- Последнее, что он сделал сегодня утром, это смазал колеса.
- Не только.
- Что ты сказала?
Женщина подыскивала нужные слова, торжественные, и, не найдя их, ограничилась этими:
- Он опустился на колени. Склонил голову к земле, словно целовал ее. А может, просто искал что-то.
- Он никогда не был близоруким.
Женщина умолкла, вопросительно посмотрела на старика. Тот отвел взор.
Как же так? Она сидело у окна и все видела. Или ей показалось, или она все придумала? Да нет же, он стоял на коленях посреди двора и касался губами земли.
Целовал он ее? Почему именно это показалось? Она была так близко, даже видела крест в расстегнутом вороте рубашки, свисавший до самой земли, твердой, точно потрескавшийся асфальт.
- Как-то в детстве я встречал человека, который мог по желанию вызвать дождь. В ту пору верила в такое… - Старик умолк, вглядываясь в долину, прислушиваясь.
- Не иначе как затарахтела машина. Может, доктор?
- Ты прав. Там вдалеке серая машина.
- Тогда это он. - Старик был доволен тем, что так хорошо еще слышит. - Ну, я пошел в дом.
- Нехорошо, могут подумать, что ты прячешься, дедушка.
- Не терплю докторов.
- Может, он хочет расспросить нас.
- Тебе же все известно.
- Откуда я знаю, что взбредет ему в голову?
Они еще долго препирались, но все же старик настоял на своем.
- Я пойду. Он, наверное, торопится. Докторам всегда некогда.
- Странно, что он приехал. Он не любит выезжать.
- Наверное, священник замолвил слово.
- Похоже на то.
Вдруг она заколебалась:
- А если он предложит, чтобы мы пошли за ним в горы?
- Твое дело решать.
Старик ушел. Он не прятался. Он просто не выносил докторов.
Оставшись одна, женщина успокоилась. Как всегда, предоставленная самой себе, она чувствовала, что обретает силу. Словно упорное насекомое, медленно, с трудом автомобиль взбирался в гору. Женщина накачала воды из колодца и полила привядшую розу у стены дома. Земля шипела в том месте, куда попадала влага. "Подумать только, как все пересохло", - заметила она про себя. В сухой траве шуршала ящерица, мухи удивленно ударялись о побеленную стену. Автомобиль остановился почти рядом с женщиной. Только тогда она обернулась.
- Ля Бранда здесь?
- Да, мы ждем доктора.
Доктор оказался моложе, чем она предполагала. И почему-то подумалось о священнике, вспомнились его добрые, усталые глаза, седые волосы, очки, которые он постоянно теребил, то насаживал их на нос, то брал в руки, и так без конца. Подчас на исповеди она нередко задумывалась, слушает ли он ее вообще.
Доктор вышел из машины. У него был новый портфель ярко-желтого цвета.
- Где ваш муж?
- Ушел в горы. Рано утром.
- Один? Он отсутствует уже целый день?
"Целый день", - подумала женщина, глядя на молодое, энергичное лицо доктора. В сущности, ведь сейчас уже вечер. Когда нет солнца, день кажется либо чрезвычайно коротким, либо слишком длинным.
- Он часто ходил туда?
- Несколько раз в году. Когда был здоров.
- В последнее время?
- Дважды собирался, но нам удавалось вернуть его.
- Это небезопасно для него.
- Он поступает так, как считает нужным.
- Но он больной человек и не может отвечать за свои поступки.
- Что мы можем сделать?
Где взять силы, чтобы все объяснить заново? Он, этот доктор, так молод. Его блестящий портфель, мятые брюки, поношенная куртка с кожаными заплатами на локтях для прочности, лицо, сосредоточенное и решительное. Нет, он не старается произвести впечатление. Он естествен.
- Мне кажется, вы не вполне отдаете себе отчет.
- Он был моим мужем пятнадцать лет.
- Вы прекрасно понимаете, что нужно организовать поиски, созвать всех мужчин в деревне и заставить его спуститься вниз.
- Никто здесь не знает гор так, как он. Если он не захочет, вам его не найти. Его нельзя преследовать.
- Мы должны спасти его. Может быть, придется призвать на помощь полицию и военных.
- Его нельзя преследовать, - упорно твердила женщина.
Она подняла широкое, резкое лицо. Внутренняя сила придавала ему необыкновенную красоту. Кожа натянулась на скулах. Доктор невольно подумал: ни дать ни взять хищное животное. Жилы на шее вздуты, черные глаза устремлены на него в упор, дуги бровей взметнулись высоко, и иссиня-черные волосы свисают словно грива. Не исключено, что в жилах ее течет мавританская кровь. Спокойствие женщины обезоруживало доктора.
- Мне нужно выяснить кое-что.
- Что вы хотите знать?
- С тех пор как это началось, прошло два года, не так ли? У вас был выкидыш?
