- Прошу не употреблять вульгарных слов. Объясните, почему не знаете.
- Я сидел под платанами и ждал.
- Чего?
- Ну что привязались! Я уже кому-то все это объяснял: знать бы, чего ждешь, не было бы нужды ждать.
- Дальше.
- Больше нечего сказать.
- Странно, почему нечего?
- Больше нечего - никуда не денешься.
- Вот как. В таком случае, нужно считать, что дача свидетельских показаний окончена. Ответственный за регламент, не пора ли вызвать седьмого свидетеля?
- Сию минуту. Седьмой свидетель, прошу вас.
- Слушаюсь, - почтительно откликнулся управляющий.
- Я бы хотел просить вас дать показания, - сказал юрист. - Прежде всего ответьте на вопрос: виновен обвиняемый или невиновен?
- Не знаю. Могу лишь подтвердить, что во время обеденного перерыва играл с Кармой-кун в шахматы.
- Прекрасно. Слова пятого свидетеля удостоверены. Пятый свидетель, прошу вас продолжать.
- Мне даже подумать стыдно, что вы можете полагать, будто я собираюсь здесь серьезно с вами разговаривать. На ваши вопросы я отвечаю только потому - я уже говорила об этом, - чтобы не раздосадовать вас своим молчанием, - сказала Ёко таким тоном, что стало ясно: происходящее в зале для нее непереносимо. - Закончив игру в шахматы с управляющим, Карма-сан закурил и минут десять проговорил со мной.
- О чем вы разговаривали?
- О кинофильме.
- О каком кинофильме?
- "Глупый судья".
- Что такое?!
- Это название фильма.
- Хм, странное название. Но, к сожалению, я этого фильма не видел. Расскажите, пожалуйста, о чем он.
- Я считаю, что к показаниям свидетельницы фильм не имеет ни малейшего отношения, - возразил Рыбий Глаз.
- Ну что ж, согласен, продолжайте, прошу вас, - сказал юрист.
- Закончив разговор, Карма-сан стал диктовать мне работу, которую мы не завершили утром, а я печатала. На три часа было назначено профсоюзное собрание, и мы с Кармой-сан ушли. На собрании сидели рядом. В четыре часа я неожиданно получила повестку - меня вызывали сюда.
- Затем?
- Затем всё. Из сказанного ясно, что Карма-сан не может быть виновным.
- Почему же?
- Да хотя бы потому, что за все это время Карма-сан просто был не в состоянии совершить воровство. До чего же тупой судья!
- Грубиянка! Немедленно выставьте ее вон! - закричал юрист, вскочив с места.
Зал волновался и шумел - раздался треск отодвигаемых стульев, торопливый стук каблуков. В этом шуме тонули крики Ёко:
- Отстаньте! Не хватайте меня! Я имею право поступать так, как считаю нужным!
Шум разом смолк.
- Немедленно выставьте ее вон!
Но юриста уже никто не хотел слушать. Наверное, симпатии были на стороне Ёко. Да, теперь нужно будет по-новому взглянуть на Ёко, подумал я. Мне хотелось передать ей это мое чувство, и я обратил свои глаза, хотя они и были завязаны, в ту сторону, откуда слышался ее голос.
Раздался стон юриста:
- О-ой, грудь сжало. Дыхание перехватило. Кажется, я умираю.
- Не беспокойтесь, - сказал второй юрист. - Я вас заменю, так что можете спокойно умирать.
Раздался тяжелый грохот опрокидываемого стула, после чего первый юрист уже не произнес ни слова.
- Итак, - сказал юрист с плохой дикцией, который до этого почти не раскрывал рта, - мы продолжаем наш дегенеративный суд.
- Может быть, он хотел сказать - беспристрастный? - произнес Рыбий Глаз.
- Нет, наверное, справедливый, - возразил один из философов.
- Вряд ли. Он сказал деспотичный, - вмешался другой философ.
- А я бы хотел толковать это слово так, как оно произнесено, - дегенеративный, - сказал математик.
