- Чувствуйте себя как дома, - говорит Кловис.
- Добрый вечер, спасибо. Я бы пожевал чего-нибудь, - говорит мистер Макгир.
- Секретари питаются самостоятельно, - отзывается Кловис.
- Но я прямо из Парижа.
- Разогрей ему чего-нибудь, Кловис, - говорит Листер.
- Ладно, беру на себя. - И Элинор со старательным смирением поднимается со стула.
- Мистер Сэмюэл, мистер Макгир, - спрашивает Листер, - ваше время ограничено или вы намерены дожидаться?
Мистер Макгир отвечает:
- Я, собственно, хотел повидать барона.
- Не может быть и речи, - отрезает мистер Сэмюэл.
- Велено не беспокоить, - поясняет Листер.
- Зачем же я тащился в такую даль? - И мистер Макгир обреченно стягивает дубленку.
- Мистеру Сэмюэлу чтобы помогать, - говорит Пабло.
- Ладно, утром барона повидаю. Имею к нему разговор, - говорит мистер Макгир.
- Поздно, - вздыхает Листер. - Нет более барона.
- Но я же голос его слышу. О чем вы?
- Не будем гнаться за вульгарной хронологией, - возражает Листер. - У меня для вас работа.
- Тут телячье жаркое, - кричит Элинор из кухни.
- Blanquete, - поправляет Кловис, - de veau.
Он хватается руками за голову, закрывает глаза, изможденный долгими бесплодными усилиями просветительства.
- Сигареточки не найдется? - спрашивает Элоиз.
- Столько шума. - Мистер Макгир кивает на парадные покои. - И слышимость такая. Там кто сегодня?
- Адриан, - Листер усаживается на стул, - ты помоги Элинор. Скажи ей, что я не возражал бы против чашечки кофе.
- Когда я был еще юнцом четырнадцати лет, - говорит Листер, - я решил покинуть Англию.
Мистер Макгир наклоняется и останавливает магнитофон.
- Давайте снова. - Он говорит. - Попроще, по-разговорней, Листер. Не надо этого "юнцом четырнадцати лет", давайте "я был еще совсем пацан, четырнадцать лет", в таком разрезе, Листер.
Они одни в просторной спальне Листера. Оба в глубоких, темно-оливковой нестареющей и прочной кожи креслах, почти определенно сюда переместившихся из другой части дома, возможно, из библиотеки, вследствие какой-то коренной смены меблировки. Серый пушистый ковер скрывает пол. Ложе Листера узкое, но выглядит эффектно под вполне сохранной, медвежьей, что ли, шкурой, либо обретенной независимо, либо некогда укрывавшей еще колени давних Клопштоков, в санных каретах бороздивших зимние снега, - как бы там ни было, шкуре, кажется, здесь придается особое значение; однако же очевидно, что все в комнате, включая и мистера Макгира, здесь только с соизволения Листера.
Между ними, на полу, грузный магнитофон, в открытом ящике, с ручкой. От него змеится шнур к выключателю при постели. Бобины замерли от прикосновения мистера Макгира к кнопке "Стоп". Бобины разной толщины, и можно на глаз определить, что полчаса, примерно, на этом магнитофоне уже производилась запись.
Листер говорит:
- Стиль оставим журналистам, мистер Макгир. Это же все только наметка, легкая затравка. Суть истории - дело другое, это эксклюзив, а по части эксклюзива у нас у каждого собственные планы. Теперь же нам просто нужно что-нибудь для прессы, чтобы сразу запустить, безотлагательно, понимаете ли, когда дознание начнется.
- Послушайтесь-ка моего совета, Листер, - говорит мистер Макгир, - вы бы попроще, в духе устной речи.
- Чьей смотря устной речи, моей или журналистов?
- Их, - говорит мистер Макгир.
- Включайте, - говорит Листер.
Мистер Макгир включает, бобины крутятся.
- Когда я был совсем пацан, в четырнадцать, - говорит Листер, - я решил покинуть Англию. У меня были неприятности, я имел сношения с Элинор, под роялем, а она мне тетка, и было ей всего-то девять лет. После такого болезненного опыта у Элинор развился комплекс близкой по крови старшей особи, хотя ситуация, пожалуй, отчасти была обратной, короче, с четырнадцати лет она меня преследует и...
