- Мистер Уидин, - сказал он Дугалу, - не специалист по гуманитарной части. Но свое дело он знает вдоль и поперек. Отличные люди у нас в отделе кадров. Вы прекрасно поладите с кадровиками, если не будете наступать им на мозоли. Разумеется, есть еще Отдел благосостояния. Вам волей-неволей надо будет соприкасаться с благосостоянием. Но мы чувствуем, что вам надо самому изыскать свои пути и работать на свой страх и риск. Да, войдите, мистер Уидин, и познакомьтесь с мистером Дугласом, магистром искусств, - он у нас человек новый. Мистер Дуглас окончил Эдинбургский университет и займется изучением персонала.
Одно дело - покупать провизию в центре, другое - в Кенсингтоне или Вест-Энде, и уж совсем третье - в пекхэмских переулочках, особенно если вы с виду молоды или неопытны. Завсегдатаи лавчонок Пекхэма кровно заинтересованы в том, что вы купите. Они заботятся, чтоб вас не надули. Иной раз задаются вежливые вопросы, как то: где вы работаете? Что у вас за должность? Как вы устроились? Сколько с вас берут за квартиру? Только ответьте - и вас оповестят, что платят вам прилично или что за квартиру с вас дерут втридорога, как оно иной раз бывает. Дугал зашел субботним утром в бакалейную лавочку и спросил кусок сыра. Рядом с ним перед прилавком стояли молодая женщина с детской коляской и женщина постарше, а за его спиной откуда ни возьмись обнаружился старик. Бакалейщик положил сыр на весы.
- Не подсовывайте ему этот кусок, - сказала молодая женщина, - он запотел.
- Смотри, сынок, что тебе подсовывают, - сказал старик.
Бакалейщик убрал с весов кусок сыра и взял другой.
- Вам так много совсем не нужно, - сказала женщина постарше. - Вам ведь только для себя?
- Только для себя, - сказал Дугал.
- Значит, вам надо спросить две унции. Отвесьте ему две унции, - сказала она. - Из Ирландии приехал, сынок?
- Нет, из Шотландии, - сказал Дугал.
- А я по говору думал, что он ирландец, - заметил старик.
- И я тоже, - сказала молодая женщина. - А так на слух ирландцы вроде шотландцев.
Женщина постарше сказала:
- Век живи - век учись, сынок. Ты где устроился?
- Да пока что снял комнату в Брикстоне. Вот ищу, нет ли чего поближе.
Бакалейщик забыл свои огорчения и показал пальцем на Дугала.
- Тут подальше, на Парковой улице, живет одна леди, фамилия Фрайерн; к ней вам и надо. У нее славные комнатки, вам подойдут. Сдает только джентльменам. А леди ни за что не сдаст, это уж нет.
- Кто такая? - спросила молодая женщина. - Что-то я ее не знаю.
- Не знаете мисс Фрайерн? - сказал старик.
Женщина постарше сказала:
- Она тут всю жизнь прожила. Этот дом ей от отца остался. Раньше они перевозкой мебели промышляли.
- Дайте мне адрес, - сказал Дугал, - и я буду вам весьма обязан.
- Берет она, по-моему, недешево, - сказала женщина постарше. - Как у тебя с работой, сынок?
Дугал облокотился на прилавок так, что его кривое плечо искривилось еще больше. Он повернул к ней свою тощую физиономию.
- Я поступил на службу в "Мидоуз, Мид и Грайндли".
- Слыхали про таких, - сказала молодая женщина. - Приличная фирма. У Уэгорнов девчонка там работает.
- Мисс Фрайерн берет за комнату шиллингов тридцать - тридцать пять, не меньше, - сообщила бакалейщику женщина постарше.
- Включая плату за отопление и свет, - сказал бакалейщик.
- Нет, уж извините, - сказала женщина постарше. - У нее счетчики висят по всем комнатам, я это точно знаю. Скажете тоже - включая плату! Не те сейчас времена, чтобы включать.
Бакалейщик зажмурился, отвернулся от нее и открыл глаза, обратившись к Дугалу.
- В общем, если у мисс Фрайерн есть свободная комната, то вам просто здорово повезло, - сказал он. - Сошлитесь ей на меня.
