Напряженно улыбаясь, Лейла под руку с Эркки вошла в гостиную. Все там изысканно одеты, держатся уверенно. Ссутулившийся в высоком кожаном кресле дед и тот был в черном костюме, белой рубашке и при галстуке. В руке он держал стакан с кефиром. У остальных налито вино.
Исмо встревожился. Как, неужели Эркки не припас настоящей выпивки? Неужели из-за деда придется тянуть одно только вино? Но тут из-за спинки дивана высунулась лысая голова Валлу, и Исмо почувствовал знакомый запах: Валлу все-таки прихватил своей, настоящей, "венецианской"…
Лейла незаметно осмотрелась: сервант, паркетный пол, камин, ножки стульев в виде львиных лап… Другой двоюродный брат Исмо, Тапани, пожал ей руку так энергично и крепко, будто знакомился с новым богатым клиентом. Она с трудом запомнила, как зовут его жену. Туйя, как бы не забыть: Туйя, Туйя. Очень привлекательная женщина. Она-то разуваться не стала, преспокойно осталась в туфлях на шпильках.
Дед поставил стакан на стол и принялся разглядывать Лейлу. Ей стало не по себе. Она вдруг будто съежилась, завяла - жалкая содержанка, которой и показать нечего, кроме своего греха.
- Так это жена Исмо? - спросил дед.
Лейла только молча улыбнулась. Дед попросил показать ему ребенка. Лейла положила на костлявые стариковские колени спящую девочку. Та тихо лежала с закрытыми глазами. Вдруг старик шевельнулся, и соска выпала изо рта девочки, закатилась под стул.
- Да у нее, никак, заячья губа? - сказал дед и поглядел на Лейлу так, будто его обманули.
Лейла ничего не ответила. Она взяла ребенка, положила в коляску. Горячо, бешено колотилась во всем теле кровь. Лейла стала поправлять одеяло, оно жгло пальцы, в голове шумело.
К ней склонился Валлу. Его могучая грудь почти касалась волос Лейлы.
- Вот возьмите ваш болтик, - весело сказал он ласковым голосом и протянул соску, глядя Лейле в глаза.
Лейла перевезла девочку в другую комнату, та все еще спала, набираясь сил перед ночным концертом. Зато сейчас у Лейлы отдых, перерыв. И пускай старик говорит что угодно, пускай Исмо дурит и куролесит, но сегодня она вдоволь наестся лосятины и выпьет чуточку красного вина, и ничто не может лишить ее этого долгожданного удовольствия.
Она вернулась в гостиную. Исмо, устроившись рядом с Туйей, делал вид, что не замечает Лейлу. С чего бы это? Лейла села у окна, чтобы смотреть на море, но виден был только двор.
Говорили о каком-то прибрежном участке и о доме. Дом, рассказывал Тапани, из светлого кирпича и с утепленными окнами - особенное стекло в тройных рамах. Потягивая вино, Лейла оглядывала комнату.
- Но цену запрашивают бешеную, - сказал Эркки. - И это же страшно далеко.
- Дедушкин остров и то ближе, - сказала Анн-Лис.
- Тем не менее покупатель уже нашелся. Я бы в такую даль, на север, ни за что бы не поехала. Мошкаре на съедение, - охала Туйя.
- Я бы тоже. Лучшего места, чем дедушкин остров, не найти, - сказала Анн-Лис. - Как там чудесно! Весь западный берег - сплошной песчаный пляж.
- Да, берега там предостаточно, - соглашался дед.
- А для детей это просто идеальное место, - продолжала Анн-Лис. - Метров двадцать спокойно бредешь по мелководью. Прошлым летом Мики хотел там остаться насовсем.
- Да, да, все так, верно, - сипел дед.
Прибежал мальчишка в индейском наряде, потребовал мороженого и варенья, непременно того самого, в котором вишни.
- Но, Мики, ты разве уже поздоровался? - укоризненно сказала Анн-Лис.
- Да они же все убитые, - ответил тот.
- Ох уж эти дети… - смутилась Анн-Лис, и все добродушно заулыбались.
Исмо с Валлу улизнули на улицу, Лейле в окно было видно, как они возятся за машиной Валлу. Тени их в тусклом свете фонарей то и дело сталкивались. Потом, отирая рот, из-за машины вышел Исмо. Закурив, они направились к дому - над песчаной дорожкой закачались два мерцающих огонька.
