Налимов шумно сглотнул и кивнул. Он не любил тратиться, но обожал, когда тратились другие.
Возле дома, нагруженные пакетами с продуктами, они остановились, Налимов искал ключи.
– Почему ты мне не звонишь?
Налимов обернулся так резко, что едва не выронил все покупки. Валентина прижав кулачки ко рту, смотрела на него с ужасом. Щербаков с интересом наблюдал.
– Потому что я был занят! – уклончиво ответил Налимов. – Вот, кстати, познакомься, мэр нашего города, Павел Иванович Щербаков, мой давний приятель!
– Мэр? – непонимающе посмотрела на Щербакова, Валентина и снова уставилась на Налимова.
– Что происходит?
– Что? – глупо переспросил Налимов и покрылся потом, он не любил выяснения отношений.
Попытался придать голосу ласковости:
– Я тебе позвоню, обязательно позвоню, дорогая, когда освобожусь! А сейчас я занят!
Валентина молчала, не сводя с него пристального взгляда.
Налимов, заметно нервничая, принялся дрожать:
– Ты иди, Валечка, иди, с богом!
– Я-то с богом, – укоризненно произнесла она, – а вот ты с кем останешься?
– Напрасно ты так! – прокричал ей вслед Валентин Михайлович и радостно рассмеялся, испытывая эйфорию освобождения от ненужной пассии.
– Кто она? – задал вопрос, Щербаков и тут же добавил. – Впрочем, я знаю, очередная твоя бывшая!
Налимов пожал плечами:
– Просто, дура!
Дома, Налимов носил спортивные штаны с заниженной талией и майку-алкоголичку, но при мэре постеснялся переодеться, так и готовил в костюме, так и уселся за накрытый стол.
– Эх, Валентин Михайлович, ведь тебя на пенсию хотят отправить! – выпивая рюмку коньяка и закусывая кусочком формового шоколада, который Налимов покупал на кондитерской фабрике, сказал Щербаков.
– Как, на пенсию? – опешил Налимов, не донеся до рта вилку с хвостом соленой селедки. – Я еще молодой и здоровый!
– Куда там! – отмахнулся Щербаков. – Через месяц юбилей справишь, семьдесят лет!
– Ну и что, подумаешь, юбилей? – провел рукой по своим коротким, ершистым и седым волосам, Налимов.
– Так ведь ты уже пенсионер и пенсию получаешь! – напомнил Павел Иванович, разглядывая Налимова с неподдельным интересом.
– Я не согласен! – выкрикнул Налимов, вскакивая с дивана, и выпил рюмку коньяка.
За спорами и разговорами, он не заметил, как напился. Очнулся, опираясь руками на кафельную стену ванной. Налимов опустил голову, позволяя теплой воде хлещущей из душевой лейки барабанить по макушке.
– Павел Иванович! – позвал он, выйдя из ванной. – Паша!
Ответом ему была тишина, Щербаков ушел, захлопнув двери и оставив наготовленные Налимовым блюда почти не тронутыми. Допив остаток коньяка, Налимов повалился на диван спать.
4
– Чтобы съесть на обед? – задумался Валентин Михайлович, на следующий день и возвел глаза кверху.
– Да вон сходи в столовую при пивзаводе и дешево, и сердито! – на полном серьезе предложил Павел Иванович.
– А ведь я, брат, мультиварку купил, – воскликнул с воодушевлением Налимов.
– Думаешь, сама тебе будет пищу варить? – оживился Щербаков и привстал, протянул руку к сейфу, откуда извлек бутылку виски.
– Будешь?
– Не-а, – отвертелся Налимов, – я – патриот, предпочитаю русскую водку.
– Зря! – хватив стаканчик виски, заявил Павел Иванович. – От водки дух противный!
– А от заморских вин не противный дух? – съязвил Валентин Михайлович и встал.
– Придумал, что будешь есть?
Налимов остановился и, глядя на серую картину, висевшую на стене и изображающую рыбу неизвестной породы, погладил себя по брюху.
– Сварю куриного супа с макаронами, нажарю котлет да вот еще летнего салата сооружу!
– Погоди-ка! – поднял палец, Павел Иванович. – Ведь ты каждый день такой обед себе варишь?
– Ну и варю, – пробормотал Налимов и с тоской поглядел в окошко, – что делать, если жена ушла к другому, а проклятые бабы возле меня не задерживаются!
– Так ты их готовить заставляешь! – хохотнул Павел Иванович.
Налимов смутился и, поправив воротничок костюма, направился к двери, у самого выхода обернулся:
– Эй, Павел Иванович, может, ты хочешь присоединиться ко мне, так приглашаю! – великодушно повел он рукой.
Щербаков весело рассмеялся.
– Нет уж, уволь, ведь твоя стряпня ни на что не похожа!
– Зато здоровая пища, безо всяких там ГМО! – угрюмо заметил Налимов.
– Раньше надо было думать, – сказал Щербаков, – прости меня, душа моя, но нет!
– Не прощу, – покачал головой Налимов, – ей богу, не прощу! Вот ты сейчас в столовую при пивзаводе пойдешь?