- Да.
- Он принял это слишком близко к сердцу?
- Мы ждали ребенка двенадцать лет. Он родился мертвым и уродом.
Она выдержала взгляд. Это доктору пришлось отвести глаза.
- Вы знаете, что говорят здесь, в деревне, о тех, у кого нет детей? Над ними висит проклятие!
- Он стал читать книги о Хиросиме, об атомной бомбе?
- Да. Ему удалось раздобыть их. Здесь не так легко достать книги. Но он теперь берет их из города. Это страшные книги, все об уродах, которые рождаются из года в год. В городе он даже видел фильм об этом. Я никогда не отважилась даже перелистать эти книги. Но люди передают их друг другу.
- Он решил, что вы стали жертвой атомных осадков. Грозовых туч.
- Это было позже. Кто знает, что приходит человеку в голову, в каком направлении идут его мысли. Он читал и все думал, а потом дошел и до этого.
- И каждый раз, как собирались тучи в горах, его охватывало беспокойство?
- Да.
Женщина поняла, что доктор успел поговорить со священником. Она была рада, так ей легче было вести разговор.
- Началось с того, что он стал бояться людей. Или старался избегать их. Боялся новой войны. Не знаю, как вам объяснить. Он много читал о Вьетнаме. Становился все более замкнутым и сдержанным.
Женщина задержала взгляд на молодом бесстрастном лице.
- Вы знаете, ходили слухи, что американский самолет здесь, у побережья, уронил бомбу. Потом они нашли ее и увезли этот страшный груз вместе со слоем плодородной земли. Говорят, что теперь здесь не смогут больше разводить овощи. Они будут ядовиты. Ходит так много слухов, и только никто не знает, что же правда.
Было ли с вами такое, когда ваш близкий изо дня в день отдаляется от вас, уходит в себя, становится чужим, и ты ничего не можешь поделать, и ты любишь этого человека?..
Опять она почувствовала, что не может объяснить по-настоящему. То же ощущение, что при разговоре со священником, то ли в саду у него под палящим солнцем, а вокруг порхают бабочки, тяжкий запах роз, тупая боль в голове… то ли в прохладе церкви на исповеди - тень от его склоненной головы, блеск глаз, хотя она и сомневалась, слушает ли священник ее вообще.
О, если бы кто мог вникнуть в ее душу и понять!
- Вы думали о том, чтобы вновь завести ребенка?
- После этого он ко мне не прикасался.
Теперь она опустила глаза. Как она хотела привлечь его! Ходила по двору в облегающем тело платье, спала голая рядом с ним и ждала. Первое время он лежал неподвижно, только глаза были наполнены ужасом. Затем ушел и спал отдельно.
- Что же мы стоим здесь? - спохватилась женщина. - Не хотите ли вина?
- Нет, спасибо.
Доктор опустился на скамейку у стены. Женщина выпила стакан вина. Она почувствовала себя усталой, словно выдержала длинный, изнурительный допрос, окунула руку в воду из колодца и провела ею по лбу.
- Вы обращались прежде к врачу?
- Он не хотел. Нам не удалось убедить его. Старый доктор умер. Целый год мы были без врача, пока не приехали вы. Кому охота ехать сюда, в эти горные места!
- Ему стало хуже с пасхи?
- До этого он работал как всегда. Иногда обращался к нам. Но неожиданно на пасху совсем от нас отвернулся. Продолжал заниматься своим делом, ухаживал за скотиной, работал, но нас, казалось, не выносил.
- Вы понимаете, мы должны вылечить его, а для этого нужно заставить его спуститься с гор.
- Я думаю об этом целый день. Если вы начнете преследовать его, то загоните еще выше в горы. Каждый звук будет пугать его, как бы благородны ни были ваши намерения, ему все едино - зло. Он никогда не позволит вам подойти к нему. Вы затравите его, как зверя. Он никогда не поймет, что вы хотите помочь ему.
- Вы считаете, что он скорое…
- Он никогда не дастся вам в руки.
- Вы уверены, что он спустится сам?
- Не знаю.
- И вы так спокойны, хотя это может грозить ему гибелью?
В глазах женщины мелькнула усталость. Кто может ее понять? И поняла ли она сама все, хотя думала, что понимает?
- Он хорошо знает горы. Наверно, он должен был поднятся туда. К этим грозным тучам.
"Женщина страшно утомлена", - подумал доктор.
- Вы могли бы пойти за ним?
- Он не узнает меня. Я так же опасна для него, как и все остальные. Такое же зло. Такая же угроза, - произнесла она со спокойной горечью.
Тучи опустились ниже. Ветер стал холоднее. Где-то далеко внизу двигались люди, напоминая неуверенно ползающих насекомых.
