, один тралл из биармов, которого Хумли Скала, будучи во хмелю, убил броском своей пивной чаши за нерасторопность.
Рогдай с непониманием воззрился на Энунда.
- Делать нечего, парень, - Раздвоенная Секира лишь развел руками. - Здесь принято подчиняться. Каждый в Братстве имеет свои обязанности. Так что нарви побольше травы и набери песка. Придется потрудиться. С крепышом Хегни лучше не спорить, если желаешь сохранить свои зубы. Он кормчий на "Руке Победы".
Рогдай подчинился. Охотник снял колчан и лук, а также свою куртку, и закатал рукава рубахи.
- Не вешай нос, дружище! - напутстовал его Энунд. - В большой семье Опоясанных Мечом уважение нужно заслужить. Настанет день, и тебя тоже начнут принимать всерьез. Пока же для всех этих людей ты значишь не больше, чем бродячая собака.
Рогдай молча согласился. Он поднял погнутое ржавое ведро для песка, которое швырнул ему в догонку кто-то из Волков Одина, и направился на окраину стана.
Мерянин прошел совсем немного и остановился, так как на пути его встали трое ратников. Рогдай сразу смекнул, что это не урмане. В отличие от северных воинов, не обращающих на него никакого внимания, эти изучали его в упор с неподдельным интересом. Кольчуги их были из крупных плотных колец, а у одного грудь сверкала нашитыми на кольчатое полотно прямоугольными пластинами.
- Ты из Воронца? - воин с нагрудными бляхами говорил по-мерянски.
Рогдай вздрогнул, удивленный звуком родной речи.
- Да, - подтвердил он.
- Как здоровье князя Осмака? Все так же бьет медведя и лося в своих лесах?
Рогдай кивнул, рассматривая заостренные черты лица воина с прищуренными глазами, в которых плясали хитрые огоньки, нос с горбинкой, пшеничного цвета бороду, подстриженную ровным клином. Было ясно, что это не простой ратник, уж очень ухоженной была его кожа, а черемная рубаха, выглядывающая из-под брони, смотрелась слишком броско на фоне других. Высокий шелом с выкружками для глаз, который незнакомец держал в руке, имел серебряные накладки.
- Прими совет, - почти шепотом произнес воин. - Если хочешь подольше прожить среди урман, держись поближе к нам.
- Чего мне опасаться? - не понял его Рогдай.
- Твоя жизнь здесь не стоит и лесного желудя, - все так же тихо ответил воин. - А за нашей спиной ты в трудный час найдешь заграду.
- Благодарю тебя, - чуть поклонился мерянин.
- Потом поблагодаришь, - усмехнулся воин. - Только запомни: если вдруг ненароком услышишь, что урмане замышляют что-то важное - шепни мне. Меня зовут Тороп.
И ратник с нагрудными бляхами прошел мимо него. За ним последовали и двое других.
Ближе к вечеру в Святилище Меча начались приготовления к походу. Вновь и вновь Волки Одина начищали свое оружие, натирали салом умбоны и венцы щитов, шеломы и броню, стараясь не оставить ни пяди места для коварной ржавчины.
Рогдая так и не подпустили к костру, возле которого Волки Одина расселись для трапезы. Он примостился в сторонке, на камне. От круга Хегни Острия Копья ему перепало несколько кусков жареной лосятины, соленая рыба и краюха хлеба.
- Тебе непременно нужно будет проявить себя в первом же бою, - сказал мерянину по этому поводу Энунд. - Тогда ты заслужишь место в кругу Братьев и на тебя станут смотреть, как на мужчину. Пока же не дадут даже грести на вестах - это тоже почетное право настоящего воина.
Суда урман Рогдай увидел в тот же день. Три огромных лодьи стояли на пустыре с закатной стороны от тына, прямо под насыпью. Вокруг них тоже вертелись люди, шпаклюя днища и борта. Длинные махины были обшиты ясеневыми досками, стянутыми заклепами и укрепленными просмоленными шерстяными шнурами. Мерянин видел, как усиленно урмане расклинивали деревянные гвозди и конопатили их мхом, а потом снова забивали. Как оказалось, страшные головы и хвосты причудливых зверей, покрытые позолотой, легко разбирались и ставились только в походах, а то и вовсе при подходе к чужим берегам, чтобы раньше времени не пугать жителей. Паруса из ворсистой шерстяной ткани, нашитой полосами и крашеной в разные цвета, были сейчас разложены на земле и прижаты валунами. Урмане просушивали и проветривали их. На одном поверх алых и белых полос был нашит большой синий змей. По-видимому, он принадлежал лодье самого урманского вождя.