- Я имел в виду все, что вы назвали, - заметил юрист. Раздался восторженный шепот. Юрист преисполнился гордости и повторил: - Я имел в виду все, что вы назвали. - Но теперь восторженного шепота уже не последовало, и он, немного приуныв, сообщил: - В общем, продолжим суд. Ответственный за регламент, быстрее выносите решение о виновности обвиняемого...
- Разумеется, виновен, - поспешно перебил его один из философов. - Но такое решение выносит не ответственный за регламент, а мы. Да и время еще для этого не приспело.
- Не говоря уж о том, что Карма-сан невиновен. Его алиби полностью доказано, - сказала Ёко.
На нее тут же набросился Рыбий Глаз:
- Чепуха! Обвиняемый задержан на месте преступления. - И вдруг заговорил уже совсем другим тоном, с воодушевлением и пафосом, обращаясь не к кому-то одному, а ко всем собравшимся в зале: - Официально требую предоставить мне слово для заявления в качестве первого свидетеля, в качестве ответственного за регламент, в качестве ответственного за ведение протокола.
- Пожалуйста, - хором ответили заседатели.
- Согласно показаниям большинства свидетелей, можно считать установленными следующие факты. Во-первых, не исключена возможность, что машинистка Ёко является соучастницей обвиняемого; во-вторых, даже если имя обвиняемого не Карма, а обвиняемый и господин Карма имеют случайное сходство с кем-то третьим, - в общем, в любом случае обвиняемый не в состоянии избежать того, чтобы его признали виновным. В связи с этим я хотел бы заявить еще об одном факте, а именно: я свидетельствую, что обвиняемый подпадает под второй случай, и вместе с тем утверждаю, что пятый свидетель невиновен.
- Ваше заступничество неуместно.
- Прошу вас не делать выводов, пока не выслушаете меня до конца. Когда обвиняемый с целью совершения своего первого преступления пришел в больницу, я, находясь в приемном отделении, спросил, как его имя. В этом не было ничего удивительного, поскольку правилами предусмотрено заполнение карточки. Однако обвиняемый назвал подряд четыре имени. Картэ, Артэ, Арма и, наконец, Акума. Имени Карма он даже не упомянул. Правда, называя все эти имена, обвиняемый держался крайне неуверенно, и поэтому... - Конец фразы Рыбий Глаз как-то смазал и замолчал, но юрист нетерпеливо подстегнул его:
- И поэтому что произошло?
- И поэтому... - начал Рыбий Глаз, правда, теперь уже совсем другим, нерешительным голосом. - И поэтому все названные им имена, как я полагаю, являлись вымышленными, взятыми им с целью совершения всех его преступлений...
- Во всем сказанном вами невозможно обнаружить никаких доказательств того, что настоящее имя обвиняемого не Карма, - впервые высказал разумную мысль математик.
- Видимо, так, - совсем пал духом Рыбий Глаз.
Послышался голос вновь закашлявшегося юриста:
- Инцидент становится все более загадочным. В самом деле, Картэ, Артэ, Арма, Акума - все эти имена весьма сходны по звучанию с именем Карма. Не исключено, что первый свидетель просто ослышался, когда обвиняемый называл себя Карма.
- Нет, это совершенно невозможно. Во время войны я служил на наблюдательном пункте противовоздушной обороны. В своем слухе я абсолютно уверен.
- И все же, имя обвиняемого осталось невыясненным. Может быть, следует вызвать восьмого свидетеля?
- Но свидетелей всего семь, - будто извиняясь, сказал Рыбий Глаз.
- Да, ситуация осложняется. И поэтому ваш ответ, что количество свидетелей ограничено семью, нас не устраивает.
- Видите ли, тех, кого нет...
- Да что там - легче рожать, чем готовиться к родам, - рискнем. Ну что ж, попытаемся. - И закричал во все горло, да так, что чуть голос не сорвал: - Восьмой свидетель!
Воцарившееся молчание гремело громче только что раздавшегося крика.
- Хм, кто-то, кажется, ответил?
- Да, - сказал один из философов.
- Нет, - сказал другой философ.
