Валлу вылез из машины, встал, пошатываясь, перед Лейлой. От него пахло самогоном.
- Пойдем со мной, Лейла… Погуляем, берег вон какой длинный, - попросил он.
- Знаю я эти прогулки, - усмехнулась Лейла.
- Ну конечно, как не знать, - перебил Валлу. - Эх ты, Лейла, Лейла, друг милый… Нет, не туда мы попали, голодранцы. Голодранцы мы или нет? - спросил он, дергая Лейлу за руку. - Как ты думаешь, а? Ну и пускай, пускай мы плебеи, правда? - сказал он и огромными ручищами притянул Лейлу к своей жаркой груди.
- Отпусти сейчас же, - потребовала Лейла.
- Почему? Потому что Исмо? - он ослабил объятия, Лейла вырвалась и, тяжело дыша, направилась к дому.
- А если бы не Исмо, пошла бы? - спросил он вслед.
- Может, и пошла бы, - ответила Лейла и поспешно скрылась за дверью.
Исмо, похрапывая, спал на диване, в ярком свете гостиной. Он лежал как-то комом, словно прихваченное морозом белье. Больше в гостиной никого не было. Во дворе вдруг зашумела машина, колыхнувшись, исчезли в воротах ее задние огни.
Сумасшедший, все-таки поехал. Что с ним будет, с этим лосятником? Вот и он исчез в октябрьской мгле, ринулся искать свои дальние земли, свои острова за огромным морем. Он гонит самогон, может сесть пьяным за руль, но не предаст, никогда не выстрелит в лосиху, за которой идет лосенок…
Лейла вдруг спохватилась: где ребенок? Почему молчит? Что с ним? Который час, и куда все подевались?
Она поспешно прошла гостиную, открыла дверь в комнату. Нет, не сюда - здесь крепко спит Тапани. Открыла еще одну дверь. Увидела лицо Эркки, с подоконника спрыгнула Туйя.
- Ты только не подумай чего-нибудь. Мы с Эркки старые приятели, так что ничего такого… - стала она оправдываться.
- Да, мы тут кое-чем обменялись, и все, - пошутил Эркки. - Не стоит шум поднимать…
- Валлу на машине поехал, - сказала Лейла.
- На машине? С ума сошел, - охнул Эркки. - Вечно он что-нибудь выкинет.
- Сейчас вернется, далеко не уедет, - пыталась успокоить его Туйя.
- Мне тоже пора, - поднялась Лейла и стала одевать ребенка.
- Уже? А где Исмо? - Эркки вышел из комнаты. - Я вам такси вызову.
- Нет, нет, не надо, я поеду на автобусе, - перебила его Лейла. По дороге сюда посмотрела расписание, еще успею на последний рейс.
Эркки пошел будить Исмо. Бледный как полотно, тот вышел в переднюю. Молча стал натягивать мятый плащ.
- Большое вам спасибо, - попрощалась Лейла с Эркки. - Особенно за лосятину.
Эркки так и остался стоять, глядя им вслед. Исмо брел за ней неотступно, прямо прилип как репей. Коляску он, конечно, затащить в автобус не смог - так был пьян. Лейла злилась - какой стыд перед людьми. Автобус трясло, и ребенок, конечно, расплакался.
Шел дождь. Трамваи уже не ходили, пришлось добираться пешком. Девочка кричала без остановки. Исмо понуро плелся рядом с коляской. На углу площади Камппи он поскользнулся и упал на мостовую.
- Ушибся? Вставай скорее, вставай, - тормошила его Лейла.
- Ты иди, иди…
- Ну вставай же, а то совсем промокнем.
- Я дрянь, я ужасная дрянь, - бормотал Исмо.
- Хорошо, хорошо, ты только поднимайся.
- Я для тебя все равно что собака какая-нибудь, - чуть не плакал Исмо. - Не бойся, скоро ты от меня избавишься… На кладбище в Хиеталахти есть два камня, на одном написано - Сакари Хоффрен, на другом - Ольга Мария Кейхо… Там меня и найдешь. Между ними запросто поместится еще один труп…
- Перестань, Исмо, вставай скорее…
- Я же тебе нужен только как этот… этот… чтобы за квартиру платить… Иди, иди поищи ребенку отца, я ведь всегда знал, что это не мой ребенок.
