Сетчатая дверь открылась, вошла, грузно ступая, миссис Стакки – седая женщина с грубыми волосами и в кокетливом сарафане. Она тащила два пластиковых пакета с покупками, с ее бесцветных потрескавшихся губ свисала сигарета. О, Мэгги никогда не понимала, каким образом такая женщина могла произвести на свет Фиону – тоненькую Фиону. Миссис Стакки установила пакеты в центре ворсистого ковра. Но и после этого на гостью не посмотрела.
– Чего я терпеть не могу, – сказала она, перекатывая в губах сигарету, – так это новомодные пластиковые пакеты. У них такие ручки, что пальцы просто пополам режут.
– Как поживаете, миссис Стакки? – спросила Мэгги.
– Они еще и падают в багажнике, и все из них вываливается, – продолжала миссис Стакки. – Да вроде бы хорошо.
– Мы заскочили на минутку, – сказала Мэгги. – Нам пришлось побывать на похоронах в Дир-Лике.
– Ммм. – Миссис Стакки затянулась сигаретой. Изо рта она ее вынула и держала, как иностранка, большим и указательным пальцами. Одежды еще более ей не подходящей она выбрать не могла – если не сделала это нарочно. Сарафан целиком открывал ее руки – тестообразные, усыпанные вверху пятнами.
Мэгги ждала, когда Фиона упомянет о поездке в Балтимор, но та лишь вертела самое большое свое кольцо с бирюзой. Сдвигала его до костяшки пальца, покручивала и задвигала назад. Значит, говорить придется Мэгги. И она сказала:
– Я тут пыталась уговорить Фиону съездить к нам в гости.
– Ну это уж дудки, – сказала миссис Стакки.
Мэгги посмотрела на Фиону. Та продолжала играть с кольцом.
– Она думает, что съездить может, – наконец сказала Мэгги.
Миссис Стакки осмотрела длинный столбик пепла на конце сигареты. Затем ткнула окурок в лодку, в опасной близости к желтой губке. Струйка дыма поплыла, завиваясь, к Мэгги.
– Мы с Лерой можем поехать туда на уик-энд, – еле слышно произнесла Фиона.
– На что?
– На уик-энд.
Миссис Стакки нагнулась, взяла пакеты и направилась к двери, как-то по-крабьи, на полусогнутых, отчего руки казались слишком длинными для ее тела. А у двери сказала:
– Лучше бы я тебя в гробу увидала.
– Но, мам! – Фиона пошла за матерью. И уже в коридоре сказала: – Мам, уик-энд наполовину закончился. Мы говорим всего об одной ночи. Одной ночи в доме дедушки и бабушки Лерой.
– А Джесси Морана, я так понимаю, там и близко не будет, – ответила откуда-то издалека миссис Стакки. Хрусткий удар – по-видимому, пакеты с покупками плюхнулись на кухонный стол.
– Ну, может, и будет, но…
– Ага, ага, – выдохнула миссис Стакки.
– Опять-таки, если и будет, то что? Ты не думаешь, что Лерой следует получше узнать своего дедушку?
Ответила миссис Стакки негромко, однако Мэгги ее расслышала:
– Каждого, кто приходится папашей Джесси Морану, к девочке лучше и близко не подпускать.
Ну, знаете ли! Лицо Мэгги вспыхнуло. Ее так и подмывало пойти на кухню и показать миссис Стакки, где раки зимуют. "Вы думаете, мне не случалось клясть вашу дочь? Она ранила моего сына до глубины души! Да мне иногда хотелось ей шею свернуть, а слышали вы, чтобы я о ней хоть слово дурное сказала?"
Она даже на ноги вскочила, да так стремительно, что в диване зазвенели пружины, и все-таки сдержалась. Разгладила спереди платье. Это немного ее успокоило – и вместо того, чтобы поскакать на кухню, она взяла сумочку и отправилась, плотно сжав губы, на поиски уборной. Хоть бы ванная комната не оказалась по другую сторону кухни. Не оказалась – вон она, открытая дверь в конце коридора. Мэгги увидела водянистую зелень душевой занавески.
