Сведения такого рода он не мог пропустить мимо ушей. Никогда не знаешь, вдруг что-то и пригодится.
- Нужно, например, сделать вот что, - сказал Боггис, - поместить ручки вечером в ящик со стружками красного дерева, пропитанными аммиачной солью. Аммиачная соль делает металл зеленым, но, если зелень соскоблить, под ней можно обнаружить приятный, мягкий, теплый оттенок серебристого цвета, тот самый оттенок, который характерен для старой бронзы. Это такое бесстыдство! Впрочем, с железом и не такие штуки вытворяют.
- А что они делают с железом? - со все возрастающим интересом спросил Клод.
- С железом проще, - ответил мистер Боггис. - Железные замки, пластины и петли просто погружают в обыкновенную соль, и те в два счета полностью покрываются ржавчиной и щербинками.
- Хорошо, - заметил Рамминс. - Значит, вы признаетесь, что насчет ручек ничего сказать не можете. По-вашему, им может быть много сотен лет. Так?
- Ага! - едва слышно произнес мистер Боггис, устремив на Рамминса свои выпуклые карие глаза. - Вот тут-то вы и не правы. Смотрите-ка.
Он достал из кармана пиджака отвертку. Одновременно, хотя никто этого и не заметил, извлек маленький медный шуруп и зажал в ладони. Потом выбрал один из шурупов в комоде - каждая ручка крепилась на четырех - и начал бережно соскабливать следы белой краски с ручки. Соскоблив краску, он принялся медленно вывинчивать шуруп.
- Если это настоящий старинный медный шуруп восемнадцатого века, - говорил он, - то винтовая линия будет чуточку неровной, и вы легко сможете убедиться, что она прорезана с помощью напильника. Но если это сделано в более поздние времена, викторианские или еще позднее, тогда, понятно, и шуруп относится к тому же времени. Это будет вещь машинной работы, массового производства. Что ж, сейчас увидим.
Для мистера Боггиса не составило труда, прикрыв рукой старый шуруп, заменить его спрятанным в ладони. Несложный трюк особенно хорошо ему удавался и в продолжение многих лет приносил успех. Карманы его священнического одеяния были всегда набиты дешевыми шурупами различных размеров.
- Ну вот, - сказал он, протягивая новенький шуруп Рамминсу. - Взгляните-ка. Смотрите, какая ровная винтовая линия. Видите? Еще бы не видеть! Обыкновенный шуруп, да вы и сами можете сегодня купить такой же по дешевке в любой скобяной лавке.
Шуруп пошел по рукам. Каждый внимательно рассматривал его. На сей раз даже Рамминс был удивлен.
Мистер Боггис положил в карман отвертку вместе с шурупом ручной работы, после чего повернулся и медленно прошествовал мимо троих мужчин к двери.
- Мои дорогие друзья, - сказал он, остановившись перед входом на кухню, - я так вам благодарен, что вы позволили мне заглянуть в ваш дом, вы так добры. Надеюсь, я вам не показался занудой.
Рамминс оторвался от разглядывания шурупа.
- Вы нам так и не сказали, сколько собирались предложить, - заметил он.
- Ах да! - произнес мистер Боггис. - Совершенно верно. Что ж, если быть до конца откровенным, то с ним столько хлопот. Думаю, оставлю его.
- И все же, сколько бы вы за него дали?
- То есть вы хотите сказать, что и правда желаете расстаться с ним?
- Я не говорил, что хочу расстаться с ним. Я спросил - сколько?
Мистер Боггис перевел взгляд на комод, склонил голову в одну сторону, потом в другую, нахмурился, вытянул губы, пожал плечами и презрительно махнул рукой, будто хотел сказать, что и говорить-то тут не о чем.
- Ну, скажем… десять фунтов. Думаю, это справедливо.
- Десять фунтов! - вскричал Рамминс. - Не смешите меня, святой отец, прошу вас!
- Даже если его на дрова брать, он дороже стоит! - с отвращением произнес Клод.
- Да вы посмотрите на этот счет! - продолжал Рамминс, с такой силой тыча в ценный документ своим грязным указательным пальцем, что мистер Боггис встревожился. - Здесь же точно написано, сколько он стоит! Восемьдесят семь фунтов! Это когда он еще новым был. А теперь он старинный и стоит вдвое дороже!