- Не пойму, кто из вас прав. Надо спросить у самого восьмого свидетеля. Восьмой свидетель, если это вы отозвались, скажите "да", если не отозвались, скажите "нет", но теперь постарайтесь произнести это отчетливее.
- Да, - ответил кто-то еле слышно. Это был слабый, скорее всего, девичий голос. И принадлежал он, я все-таки вспомнил, девушке из закусочной.
- О-о, - раздалось со всех сторон.
- Видите, попытка удалась! - радостно воскликнул юрист. - Задаю вам первый вопрос: знаком ли вам обвиняемый?
- Да.
- Следовательно, вы как свидетель вызваны в суд правильно?
- Да.
- Вот так-то, пытаться всегда следует.
- Да.
- Это не вопрос. Свидетель обязан лишь давать показания. Как имя обвиняемого?
- ...
- Неужели не знаете?
Вместо ответа девушка тихо разрыдалась. Юрист растерянно сказал:
- Не нужно плакать, не нужно плакать.
Однако девушка из закусочной продолжала лить слезы, и математик сердито сказал:
- Если вы не перестанете плакать, мы выведем вас из зала суда! Вас вызвали в качестве свидетеля, и было бы странно, если бы вы не знали имени обвиняемого, согласны?
Девушка всхлипнула в последний раз и сказала дрожащим голосом:
- Обвиняемый... - Тут она снова горько разрыдалась. Верно, потому, что ей пришлось употребить непривычное для нее слово "обвиняемый", злорадствовал я.
- Я же предупреждал, что плакать нельзя! - снова закричал математик. - Так что же обвиняемый?
- Обвиняемый сегодня утром пришел в закусочную и ел хлеб.
- Затем?
- Обвиняемый съел хлеб.
- Своровал его! - пронзительным голосом завопил юрист.
- Нет, - пожала плечами девушка, - аккуратно расплатился и ушел.
- Глупости какие-то, - разочарованно сказал юрист.
- Но до этого...
- Если что-то было до этого, почему же вы сразу не сказали? Значит, все-таки своровал! - радостно воскликнул юрист.
- Нет. - Девушка говорила в нос.
- Так что же тогда случилось?
- Обвиняемый подошел к кассе, чтобы расписаться в кредитной книге.
- Хотел сплутовать, наверное?
- Нет, все постоянные посетители это делают.
- Хм, и что, в таком случае, произошло?
- Он начал рыться в карманах.
- Неужели пистолет?
- То, что искал, он так и не нашел и спросил у меня.
- Что спросил?
- Свое имя.
- Имя?
- Да, но я его тоже не знала.
- Я тоже не знаю. Действительно, странный случай. Что все это значит?
- Я... - Голос девушки дрожал от волнения. - Я думаю, обвиняемый где-то, наверное, потерял свое имя.
Зал содрогнулся от оглушительного хохота. Плач девушки достиг самой высокой ноты - он был похож на звон проводов, пронзающий рев бури. А смех не смолкал и становился все громче и громче.
Я воспринимал его уже не как смех, а как нечто, напоминающее шум в ушах после бессонной ночи. Голова пылала, - казалось, из пор вот-вот брызнет кровь. Я чувствовал, как под моими ногами ходит пол. Какой позор!
- Ничего смешного! - закричал первый юрист, который был уже мертв. - Видите, что вы натворили, - мне пришлось ожить! Понимаете, до какой степени важно то, что здесь происходит?
От этих слов безудержный смех вдруг растаял в мгновение ока, как кусочек сахара, брошенный в горячий чай. И слышались лишь тихие, приглушенные рыдания девушки - точно легкая замутненность от растаявшего сахара.
- Можно с полным основанием предполагать, что обвиняемый где-то потерял или утратил свое имя, - необычайно громко прозвучал в наступившей тишине голос юриста.
- Тогда поведение обвиняемого, называвшего одно имя за другим, можно считать вполне мотивированным, - со злостью сказал Рыбий Глаз.
- Я тоже так думаю, - сказал второй юрист.