– Какое, – отмахнулся Щербаков, – я, друг мой, в один ресторанчик повадился, жаркое в горшочке кушать!
Налимов притормозил и снял палец с ручки двери:
– Неужто, вкусно? – осведомился он.
– Ты не представляешь, как! – со вкусом произнес Павел Иванович и взглянул на настенные часы.
Валентин Михайлович проследил за его взглядом.
– Однако, без пяти, – задумался он.
– Так что? – прищурился Щербаков.
– Ну, а как в смысле денег? – пошевелил пальцами, Валентин Михайлович.
– Эк, тебя разобрало, – сощурился Павел Иванович, – изволь, давай посчитаем!
И принялся загибать пальцы.
– Домой ты на машине поедешь?
Налимов уверенно кивнул.
– Стало быть, на бензин потратишься!
– Овощи, котлеты, мясо для обеда покупать станешь?
– А то, как же, – развел руками Налимов, нервничая, – у меня покамест своего хозяйства нету.
– Будет, – подмигнул Щербаков и продолжил, – вот видишь, опять потратишься! Да ты не тушуйся, я тебя приглашаю и за обед заплачу, ты не беспокойся, я богатый, копейки в кармане не считаю!
– Так ведь и я не считаю, – вскричал Налимов, – просто жаль тратиться на дрянь всякую!
– Ты убедил себя в этом идиотизме, – возразил Щербаков и встал, направляясь к двери, – пойдем, что ли отведаешь нормальной пищи!
Налимов с сомнением в лице вышел вон. Щербаков, не торопясь выключил верхний свет и, оглядев богатое убранство кабинета, затворил двери с другой стороны. Навстречу, из-за компьютера поднялась секретарша.
– Павел Иванович? – вопросительно взглянула.
– Светочка, я вернусь через час!
– На обед?
– Желудок – враг мой! – и Щербаков почему-то показал рукой на застывшего при выходе из приемной, Налимова.
– Налимов? – с иронией в голосе, произнесла Светочка и взглянула на Валентина Михайловича с презрением.
– Чего это она? – выйдя из приемной в обширный светлый коридор, спросил Щербаков.
Налимов смешался.
– Или ухаживал? – догадался Щербаков и хлопнул Налимова по плечу. – Тогда понятно! Подарки передаривал? А может подарок Светочки ей же и подарил, а?
Валентин Михайлович обиженно хмыкнул, но не ответил, а Павел Иванович продолжил.
– Я ведь знаю, как ты ухаживаешь за женщинами, наслышан, ни с днем рождения даму не поздравишь, ни на свидание не пригласишь, таскаешь только к себе домой да кормишь кошмарными обедами.
Они вышли на улицу и Налимов, не без удовольствия оглянулся на золотистую табличку обозначавшую мэрию города. Он в пол-уха слушал товарища, но, однако подмечал подобострастные взгляды горожан узнававших при встрече Щербакова. Часть славы доставалась и Налимову.
И он вышагивал куда как важно. Тем временем, Щербаков продолжал говорить:
– Перевоспитывать тебя поздно, но все же, вот тебе мой совет. Ежели приглашаешь женщину на обед, так выбери кафе с хорошей кухней, интимной обстановкой и не охаивай заказ возлюбленной, не ори, пожалуйста про свое ГМО! А домой зови лишь, когда дело до сути дойдет, пригласи перед тем повара и пускай он тебе сготовит вкусный ужин. Сервируй стол, зажги свечи, сладкое вино приобрети, женщины любят сладкое вино!
Они вошли в ресторан. Уселись за столик, у окна. Налимов жадно пробежал глазами меню, назаказывал и когда весь столик был уставлен яствами, накинулся, торопясь и чавкая.
Скоро с него полил пот и, вытирая сырой лоб очередной бумажной салфеткой, Налимов взглянул в глаза Щербакову:
– Хорошо тебе говорить, ты семейный человек!
На что Щербаков перестав улыбаться и отложив ложку, ответил:
– Спешу тебе напомнить, Валя, и ты был семейным человеком, только жену, дочь забросил и дома появлялся лишь для сна.
– То есть, я же и виноват? – возмутился Налимов, не отрываясь от жаркого и шумно прихлебывая.
– Конечно, виноват, – подтвердил Щербаков, – карьера – не любовница, нельзя ей посвящать все силы.
За прозрачным стеклом окна, только руку протяни, проходили красивые девушки и стройные, подтянутые, молодые женщины, Налимов оторвавшись от поглощения пищи, смотрел с невыразимой тоской.
– Они все хотят, чтобы я на них женился, – вздохнул Налимов.
– Считаешь себя бесценным? – расхохотался Щербаков.
– У меня квартира двухкомнатная в престижном районе города, дорогая иномарка и я возглавляю предприятие! – важно проговорил Налимов.
– Предприятие возглавляешь? – переспросил Павел Иванович, вытирая слезы от смеха, – А я думал, ты – директор школы.
На что Налимов, пожевав губами, ничего не ответил.
– Безусловно, ты – почетный пенсионер города, – закивал Павел Иванович, – и конечно, тебя наградят на юбилей медалью за заслуги на педагогическом поприще, но прощу тебя, не гордись, пожалуйста, не гордись!