- Кем работаешь-то? - спросил у Дугала старик.
- В конторе, - сказал Дугал.
- В конторе невелики заработки, - сказал старик.
- Смотря у кого, - сказал бакалейщик.
- Есть надежды на будущее? - спросила у Дугала женщина постарше.
- Конечно, есть, - сказал Дугал.
- Пусть идет к мисс Фрайерн, - сказал старик.
- Ты не с военной службы? - спросила женщина постарше.
- Нет, забраковали меня.
- Куда ж ему с его увечьем, - сказал старик, показывая на плечо Дугала.
Дугал кивнул и потрепал себя по плечу.
- Это вам повезло, - сказала молодая женщина и расхохоталась.
- Нельзя ли позвать мисс Фергюсон? - сказал Дугал.
Голос на другом конце провода сказал:
- Подождите. Сейчас посмотрю.
Дугал стоял с трубкой возле уха и обозревал темные панели холла мисс Фрайерн.
Наконец она подошла.
- Джинни, - сказал Дугал.
- Ах, это ты.
- Нашел комнату в Пекхэме. Могу подъехать повидаться с тобой, если хочешь. Как?..
- Слушай, у меня тут молоко на плите. Я тебе перезвоню.
- Джинни, ты как себя чувствуешь? Мария Чизмен хочет, чтобы я написал ее автобиографию.
- Оно сбежит. Я тебе перезвоню.
- Ты же не знаешь номера.
Но она повесила трубку.
Дугал оставил четырехпенсовик на телефонном столике и поднялся на самый верхний этаж дома мисс Фрайерн, в свою новую комнату.
Здесь он уселся на пол среди пожитков, наполовину вываленных из саквояжа. Комнату украшала великолепная медная кровать. Такие кровати снова входили в моду. Но мисс Фрайерн этого не знала. Именно и только за этот предмет обстановки она принесла извинения; она пояснила, что кровать тут стоит временно и что скоро ее заменит односпальный диван. Дугал понял, что об этом ее благом намерении слыхивал не один новичок. Он заверил ее, что медная кровать с шишечками и балдахином ему как раз по душе. Только вот нельзя ли снять занавесочку? Мисс Фрайерн сказала, что нет, без занавесочки будет плохо, а скоро она поставит вместо кровати односпальный диван. Да нет же, сказал Дугал, кровать мне нравится. Мисс Фрайерн про себя порадовалась, что ей попался такой обходительный постоялец.
- Она мне в самом деле нравится, - сказал Дугал, - даже больше, чем все остальное.
Ему понравилось, что из двух окон виден небесный простор, а внизу - продолговатая лужайка у дома мисс Фрайерн и такие же лужайки у соседей; поодаль теснились садики при домах на другой улице, но эти уже заброшенные, заросшие, с кучами хлама и сарайчиками для мотоциклов; не то что у мисс Фрайерн и ее соседей - опрятненькие, с бордюрами, а иные и со шпалерными беседками.
Он увидел дверцу высотой фута в четыре там, где стена сходилась с чердачным потолком. Он открыл ее и обнаружил глубокий стенной шкаф длиной во весь отсек. Пригнувшись, Дугал забрался в шкаф и выяснил, что он может там гулять почти в полный рост. Он обрадовался, хотя пещера была ему ни к чему, и начал раскладывать рубашки по ящикам темного комода. Он погладил скос потолка на уровне своей головы. Побелка осыпалась под его пальцами. Он спустился позвонить Джинни. У нее было занято.
Линолеум в его комнате был сделан под паркет и глянцевито лоснился. На обширном пространстве пола островками располагались три вышитых коврика - два маленьких и один побольше. Дугал набросал понемногу одежды на каждый островок и протащил их по сияющему полу к гардеробу. Он отомкнул свою пишущую машинку и прибрал все вещи так, как это делала для него Джинни в его студенческие годы в Эдинбурге. Однажды, на последнем году тамошней жизни, они любовались на корабли в Литских доках, и она сказала: "Я, пожалуй, перегнусь через перила. Опять у меня с желудком не в порядке". Ее болезнь только начиналась, но он и тогда не выказал никакого сочувствия. "Джинни, все подумают, что ты пьяная. Выпрямись". Проболев немного, она прекратила называть его "кривуленком", озлобилась и стала называть "свиньей бесчувственной" и "гаденышем". "Тебя я люблю, а болезней терпеть не могу", - говорил он. Но в то время он иногда еще кое-как навещал ее в больнице. Он защитил диплом и прослыл в пивных легкомысленным, ибо не был националистом. Джинни на год перенесли защиту, и он провел этот год во Франции, а потом в Лондоне, где жил в Эрлс-Корте и вконец растратился, поджидая Джинни.