Исмо сел и громко заплакал.
- Как ни странно, но это твой ребенок, - сказала Лейла.
- Как ни странно… ни странно! Что же мне, черт побери, делать?
- Можешь на анализ крови сходить. Твой он.
- Правда? Действительно мой?
- Да твой, твой, успокойся.
- А что же ты… совсем его присвоила. Правда, мой?
Он отер свою светлую бороду и посмотрел на Лейлу.
- Лейла, давай поженимся.
- Не болтай чепухи. Вставай поскорее.
Лейла поддержала Исмо. Он медленно, неуклюже поднялся.
- Там видно будет, - сказала Лейла. - Может, все как-то и образуется.
По улицам с шумом текли потоки воды. Гигантскими струями с разверзшихся небес падали космические воды. Мимо прошуршало шинами занятое такси. Занятое или свободное, оно им не по карману. Стоявшая в подъезде растрепанная женщина тупо смотрела на них выпученными глазами. Одинокой осенней звездой блестел у нее на груди медальон.
Похитители вишен
Перевод с финского Р. Винонена
Просторами Балтики шло судно. Девушки были молоды, так молоды, что сердце щемило. Обе светловолосые, в одинаковых джинсах и сандалиях, одинаковый цвет волос. Впрочем, у одной волосы длинные, другая с короткой стрижкой. Одна красивая, уверенная; видно, что знает себе цену. У другой лицо замкнутое, холодноватое, чувствовалась в нем, пожалуй, даже мужская твердость. Первая все время была в движении, жестикулировала и смеялась; другая держалась строже, и если изредка позволяла себе улыбнуться, то как бы тут же спохватывалась. Со стороны их и за сестер-то принять было трудно. Но что-то общее все же угадывалось в обеих: какая-то напряженность, подобная току, возникающему между противоположными полюсами.
Вечерело, когда они сошли с палубы в каюту. В иллюминаторе синело море, и они глядели как зачарованные.
- Ну вот мы и едем, - сказала Айла.
- Все синее-синее, - удивилась Хелена. - Смотри-ка! Не поймешь, где вода, где небо.
Девушки смолкли, прижались друг к другу. Будто сама жизнь открывала им свои глубины - так засасывала в себя синева. Беспредельная синева, синяя беспредельность; безбрежная синева, в которой чудятся недостижимые берега; синева пустынных далей, где, подобно сорванным водорослям, отрешенно кочует любовь.
Спалось плохо, девушки то и дело ворочались с боку на бок, а встав, увидели вдали уже выступивший из воды горбатый берег.
В таможне Айла вдруг оробела. Не зная за собой никакой вины, она все же почувствовала себя виноватой, когда досмотрщик раскрыл ее дорожную сумку, заглянул и в целлофановый пакет с бюстгалтерами, чулками и трусами.
Гамбург, грохочущий, высокомерный, бесстыдный Гамбург, ожидающе разинул пасть, облизываясь на их тонкие фигурки в тесных джинсах. Хелена сорвала тюльпан в сквере - назло Гамбургу. Айла же считала, что с Гамбургом надо быть поосторожнее; она потребовала прекратить эти выходки.
Хелена вдруг бросила на газон свою сумку. Ярко светило солнце. Капризно встряхивая головой, Хелена быстро пошла по аллее, волосы летели у нее за спиною словно шлейф. И вот уже легким лоскутком Хеленина кофта мелькнула и скрылась за изгородью аккуратно подстриженного кустарника.
- Хелена! Хелена!
Айла схватила обе сумки и кинулась вдогонку. Однако ноша оказалась слишком тяжела для одной, да и Хелены уже нигде не было видно.
Автомобили, лица, голоса, ноги. Может, Хелена перебежала улицу? Откуда-то с высоты крыш наклонилась над нею безглазая, безротая головища, и хищный Гамбург дохнул на нее смрадной смесью бензина и крови. Айла готова была разреветься - так одиноко и неприкаянно чувствовала она себя в бурлящем уличном потоке, так ей было страшно.
- Хелена! Хелена!