Попользовавшись туалетом, она смочила ладони холодной водой и похлопала себя по щекам. Наклонилась поближе к зеркалу. Да, лицо у нее возбужденное. Нужно держать себя в руках. Пиво она не допила, но, наверное, оно на нее все же подействовало. Главное сейчас – правильно разыграть свои карты.
Вот, скажем, Джесси. Фионе она про это не сказала, но Джесси живет теперь в собственной квартире на окраине города, и просто так рассчитывать, что он будет в доме, когда приедет Фиона, нельзя. Его нужно зазвать. Остается надеяться, что у Джесси ничего не намечено. Суббота: это чревато осложнениями. Она посмотрела на часы. В субботний вечер Джесси вполне может петь где-то со своей группой или просто отправиться куда-нибудь с друзьями. А то и на свидание – ничего такого уж серьезного, но все-таки…
Она спустила воду и, пока та шумела, выскользнула из уборной и открыла соседнюю дверь. Должно быть, это комната Лерой. Везде грязная одежда и комиксы. Мэгги закрыла дверь и попробовала противоположную. Ага, тут живет кто-то взрослый. Благоприличное, вышитое "фитильками" постельное покрывало, а на тумбочке – телефон.
– После всех твоих стараний получить свободу ты хочешь вернуться к этому мальчишке и снова залезть по уши в грязь, – говорила на кухне, гремя консервными банками, миссис Стакки.
– Какая грязь? Я просто еду в гости на уик-энд.
– И он опять заставит тебя бегать вокруг него кругами.
– Мама, мне двадцать пять лет. Я не та пустышка, какой была.
Мэгги беззвучно закрыла за собой дверь и направилась к телефону. О боже, аппарат-то не кнопочный. Она морщилась каждый раз, как диск возвращался, скрипя, в исходное положение. Ну ничего, разговор на кухне продолжался. Мэгги прижала трубку к уху.
Один звонок, другой.
Хорошо, что Джесси сегодня работает. Телефон в его квартире уже недели две как онемел. Звонить по нему Джесси мог, но если кто-то звонил ему, он просто не слышал этого. "Почему ты его не починишь? Или не купишь новый, их теперь за бесценок отдают", – говорила Мэгги, а он отвечал: "Да не знаю, уж больно клево получается. Я, как прохожу мимо, снимаю трубку и говорю: "Алло?" И уже два раза попадал на людей, которые мне звонили". Вспомнив это сейчас, Мэгги улыбнулась. Джесси был таким… ну, удачливым, что ли. Везучим, забавным, бесшабашным.
– Мотоциклетный магазин Чика, – произнес юношеский голос.
– Будьте добры, Джесси.
Трубку на том конце линии бесцеремонно бросили на какую-то жесткую поверхность.
– Джесс! – крикнул, отходя, юноша. Тишина, пропитанная шорохами междугородной связи.
Конечно, это воровство, строго говоря, – звонить по чужому телефону в другой штат. Может быть, оставить на тумбочке пару четвертаков? Или их сочтут оскорблением? На миссис Стакки не угодишь.
– Алло, – произнес Джесси.
– Джесси?
– Ма?
Голос у него совсем как у Айры, только на много лет моложе.
– Джесси, я долго говорить не могу, – прошептала она.
– Что? Говори громче, я тебя еле слышу.
– Не могу, – сказала она.
– Что?
Мэгги ладонью прикрыла трубку.
– Я подумала, – сказала она, – как по-твоему, ты не смог бы прийти сегодня к ужину?
– Сегодня? Ну, у меня вроде как другие планы…
– Это важно, – сказала она.
– Почему?
– Да просто важно, – ответила, пытаясь выиграть время, Мэгги.
Необходимо принять решение, и быстро. Можно притвориться, что это касается Дэйзи, ее отъезда. (Вполне безопасно. Несмотря на их детские перебранки, Дэйзи он любил – вот только на прошлой неделе спросил у сестры, забудет ли она его, когда уедет.) А можно сказать правду, что приведет еще к одной нелепой сцене.
Но разве сама она не говорила, что настало время все преодолеть?
Мэгги набрала полную грудь воздуха. И сказала:
– Я пригласила на ужин Фиону с Лерой.
– Что ты сделала?
– Не бросай трубку! И не говори "нет"! Это твоя единственная дочь! – торопливо воскликнула Мэгги. А следом опасливо оглянулась на дверь – не слишком ли она повысила голос?