Почти месяц он изо дня в день бывал в Челси, обхаживая бывшую актрису и певицу Марию Чизмен, которая в свое время выступала на пару с теткой Джинни.
Наконец он поехал встречать Джинни на Кингс-Кросс и различил еще издали ее румяное скуластое лицо и прямые каштановые волосы. Они спокойно могли бы пожениться месяцев через шесть.
- Мне снова придется лечь в больницу, - сказала Джинни. - На этот раз на операцию. Мне дали письмо к одному хирургу в Миддлсекской клинике. Ты меня будешь там навещать? - спросила она.
- Нет, честно говоря, не буду, - сказал Дугал. - Ты же знаешь, меня к больным силком не затащить. Я. буду тебе писать каждый день.
Она сняла комнату в Кенсингтоне, через две недели легла на операцию, выписалась в субботу и перед этим написала Дугалу, что ему незачем приходить к больнице ее встречать, и она рада, что он нашел работу в Пекхэме и занялся жизнеописанием Марии Чизмен, и надеется, что он многого добьется в жизни.
- Джинни, я нашел комнату в Пекхэме. Могу подъехать повидаться с тобой, если хочешь.
- У меня молоко на плите. Я тебе перезвоню.
Дугал примерил новую рубашку и наклонил зеркало на туалетном столике, чтобы лучше себя рассмотреть. По-видимому, Пекхэм уже выявил в нем такое, что Эрлс-Корту и не снилось. Он вышел из комнаты и спустился по лестнице. Мисс Фрайерн вышла из своей гостиной.
- Все ли у вас есть, что нужно, мистер Дуглас?
- Мы с вами, - сказал Дугал, - заживем душа в душу.
- У вас хорошо пойдут дела в "Мидоуз, Мид", мистер Дуглас. У меня бывали жильцы из "Мидоуз, Мид".
- Зовите меня просто Дугал, - сказал Дугал.
- Дуглас, - сказала она. У нее выходило "Доуглас".
- Нет. Дугал. Дуглас - моя фамилия.
- Ах, Дугал Дуглас. Зовут, значит, Дугал.
- Правильно, мисс Фрайерн. Каким автобусом ехать от вас в Кенсингтон?
- Это моя единственная тайная слабость, - сказал он Джинни.
- Ничего не поделаешь, - сказал он. - До смерти ненавижу болезни.
- Будь великодушнее, - сказал он, - будь сильнее. Будь настоящей женщиной, Джинни.
- Пойми меня, - сказал он, - попытайся понять мой роковой недостаток. Он есть у всех.
- Сейчас мне нужно прилечь, - сказала она. - Я позвоню тебе, когда буду себя получше чувствовать.
- Позвони мне завтра.
- Хорошо, завтра.
- В какое время?
- Я не знаю. Как-нибудь.
- Послушать тебя - так можно подумать, будто ты со мной не жила, - сказал он. - Позвони мне завтра в одиннадцать утра. Ты к этому времени проснешься?
- Хорошо, в одиннадцать.
Он облокотился на спинку стула. Она не шелохнулась. Он томно улыбнулся. Она закрыла глаза.
- Ты не спросила моего номера, - сказал он.
- Хорошо, оставь свой номер.
Он написал номер на клочке бумаги и возвратился на южный берег реки, в Пекхэм. Здесь, перед входом в распивочную "Утренняя звезда", дорогу ему пересекла облаченная в лохмотья Нелли Маэни. Она вопила: "Хвала господу предвечному и всемогущему, мудро распределившему дары свои, славному во праведниках и взыскующему справедливых". Когда Дугал заказал выпивку, к нему подошел Хамфри Плейс. Дугал вспомнил, что Хамфри Плейс, техник по холодильникам из "Морозильщика", - его сосед с нижнего этажа и что этим утром мисс Фрайерн представила их друг другу. Потом она сказала Дугалу: "Парень опрятный и на хорошем счету".