Сестра появилась откуда-то сзади; вся в слезах, Айла уже готова была простить пережитую обиду. Хелена принялась утешать ее: она и в мыслях не имела заводить ссору.
- Теперь бежим!
Взяли сумки, и начался долгий, изнурительный бег. Никто их здесь не знал, никто не интересовался, чего ради и куда спешат две девушки, почему они так мчатся со своими сумищами через улицы и перекрестки, мимо арок и лестниц. Наконец они прибежали на вокзал и вскочили в поезд - за минуту до отхода. Нет, не проглотил их Гамбург - скрежещущие ворота мира! Не затянул двух девушек в свою хриплую глотку!
Сидевшие в конце вагона несколько молодых мужчин поглядывали на них. А чего смотреть? Что они - никогда не слыхали иностранной речи? Хелена во весь голос объясняла, как у нее колотится сердце, вот-вот разорвется. За вагонным окном проплыло стадо коров: как хорошо они смотрятся на зеленом лугу! Черно-белые коровки, две-три отбились от стада, уткнулись мордами в траву… Айла! Ш-ш-ш… Не смотри в ту сторону, но этот бородач, нет, нет, не тот, что возле окна, а другой - какое у него несчастное лицо, правда?
Айла глянула и кивнула. Опять проносились в окне коровы, диковинные песчаные холмы, затейливые строения и невиданные деревья. Выражение лица у чернобородого довольно противное, разочарованное, но при этом чуть кокетливое. Все ясно! И Айла уже повернулась к двери. Затем снова ее глаза невольно скользнули по чернобородому и - обратно к двери, хотя что там интересного, в этой двери?
Ехали еще автобусом по холмистой дороге, минут пять шли пешком, волоча сумки, и наконец оказались перед воротами фабрики.
- Не спеши, уймись хоть теперь, - сказала Хелена.
Какое тут все чужое! От самого большого здания расходились по обе стороны постройки поменьше, там и сям по стенам змеились желоба, трубы, в них то и дело что-то постреливало и погромыхивало.
- По этим трубам, что ли, летают у них консервные банки? - заинтересовалась Хелена.
- Похоже на то.
- Я думала, будет что-то грандиозное.
- Я тоже.
- Пойдем через ворота?
- А как же еще?
На фабричном дворе грохот усилился. Сразу за воротами девушки опустили сумки наземь: В какую же сторону идти? Направо или налево? Или прямо вперед?
Обширную территорию двора пересекал длинный барак. В одном из окон мелькнула голова женщины. В другом крыле барака был магазинчик и помещение, которое, судя по всему, прежде было хлевом. Чуть подалее возвышались две грубые постройки, а между ними виднелась деревянная будка - не то сарайчик, не то уборная. А еще дальше, наполовину утопая в зелени деревьев, посвечивала желтизной стена дома, огороженного колючей проволокой. За оградой простиралось заброшенное поле. Похоже, перед домом когда-то был плодовый сад. Теперь от него осталась одна большая ветвистая вишня, а под нею, неподвижная как тумба, восседала женщина. В поле за оградой можно было разглядеть катившего на велосипеде мужчину; на плече у него сверкал моток проволоки.
Из барака вышла женщина в светлом платье без рукавов; под мышками у нее густо чернели волосы. Надо же, такая красавица и такой ужас!
- Willkommen, herzlich willkommen- сказала женщина… - Ich heisse Fräulein Heissenbüttel, добро пожаловать, идемте в дом.
Что-то она еще говорила, чего Айла не поняла. Хелена отвечала на школьном немецком, Айла же вначале совершенно растерялась и только улыбалась. Как доехали? Спасибо, очень удачно. Как погода в Финляндии, такая же хорошая, как здесь? Нет, в Финляндии дождило, когда мы уезжали. Ах так? Впрочем, и у нас погода не очень. Завтра на работу, надеюсь, обвыкнетесь тут.
Ну а что вы скажете насчет зарплаты? Айла толкнула Хелену: ну как не совестно - сразу с таким вопросом!
- Ах да! - Фрейлейн Хейсенбюттель сложила руки на животе. - Чуть не забыла: вы будете жить вместе с другими финскими девочками. Идемте за мной, bitte, покажу, где вам расположиться.