– Так, помедленней, ма, – сказал Джесси.
– В общем, мы сейчас в Пенсильвании, – уже негромко сказала она, – пришлось съездить на похороны. Макс Гилл умер – не знаю, сказала тебе Дэйзи. Ну а поскольку мы были рядом… и Фиона недвусмысленно сказала мне, что очень хочет увидеть тебя.
– Ох, ма. Ведь опять же получится, как в прошлые разы.
– В какие прошлые разы?
– Да вот когда ты сказала, что она звонила, а я поверил и перезвонил ей…
– Она звонила тогда! Клянусь!
– Кто-то позвонил, а кто – ты не знала. Анонимный звонок. Но об этом ты мне не сказала, правда?
Мэгги ответила:
– Зазвонил телефон, я сняла трубку, сказала: "Алло?" Ответа не было. Это случилось всего через несколько месяцев после ее отъезда – кто же еще мог нам звонить? Я сказала: "Фиона?" Она повесила трубку. Если это была не Фиона, зачем она трубку повесила?
– В тот раз ты сказала мне только одно: "Джесси, сегодня звонила Фиона", и я чуть шею не свернул, пока бежал к телефону, и оказался в полных дураках. Сказал: "Фиона? Ты чего хотела?" А она: "Простите, кто это?" Я сказал: "Черт побери, Фиона, ты же отлично знаешь, это Джесси", а она: "Будь так добр, Джесси Моран, не сквернословь", а я: "Ладно, послушай, позволь тебе напомнить, что первым позвонил не я", а она: "Но сейчас, Джесси, звонишь ты, верно?" И я сказал: "Да черт бы все побрал…"
– Джесси, – прервала его Мэгги, – Фиона говорит, что иногда ей хочется послать тебе еще одну телеграмму.
– Телеграмму?
– Вроде первой. Ты помнишь первую?
– Да, – ответил Джесси. – Помню.
– Ты никогда мне о ней не рассказывал, но неважно, – заспешила она, – в телеграмме было бы сказано: "Я все еще люблю тебя, Джесси, да, и, похоже, это навсегда".
Недолгое молчание.
Затем Джесси:
– Ты никак не можешь смириться с тем, что все закончилось, верно?
– По-твоему, я могла такое придумать?
– Если она действительно хочет ее послать, что ей мешает? – спросил Джесси. – Почему я так никакой телеграммы и не получил? А?
– Как я могла это придумать, если я и про первую телеграмму не знала, а, Джесси? Я процитировала ее дословно, в кои-то веки я могу точно передать тебе ее слова. Я запомнила их, потому что они содержат ненамеренную рифму. Ты же знаешь, иногда слова рифмуются сами собой. Тут присутствует ирония, потому что, если тебе не хочется, чтобы они рифмовались, ты несколько дней роешься у себя в мозгу, копаешься в словарях…
Мэгги плела что в голову взбредет, лишь бы дать Джесси время обдумать ответ. Ну есть ли на свете другой человек, который так боится ударить лицом в грязь? Не считая Фионы, естественно.
Тут ей показалось, что она услышала какие-то изменения в тональности его молчания – переход от недоверчивости к чему-то менее определенному. И потому примолкла. И стала ждать.
– Если я смогу прийти, – наконец сказал он, – на какое время ты назначила ужин?
– Так ты придешь? Придешь? Ах, Джесси, до чего же я рада! Ну, скажем, половина седьмого. Пока! – И Мэгги положила трубку, прежде чем он успел снова впасть в несговорчивость.
Краткий миг она простояла у кровати. Во дворе Айра воскликнул: "Вот так!"
Она взяла сумочку и покинула комнату.
В коридоре стояла на коленях и рылась на нижней полке стенного шкафа Фиона. Она вытянула оттуда пару галош, отбросила их в сторону. Порылась еще и вытащила большую брезентовую сумку.
– Ну вот, я поговорила с Джесси, – сообщила ей Мэгги.
Фиона застыла. Сумка повисла в воздухе.
– Он очень обрадовался твоему приезду, – сказала Мэгги.
– Он так и сказал? – спросила Фиона.
– Конечно.
– Вот прямо такими словами?
Мэгги сглотнула.
