Очевидно, она была права. Обеими руками вцепившись в предплечье Айры, Джуни дошла до аптеки и попросила номер "Дайджеста мыльной оперы". Дошла до продуктового и потребовала куриной печени – повелительно и развязно, как будто обратилась совершенно в другую женщину – яркую, а то и шлюховатую, – женщину, которой все равно, что о ней думают. Затем она снова расхихикалась и спросила у Айры, как у нее получается. Что же, Айра был, конечно, доволен ее успехами, однако некоторое время спустя происходящее стало ему надоедать. Ей хотелось побывать и там и сям, и всякий раз это напоминало постановку пьесы: приготовления, переодевание, грим, уверения, которыми ему приходилось осыпать Джуни. Да еще эти нелепые каблуки, которые ей шагу ступить не давали. Она словно по свежевымытому полу шла. Честное слово, было бы проще, если бы она по-прежнему сидела дома, думал Айра. Но стыдил себя за эту мысль.
Затем ей приспичило посетить "Харборплейс". Джуни смотрела по телевизору, как его открывали, и почему-то пришла к заключению, что он – одно из чудес света. Поэтому естественно, что, набравшись кое-какой уверенности в себе, она надумала увидеть его своими глазами и ни о чем другом слышать не желала. Да только Айре не хотелось везти ее туда. Он не был поклонником "Харборплейса", и это еще мягко сказано. Айра считал его небалтиморским – просто-напросто торговым центром с раздутой репутацией. И за парковку там бешеные деньги дерут. Может быть, она выберет что-то другое? Нет, не выберет, сказала Джуни. А одна только Мэгги ее отвезти не может? Нет, ей нужен Айра. Он и сам это знает, зачем же предлагать кого-то другого? Потом с ними захотел поехать отец, потом и Дорри, которая возбудилась до того, что даже уложила для такого случая свой "чемодан" (одежную коробку из "Хацлерса"). Айре пришлось стиснуть зубы и согласиться.
Поездку назначили на воскресенье – единственный свободный день Айры. К сожалению, утро выдалось мглистым, прохладным, а после полудня обещали дождь. Айра предложил отсрочить ее, но никто и слышать ничего не хотел, даже Мэгги, тоже успевшая распалиться. Что же, он отвез их в центр города, где ему чудом удалось запарковаться на улице, все вылезли из машины и дальше пошли пешком. Туман висел такой, что на расстоянии в несколько ярдов ничего уже видно не было. Дойдя до угла Пратт-стрит и Лайт-стрит, они взглянули в сторону "Харборплейса" и даже павильонов не разглядели, просто серые пятна. Зазеленевший светофор был единственным цветным пятнышком. И людей не было, кроме единственного продавца воздушных шаров на противоположной стороне улицы, приобретающего, пока они подходили к нему, призрачные очертания.
Шары-то и приковали внимание Джуни. Они казались сделанными из жидкого металла – серебристые, собранные в плотную гроздь, со складочками, как у диванных подушек, по краям. Джуни воскликнула: "Ой!" И встала, приоткрыв рот, на бордюр. "Что это?" – вскричала она. "Воздушные шары, разумеется", – сказал Айра. А когда он попытался повести ее дальше, она все время оглядывалась, вытягивая шею, и Дорри, которая висела у него на другой руке, тоже.
Он понимал, в чем дело. Телевизор оповещал Джуни о происходящих в мире важных событиях, но не о мелочах наподобие майлара; вот эти-то мелочи и заставляли ее удивленно замирать на месте. Все вполне объяснимо. Однако в те мгновения Айра не испытывал желания угождать ей. Он вообще сюда приезжать не хотел и потому погнал всех вперед, а затем вокруг первого павильона. Джуни сжимала его руку точно клешней. Дорри, чья левая нога была частично парализована последним припадком, опиралась на другую его руку и нелепо ковыляла, "чемодан" при каждом шаге шлепал ее по бедру. А за их спинами Мэгги бормотала что-то ободряющее отцу, чье дыхание становилось все более громким и натужным.
– Но тут не такие воздушные шарики, к каким я привыкла! – сказала Джуни. – Из чего они? Как это называется?