- Вам не следовало бы отпускать его. - Голос доктора прозвучал неуверенно, та неколебимая решительность, с которой он пришел сюда, исчезла.
Разве объяснить ему, как она следила за всеми переменами, происходившими в нем, как рос его страх и муки, каким страшным и беспомощным он становился. И самое худшее: недоступным, замкнутым.
"Нет, не могу больше видеть его страх и его муки", - подумала женщина.
- А если с ним случится беда, если он сорвется в пропасть?
Голос доктора звучал все менее уверенно всякий раз, когда он говорил о горах. Он не знал их. Он не из здешних мест и вряд ли долго продержится тут. Да и к чему ему оставаться? Он чужой среди них.
- Он знает горы, - повторила вновь женщина. - Вы должны поверить в него. В то, что еще осталось в нем от прежнего.
- Что вы подумали, когда он ушел?
- Он вбил себе в голову, что должен уйти туда, высоко за облака, чтобы спасти землю, зверей, не знаю только, думал ли он о нас, о людях, при этом. Я понимаю, как это звучит, - торопливо добавила женщина и отвела глаза. - Но именно так я чувствовала. И еще я подумала, что когда он подымется наверх, чтобы встретить опасность… когда он увидит, что это всего только… то у него пройдет, по крайней мере на этот раз… Кажется, так я думала…
- Мой долг - попытаться спасти его, - сказал доктор.
- Вы убьете его, если пойдете в горы.
Доктор поднялся. Его уверенности как не бывало. Он собирался уезжать. Да, он надолго запомнит пронзительные глаза той женщины, запомнит это резкое лицо, волосы, спадающие черной гривой, пульсирующие жилы на шее. "Снова пойдет дождь, - подумал доктор. - Нужно спешить, а то развезет дорогу".
- А если мы подождем до завтра? Может, он спустится сам?
- Может быть.
- Вы верите в это?
Страстное желание доктора получить подтверждение звучало почти по-детски. "Какой он еще юный", - подумала женщина.
- Итак, я жду до завтра.
- Хорошо, это самое разумное.
- А то действительно можем напугать его, и тогда… как вы сказали…
Глаза женщины стали почти черными, но она ничего не произнесла.
- Вы должны понять. Это мой долг.
Она посмотрела на долину, поежилась, потирая руки.
- Прощайте, до завтра. Я загляну к вам, проезжая мимо.
- Прощайте, доктор, обещайте только: никаких солдат…
Женщина долго стояла, глядела вслед удаляющейся машине до тех пор, пока та не стала крошечным жучком, затерявшимся среди красных крыш. Издали донесся звон колокола. Она вспомнила, как сверкал новый желтый портфель доктора.
Тучи громоздились наподобие всклокоченной овечьей шерсти. Косой дождь пролился на выступы скал. Скоро он достигнет сосен и придет сюда. Она услышала, как вышел старик.
- Это был доктор?
- Да.
- Что он сказал?
- Расспрашивал о всякой всячине.
Старик пошел в самый конец двора, чтобы закурить трубку. Дождь уже бил по деревьям, и первые капли упали на щеку. Подойдя к женщине вплотную, старик спросил обеспокоенно:
- Они пойдут за ним?
- Наверное, завтра.
- Он не уходил, пока мы не управились с уборкой, - сказал он. - Словно знал, что пойдет дождь и ничего больше уже не придется делать.
- Я завтра должна уйти в горы, - сказала женщина.
- Горы нельзя ненавидеть. Им все равно. Стоят себе - и все тут.
Ветер свирепствовал. Тучи обрушивались на горы, точно разъяренные быки ударяли хвостами, бодались, оставляя клочья облаков среди сосен. Величественное, страшное зрелище! "Страшнее не придумаешь", - решила женщина.
- Ты закроешь потом дверь? - спросил старик.
- Я запру ее на засов.
Старик вошел в дом. Дождь обрушился на женщину, хлестал по лицу, волосам, одежде, словно холодные пальцы скользили по ее телу и потом сжимали до боли. Она поняла, что ждала этого ливня целый день.
Она расстегнула ворот платья, чтобы охладить разгоряченное тело.
Матти Росси
Арендатор
Перевод с финского Л. Виролайнен
- Деньги! - потребовал одетый в серую куртку из грубого сукна тощий мужик и толкнул стоящего в реке человека глубже в воду. Тот поскользнулся на камнях, чуть не упал, но удержал равновесие. Теперь вода доходила ему до пояса.
Руки у него были связаны за спиной, между локтей засунута толстая палка.
Позади скалы грохотал порог. Впереди раскинулось исхлестанное ветром большое озеро с островом. Множество птиц опустилось там на голые ветви берез.
Старик, который сидел на прибрежном камне с трубкой в зубах, оживился.
- На деревья садятся, - возвестил он и указал черенком трубки на березу с тетеревами. - Пострелять, что ли, утречком из лодки?