- Неправильно. - Мистер Макгир выключает запись.
- Это, положим, неправда, из чего отнюдь не следует, что это неправильно, - говорит Листер. - Послушайте, мистер Макгир, любезнейший, эдак мы с вами тут всю ночь проторчим. Итак, вам следует записать краткие показания Элинор и Элоиз в таком же плане. Остальные без вас обойдутся. Затем нам предстоит позировать для фотографий. - Листер нагибается, включает магнитофон и продолжает: - Мой отец, - рассказывает он, - был в том доме лакеем, хорошая должность. Было это в Уотэм-Грейндж, Лестершир, под роялем. Работал я во Франции. Когда Элинор ко мне присоединилась, я служил в ресторане у одного грека из Амстердама. Потом мы стали обслуживать частные семьи, а далее более пяти лет я прослужил дворецким у Клопштоков, здесь, в Швейцарии. Но по сути дела, Англию я решил покинуть из-за климата - такая сырость.
Листер выключает запись и молча разглядывает магнитофон. Мистер Макгир спрашивает:
- А про Клопштоков разве им не потребуется?
Листер морщится:
- Я раздумываю.
Он снова обратился к записи, тем временем поглядывая на свои часы.
- Смерть барона и баронессы нас потрясла до глубины души. Вот уж мы ничего подобного никак не ожидали. Выстрелов мы, естественно, не слышали, поскольку наша часть дома совершенно изолирована от хозяйской. И разумеется, в таких больших домах чудовищный шум от ветра. Ставни наверху несколько отстали, мы, кстати говоря, завтра как раз намеревались их приводить в порядок.
Мистер Макгир останавливает аппарат:
- Вы же, по-моему, собирались сказать, что он, на чердаке, производит столько шума, что один его припадок вы приняли за выстрелы.
- Я передумал, - говорит Листер.
- Почему? - спрашивает мистер Макгир.
Листер морщится, прикрывает глаза, и мистер Макгир снова включает аппарат. Кружатся бобины.
- Барон отдал приказ ни под каким видом их не беспокоить, - говорит Листер.
- А дальше? - спрашивает мистер Макгир.
- Отмотайте-ка назад, мистер Макгир.
Мистер Макгир отматывает ленту и осторожно останавливает вращение бобин совсем близко от начала.
- Здесь, - он говорит, - здесь где-то начинается ваша часть. - Он включает звук.
Аппарат дважды долго, театрально вздыхает, после чего женский голос произносит:
- Ежегодно, первого мая, я поднималась в Атласские горы и приносила лавровую гирлянду в жертву Аполлону. И вот однажды, в один прекрасный майский день, он сошел со своей огненной колесницы и...
Мистер Макгир выключил и теперь без звука пропускает ленту опять вперед.
- Это, видимо, последняя ваша запись Клопштоков, - говорит Листер.
- Да, последняя.
- Могли бы и свежие ленты нам оставить. Нас совершенно не колышет, какой там номер отмочил Аполлон.
- Я весь этот кусок сотру, когда станем размножать. Можете не беспокоиться. - Мистер Макгир встает, чтобы выключить аппарат.
- Чему суждено всплыть, то всплывет. - Листер встает и ждет, пока мистер Макгир укладывает провод и укрепляет крышку на магнитофоне. И потом, подняв его, выходит следом за Листером из комнаты. - Тяжелая штуковина, однако, - он говорит, - с места на место его таскать.
Они спускаются по лестнице до первой площадки служебного крыла. Здесь Листер поворачивает к парадной лестнице, и мистер Макгир, первоначально, кажется, намеревавшийся не отклоняясь продолжать свой спуск, после некоторой заминки следует за ним.
- Не слышу голосов, - говорит Листер, на ходу разглядывая черно-белые плитки на дне лестничного колодца. - Книги хранят молчание.
Спустились до первого этажа. Мистер Макгир стоит навьюченный, Листер подходит к двери библиотеки. Ждет, поворачивает ручку, легонько нажимает; дверь не поддается.
- Заперто. - Листер отворачивается. - И тихо. Идем дальше. - Он направляется к крылу для слуг. - Столько еще всего надо упорядочить, одновременно привнося уместный хаос.