Однако все уже достигли променада, что тянулся вдоль кромки воды, и Айра, не ответив, подчеркнуто обвел взглядом открывшийся с него вид.
– Разве тебе не это так не терпелось увидеть? – напомнил он сестре.
Впрочем, увидеть здесь можно было лишь непроглядные полотнища белой мглы, размытые очертания плывущего, словно на облаке, "ЮСС Констеллэйшн" да "Харборплейс", обратившийся в массивный, безмолвный сгусток тумана.
Поездка закончилась, разумеется, плачевно. Джуни заявила, что по телевизору все выглядело красивее, отец сказал, что сердце у него словно трепыхается в груди, а затем что-то расстроило Дорри, она расплакалась, и пришлось везти ее домой, не успев даже носа сунуть в павильон. Что ее расстроило, Айра припомнить уже не мог, зато вспомнил ощущение, которое придавило его, когда он стоял между своими сестрами, – вспомнил так живо, что даже ослепительная, залитая солнечным светом станция "Тексако" и та потемнела. У него сперло дыхание. Окружавший их туман как будто заключил всех в крошечную камеру, душную, затянутую паром, – вроде тех домиков, которые иногда ставят в центре бассейна. Здесь приглушался каждый звук, кроме близких, тягостно знакомых голосов его родных. Туман обволакивал их, запирал в этой камере, а между тем руки сестер тянули Айру вперед, как утопающие утягивают на дно всякого, кто пытается их спасти. О боже, я провел всю жизнь в западне, расставленной этими людьми, и никогда не получу свободу. В тот раз Айра понял, что он неудачник, да еще какой, что стал им в день, когда взял в свои руки бизнес отца.
Стоит ли дивиться, что расточительность так ранит его? Он отказался от единственной серьезной мечты, какая у него была. Большей расточительности и не придумаешь.
– Ламонт! – произнесла Мэгги.
Она смотрела на желтый фонарь, который вращался над бензоколонками, – на приземистый тягач, ничего сейчас не тягавший. Он с мучительным скрипом остановился, мотор стих. Чернокожий мужчина в джинсовой куртке выпрыгнул из кабины.
– Верно, он самый, – сказал мистер Отис, привставая на дюйм над стеной.
Ламонт прошел к задней части тягача, что-то там проверил. Пнул покрышку, направился к кабине. Вопреки ожиданиям Айры он был далеко не мальчик, а крепкого сложения, не так чтобы дружелюбный мужчина со сливово-черной кожей и грузной походкой.
– Эй, там! – позвал мистер Отис.
Ламонт остановился, посмотрел в его сторону.
– Дядя Даниил? – сказал он.
– Как ты, сынок?
– Ты что здесь делаешь? – спросил, приближаясь, Ламонт.
Когда он подошел к стене, Мэгги с Айрой встали, однако Ламонт на них и не взглянул.
– Ты все еще не вернулся к тете Дулут? – спросил он у мистера Отиса.
– Мне понадобится твой грузовик, Ламонт, – сказал мистер Отис.
– Зачем?
– У меня вроде как левое переднее колесо разболталось.
– Что? А где машина?
– Там, на Первом шоссе. Вот этот человек был настолько добр, что подвез меня.
Ламонт быстро скользнул взглядом по Айре.
– Просто мы проезжали мимо, – сказал ему Айра.
– Хмм, – недружелюбно промычал Ламонт и снова обратился к своему дядюшке: – Так, посмотрим, правильно ли я тебя понял. Твоя машина стоит где-то на шоссе…
– А вот эта миссис все и заметила, – сказал мистер Отис и повел рукой в сторону Мэгги, которая доверчиво улыбалась Ламонту. Вдоль ее верхней губы тянулась тонкая ниточка пены из банки; Айре жена показалась беззащитной.
– Руки я вам не предлагаю, – сказала она Ламонту. – Меня всю "пепси" обрызгала.
Ламонт некоторое время разглядывал ее, опустив уголки губ.
– Она высунулась в окно и крикнула: "Ваше колесо!" – сказал мистер Отис. – "У вас колесо отваливается!"
– На самом деле это была ложь, – сказала Мэгги. – Я все придумала.
Иисус милосердный.
– Как так? – спросил Ламонт.