Жилье оказалось бывшим свинарником. Сначала они вошли в кухню, вернее, в некое подобие кухни: стол, стулья, старая дровяная плита и две электроплитки. На них можно кипятить воду для мытья, а мыться вот здесь, bitte schön, вот краны, тазы. Места вполне хватит. Айла взглянула на Хелену. В смежном помещении, там, где прежде хрюкала, наверно, сотня свиней, теперь голый цементный пол, так что, конечно, места хватит и для мытья и для стирки.
В свинарнике имелся еще и второй этаж, где стояли пять коек, две из них были предназначены для Айлы и Хелены. На стулья наброшены кофты, ночные рубашки, два чулка разного цвета. На столе - бигуди и колбасная кожура; тут же тикает тупорылый будильник. Фрейлейн Хейсенбюттель наклонилась и впилась глазами во что-то лежавшее за часами.
- Was meint das? - спросила фрейлейн Хейсенбюттель.
В руке у нее была трубка.
- Трубка, где она ее взяла? - спросила Айла.
Фрейлейн Хейсенбюттель положила трубку на место, повернулась к ним и доверительно сказала:
- Придется мне сообщить вам, девочки, что поведение этих финок… хм-м, в особенности двоих… Против Анники я ничего не имею, но эти дно… Должна вас предостеречь. Знаете ли, у нас не принято так вести себя.
- Что она сказала? - спросила Айла. - Я не поняла.
- О том, что она не очень любит девчонок, которые здесь живут, кроме какой-то Анники.
- Надо сказать, что у них и на фабрике не все ладится, - продолжала фрейлейн Хейсенбюттель. - Не хотят они признавать наших порядков… Не понимают, что рабочий сезон в разгаре.
- Что, что? - прошептала Айла.
- Не поняла я, слушай сама, я тебе не переводчик. - Хелена сердилась.
- Но вы, по-моему, очень славные, очень симпатичные девушки. - Фрейлейн Хейсенбюттель улыбнулась: она была и вправду привлекательна. Вьющиеся, с чуть красноватым отливом волосы обрамляли живое, выразительное лицо. - Конечно же, мы с вами поладим. Ох, и беспамятлива же я! Забыла показать по дороге киоск… хотя он и отсюда, из окна, виден. Вон за забором. Там можно купить все, что надо, даже вечером: кофе, колбасу, шоколад, впрочем, шоколад вы наверняка не едите, раз такие тоненькие. Я, кстати, думала, что у всех финнов светлые волосы, однако ни одну из вас не назовешь стопроцентной блондинкой…
Фрейлейн Хейсенбюттель поспешила к выходу.
- Значит, завтра, ровно в семь, ждите у барака. Auf Wiedersehen.
- Wiedersehen! - крикнули ей вслед девушки.
Айла раскрыла чемодан и начала разбирать одежду.
- А есть ли здесь утюг?
- Пойдем-ка сперва посмотрим, что тут за места, - предложила Хелена.
- Ужасно большие подушки. - Айла примеривалась к постели. - Одну придется убрать. И как только они тут спят на таких подушках?
- Как ты думаешь, есть тут еще финны, кроме этих девушек? - задумчиво спросила Хелена.
- Мужчины, что ли?
- Жаль, не догадалась спросить… Может, выйдем во двор, прогуляемся немного?
Они обошли все вокруг, побывали в киоске, заглянули в уборную, где жужжала и билась о стены оса, потом вернулись в комнату и растянулись на койке. Вяло тикали часы. Хелена уснула почти сразу, немного погодя уснула и Айла. Хелена спала на животе, Айла - на спине. Айла даже во сне настороженная - вот сейчас встанет и пойдет куда-то. Хелена уткнулась в подушку, лица не видно, только копна волос.
Часа через два внизу послышались ругань и громыхание кастрюль. Вернулись девушки, живущие в комнате. Одна говорила, что ей надо вымыть голову, у нее свидание с Пирхасаном, а что там люди болтают - наплевать. Другая уже шумно поднималась по ступенькам; она распахнула дверь и с любопытством воззрилась на новеньких.
- Ага. Уже прибыли.