– Нет, – ответила она, потому что если существовал цикл, который следовало разрушить, то и сама она была его частью и сознавала это. – Он просто сказал, что придет к ужину. Но любой понял бы по его голосу, как он обрадовался.
Фиона с сомнением вглядывалась в нее.
– Он сказал: я приду! – добавила Мэгги.
Молчание.
– "Я приду прямо с работы, ма! Можешь на меня рассчитывать! Черт побери! Я не пропустил бы этого ни за что на свете!"
– Ну ладно, – наконец сдалась Фиона. И расстегнула молнию на сумке. – Если едешь куда-то одна, хватает и зубной щетки, – сказал она. – А с ребенком – сами знаете. Пижама, комиксы, сборники сказок, книжки-раскраски для машины… А Лерой еще бейсбольная перчатка требуется, ее вечная бейсбольная перчатка. Говорит, никогда не знаешь, где может игра подвернуться.
– Это верно, никогда не знаешь, – согласилась Мэгги и засмеялась – от чистого счастья.
Глава 2
Была у Айры такая особенность: если он слышал что-то по-настоящему поразительное, лицо его застывало. Мэгги боялась, что, выслушав ее, он рассердится, но нет, Айра лишь отступил на шаг и уперся в нее взглядом, оставив лицо пустым и гладким, словно вырезанным из жесткого дерева.
И спросил:
– Фиона – что?
– Едет к нам в гости, – сказала Мэгги. – Разве это не здорово?
Никакой реакции.
– Фиона и Лерой, обе, – добавила она.
По-прежнему никакой.
Может быть, лучше бы он рассердился.
Мэгги, продолжая улыбаться, обогнула его.
– Лерой, лапушка, тебя мама ждет, – сказала она. – Ты должна помочь ей собрать вещи.
По-видимому, удивить Лерой было не так легко, как Айру. Она сказала:
– А. Ладно. – И, умело метнув фрисби в Айру, вприпрыжку побежала к дому. Фрисби отскочил от левого колена Айры и упал на землю. Теперь Айра отсутствующе смотрел на него.
– Надо прибраться в машине, – сказала Мэгги. – Знала бы я, что у нас сегодня будет столько пассажиров…
Она подошла к "доджу", которому преградил выезд красный "мэверик", принадлежащий, надо полагать, миссис Стакки. Сразу было видно, что "додж" совсем недавно преодолел немалое расстояние. Он выглядел уставшим, запыленным. Она открыла заднюю дверцу и поцокала языком. По сиденью рассыпалась стопка библиотечных книг, там же лежал вязанный крючком свитер, который Мэгги искала вот уж несколько дней, – смятый, весь в морщинах, из-за того, конечно, что на нем сидел мистер Отис. Пол был словно вымощен матовыми крышечками от пластмассовых чашек с безалкогольными напитками. Она потянулась к книгам, серьезным романам Достоевского и Томаса Манна. В начале лета Мэгги, у которой случился приступ благих намерений, набрала эти книги в библиотеке, но так и не прочитала, а срок их возврата давно истек.
– Открой багажник, ладно? – попросила она Айру.
Он медленно направился к багажнику, открыл, лицо Айры оставалось прежним. Мэгги свалила туда книги и вернулась за свитером.
– Как это могло случиться? – спросил он.
– Понимаешь, мы разговаривали о ее мыльнице и…
– О чем? Я хотел сказать, уж больно быстро все произошло. Внезапно. Я оставляю вас наедине, чтобы немного поиграть с фрисби, и даже глазом моргнуть не успеваю, как появляешься ты, и дышишь пивом, и сообщаешь, что у нас будет полон дом нежданных гостей.
– Знаешь, Айра, я думала, ты обрадуешься, – сказала она. И, сложив свитер, отправила в багажник и его.
– Похоже, как только я закрыл за собой дверь, вы обе принялись за дело, – ответил он. – Как тебе это удается?
Она начала собирать с пола крышечки.
– Багажник можешь закрыть, – сказала Мэгги.
Она отнесла полную пригоршню крышечек за дом и свалила их в помятый мусорный бак. Крышка у бака была чисто символическая, ободранный металлический берет, Мэгги криво нахлобучила его сверху. Боковую стену дома покрывала плесень, от другого бака, топливного, закрепленного под окном, тянулись вниз ржавые потеки.