"Ну началось", - подумала Лейла. Вот так всегда. Сперва Исмо ходит угрюмый, потом какой-то ошалелый и, наконец, весь обмякнет. Где ему тогда поднять коляску, хорошо, если ноги сможет волочить.
В длинном коридоре Лейла наткнулась на Валлу.
- Постой, - подмигнул он ей. - Этого… средства для головы и тебе хватит. Сразу поправишься!
- Для головы, значит, - засмеялась Лейла.
Валлу проводил ее глазами. В гостиной теперь обсуждали, как содержать в порядке газон, и какой декоративный кустарник лучше. Анн-Лис хвалила японский барбарис: у него такие острые шипы - всех зевак отпугнут. Его можно посадить на склоне со стороны торца. Нет, нет, там уже растет барбарис и кизил, места больше нет, - возражал Эркки.
- Для газона лучше всего гусиная травка, за ней почти не надо ухаживать, - сказала Туйя.
Лейла вспомнила вид из окна своей комнаты: две каменные стены и между ними узенькая полоска моря. Стены - бог с ними, но зато полоска моря, этот живой стебелек океана ей дороже любого сада. Когда-то со вскрытыми венами она лежала на ковре, и взгляд ее, как за последнюю соломинку, зацепился за этот дерзкий морской стебелек: он дышал и сверкал, притягивал к себе, завораживая своим движением, и вдруг ей не захотелось с ним расставаться.
Дерзкий стебелек… Росток гордости…
Хмель ударил в голову. В пустом желудке урчало. Почудилось, что из кухни доносится пьянящий аромат жареного мяса.
Дед принюхался, потом, поперхнувшись, отпил из стакана. Оказывается, и он уже пьет не кефир.
- Так это Валлу убил лося? - вдруг спросил дед.
- Да, Валлу.
- Как это получилось? Расскажи! - попросила Туйя.
- Да как? Шел, шел и набрел на лося. - Валлу отер лысину.
- Но ведь в этом есть что-то такое… ужасное, - вздрогнула Туйя.
- Если есть лицензия, то ничего ужасного.
- Вы что, оказались нос к носу? - засмеялся Эркки.
- Ну, не совсем. Хотя и так бывает. Обычно сохатый - особенно если старый - как учует человека, так даст кругаля и - прямым ходом на загонщиков. Тут он и затоптать может.
- Какой кошмар! - сказала Туйя. - У тебя тоже так было?
- Нет, сейчас я стоял в засаде на краю поля… Рядом еще один парень. Ну, стоим, ждем, и вдруг прямо на поле как сиганет из кустов лосиха. Вот-вот подлетит на выстрел, у меня аж пальцы жжет. Только смотрю - следом за ней лосенок. Ну, перевел дух, делать нечего.
- Почему? Разве в лосих нельзя стрелять?
- Если она с теленком, нельзя.
- Откуда же знать? Может, не заметил? - перебил Исмо.
- Заметишь, никуда не денешься.
- А если притвориться, что не видел? - вмешалась в разговор Лейла.
- Ну, это уж дело совести. Кто-то, может, и уложит ради гонора. Только если я кого на этом застукаю - в нашей компании ему делать нечего. Выдворю.
- Ты недосказал, чем все кончилось. Давай дальше, - попросила Туйя. - Потом-то что?
- Ну, я этому, который со мной был, и говорю: не тронь, мол, ее, погоди, лучше пока передохнем. А сам запалил кусок бересты и стал им коптить прицел, чтобы не так сильно блестело. Тут он и ломится - громадный такой самец. У меня - и спички, и береста - куда что полетело, да только солнце в глаза, я и промахнулся - угодил ему в загривок.
- Он умер? - спросила Туйя.
- А ты когда-нибудь видела, чтобы живого лося разделали да жарили? - ответил Валлу.
Все рассмеялись.
- Валлу, возьми меня в следующий раз с собой, - попросил Эркки. - Хоть разок на лося сходить.
- Не знаю… Для этого испытания пройти надо и разрешение получить, - сказал Валлу. - А не то получится как с одним стариком: взял он да и пальнул по трактору. Едет себе тракторист преспокойно по полю, а старик сослепу решил, что это лось, и как даст прямо в него. Тракторист, конечно, выскочил и бежать. А второй охотник - он там рядом оказался, - орет старику: "Бей и теленка, не то уйдет!"