Глава 3
- Это в каком же смысле особенный? - спросила Мэвис.
- Не знаю, как вам сказать. Ну, какой-то особенный. Шутки строит. Смешит всех, - сказала Дикси.
- Парень как парень, - сказал Хамфри. - Хороший малый. Не хуже любого другого.
Но Дикси видела, что он хитрит. Хамфри прекрасно знал, что Дугал особенный. Недели две Хамфри только и говорил, как они вдвоем с Дугалом допоздна сидят и болтают там, у мисс Фрайерн.
- Вот и прихватили бы его разок на чашку чая, - сказал отчим Дикси. - Поглядим хоть на него.
- Он же в конторе, не чета нашему брату, - сказала Мэвис.
- Занят научной работой, - сказала Дикси. - Мозги ему вроде положены по должности. Но держится он запросто, ничего не скажешь.
- Он не задается, - сказал Хамфри.
- А ему и не для чего задаваться, - сказала Дикси.
- Не не для чего, а не с чего.
- Не с чего, - сказала Дикси, - задаваться. Что он, лучше нас, раз у него в двадцать три года хорошая должность?
- Зато сверхурочно работает задаром, - сказала Мэвис.
- Какие мы, такой и он, - сказала Дикси.
- Ты же сама сказала, что он особенный.
- Ну и все равно не лучше нас. Не знаю, чего ты с ним по ночам болтаешь.
Хамфри допоздна засиделся у Дугала.
- У меня отец по той же специальности. Хоть он и пишется наладчиком. А работа та же.
- Вернее и достойнее, - сказал Дугал, - вам зваться техником по холодильникам. В этом есть своя лирика.
- Самому-то мне это неважно, - сказал Хамфри. - Но для профсоюзов большая разница, как твоя специальность называется. Мой папаша этого не понимает.
- Вы любите медные кровати? - спросил Дугал. - Точно такие были у нас дома. Мы всегда отвинчивали шишечки и набивали их окурками.
- Согласно обычному праву, - сказал Хамфри, - профсоюз не имеет власти предпринимать против своих членов дисциплинарные меры. Согласно обычному праву, профсоюз не может оштрафовать, отстранить от должности или лишить членства. Это возможно лишь на договорных началах. То есть по условиям контракта.
- Вот именно, - сказал Дугал, развалившись на медной кровати.
- Представьте себе такой случай, - сказал Хамфри. - Вот, допустим, исключили члена из профсоюза, оперирующего в пределах данного предприятия.
- Какой ужас, - сказал Дугал, пытаясь отвинтить медную шишечку.
- Но это все вам, может, и не особо понадобится, - сказал Хамфри. - Для изучения персонала вам прежде всего надо знать о третейском решении профессиональных диспутов. Тут имеется Акт о примирительном производстве от 1896 года и Акт о промышленном разбирательстве от 1919 года, но вам, пожалуй, не стоит в них так уж вникать. Вам лучше изучить Постановление о диспутах на предприятиях от 1951 года. Хотя маловероятно, чтобы у вас был диспут с фирмой "Мидоуз, Мид и Грайндли". Впрочем, у вас могут возникнуть разногласия.
- А что, есть разница?
- Громадная разница. Иногда только судом и можно решить, имел место диспут или же разногласие. Дело доходило до суда второй инстанции. Я вам предоставлю материалы. Разногласие касается того, соблюдает ли данный наниматель пункты данного обязательства по найму. Диспут же есть дебат между нанимателем и работником относительно самих пунктов обязательства или условий работы.
- Кошмар, - сказал Дугал. - Вы, наверное, на это немало сил положили.
- Я прослушал курс. Но и вы скоро разберетесь, что к чему в производственных отношениях.
- Упоительно, - сказал Дугал. - Я пока только и делаю, что всем упиваюсь. А знаете ли вы, что я вычитал на днях в прессе? Новости с ярмарки по дороге в Кэмберуэлл-Грин.
- С ярмарки?