- Ветрище-то эвон какой, и близко не подплывешь, - заметил злым визгливым голосом паренек, сидевший на корточках тут же в песке. Парень знал, что если они отправятся охотиться с лодки, ему придется грести. Старшие будут стрелять, а он греби себе, пока не натрешь ладони до волдырей.
- Говори, черт, где деньги схоронил, а то женилку совсем застудишь, - хохотнул мужик в серой куртке и ткнул стоящего в воде палкой в живот.
Тот молчал. На груди у него запеклась капавшая изо рта кровь. Один глаз заплыл, другой глядел на серого холодно, без выражения. Он был одет в рваную куртку, какие носят лесорубы, из-под нее виднелся линялый серый свитер, шапка сидела набекрень. Когда его били, она свалилась, потом ее нахлобучили кое-как. Морщинистое, в рубцах лицо, наполовину скрытое сильно отросшей густой бородой, казалось неестественно маленьким. Нос, когда-то свернутый на сторону, напоминал бесформенный комок глины. Большие уши будто подрагивали от сильных порывов ветра, налетавшего с озера.
- Слышь, говорят тебе, будешь опять арендатором, - сказал тот, что в серой куртке, и снова толкнул стоявшего в воде.
- Эй, Забавник, гляди не утопи его, - рявкнул старик с камня. - Дай еще разок по морде, небось язык-то развяжется. Чертово отродье!
Все трое - старик, парень и серый - одинаково длинные, тощие и косоглазые - отчаянно сквернословили. Губы у каждого из них отвисли, подбородки были срезаны на нет, длинные острые носы торчали почти под прямым углом. Маленькие головки придавали им сходство с навозными сойками.
Старика называли Весельчаком, а серого - его сына, рожденного, правда, служанкой, но узаконенного - Забавником. Это были Весельчак и Забавник. Малыша Калле, сына серого, в детство звали без всяких затей просто по имени, но после того как он, подобно отцу и деду, пристрастился к самогону и учинил первые скандалы на танцах в деревне, люди в шутку окрестили его Трезвенником. Так они и звались: Весельчак, Забавник и Трезвенник - святая троица с Кривого озера.
Хутор у них был большой, но запущенный. Послевоенная жизнь дарила столько радостей, что работать было некогда. Поместье составилось из трех смежных участков, которые Весельчак приобрел в тридцать втором году при распродаже. Одного владельца - Вейкко Тийхонена сначала кое-куда свозили и так отделали, что после серьезного разговора с директором банка Вейкко счел наилучшим продать землю и исчезнуть. Вышеупомянутый директор самолично прибыл на раздел леса, и Весельчаку тоже достались на этом торге без малого сто гектаров.
Там, куда Весельчак возил людей на обработку, многие более робкие мужички добровольно отказывались от своих обременительных земель и купля-продажа с помощью директора банка совершалась согласно духу и букве закона.
После войны новые владельцы стали продавать лес и сдали землю арендатору. Человек, что стоял теперь в воде, появился на хуторе с зажатым в руке газетным объявлением и с семьей, разместившейся в телеге, которую тащила дряхлая как мир кляча.
- Я промаялся в армии семь лет и теперь хочу снова арендовать клочок земли, - сообщил прибывший.
В телеге сидело трое очень серьезных ребятишек и неохватной толщины баба, которая держала в объятиях швейную машину "Зингер". Другой мебели семейство не имело.
Весельчак был тогда под мухой и потому в хорошем настроении. Соглашение заключили тут же. Арендную плату назначили умеренную. Главное, чтобы поля были обработаны. А доход идет от леса. Благо деревьев в нем хватает.
Семью арендатора поселили в большой избе. Хозяева жили на новой половине, в шести больших, продуваемых сквозняками комнатах с красноватыми бревенчатыми стенами и белыми кафельными печами.
Когда арендатор стал получать по почте газету "Свободное слово", Весельчак посоветовал ему выписывать лучше "Известия Саво" - это-де настоящее чтение для солидных людей, к тому же она местная и намного толще. Арендатор будто и не слыхал. На том дело и кончилось. Весельчак не настаивал. Спьяну ему казалось, что мир день ото дня становится все лучше, потому что деньги никогда не доставались так легко, как нынче. Стоит только распорядиться - пометьте-ка, мол, стволы на продажу красной краской - и, немного погодя, деревья начинают сыпать ему деньги прямо на банковский счет. Последнее время Весельчак даже маркировку не ходил проверять - все доверил десятнику. Только пеньки потом забежит пересчитать.
У всякого времени свои песни. Если дело идет к социализму, как утверждает директор банка, то у них очень даже ловко все получается. Деревья пускай валятся, они во имя отечества падают, а коммунистам и всяким социалистам пускай достанется что останется. Лес - на землю, деньги - в оборот, и вся недолга.