– Надолго они к нам? – спросил, когда она вернулась, Айра.
– Только до завтра.
– Нам завтра Дэйзи в колледж везти, ты не забыла?
– Нет, не забыла.
– Ага, – сказал он. – Твой дьявольский замысел: оставить Джесси и Фиону наедине. Я тебя знаю, Мэгги Моран.
– А может, и не знаешь. Совершенно, – ответила она.
Если ее надежды на сегодняшний вечер оправдаются, завтра и замыслов никаких не понадобится.
Она открыла переднюю дверцу с пассажирской стороны, опустилась на сиденье. В машине дохнуть было нечем. Мэгги промокнула верхнюю губу подолом юбки.
– И как же мы это изобразим? – спросил Айра. – "Сюрприз, сюрприз, Джесси, мой мальчик! Неважно, что вы годы назад расстались самым законным образом, мы решили, что вам пора воссоединиться".
– Ну, к твоему сведению, – ответила она, – я уже сказала ему, что они приезжают, и он придет к нам на ужин.
Айра наклонился к окну, чтобы посмотреть на нее.
– Сказала ему?
– Именно.
– Как? – спросил он.
– По телефону, конечно.
– Ты ему звонила? То есть вот сейчас?
– Именно.
– И он придет на ужин?
– Именно.
Айра выпрямился, прислонился к машине.
– Не понимаю, – помолчав, сказал он.
– Чего?
– Уж больно все просто.
Сейчас она видела только его живот – словно бы пустую внутри белую рубашку, вяло обвисшую над ремнем. Не обожжется ли он? Металл наверняка раскалился, как утюг. Хотя воздух уже не так горяч, и солнце начало соскальзывать к далекой заковыристой линии деревьев.
– Меня этот "мэверик" беспокоит, – сказала она пряжке Айриного ремня.
– Ммм?
– "Мэверик" миссис Стакки. Очень не хочется просить, чтобы она его переставила, а хватит ли нам места, чтобы объехать его, я не уверена.
Это его зацепило, как и надеялась Мэгги, – все-таки вопрос логистики. Он резко отступил от машины, Мэгги даже почувствовала, как та качнулась. Отошел, чтобы изучить расположение "мэверика", а она откинула голову и закрыла глаза.
Почему Айра так не расположен к Джесси? Почему, когда он говорит о сыне, его голос непременно становится скептическим? О, Джесси не совершенство – боже мой, нет, – но у него столько привлекательных качеств. Он такой щедрый, любящий. Конечно, он легко теряет терпение, но так же легко и обретает его, а злость никогда не затаивает, чего об Айре никак уж не скажешь.
Может быть, тут просто зависть – обремененный обязанностями, скованный ими человек завидует тому, кто по природе своей беззаботен?
Когда Джесси был совсем малыш, Айра то и дело повторял: "Не бери его на руки каждый раз, как он заплачет. Не корми каждый раз, как проголодается. Ты его избалуешь". "Избалую? – спрашивала Мэгги. – Тем, что кормлю, когда он голоден?"
Впрочем, спрашивала с уверенностью, какой на самом деле не чувствовала. Может, она и правда баловала его? До той поры ей иметь дело с младенцами не приходилось. В своей семье она была младшенькой, с малышами из семей некоторых ее подруг даже мимолетно не сталкивалась. А Джесси был таким непонятным ребенком – взять те же его колики – и нисколько не походил на веселого мальчика, каким стал впоследствии. Он мог ни с того ни с сего попунцоветь посреди ночи, забиться в крошечном припадке гнева. Мэгги приходилось бесконечно вышагивать с ним на руках, она даже дорожку на ковре столовой протоптала. Возможно ли, гадала она, чтобы малыш просто невзлюбил ее? Где написано, что ребенок обязательно должен уживаться со своими родителями? Ведь если вдуматься, просто поразительно, как много на свете семей, члены которых не ладят друг с другом. Остается надеяться лишь на везение – на то, что правильные личные гены лягут удачно, наподобие игральных костей. А в случае Джесси везение могло подкачать. Она просто чувствовала, как он злится на своих родителей. Таких узколобых, таких спокойных, таких консервативных.