В соседней комнате заплакал ребенок - время кормить. Мужчины засобирались в баню, Лейла пошла к ребенку. Девочка была совсем мокрая, пришлось менять пеленки. Лечь прямо на дорогое светлое покрывало, чтобы покормить девочку, Лейла не решилась - аккуратно свернула его.
Плоской своей мордочкой Тююне потянулась к груди.
- Заячья губа… Да плевать нам на них на всех, - прошептала Лейла.
В дверь постучали, заглянула Туйя.
- Можно к вам?
- Входи, входи.
- Анн-Лис стряпает, а мужики ушли в баню.
- Садись, не помешаешь.
Туйя уселась в огромное плюшевое кресло, закинула ногу на ногу. Под черным кружевным шитьем мелькнула узкая щиколотка.
- Хватает молока? - спросила Туйя.
- Когда как…
- А кажется, что ты можешь выкормить хоть двойню.
- Серьезно?
- Правда, я слышала, что количество молока не зависит от того, какая грудь, - продолжала Туйя.
Только сейчас Лейла заметила покрасневшие глаза Туйи. Когда Туйя улыбалась, ее впалые щеки округлялись. Какая же обаятельная у нее улыбка!
- Исмо знает, что дед пишет завещание? - спросила вдруг Туйя.
- Понятия не имею… Я и с дедом толком не знакома, - ответила Лейла.
- Я думаю, Исмо не мешало бы про это знать. Пусть не дает себя в обиду, а то тут все заграбастают.
Туйя говорила шепотом, оглядываясь на дверь.
- Что - все? И кто? - не поняла Лейла.
- Да дедовский остров. Они уже расчищают себе участок на берегу.
- Кто "они"?
- Эркки и Анн-Лис. Эркки ведь помогает деду составлять завещание. Разве Исмо не в курсе? А уж известное дело, как помогают составлять… А остров? Ты его даже не видела? Ну вот, я и решила - надо вас предупредить. Чтобы за себя постояли.
- Как это я могу за себя постоять, если мы с Исмо даже не расписаны? И потом, у меня уже есть свой остров, на Сайме, - вдруг сказала Лейла. Она не могла понять, зачем соврала. Вдруг в разгоряченном мозгу, как в море, сам собой всплыл этот остров. Туйя замолчала, видно, размышляла, почему Исмо ничего не говорил ей об этом.
- Вон что… Тогда конечно… - обиделась она и встала, собираясь уйти.
- Какое красивое платье, - поспешно остановила ее Лейла. - Откуда оно?
- Это? Из Лондона.
Она снова села, стала рассказывать про Лондон. Лейла застегнулась, приподняла девочку. Та срыгнула белым ей на плечо.
- Ну вот, так я и знала, - огорчилась Лейла. - Теперь хоть прямо в платье иди в баню.
- Правда, пора бы и нам, - вспомнила и Туйя про баню. - Что это мужики так долго? Верно, кое-чего прихватили с собой для веселья. Того и гляди, совсем оттуда не вылезут.
- Придут, никуда не денутся. Явятся, как только мы примемся за лосятину, - усмехнулась Лейла.
- А у меня тоже припасено кое-что, - сказала вдруг Туйя, вынимая из сумочки плоскую, наполовину опорожненную бутылку коньяка. - Хочешь?
- Давай. Молоку от двух глотков ничего не сделается.
Лейла выпила прямо из горлышка. Туйя тоже приложилась, стала закручивать пробку, но тотчас же отвернула ее снова. - Понимаешь, эта Анн-Лис… Прямо тебе скажу - прижимистая она, - прошептала Туйя.
В коридоре раздались шаги, - конечно же Анн-Лис. Туйя многозначительно поглядела на Лейлу, сунула бутылку в сумочку.
- Вон вы где! - появилась в дверях Анн-Лис. - Просто не знаю, как быть - стол накрыт, все готово, а мужчины в бане.
- Я могу сходить за ними, - предложила Туйя.
- Да ты и сама там останешься, - язвительно заметила Анн-Лис.
- Поглядим еще, может, и не стоит оставаться. Хотя вообще-то выбор там довольно большой… - усмехнулась, уходя, Туйя. Анн-Лис грустно покачала ей вслед головой.
- Она ведь не в себе, ужас! Взрослая женщина, а пьет вино вперемежку с таблетками. Не могу я этого понять… Только не говори никому, что я тебе сказала, ладно?