– Я соврала, – жизнерадостно сообщила Мэгги. – Мы признались вашему дяде, однако… не знаю… его трудновато убедить.
– Вы говорите, что обманули его? – спросил Ламонт.
– Верно.
Мистер Отис застенчиво улыбался своим ботинкам.
– Ну, на самом деле… – начал Айра.
– Это было после того, как он почти остановился прямо перед нами, – сказала Мэгги. – Мы едва не слетели с дороги, и я до того разозлилась, что, как только мы его нагнали, крикнула про колесо. Я не знала, какой он старый! И какой беспомощный!
– Беспомощный? – переспросил мистер Отис, и в улыбке его несколько поубавилось самоуверенности.
– А кроме того, потом выяснилось, что колесо ведет себя немного странно, – объяснила Ламонту Мэгги. – Ну мы и привезли вашего дядюшку сюда, на "Тексако".
Айра с облегчением отметил, что лицо Ламонта более угрожающим, чем до сей поры, не стало. Ламонт даже словно бы утратил к ним обоим всякий интерес. И повернулся к дяде.
– Ты слышал? – спросил он. – Понял? Дошло уже до того, что ты людей с дороги сбрасываешь.
– Я тебе, Ламонт, всю правду скажу, – ответил мистер Отис. – Я припомнил, как все было, и сообразил, что это колесо вот уж несколько дней как барахлило.
– Разве я не говорил тебе, что с вождением пора завязывать? Разве все мы не говорили это? Разве Флоренс не умоляла тебя сдать права? В следующий раз тебе может и не повезти так сильно. В следующий раз какой-нибудь припадочный белый возьмет и прострелит тебе башку.
Мистер Отис как будто усох и стоял, прикрыв полями шляпы лицо.
– Если бы ты сидел дома с тетей Дулут, а там тебе самое место, ничего такого не случилось бы, – продолжал Ламонт. – А ты разъезжаешь по трассе! Спишь где придется, точно хиппи какой-нибудь!
– Ну, я думал, что вожу машину осторожно и аккуратно, – сказал мистер Отис.
Айра откашлялся.
– Так насчет колеса… – начал он.
– Тебе следует вернуться домой и помириться с женой, – сказал мистеру Отису Ламонт. – Хватит тянуть, извинись перед тетей Дулут и убери свою ржавую колымагу подальше от приличных людей.
– Я не могу извиняться! Я ничегошеньки плохого не сделал, – ответил мистер Отис.
– Да какая разница, старик? Все равно извинись.
– Ты пойми, не мог я этого сделать, ей все приснилось. Дулут спала, ей привиделся сон, понимаешь…
– Ты женат на этой женщине пятьдесят с хвостиком лет, – сказал Ламонт, – и половину их вы с ней из-за чего-то грызетесь. То она с тобой не разговаривает, то ты с ней. То она от тебя уходит, то ты от нее. Черт подери, старик, в конце концов вы оба уйдете и оставите дом пустым. Многие отдали бы правую руку, чтобы получить хороший домишко вроде вашего, а что делаете вы? Оставляете его пустовать: ты мотаешься в твоем "шеви", тетя Дулут ночует на кушетке Флоренс, причиняя неудобства ее семье.
Улыбка воспоминания скользнула по лицу мистера Отиса.
– Это правда, – сказал он. – В тот раз я думал, что это я от нее ухожу, а Дулут – что она от меня.
– Ведете себя как бестолковые дети, – сказал ему Ламонт.
– Ну, по крайности, я все еще женат, заметь! – ответил мистер Отис. – По крайности, все еще женат – в отличие от некоторых других, которых мог бы назвать!
– Ладно, так или иначе… – попытался вставить Айра.
– Хуже, чем дети, – продолжал, словно не услышав его, Ламонт. – У детей хоть времени навалом, а вы старики, ваша жизнь к концу идет. В скором времени один из вас помрет, а тот, что останется, скажет: "Почему я вел себя так паршиво? Этот человек каким был, таким и был, но он жил со мной рядом, так чего ж мы разбрасывались зазря, злобились друг на друга?" – вот как вы скажете.