- Да, мы приехали с час тому назад. А может, уже два прошло. - Айла приподнялась и села на постели, поправляя волосы.
- Это Хейсенбюттельша, что ли, вас сюда привела?
- Вы про фрейлейн? Да, она.
- Чертова подтирка, - сказала девушка.
Айла, вздрогнув, встала с кровати. Все ясно. Одна из тех девиц, о которых предупреждала фрейлейн.
Девушка плюхнулась на стул и принялась копаться в сетке; видно, и они заходили в киоск. В сетке были лимонад, колбаса и сигареты. Девушка вскрыла пачку и предложила Айле закурить, но та отрицательно покачала головой.
- Конечно, и в пепельницу нос сунула, - сказала девушка.
- Кто?
- Да эта Хейсенбюттель.
Хелена стирала размазавшуюся под глазами тушь; она, как видно, только теперь по-настоящему проснулась. Ленну, так звали девушку, начала расспрашивать, что нового в Финляндии. Айла отвечала без большой охоты. Ничего особенного, дожди да дожди…
Это хорошо, что она не больно с ней любезничает, еще нарвешься на неприятности ни за что ни про что. Чего доброго, и ее с Хеленой втянут в свою шайку; что о них тогда люди подумают?
- Ну, как тут у вас? - полюбопытствовала Хелена. - Что за работа? Надеюсь, не заставят ворочать тяжести?
Ленну рассмеялась, выпустив изо рта клуб дыма.
- Хейсенбюттель вам работенку подыщет, будьте уверены… Дерьмовая баба, шпикуха.
Айла со значением глянула на Хелену. Странная особа, что это она так нападает на фрейлейн? С ними фрейлейн обошлась по-дружески, обещала завтра даже проводить к рабочему месту.
- Как это вас сюда занесло? - спросила Ленну.
- Да рассказала нам одна, Евой зовут. Работала тут прошлым летом, - ответила Хелена.
- A-а. Я и сама, дура, приехала, поверив слухам, - сказала Ленну. - Получила на ткацкой фабрике принудительный отпуск - и сюда.
- Как-как?
- Принудительный отпуск. Ну и узнали мы с Кайей про это место, босяк один разрекламировал.
"Принудительный отпуск? Так-так, стало быть ее уволили? За что же? - ломала голову Айла. - Значит, и на прежнем месте не любили…"
- Ленну, твоя вода кипит! - крикнул кто-то снизу.
Айла посмотрела на Хелену и только собралась было что-то шепнуть ей, как лестница опять загремела и на пороге появилась Анника. Она коротко поздоровалась с ними, взглянула на захламленный стол и принялась, сжав губы, с остервенением прибирать его.
- Могли бы уж и выбросить эту колбасную кожуру! - крикнула она вниз. - Устроили тут свинарник.
- Да это и есть свинарник! - Снизу послышался смех.
- Пусть, но свинства видеть не хочу!
Теперь вошла третья девушка, Кайя, со связкой бигуди.
- Господи боже мой, как орет эта кикимора! Привет. Мы слышали, вы сестры, а по виду не скажешь. Из каких же мест?
- Из Лаутакюлы.
- Правда? Знала я одного оттуда. Лайкконен Патти, не слышали?
Хелена покачала головой, Айла тоже.
- А может, он был из Ваммалы, - усомнилась Кайя.
Она стала накручивать на бигуди мокрые волосы и одновременно просвещала новеньких. В желтом здании живут турки и ученики. Владелец киоска легко ошибается в счете, разумеется, не в убыток себе; однажды продал ей тухлую колбасу.
А сумасшедшая, которая торчит под вишней, - это фрау Захн, или Шавка, так ее Ленну прозвала - оттого, что вечно караулит вишню да следит, кто, куда и с кем пошел. Ну, да она не стоит внимания, ведь и вишня эта не ее. Вот такие дела. А ближайший танцзал жуть как далеко, разве что на попутной доедешь, если не побоишься. И утром надо просыпаться до шести, чтобы успеть выпить кофе, потому что плитки еле-еле греют. Турок Угур - сердечник, Шеффи - вдовец, а Хейсенбюттель - его любовница.
- Кто такой Шеффи? - спросила Хелена.
- Да это директор.