- Согласен, - произнес один из философов сонным голосом. - Первый свидетель заявил, что обвиняемый был задержан на месте преступления; пятый свидетель заявил, что обвиняемый - Карма, и, следовательно, он имеет алиби; восьмой свидетель утверждает, что обвиняемый потерял имя. На первый взгляд эти показания как будто противоречивы, но фактически они не противоречат друг другу. О них можно говорить как о вполне логичных. С точки зрения диалектики противоречие между первым и пятым показаниями устранено восьмым.
Кто-то зааплодировал. Но всего лишь один человек.
- Вот именно, - сказал второй философ. - Таким образом, обвиняемый виновен, виновен и в то же время невиновен, невиновен. Согласно теории познания, проблема, с которой мы столкнулись, носит, видимо, субъективный характер.
- Нет, - хрипло сказал математик. - Математика и только математика. Прибегнув к аксиоме, вернем проблему в русло реальности!
- Поэтому, - поспешно перебил его второй юрист, - я хочу рассмотреть ее еще более реалистично, то есть - юридически. Обвиняемый утратил свое имя и теперь имени не имеет, мы же не можем применять закон к человеку, у которого нет имени. Отсюда вывод - мне представляется, что мы не имеем права судить обвиняемого.
В двух противоположных концах зала возникло необычайное волнение. В одном выражали радость, в другом - неодобрение. Крики в обоих концах все усиливались, потом начали сближаться, сошлись вплотную и наконец, слившись воедино, захватили весь зал. Я почему-то совсем успокоился.
Однако моя радость из-за последовавшего за этим заявления первого юриста исчезла без следа, окрасилась, точно лакмусовая бумага, совсем в другой цвет.
- Минутку, суд еще не закончился. Дело в том, что закон действительно запрещает нам судить обвиняемого, лишенного имени, но и обвиняемый в таком случае не может настаивать на своем законном праве. Закон и право взаимосвязаны и имеют силу, лишь когда у обвиняемого есть имя. Следовательно, нам не остается ничего иного, как сохранить статус-кво и продолжить суд. Мы обязаны вести его бесконечно, до тех пор, пока обвиняемый не отыщет своего имени.
- Я не могу этого вынести! - пронзительно закричал кто-то. Это была Ёко. - Мне и в страшном сне бы не приснилось, что возможен такой идиотский суд. Серьезно воспринимать происходящее - значит самому превратиться в идиота. Карма-сан, пошли отсюда, пусть здесь остаются эти выжившие из ума старики и сумасшедшие судьи.
Каким огромным утешением был для моего исстрадавшегося сердца этот призыв! Если бы я мог до конца верить, что мое имя Карма, я бы с готовностью, не рассуждая, последовал за Ёко. В полной растерянности, ничего не видя, я лишь протянул руки в ту сторону, откуда слышался ее голос, и задрожал от охватившей меня печали.
- Как, эта женщина еще здесь?! - изумленно воскликнул первый юрист, и тут же раздался стук - как при падении на пол чего-то тяжелого. Может быть, он снова умер. Но в зале сохранялась тишина, на стук никто не отреагировал.
- Ну так как, Карма-сан? Пошли?
Я не ответил на спокойный, невозмутимый призыв Ёко. Мое сердце, наполнившееся любовью к ней, возвещало, что я не настолько чист, чтобы игнорировать суд и покинуть его, и вместе с тем не имело мужества предать драгоценное доверие Ёко. К тому же, я неожиданно подумал, что слова, сказанные визитной карточкой: "Некто, питающий к тебе личный интерес, проникнет в суть наших отношений" - адресованы Ёко. Мучимый раскаянием и стыдом, я, чуть ли не извиняясь, сказал:
- Как же я пойду, когда у меня повязка на глазах?
- Ну так снимите ее, - с необыкновенной легкостью ответила Ёко.
Вот тут-то все и началось. Я уже собрался было сдернуть повязку, как вдруг зал наполнился страшными криками.
- Быстрей! - кричали одни.
- Больно! - кричали другие.
- Невыносимо! - кричали третьи.