Из прихожей донесся смех. Это вернулись из бани мужчины. Видно, все уже успели приложиться к "средству" Валлу. Особенно это было заметно по деду. Ему дали широкий вишневый халат, наверное, с хозяйского плеча. Голова, как засохшее яблоко, беспомощно клонилась на грудь. Он лег на кровать, попросил кефиру.
Исмо с Тапани спорили о какой-то газетной статье. Тапани хвалил прямоту автора: давно пора вот так, без обиняков…
- Молодец, не побоялся расставить все по споим местам. Могу подписаться под каждой его фразой. И Эркки тоже. Как, Эркки? Мы ведь с тобой, кажется, инакомыслящие? Или ты не читал?
- Что?
- Ну что он пишет об овце и стригале.
- Читал, читал, - кивнул Эркки. - Вот уж точно, смелый и честный человек.
- Уж если кто смелый, так это я: не побоюсь сесть рядом с такой красоткой, - подсаживаясь к Лейле, сказал Валлу. В вырезе рубашки виднелась его пылающая грудь. Он откашлялся и запел глубоким сильным голосом:
- Лейла, Лейла, Лейла, милый друг ты мой…
Анн-Лис захлопала в ладоши:
- Все готово. Пожалуйста, садитесь. Дедушка, ты вот здесь, во главе стола.
Дед уселся как был, в халате. Все делали вид, что ничего не замечают, а сам он забыл, что надо бы переодеться. Тараща осоловелые, словно стеклянные пуговицы, глаза, он все пытался рассказать о какой-то родственнице, умершей в тридцатые годы в штате Миннесота, вот только как ее звали, то ли Астрид… Ас… нет, не Ас… а Эс…
Анн-Лис приволокла на стол чугунок. Лейла вдохнула всей грудью острый, пьянящий аромат, расправила на коленях белую салфетку. Напротив нее нетерпеливо, как ребенок, сглатывал слюну Исмо. Лосятина… жаркое… картошка с укропом. Анн-Лисс раскладывала по тарелкам сочное дымящееся мясо.
Мальчику-индейцу отнесли еду на кухню. Он ничего, кроме мяса, не хотел, только мясо и кока-колу. Но вряд ли он успел что-нибудь съесть, тут же и сбежал. Лейла ела мясо понемногу, неторопливо, хотя и хотелось затолкать в рот весь кусок сразу.
- Раньше никогда не ела лосятины, - сказала она Валлу.
- Ну, значит, настало время, - ответил он.
- Вкусно-то как! Просто объедение, - похвалила Лейла.
- Чудесно! Какое замечательное мясо, - нахваливала Туйя.
- А какое нежное! - подхватил Исмо.
- Куда вкуснее любой, самой первосортной говядины, - сказал Тапани. - Тут самое главное - аромат дичи.
Валлу отрезал кусочек, попробовал. Он вдруг как-то странно ухмыльнулся, перестал жевать, потом отложил вилку и напряженно уставился в стол. Лицо покраснело, лысина так и полыхала.
- Вкусная говядина, ничего не скажешь, - сказал он громко, неестественным голосом.
Все повернулись к нему.
- Говядина? Что ты хочешь этим сказать? - спросила Туйя.
- То, что можно и говядину принять за лосятину, если хорошенько поверить, - выпалил Валлу.
За столом наступила тишина. Но Анн-Лис принялась расставлять рюмки, Эркки подлил деду соуса.
- Давай добавлю, - проговорил он.
- Прекрати, Валлу, - оборвала их Анн-Лис.
Валлу хотел что-то сказать, но передумал и быстро опрокинул в рот рюмку водки. Эркки снова налил ему, потянулся через стол, чтобы чокнуться. Все зазвенели рюмками, потом снова принялись за еду. Валлу ел молча.
Лейлу все это ошеломило. Остальные, должно быть, решили, что Валлу пошутил или несет спьяну. Уж он-то знает вкус лосятины. А может, это и правда говядина? И черт ее дернул за язык хвалить эту лосятину.
Лейла чувствовала себя униженной, осмеянной. Правда, мясо вкусное, ничего не скажешь: дома такого есть не приходилось. Но ведь звали их на лосятину, - возмущалась Лейла. Вдруг пропал аппетит, кусок не шел в горло. Когда в очередной раз потянулись чокаться, заплакала девочка, и Лейла поспешно встала из-за стола.