- Простите меня, сэр, это не совсем так. Это ведь второсортная подделка. Но вот что я вам скажу, мой друг. Человек я довольно отчаянный и справиться с собой не могу. Предлагаю вам целых пятнадцать фунтов. Как?
- Пятьдесят, - сказал Рамминс.
Мистер Боггис ощутил в ногах, вплоть до самых ступней, приятное покалывание. Комод его. Сомнений никаких нет. Но привычка покупать дешево, настолько дешево, насколько это в пределах человеческих сил, была в нем слишком сильна, чтобы сдаваться так легко.
- Мой дорогой, - мягко прошептал он. - Мне нужны только ножки. Возможно, потом я и найду какое-нибудь применение для ящиков, но все остальное, сам каркас, как верно заметил ваш друг, это просто дрова.
- Тогда тридцать пять, - сказал Рамминс.
- Не могу, сэр, не могу. Он того не стоит. Да и не к лицу мне торговаться. Нехорошо это. Сделаю вам окончательное предложение, после чего ухожу. Двадцать фунтов.
- Согласен, - отрывисто бросил Рамминс. - Он ваш.
- Ну вот, - сказал мистер Боггис, стиснув руки. - И зачем он мне? Не нужно мне было все это затевать.
- Теперь уже нельзя отступать, святой отец. Сделка состоялась.
- Да-да, знаю.
- Как вы его заберете?
- Дайте-ка подумать. Если я заеду на машине во двор, может, джентльмены не сочтут за труд погрузить его?
- В машину? Эта штука в машину ни за что не влезет! Тут грузовик нужен!
- Совсем не обязательно. Однако посмотрим. Моя машина стоит на дороге. Я мигом вернусь. Как-нибудь управимся, уверен…
Мистер Боггис прошел через двор и, выйдя за ворота, направился по длинной колее через поле к дороге. Он поймал себя на том, что безудержно хихикает, а внутри у него, казалось, от желудка поднимаются сотни крошечных пузырьков и весело лопаются в голове, точно содовая. Лютики в поле, сверкая на солнце, неожиданно стали превращаться в золотые монеты. Земля была просто усеяна ими. Он свернул с колеи и пошел по траве, разбрасывая их ногами, наступая на них и наслаждаясь их металлическим звоном. Он с трудом сдерживался, чтобы не пуститься бежать. Но ведь священники не бегают, они ходят степенно. Иди степенно, Боггис. Угомонись, Боггис. Теперь спешить некуда. Комод твой! Твой за двадцать фунтов, а стоит он пятнадцать или двадцать тысяч! Комод Боггиса! Через десять минут его погрузят в твою машину - он легко в ней поместится, - и ты поедешь назад в Лондон и будешь всю дорогу петь! Мистер Боггис везет комод Боггиса домой в машине Боггиса. Историческое событие. Что бы только не дали газетчики, чтобы запечатлеть такое! Может, устроить им это? Пожалуй. Посмотрим. Какой чудесный день! Восхитительный и солнечный! Черт побери!
Рамминс в это время говорил:
- Посмотрите на этого старого дурака, который дает двадцать фунтов за такое старье.
- Вы держались молодцом, мистер Рамминс, - сказал ему Клод. - Думаете, он вам заплатит?
- А мы грузить не будем, пока не заплатит.
- А если комод не влезет в машину? - спросил Клод. - Знаете что, мистер Рамминс? Хотите знать мое мнение? Думаю, такая громадина в машину не войдет. И что тогда? Тогда он скажет - ну и черт с ней. Уедет, и больше вы его не увидите. Как и денег. Он и не собирался покупать его.
Рамминс задумался над этой новой, весьма тревожной перспективой.
- И как такая штуковина влезет в машину? - неумолимо продолжал Клод. - Да у священников и не бывает больших машин. Вы когда-нибудь видели священника с большой машиной, мистер Рамминс?
- Да вроде нет.