Все эти крики, сопровождаемые топотом, то растягивались, то сжимались, то искривлялись. Сталкиваясь, раскалывались. Грохот опрокидываемых столов, треск ломающихся стульев.
- Откройте! Откройте! - раздавались истошные вопли и одновременно удары в дверь - в нее колотили руками и ногами. Наконец послышался грохот - дверь рухнула. Слившись в бурный поток, топот извергался наружу. Мощная, неудержимая лавина, из которой выплескивались крики, постепенно растаяла вдали. В зале какое-то время стояло лишь эхо, но вот исчезло и оно, остались только тишина и я сам, будто погруженные в вязкий сироп.
Вытянув вперед руки, я стоял в растерянности и вдруг услышал у самого уха:
- И вправду страшные люди. Что ни говори, они не в своем уме. Но все-таки ушли. Пойдем и мы, Карма-сан. Как вы себя чувствуете? Устали, наверное. Что за народ - не поймешь их. Давайте я сниму вам повязку с глаз.
Я в панике завертел головой. Мне не хотелось, чтобы она увидела слезы, которые текли у меня по щекам. Я стал сам развязывать узел, медленно, не торопясь, чтобы выиграть время.
- Ой, какие у вас красные глаза!
- Это оттого, что повязка слишком тугая.
Некоторое время все вокруг было как в тумане, и я ничего не мог рассмотреть. Наконец, глаза привыкли, и я увидел бесконечно прекрасное лицо Ёко, которая заглядывала мне в глаза. В зале было пусто, в нем остались лишь мы двое.
- Пошли, - громко сказала Ёко.
Сжав ее руку, лежавшую на моей руке, я неотрывно смотрел на девушку. Вдруг я вспомнил, как моя визитная карточка, диктуя Ёко, поглаживала ее по колену. И почувствовал, что краснею. Лицо Ёко тоже залилось румянцем. Я был твердо уверен, что если и существует на свете человек, которого я люблю, так это только Ёко.
- Пошли, - повторила она, продолжая держать меня за руку.
Голос ее немного дрожал, но, может быть, мне это показалось. Проглотив слюну, я кивнул. Взявшись за руки, мы направились к выломанной двери.
- Суд продолжается!
Мы со страхом обернулись. Голос принадлежал первому юристу. Но самого его не было видно.
- Обвиняемый убегает! - Это был голос второго юриста. Его тоже не было видно.
- Нет, обвиняемый не в состоянии убежать. За этой выбитой дверью суд все равно будет следовать за ним, куда бы он ни скрылся. - Это говорил один из философов. Хотя и его не было видно, стало ясно, что все члены суда остались в зале.
- Пока обвиняемый находится на этом свете, суд будет следовать за ним повсюду, - сонным голосом провозгласил философ.
Мне казалось, что голоса слышатся со стороны стола.
- Мы фиксируем определенную аксиому. А именно: поскольку обвиняемый будет существовать в некоем пространстве, в том же пространстве будет существовать и суд. - Эти слова принадлежали, несомненно, математику.
- Не волнуйтесь. Они, наверное, и сами не понимают, что говорят.
Ёко подбадривала меня, а я испытывал невыносимую тревогу, но должен был терпеть ради Ёко и, взяв себя в руки, теперь уже повел ее за собой. Мы нырнули в дверь.
Нам вдогонку слышался крик первого юриста:
- Надзиратели! Не оставляйте обвиняемого без надзора!
И тут же над столом появились лица тех самых двух частных полицейских в зеленом, но, встретившись со мной взглядом, мгновенно скрылись.
Мы, точно сговорившись, помчались по темному туннелю.
Я не имел ни малейшего представления, как мы из него выберемся. Вдруг совершенно неожиданно мы обнаружили, что бежим по зоопарку, жадно ловя ртом воздух. Пораженные, мы остановились и обернулись назад - там росла огромная акация с большущим дуплом, вокруг нее с громким жужжанием летали два шершня.
В это время раздался звонок - зоопарк закрывался. Наступил вечер. Детей уже не было, и в неправдоподобной тишине играли в пятнашки лишь обертки от конфет и опавшая листва.