– Ну, первым-то, наверное, я помру, – сказал мистер Отис, – так мне на этот счет и беспокоиться нечего.
– Я говорю серьезно, дядя.
– И я говорю серьезно. А может, то, чем ты разбрасываешься, и есть самое главное, может, в нем-то самая суть и есть, возможно такое? Ну скажи! Скажи, говорю тебе! Сказать-то придется, без этого никак. И вообще, ты посмотри, какую мы жизнь прожили. Может быть, под самый конец я буду думать: "Господи, вот это было времечко. Мы были сногсшибательной, долговечной парой, душа в душу жили". Мне будет о чем поразмыслить в доме престарелых.
Ламонт закатил глаза к небу.
Айра сказал:
– Не хочу вас прерывать, но скажите, история с колесом улажена?
Двое мужчин уставились на него.
– О, – сказал, помолчав, мистер Отис. – Я так понимаю, вам с женой охота двинуться дальше.
– Только если вы уверены, что у вас все в порядке, – сказала Мэгги.
– С ним все будет хорошо, – сказал Ламонт. – Давайте, поезжайте.
– Да, обо мне можете больше не беспокоиться, – сказал мистер Отис. – Позвольте сопроводить вас до машины.
И он пошел между Айрой и Мэгги. Ламонт остался стоять, с отвращением глядя им вслед.
– И всем-то он недоволен, этот мальчик, – сказал Айре мистер Отис. – Не знаю, в кого он такой.
– Думаете, он согласится помочь вам?
– О, конечно. Просто ему охота сначала речь сказать да покуражиться.
Они подошли к "доджу", мистер Отис настоял на привилегии открыть перед Мэгги дверцу. Времени он потратил на это больше, чем ушло бы у нее, потому как ему потребовалось и место у дверцы правильно выбрать, и с силами собраться. Проделывая это, он говорил Айре:
– И ладно бы имел он право меня критиковать. Разведенный муж! А советы раздает, что твой эксперт!
Он закрыл за Мэгги дверцу, хлопок получился вялый, бестолковый, Мэгги пришлось раскрыть ее и захлопнуть как следует.
– Человек, который пасует при первой же мелкой неудаче, – продолжал мистер Отис. – Живет один, вянет, пропадает да сохнет, как старый изюм. Сидит вечерами перед телевизором, женщину себе новую не ищет, боится, что она обойдется с ним, как жена обошлась.
– Ай-ай, – сказала Мэгги, глядя на него сквозь окно. – Такое всегда грустно видеть.
– Думаете, сам-то он видит? – спросил мистер Отис. – Не-а.
И пошел вслед за Айрой к водительскому месту, объясняя:
– Он думает, что ведет нормальную жизнь.
– Ладно, послушайте, – сказал, усаживаясь за руль, Айра. – Если тягач потребует каких-то расходов, я хочу узнать о них, понимаете? – Он захлопнул дверцу и высунулся в окошко: – Давайте я вам адрес наш запишу.
– Расходов не будет, – сказал мистер Отис, – но я признателен вам за такую мысль. – Он немного сдвинул шляпу назад, почесал голову. – Знаете, у меня собака была, – сказал он. – Самая умная из всех моих собак. Бесси. Очень любила гоняться за резиновым мячиком. Я его бросал, а она гонялась. И если мячик падал на кухонное кресло, Бесси просовывала нос между прутьями его спинки и скулила, и стонала, и плакала, но чтобы обойти кресло и схватить мячик спереди, такое ей никогда в голову не приходило.
– Ммм… – промычал Айра.
– Это напоминает мне Ламонта, – пояснил мистер Отис.
– Ламонта?
– Кое-чего он просто не видит.
– О! Да, Ламонт! – сказал Айра. Уловив аналогию, он испытал облегчение.
– Ну что же, не хочу вас задерживать, – сказал мистер Отис и протянул Айре руку. Она оказалась очень легкой и хрупкой, как птичий скелет. – Будьте осторожны на дороге, слышите? – Он поклонился Мэгги. – Будьте осторожны!
– И вы, – сказал она. – Надеюсь, с Дулут у вас все уладится.
– О, уладится, уладится. Рано или поздно.