- То-то же! А теперь послушайте меня. У меня идея. Он ведь нам сказал, что ему нужны только ножки. Так? Поэтому отпилим их быстренько, пока он не вернулся, вот тогда комод точно влезет в машину. Ему не придется отпиливать их самому, когда он приедет домой, только и всего. Что вы об этом думаете, мистер Рамминс?
На плоском глупом лице Клода было написано приторное самодовольство.
- Идея не такая уж и плохая, - сказал Рамминс, глядя на комод. - По правде, чертовски хорошая. Нам лучше поторопиться. Вы с Бертом выносите его во двор, а я пойду за пилой. Только сначала выньте ящики.
Не прошло и двух минут, как Клод с Бертом вынесли комод во двор и поставили его вверх ногами среди куриного помета, навоза и грязи. Они видели, как в поле по тропинке, ведущей к дороге, вышагивает маленькая черная фигура. Что-то было весьма забавное в том, как фигура себя вела. Она ускоряла шаг, потом подпрыгивала, подскакивала и бежала вприпрыжку, и раз им показалось, будто со стороны лужайки донеслась веселая песня.
- По-моему, он ненормальный, - сказал Клод, и Берт мрачно улыбнулся, вращая своим затуманенным глазом.
Из сарая, ступая враскорячку, по-лягушиному, приковылял Рамминс с длинной пилой. Клод взял у него пилу и приступил к работе.
- Подальше отпиливай, - сказал Рамминс. - Не забывай, что он хочет приладить их к другому столику.
Красное дерево было крепким и очень сухим, и, по мере того как Клод пилил, мелкая красная пыль вылетала из-под пилы и мягко падала на землю. Ножки отскакивали одна за другой, и, когда все были отпилены, Берт нагнулся и аккуратно сложил их стопкой.
Клод отступил, глядя на результаты своего труда. Наступила несколько длинноватая пауза.
- Еще у меня к вам вопрос, мистер Рамминс, - медленно произнес Клод. - А теперь могли бы вы засунуть эту громадную штуковину в багажник?
- Если это не грузовик, то нет.
- Правильно! - воскликнул Клод. - А у священников грузовиков не бывает, вы и сами знаете. Обычно они ездят на крохотных "моррисах"-восьмерках или "остинах"-семерках.
- Ему только ножки нужны, - сказал Рамминс. - Если остальное не поместится, то пусть оставляет. Жаловаться ему не на что. Ножки он получит.
- Ну уж не скажите, мистер Рамминс, - терпеливо проговорил Клод. - Вы не хуже меня знаете, что он начнет сбивать цену, если все до последнего кусочка не втиснет в машину. Когда дело доходит до денег, священники становятся такими же хитрыми, как и все другие, это точно. А этот старикан чем лучше? Поэтому почему бы нам не отдать ему все его дрова - и дело с концом? Где тут у вас топор?
- Думаю, ты верно рассуждаешь, - сказал Рамминс. - Берт, принеси-ка топор.
Берт пошел в сарай, принес длинный колун и подал его Клоду. Клод поплевал на ладони и потер их одна о другую. Затем, высоко замахнувшись, с остервенением накинулся на безногий каркас комода.
Работа была тяжелая, и прошло несколько минут, прежде чем он более или менее разнес комод на куски.
- Вот что я вам скажу, - заявил Клод, разгибая спину и вытирая лоб. - Что бы там ни говорил священник, а чертовски хорош был плотник, который сколотил эту штуку.
- А вовремя мы успели! - крикнул Рамминс. - Вон он едет!
Крысолов
Крысолов явился на заправочную станцию днем. Он двигался мягкой, крадущейся походкой, ноги его беззвучно утопали в гравии подъездной дорожки. На нем была старомодная черная куртка с большими карманами, а за плечами военный рюкзак. Под коленями коричневые плисовые бриджи были перехвачены белой веревкой.
- Да? - спросил Клод, отлично зная, кто это такой.
- Служба по борьбе с грызунами.
Маленькие глазки пришедшего быстро осмотрели все вокруг.
- Крысолов?
- Да.
Это был худой смуглый человек с заострившимися чертами лица и двумя длинными зеленовато-желтыми зубами, которые торчали из верхней челюсти и свисали над нижней губой, вдавливая ее. Его остроконечные уши были сдвинуты к задней части шеи. Глаза были почти черные, но время от времени где-то в глубине их светился желтый огонек.