III
- Все так быстро, наверно, было. Интересно, чувствовали они чего-то? - говорит Элоиз. - Может, еще и сейчас чего-то чувствуют. Кто-то, может, и живой еще пока.
Листер говорит:
- Животрепещущий вопрос.
- Листер, Пабло, - говорит мистер Сэмюэл, обходя людскую с фотоаппаратом, - встаньте рядом. Листер, положите руку на спинку стула.
Листер кладет руку на плечо Пабло.
- Зачем? Как-то это выглядит не очень, - говорит мистер Сэмюэл.
- Листер сам решит, - говорит Элинор, но тут же Листер говорит:
- Это я его утешаю.
- Но тогда у Пабло должен быть безутешный вид, - размышляет мистер Сэмюэл. - Сама по себе идея продуктивна.
- Прими безутешный вид, Пабло, - рекомендует Листер. - Представь себе что-нибудь печальное, вообрази себя, скажем, на месте Виктора Пассера.
Фотоаппарат тихо пощелкивает, как машина на хорошо налаженном ходу. Мистер Сэмюэл на несколько шагов пятится, целится под другим углом. Потом передвигает лампу, говорит: "Сюда смотрите", - пальцем зацепляя воздух.
- Пабло уже второй раз хмыкнул, - замечает Элинор. - Вы бы поаккуратней.
- Мистер Сэмюэл знает, что негативчики мои, - говорит Листер. - Правда, мистер Сэмюэл?
- Да, - подтверждает мистер Сэмюэл.
- А где венок? - спрашивает Листер. - Где наша цветочная дань?
- У меня в спальне, на полу, - отзывается Элоиз.
- Сходи принеси.
- Ой, я так устала.
- Я схожу. - Адриан идет к двери, и, едва он ее приоткрывает, сверху летит протяжный вопль.
- Сестра Бартон на ночь укола ему не сделала, - говорит Листер. - Интересно, почему бы это?
- Сестра Бартон в мерехлюндии. Она к ужину не притронулась, - объясняет Кловис.
- Это у нее страх. Что ж, чувство возбуждающее, - говорит Листер. - На любителя.
- Я ей отправил холодную куриную грудку и зеленый салат, раскроенный в полосочку на швейцарский манер, поскольку она в своей наивности считает, что так подавать салат и следует, - бормочет Кловис. Он запустил пальцы за поясок на узких бедрах. Грудь его увешана золотыми медальонами. Фотоаппарат мистера Сэмюэла целится в Кловиса, который, видимо, того и ждет. Кловис опускает веки.
- Отлично. - И мистер Сэмюэл поворачивается к Элоиз.
- Бюст, исключительно, - кидает Листер, одновременно отвечая на звонок внутреннего телефона. - Он? - говорит Листер в трубку. - Зачем?
Ответ, долгий и, очевидно, неразборчивый для слуха Листера, по комнате разносится карканьем старого, простуженного ворона, покуда Листер не отвечает: "Ладно, ладно" - и вешает трубку. Потом он поворачивается, говорит:
- Его преподобия нам не хватало. Притащился на мотоцикле из Женевы. Сестра Бартон вызвала - пациента утихомиривать.
- Попахивает изменой, - замечает Элинор.
- О чем ты? - говорит Листер. - Она всегда была сама по себе, не с нами.
- Все равно она паскуда, - говорит Элоиз.
- Едет. - Листер вслушивается в близящийся треск. - Пабло, поди открой дверь.
Пабло идет к черному ходу, но треск мотора, стихнув, обогнув дом, близится к парадному.
- К парадному поехал, - заключает Листер. - Лучше я сам пойду. - Отстраняет Пабло, кинув: - Парадное, парадное, оставь, я сам. - И, пройдя по черно-белым плиткам, встречает его преподобие.
- Добрый вечер, Листер. Я думал, вы легли, - говорит седовласая духовная особа с вязаной шапочкой в руке.
- Нет, ваше преподобие, - отвечает Листер, - никто у нас не лег.
- А-а, ну-ну, а я отправился к парадному, сочтя, что вы легли. В библиотеке свет, и я решил, что мне, возможно, барон откроет. - Он кидает взгляд вверх по лестнице. - Притих. Заснул? Сестра Бартон срочно меня вызвала.