- Как сообщает нам кольберновский календарь увеселений на 1840 год, - сказал Дугал. Он достал записную книжку, оперся на локоть, выставил увечное плечо и прочел: - "Здесь, и только здесь, можно увидеть то, чего вы не увидите нигде в другом месте: свежепойманную и высокообразованную юную русалку, о которой столь завлекательно писали в континентальных газетах. Она причесывается так, как велят последние китайские моды, и любуется на себя в зеркало, как мода велит повсеместно. Лучшие наставники образовали ее ум, и теперь она с охотой поддерживает беседу о любом предмете, от наиобычнейших способов запасать впрок сливы до насущных перемен в кабинете министров. Она играет на арфе в новом эффектном стиле, предписанном магистром Боча, каковой по нашей просьбе должен был давать ей уроки, но, имея стыдливость поистине русалочью, она умоляла подобрать ей менее известного наставника. Будучи столь умна и образованна, она не терпит себе противоречия и недавно выпрыгнула из своей лохани и сшибла с ног почтенного члена Королевского зоологического общества, каковому угодно было выказать более любопытства и хитроумия, нежели ей было угодно признать желаемым. Она сочиняет для журналов различных родов поэмки, а также мелодические вариации для арфы и фортепьяно, весьма народного и приятного свойства".
Дугал грациозно отбросил записную книжку.
- Как бы я хотел познакомиться с русалкой! - сказал он.
- Кошмар, - сказал Хамфри. - Вы это сами сочинили?
- Нет, я это выписал из одной старой книги в библиотеке. Плод изучения. Мендельсон создал свою "Весеннюю песню" в Рэскин-парке. А Рэскин обитал в Денмарк-Хилле. А миссис Фитцгерберт жила на Кэмберуэлл-Гроув. А королева Боадицея покончила с собой в пекхэмском парке - надо думать, где-нибудь возле нынешнего крикетного поля. Но шутки в сторону, вы бы хотели обручиться с русалкой, которая сочиняет стихи?
- Упоительно, - сказал Хамфри.
Дугал впился в Хамфри взглядом, будто собирался глазами пить из него кровь.
Друг Хамфри, Тревор Ломас, сказал, что Дугал небось интересуется мальчиками.
- Да нет, вряд ли, - возразил Хамфри. - У него где-то есть девушка.
- А может, ему без разницы.
- Может быть.
Дугал сказал:
- Босс посоветовал мне общаться с каждым жителем района независимо от его социального положения. Я хочу общаться с этой русалкой.
Дугал включил проигрыватель, одолженный у Элен Кент с текстильной фабрики, и поставил пластинку. Это был квартет Моцарта. Он отшвырнул ногой коврики и станцевал под музыку на голом полу, судорожно дрыгая руками. Когда пластинка кончилась, он остановился, постелил коврики на место и сказал:
- Мне нужно ознакомиться с деятельностью молодежных клубов. Надо полагать, Дикси посещает какой-нибудь молодежный клуб?
- Нет, не посещает, - довольно поспешно сказал Хамфри.
Дугал откупорил бутылку алжирского вина. Он старательно извлек из бутылки длинным пинцетом кусок раскрошившейся пробки. Он представил пинцет на обозрение.
- Этим пинцетом, - сказал он, - я выщипываю волоски, которые произрастают у меня в ноздрях и портят мой внешний вид. Со временем я потеряю этот пинцет и уж тогда куплю новый.
Он положил пинцет на постель. Хамфри взял его, осмотрел и положил на туалетный столик.
- Дикси должна бы знать, - сказал Дугал, - что делается в молодежных клубах.
- Нет, она не знает. Она к этим клубам не имеет никакого отношения. В Пекхэме есть классовые различия и внутри классов.
- Дикси - это рабочая аристократия, - сказал Дугал. Он налил вина в две стопки и протянул одну из них Хамфри.
- Ну, я бы сказал, средний класс. Никто ведь не задается, не в этом дело, это вопрос самосознания.
- Или класс пониже среднего, - сказал Дугал.
Хамфри как бы усомнился, не звучит ли это оскорбительно. Но потом успокоился. Он сощурился, откинул голову на спинку стула и развалился в излюбленной позе Дугала.