- Вы пришли очень быстро.
- Особое распоряжение санитарного врача.
- И вы хотите поймать всех крыс?
- Ну да.
Он смотрел украдкой, как смотрит животное, которое всю свою жизнь тайком выглядывает из норы.
- Как вы собираетесь ловить их?
- А! - загадочно произнес крысолов. - Все зависит от того, где они прячутся.
- Наверное, ловушки будете ставить?
- Ловушки! - с отвращением воскликнул он. - Так много крыс не поймаешь! Крысы - это вам не кролики.
Он поднял лицо, втянул воздух через нос, и было видно, как затрепетали его ноздри.
- Ну уж нет! - с презрением сказал он. - Ловушками крыс не ловят. Крыса, скажу я вам, умная. Чтобы поймать ее, нужно ее знать. В таком деле знать крысу обязательно.
Клод смотрел на него с каким-то восторгом.
- Крысы умнее собак.
- Скажете тоже!
- Знаете, что они делают? Они следят за вами! Вы ходите и хотите их поймать, а они тихо сидят себе в темных углах и следят за вами.
Он опустил плечи и вытянул свою жилистую шею.
- А вы что делаете? - в восхищении спросил Клод.
- А! Вот в том-то все и дело. Вот почему нужно знать крыс.
- Так как же вы их ловите?
- Есть разные способы, - искоса глядя на нас, ответил крысолов. - Самые разные.
Он умолк, глубокомысленно кивнув своей отвратительной головой.
- Все зависит от того, - сказал он, - где они прячутся. Не в канализационной трубе?
- Нет, не в трубе.
- В трубе их ловить непросто. Да, - сказал он, тщательно нюхая воздух слева от себя, - в трубе их ловить непросто.
- Ничего особенного, я бы сказал.
- Э, нет. Напрасно так говорите. Хотел бы я посмотреть, как вы их ловите в канализационной трубе! Именно что вы стали бы делать, вот что я хотел бы знать.
- Да я бы просто их отравил, и все тут.
- А куда именно положили бы вы яд, могу я спросить?
- В канализационную трубу. Куда же, черт возьми, еще?
- Вот как! - ликующе воскликнул Крысолов. - Я так и знал! В канализационную трубу! И знаете, что будет? Его смоет, вот и все. Канализационная труба - это вам все равно что река.
- Это вы так думаете, - сказал Клод. - Это только вы так думаете.
- Да это факт.
- Ладно, пусть будет так. А что вы сделали бы, мистер Всезнайка?
- Где нужно знать крыс - так это когда ловишь их в канализационной трубе.
- Ну давайте же, рассказывайте.
- Слушайте. Я расскажу вам. - Крысолов шагнул вперед и заговорил доверительным и конфиденциальным тоном, как человек, разглашающий невероятную профессиональную тайну: - Прежде всего надо помнить, что крыса - это грызун, понятно? Крысы грызут. Все, что ни дайте, неважно что, что-нибудь такое, чего они никогда и не видели, - и что они будут делать? Они будут это грызть. Так вот. Вам надо лезть в канализационную трубу. И что вы делаете?
Он говорил мягко, гортанно, точно лягушка квакала, и казалось, что он все слова произносит с каким-то необыкновенным смаком, словно чувствует их вкус на языке. Акцент у него такой же, как у Клода, - сильный приятный акцент бакингемширской глубинки, но голос крысолова был более гортанным, слова звучали сочнее.
- Спускаешься в канализационную трубу и берешь с собой самые обыкновенные бумажные пакеты из коричневой бумаги, а в этих пакетах - сухой алебастр. И больше ничего. Потом подвешиваешь пакеты к верхней части трубы, чтобы они не касались воды. Понятно? Чтобы воды не касались, но чтобы крыса могла дотянуться до них.
Клод зачарованно его слушал.
- А дальше вот что. Крыса плывет себе по трубе и видит пакет. Останавливается. Обнюхивает его и ничего плохого не чувствует. И что она делает?
- Начинает его грызть, - радостно вскричал Клод.