- Сестра Бартон не права, что вытащила вас, ваше преподобие, но я должен признаться, при виде вас испытываю большое облегчение, и в конечном счете она, возможно, и права.
- Ваши загадки, Листер.
Его преподобие высок ростом, костляв и хил. Он стягивает тяжелую дубленку. Обнаруживается стола при темно-сером костюме. Он очень стар, но в нем есть еще, кажется, жизненная сила, хоть впечатление это, не исключено, основывается лишь на сочетании очевидной дряхлости с некоторой прытью: пустился же человек на мотоцикле в эдакую ночь.
Он кивает в сторону библиотеки:
- Барон один? Я понимаю, час поздний, но я, пожалуй, заглянул бы к нему на пару слов, прежде чем взбираться на чердак. Да, частенько мы, бывало, чуть ли не до петухов сиживали с бароном. - Его преподобие уже подле библиотеки и ждет только, чтобы Листер постучался и о нем доложил.
- Там они втроем, - говорит Листер. - Я имею указание барона. Прошу меня извинить, ваше преподобие, но велено не беспокоить. Ни под каким видом.
Его преподобие, с удовольствием вобрав центрально отопленный воздух холла, вздыхает и, как бы осененный нежданной мыслью, чуть-чуть поводит головой и острым, птичьим взглядом:
- Но никого же не слышно. Вы точно знаете, что у него гости?
- Уж куда точней. - И Листер удаляется от библиотеки боком, пятясь, решительно указывая его преподобию стезю, которую тому следует избрать. - Посидите с нами, ваше преподобие, согреетесь. Примете горячительного. Виски с водой. Тепленького попьете. Я хотел бы переговорить с вами с глазу на глаз, прежде чем вы увидитесь с сестрой Бартон.
- Куда? А-а, да-да. - Взор его преподобия теряет нить догадки и ведет его ровно по следам Листеровых начищенных штиблет.
- Добрый вечер, у меня тут есть кое-что. - Едва Листер вводит его преподобие в комнату, тот, поприветствовав собравшихся, сразу же тянет руку в карман. - Пока я не забыл. - Вынимает газетную вырезку, кладет на край телевизионного столика и сам садится рядом. Роется во внутреннем кармане пиджака, вытаскивает очки.
- Добрый вечер, ваше преподобие, - и, - здорово, что приехали, ваше преподобие, - говорят Элоиз и Пабло в один голос, тогда как Адриан входит, плоско, как блюдо, неся некое цветочное сооружение, овеянное целлофанным облаком и зарождавшееся, кажется, в виде лаврового венца, но затем сдобренное по вкусу разного цвета кольцами: красные розы, махровые нарциссы, белые лилии, ближе к середине - рыжие розы и, наконец, в самом центре - тугой пук фиалок.
Зрелище что-то ворошит в памяти его преподобия. Он готовит свои длинные кости к процессу вставания со словами:
- Но он же не умер?
- Это его преподобие про него, на чердаке, - догадалась Элоиз.
Элинор говорит:
- Я их положу под душ, чтобы опрыскивались. Чтобы сохранялись в свежем виде.
Листер помогает его преподобию снова погрузиться в кресло:
- А мы вот тут фотографируемся, ваше преподобие.
- О! - говорит его преподобие. - О, да-да, понятно. - Он, очевидно, приучил себя, не маясь понапрасну, приноравливаться к новейшим нравам, нововведениям молодого поколения, при всей их очевидной нелепости и странности. Над которой, видимо, он размышляет, осваиваясь в комнате. Мистер Сэмюэл, явившись со своим аппаратом, щелкает задумчивую голову его преподобия, беспомощно уроненные руки.
- Отлично. - Листер вошел из кухни, на подносе в элегантно-серебряном стакане нежно неся дымящееся виски, которое помешивает длинной ложкой. - Еще давайте, - велит он мистеру Сэмюэлу, а сам отдергивает стакан, к которому его преподобие уже тянет руку. Аппарат мягко щелкает, и благословляющий жест запечатлен. А его преподобие получает свой горячий тодди.