Ей пришлось долго укачивать ребенка, в гостиную она вернулась, когда все уже поели и убрали со стола. Ее тарелку поставили в духовку, чтобы не остывала. Лейла едва прикоснулась к еде, только из вежливости, - прежней радости как не бывало.
Вскоре после ужина дед задремал, и его увели в спальню. Теперь на столе красного дерева уже открыто стояла привезенная Валлу канистра. Валлу налил Лейле прямо в стакан. Сперва она отказывалась, потом решила попробовать. Голова закружилась, во всем теле чувствовалась необыкновенная легкость, она смеялась над Исмо, который кривлялся на ковре, изображая эстрадного певца.
- Слушайте, эй! А это помните? - посреди комнаты виляла бедрами Туйя. - Эй, мамбо, мамбо, италиано… чао, чао, чао…
Валлу запел, голос у него был мягкий и мелодичный. Ему аплодировали больше всех. Тапани и Анн-Лис петь отказались, а Эркки что-то промурлыкал.
Сколько времени это продолжалось? У Лейлы слегка кружилась голова, губы сами собой растягивались в улыбке. Анн-Лис объявила, что идет спать, но никто не обратил на нее внимания. Лейла взяла валявшуюся на столе сигарету, вышла на улицу.
"В той стороне за морем где-то есть земля…" - звучал в ушах голос Валлу.
Свет на крыльцо не горел. Лейла жадно вдыхала сырой, прохладный воздух. Сквозь тьму моросил мелкий дождик. По ту сторону забора было море; разметав свою черную гриву, оно неслось вперед: гонимое скорбью и надеждой, рвалось, волнуясь, к невидимым землям. Металось, словно человек, ищущий свои далекие мерцающие острова. Валлу такой, у него в глазах - отблеск тех далеких островов.
Как жизнь коротка! Вот стоит Лейла на крыльце, и есть у нее ребенок - комок счастья, спеленутый горем, прозрачное зернышко, запрятанное глубоко под чешую, под колючки. И она должна ему дать то, чего не имеет сама. Но где ее найдешь - иную жизнь, которая сделала бы ее дочку счастливой и сильной.
Исмо она не любит. Если бы любила, было бы легче, горести и заботы делили бы поровну. Теперь же во всем горький вкус предательства. И оба догадываются - у любви вкус иной. Однако они все еще вместе, будто окончательно смирились с мыслью, что ничего другого уже не будет в их жизни, что другого они - вечно голодные, живущие на одном картофеле - и не заслуживают.
Как быть? Неужели ее удерживают только его деньги? Который раз Лейла стала подсчитывать, сможет ли прожить одна. Работу ей обещали только к рождеству. И неизвестно - надолго ли. А вдруг - без работы, с ребенком?.. И потом, ребенку ведь нужен отец…
Звякнул дверной замок. Кто-то, тяжело ругаясь, встал в освещенном проеме двери. Это Валлу.
- Я поехал, с меня, черт побери, довольно…
Он не сразу заметил Лейлу.
- Что случилось? - спросила она.
- Слизняки чертовы! Что за люди? Ни стыда ни совести.
- Да в чем дело-то? - повторила Лейла.
- Там он, черт бы его побрал, в морозильнике, - лось-то. Не веришь? Сам видел. Лося, гады, припрятали, а нам говядину подсунули. Ну конечно, с чего это они будут нас, голытьбу, лосятиной угощать?
- Это правда?
- Во всяком случае, ночевать я здесь не буду.
Разъяренный, шатаясь, Валлу побрел к машине.
Он уже заводил двигатель, когда Лейла сообразила, что его надо задержать, ведь он совсем пьяный. Она прошла посыпанную гравием площадку, открыла дверцу машины.
- Тебе нельзя ехать, - заговорила она, - еще врежешься куда-нибудь.
- Подумаешь! Я вдовый, плакать по мне никто не будет, - ответил Валлу.
Но все не отъезжал. Сидел, уставившись на Лейлу. Она стояла у раскрытой дверцы.
- Ты не стой здесь - замерзнешь, - вдруг сказал он.
- Замерзну так замерзну, тебе-то что?
- Ох, смотри, когда-нибудь ты мне попадешься…
- Ты думаешь?
- Уверен. Уж очень ты подходящая…