- Ну да! Именно! Именно это она и делает! Она начинает грызть пакет, пакет разрывается, и крыса за свои труды получает целую порцию алебастра.
- Ну?
- Это ее и губит.
- Она умирает?
- Ну да. Тут же!
- Алебастр вообще-то не ядовит.
- А! Вот именно! Как раз тут-то вы и не правы. Алебастр разбухает. Если его смочить, он разбухнет. Как только он попадает крысе в брюхо, разбухает и убивает ее наповал.
- Не может быть!
- Крыс надо знать.
Лицо крысолова светилось тайной гордостью, и, поднеся свои костлявые пальцы близко к носу, он принялся потирать их. Клод в восхищении смотрел на него.
- Ну и где же тут крысы?
Слово "крысы" он произнес мягко, гортанно, сочно, будто полоскал горло топленым молоком.
- Давайте-ка посмотрим на крррыс!
- Вон в том стоге сена, за дорогой.
- Не в доме? - явно разочарованный, спросил он.
- Нет. Только вокруг стога. Больше нигде.
- Бьюсь об заклад, что они и в доме есть. По ночам, видно, пробуют вашу еду и распространяют всякие болезни. У вас тут никто не болеет? - спросил он, посмотрев сначала на меня, потом на Клода.
- У нас все в порядке.
- Вполне уверены?
- О да!
- Этого никогда не знаешь. Можно болеть неделями и не чувствовать этого. Потом вдруг - бац! - и готово. Вот почему доктор Арбутнот так привередлив. Вот почему он так быстро меня прислал, понятно? Чтоб помешать распространению болезни.
Теперь он облачился в мантию санитарного врача. Он словно был тут самой важной крысой, глубоко разочарованной в том, что мы не страдаем от бубонной чумы.
- Я чувствую себя отлично, - нервно проговорил Клод.
Крысолов еще раз вгляделся в его лицо, но ничего не сказал.
- И как вы собираетесь поймать их в стоге сена?
Крысолов хитро усмехнулся, обнажив зубы. Он залез в рюкзак и вынул из него большую жестянку, которую поднес к лицу. Из-за нее он посмотрел на Клода.
- Яд! - прошептал крысолов.
Он произнес это слово зловеще.
- Смертельный яд, вот что тут такое! - При этом он как бы взвешивал банку на ладони. - Хватит, чтобы миллион человек убить!
- Страшная вещь, - сказал Клод.
- Именно так! С ложечкой этого поймают - на полгода посадят, - сказал он, облизывая губы.
У него была манера при разговоре вытягивать шею.
- Хотите посмотреть? - спросил он и, вынув из кармана монету в одно пенни, с ее помощью открыл крышку. - Вот! Смотрите!
Протягивая банку Клоду, чтоб тот посмотрел внутрь, он произносил слова нежно, почти любовно.
- Пшеница? А может, ячмень?
- Овес. Вымоченный в смертельном яде. Возьмите в рот только одно зернышко - и через пять минут вам крышка.
- Правда?
- Ну да. Я эту банку всегда на виду держу.
Он погладил ее и слегка потряс, так что зернышки овса внутри мягко зашуршали.
- Но не сегодня. Сегодня ваши крысы этого не получат. Нет, не получат. Вот где нужно знать крыс. Крысы подозрительны. Страшно подозрительные твари - крысы. Потому сегодня они получат чистый вкусный овес, который не причинит им никакого вреда. От него они только толще станут. И завтра получат то же самое. И он будет такой вкусный, что через пару дней все крысы с округи сбегутся.
- Довольно умно.
- В таком деле надо быть умным. Надо быть умнее крысы, а это о чем-то говорит.
- Вы и сами стали как крыса, - сказал я.
У меня это выскочило по ошибке, прежде чем я успел подумать, что говорю, но я действительно не мог этого не сказать, потому что все время не спускал с него глаз. Но на него мои слова произвели удивительное действие.
- Ага! - воскликнул он. - Вот именно! Хорошо сказано! Хороший крысолов должен быть больше крысой, чем любая крыса на свете! Он даже должен быть умнее крысы, а это не так-то просто, скажу я вам!
- Уверен, что не просто.