Всего в стане Рогдай насчитал порядка трехсот оружных мужчин. Были еще невольники, отмеченные клеймами, и женщины-невольницы, с которыми урмане обращались грубее, чем с домашним скотом. Это тоже было непривычно Рогдаю, так как в Воронце никогда не держали рабов из чужих племен.
Но больше всего удивило мерянина, что среди этих грозных северных людей оказалось несколько словен, которые являлись полноправными членами Братства. Похоже, они попали в дружину Олава давно и уже доказали свою преданность законам морских воителей в бессчетном числе сражений. Вели они себя столь же высокомерно, что и урмане. Рогдай подслушал, что старшего у них зовут Витко и все они родом с Ладоги. Даже шеломы носили, как у Волков Одина - с кожаными нащечниками, обшитыми железными пластинами, и с расширяющимися книзу наносниками.
- Олав велел взять тебя на "Руку Победы", - чуть позже сообщил мерянину Энунд. - Твои навыки нам тоже пригодяться. По меньшей мере, до тех пор, пока ты не убьешь своего первого врага и не добудешь меч или топор.
Как вскоре выяснил Рогдай, лучников в дружине тоже держали, но число их было невелико. Лук считался оружием презренным, победить с помощью которого считалось недостойным мужчины. Вот почему, хотя в своем арсенале его имел почти каждый, стрелками в дружине были, в основном, фины. Однако из рассказов про схватки с разными племенами, приводимых Энундом, мерянин сделал вывод, что подчас умелый бой стрелами с судов или в поддержку копьеносного строя на суше мог изменить расстановку всего дела.
К судам поставили многочисленные сходни, по которым поднимали на борта бочки с провизией - в основном, соленья и вяленое мясо - а также мед. Грузили шерстяную одежду, котлы, багры, канаты, ведра и кованые сундуки с каким-то скарбом. Эта работа целиком легла на плечи траллов, финов и некоторых юных дружинников, которых урмане прозывали "гремдирами". Зрелые воины - "хаульдиры", развешивали над бортами круглые щиты, переносили оружие, возились с мачтами и устанавливали паруса. Рогдай, обливаясь потом, трудился вместе с остальными, но не переставал прислушиваться к звукам иноплеменной речи, стараясь запоминать слова.
А Энунд, между тем, задумчиво поглядывал краем глаза, как Хегни проверяет закрепление гитовых на шкаторине паруса и укладку шпиртов в стойки "Руки Победы". Невольно вспомнился последний поход, бедняга Адильс Всадник Волн, словно еж утыканный стрелами бьярмов, но еще не испустивший дух. Его поднимали на судно, положив на большой щит Хумли Скалы, а он все бормотал что-то в предсмертном бреду о песнях чаек и играх тюленей. Потом Бови Скальд почтил его такими словами:
"Над Скалами Шлемов поет ветер покоя
Месяц Корабля уносит в объятья Блаженных.
Там, за вратами крови, ясень Гласира
Осыпает на землю небесные звезды".
- Что приуныл, Сокрушитель Голов? - из задумчивости Энунда вывел резкий оклик Агнара Земляной Бороды. - Стосковался по новым схваткам? А, между тем, мне здесь пришлось поскучать побольше твоего. И все по твоей милости.
Молодой хирдманн посмотрел на кузнеца виноватым взглядом.
- Прости, старина. Я обещал тебе найти руду, и я нашел ее.
- Поздно! - сердито фыркнул Агнар. - Где ты болтался три дня? Пока тебя ждал, сладкий мед и пиво совсем задурили мне голову. Я проиграл в кости свой родовой браслет.
- Кому? - удивился Энунд, припоминая литое из серебра украшение с головой великана Трюма, которым Земляная Борода всегда дорожил.
- Сначала подумал, что Тору-Громобою, - почесал затылок Агнар. - Когда тот пришел вечером навестить меня со своей большой секирой.
Энунд прыснул со смеху.
- Потом оказалось, что это Хумли Скала, - признался кузнец.
- Выходит, я твой должник.
- Это точно, мылыш. Хотел сковать себе большой двуручный меч, вроде того, что был у Лейва Стража Сечи. Помнишь, как он был тяжел? Не всякий воин мог поднять его даже двумя руками…
- Ты скуешь еще много хороших железных мечей, - обнадежил кузнеца Энунд.
- Да на что мне теперь железо? - рассмеялся тот, показав кривые зубы. - Скоро у нас будет столько золота, что я смогу отлить себе из него золотые доспехи.
- Это золото еще нужно взять, - Энунд пожал плечами.