- Добрый вечер - или, скорей, доброе утро, ваше преподобие? - Мистер Макгир выходит из буфетной, таща тяжелый магнитофон. - Очень рад, - говорит мистер Макгир.
- Мистер Макгир... э-э... добрый вечер. Я уже лег в постель, и вдруг - телефон. Сестра Бартон - меня. Срочно, она говорит, он визжит и воет. И вот я здесь. Но я ни звука не слышу. Все легли спать. И что Клопштоки там делают, в библиотеке?
Мистер Макгир на все на это отвечает:
- Я, собственно, не знаю. Велено не беспокоить.
- Там Клопштоки и Виктор Пассера, - вставляет Элоиз.
- Особой роли не играет, Элоиз, кто именно у них в гостях, - вмешивается Листер. - Совершенно к делу не относится.
Пабло с Элинор вернулись из ванной, где оставили погребальные цветы. Пабло присаживается к Элоиз, на ручку кресла.
Его преподобие, взглянув на парочку, тянется к газетной вырезке. Надевает очки.
- Вот, захватил с собой. - Снова глядит на парочку. Глядит на клочок бумаги, потом - строго - на Пабло. - Вырезано мною из "Дейли Американ", для нужд барона. Но данный материал имеет прямое касательство к обычаям этого дома в целом, и коль скоро уж я здесь, а барон занят, мне представляется нелишним почитать его для всех, кому это может пригодиться. - И смотрит на Пабло.
- Ну, валяйте, - говорит Пабло, еще плотней притискиваясь к Элоиз. Она оглаживает свой живот, время от времени колышущийся сам собой. Листер, сидя у стола, кивком указывает на магнитофон и смотрит на мистера Макгира.
Мистер Макгир втаскивает магнитофон на стол, и Листер говорит:
- Я не вполне улавливаю, ваше преподобие. Не могли бы вы нам это еще раз пояснить?
Мистер Макгир включает штепсель в розетку. Его преподобие, наконец, поверх очков оглядывает магнитофон.
- А это что такое?
- А это электронное устройство для приготовления пищи, - объясняет Листер. - В наши дни, знаете ли, все на электронике. Индивидуальный подход остался в прошлом. Мы просто программируем наши блюда.
- А-а, ну да, ну да. - Вдруг делается ясно, до какой степени его преподобию хочется спать. Веки слипаются, клонится голова, чуть ниже, дернувшись, съезжают руки с зажатой в них газетной вырезкой.
- Ваше преподобие, вы объясняли насчет этой статьи. - Листер затягивается сигаретой. - Мы, естественно, готовы воспринять все наставления, какие вам угодно будет перед нами метать, ибо мы хоть и сущие свиньи, но и овцы заблудшие. Каждый бредет сам по себе и к козлищам причтен. Обыкновенно...
- Да, секс, - пробуждается его преподобие. Смотрит на Пабло, потом на Элоиз, потом на вырезку.
Листер говорит:
- Обыкновенно данная тема не затрагивается в этих четырех стенах.
- Но вы должны быть откровенны. Нет смысла утаивать факты, - строго возражает его преподобие.
Листер поднимает палец, и начинают кружиться магнитофонные бобины. Его преподобие говорит:
- Я привез это для Клопштоков, для Сесила и Кэти. Предполагаю, что кое-что в этом материале им поможет преодолеть их затруднения. Надеюсь, что и вам это равным образом поможет, каждому из вас. - Далее он читает по газете: - "Новое средство антисекс" - это заглавие. "Эдинбург, Шотландия. Научная медицина открыла средство, которое поможет обуздать тех, кто злоупотребляет сексом, как сообщил один врач Королевскому медико-психологическому обществу. Руководитель эдинбургских испытаний нового немецкого лекарства доложил членам общества о сорокалетнем мужчине, принуждавшем к сексуальным действиям в особо грубой форме целый ряд особей женского пола. На счету этого мужчины случаи непристойного обнажения, гомосексуальные связи и ежедневная потребность в сексе. Но трехнедельный курс применения нового лекарства, содержащего кипротерон ацетат, умерил его потребности, сообщает эксперт. Вышеописанное средство испытывалось еще на трех субъектах. Все трое сообщили, что чувствуют себя лучше". И так далее и тому подобное. Ну вот, - заключает его преподобие.