Он хмыкнул, отступил на шаг от машины, Айра включил двигатель. Мистер Отис стоял, точно провожающий гостей призрак, глядя им вслед, пока они не выехали на дорогу.
– Ну, – сказала Мэгги, подпрыгивая на сиденье, чтобы устроиться поудобнее, когда он исчез из зеркальца заднего вида, – так или иначе…
Как будто все их приключение было маленьким перебоем в длинной истории, которую она рассказывала.
Айра включил радио, однако ничего, кроме самых что ни на есть местных новостей, отыскать не смог – цены на зерно, пожар в здании "Рыцарей Колумба". И выключил. Мэгги рылась в сумочке.
– Да куда же они подевались? – сказала она.
– Ты что ищешь?
– Очки.
– На приборной доске.
– О, верно.
Она взяла очки, пристроила на кончик носа. Повертела головой, посматривая туда-сюда словно для проверки их работоспособности. И наконец спросила:
– Тебе солнце глаза не режет?
– Нет, все хорошо.
– Может, давай я поведу?
– Нет-нет…
– Я за весь день ни одного поворота не прошла, – сказала она.
– Ничего страшного. Но все равно спасибо.
– Ладно, если передумаешь, скажи, – попросила она и откинулась на спинку сиденья, любуясь пейзажем.
Айра выставил локоть в окошко и начал насвистывать.
Мэгги напряглась, посмотрела на него.
– Просто ты думаешь, что водитель из меня никудышный, – сказала она.
– Что? – спросил он.
– Сидишь и прикидываешь, каким надо быть ослом, чтобы даже подумать – не посадить ли ее за руль?
Айра поморгал. Он полагал, что эта тема закрыта.
– Господи, Мэгги, – сказал он, – почему ты все на свой счет принимаешь?
– Потому что принимаю, вот почему, – ответила она, но без горячности, как будто собственные слова были ей неинтересны, а затем вернулась к изучению пейзажа.
Выехав на Первое шоссе, Айра прибавил скорость. Машин стало больше, но шли они быстро. Фермы уступили место коммерческим участкам – горы лысых покрышек; угловатые утесы, сложенные из плит шлакобетона; поля, заставленные кабинками, которые крепят на кузовах пикапов, превращая их в домики на колесах. Айра не помнил, как они называются. Это досаждало ему, он любил знать названия всяких вещей, конкретные, точные, отвечающие их назначению.
– Еловый Лог, – сказала Мэгги.
– Не понял?
Она повернулась на сиденье, посмотрела назад. И сказала:
– Еловый Лог! Дорога, которая ведет к Фионе! Мы только что проехали поворот на нее.
– Ах да, Еловый Лог, – сказал Айра. Никаких ассоциаций.
– Айра, – сказала Мэгги.
– Ммм?
– Совсем же недалеко отсюда.
– Нет, – сказал он.
И посмотрел на нее. Ладони сжаты, лицо повернуто к нему, губы подобраны, словно она ждет от него определенных слов (как ждала правильного ответа от Джесси, когда заставляла его зубрить таблицу умножения).
– Ведь так? – спросила она.
– Нет, – ответил он.
Мэгги не поняла, набрала воздуху в грудь, чтобы заспорить. Однако Айра сказал:
– Нет. По-моему, недалеко.
– Так ты хочешь сказать, что отвезешь меня туда?
– Ну… – А следом: – Ладно, день мы и так уже, считай, потеряли, верно?
Он включил поворотник и начал искать место, где можно развернуться.
– Спасибо, Айра, – сказала Мэгги, сдвинулась по сиденью, насколько позволил ремень, и легонько чмокнула его за ухом.
– Хмф, – буркнул Айра, однако недовольство в его тоне было больше того, какое он испытывал на деле.
Развернув машину, для чего пришлось заехать на двор лесного склада, Айра поехал назад и свернул налево, на дорогу под названием "Еловый Лог". Пыльные лучи как будто пленкой затянули ветровое стекло. Мэгги сдвинула очки повыше, Айра опустил солнечный козырек.
Не затуманившееся ли ветровое стекло снова вернуло его мысли к той поездке в "Харборплейс"? Так или иначе, а по какой-то причине он вдруг вспомнил, что именно вызвало в тот день слезы Дорри.