– Я и не горжусь, – задирая нос, произнес Налимов, – но мне приятно!
И спохватился:
– Павел Иванович, не отправляй меня на покой, дай еще потрудиться на благо отечества!
– С одним условием, – погрозил пальцем Щербаков.
– Я весь – внимание!
– Ты перестанешь доставать меня рассказами о твоих бездарных обедах. Перестанешь говорить о ГМО!
– Но вся пища отравлена, – робко попытался возразить Налимов, отправляя в рот кусок жареного мяса.
5
Вечером, Налимов сидел в засаде. Устроился в своей машине возле дома Валентины. Зачем? Он и сам не смог бы себе объяснить, впрочем, смог бы, тоска заела, а еще желание. Налимов любил женщин, но женщины не любили Налимова. Он это твердо усвоил.
Если бы у него была возможность уединиться, с какой-никакой вертихвосткой, но проституток он не уважал, считая их всех источниками заразных и порой очень опасных болезней, а познакомиться так, просто, не мог и не умел.
Налимов заглядывался на молоденьких женщин. Ему нравилась красивая, белая и нежная кожа; хрупкое телосложение, тонкие руки и узкие ступни. Но молоденькие принимали его за старика и шарахались от его попыток поухаживать. Впрочем, ухаживаниями многословные побасенки, которыми имел свойство заговаривать барышням зубы Налимов, назвать было трудно.
Он вообще любил потрепаться. Телефонные счета, в связи с этим ему приходили огромадные и он повадился допоздна сидеть на работе, используя служебный телефон в качестве связи.
Наговорившись, наоравшись в трубку, насмеявшись вдосталь, Налимов уходил с работы окрыленным и сторож, запирая за ним школьные двери, качал головой, удивляясь на невиданную работоспособность директора.
– Вот такого бы работника да в Государственную Думу, помощь народу была бы великая! – говаривал сторож.
Налимов слышал и преображался, его лицо сияло гордой улыбкой. Он очень любил похвальбу, дня не мог провести, чтобы не похвастаться и испытывал самое настоящее счастье, когда под его постами в социальных сетях появлялось много лайков и положительных комментариев, отрицательные он немедленно удалял, стараясь забыть не только текст, но и имя оскорбителя.
Вспомнив об интернете, Налимов включил планшет, он любил широкоэкранный и ненадолго погрузился в виртуальный мир придуманных и реальных событий.
В стекло окна постучали и только тогда Валентин Михайлович очнулся. На него смотрела Валентина:
– Что ты здесь забыл? – строго сдвинув брови, спросила она.
– К тебе приехал! – пролепетал Налимов, не совсем понимая, что ему говорить и делать.
– Я живу в доме, а не во дворе!
Валентин Михайлович беспокойно заерзал в автомобильном кресле:
– Валечка, прости меня, каюсь, был занят, но сейчас свободен, поехали ко мне!
– Зачем?
Прежде чем ответить на вопрос, он сделал длинную паузу, собираясь с мыслями и понимая, что она, скорее всего, догадалась об истинных намерениях Налимова.
– Видишь ли, Валя, – осторожно начал он, – мужчинам и женщинам необходимы такие встречи, для здоровья, так врачи говорят!
Она насмешливо подняла брови:
– А мне врачи говорят, кто же тебя так довел? Пей, говорят, корвалол и валерьянку! Ты вообще хоть немного беспокоишься о людях, которых обижаешь, оскорбляешь, кидаешь? Как ты можешь школу возглавлять, я бы тебе своего ребенка не доверила!
– Оно и видно, что у тебя за дочь! – моментально завелся Налимов.
– И какая же у меня дочь? – с раздражением, спросила она.
– Наверняка, ленивая, гулящая, да еще матерится в придачу! – выпалил он, с ненавистью глядя на женщину.
– Трудолюбивая, домоседка, в школе отличница, а матерщинников и пьяниц, вроде тебя, терпеть не может! – парировала Валентина.
Налимов завел машину и рванул с места. Что он говорил, сидя в автомобиле, не поддается описанию, во всяком случае, литературному, такие слова в обыкновении хорошие писатели не пишут в книгах, однако речь не об этом, примчавшись к своему дому, Валентин Михайлович с ужасом понял, что никак не может успокоиться.
Закрыв автомобиль, и трижды проверив, запер ли, Налимов устремился в рюмочную, которая привлекала страждущие души со всего района. Здесь, у стойки бара, прищелкивая языком от нетерпения, он выпил одну за другой, несколько рюмок водки.
За ним наблюдали с философским видом пьяницы, оккупировавшие круглый стол под искусственной пальмой, живая бы давно завяла от клубов табачного дыма, постоянным туманом висевшего под потолком.
– Либо на работе насолили, либо любовница отшила, – изрек, наконец, один, усатый.
– Не, наверняка, с матерью поругался, – не согласился долговязый детина в вязаной шапочке.
– А может просто напиться торопиться! – неторопливо промолвил третий, толстый и поправил очки.
– Эй, мужик, иди к нам! – позвал усатый.
– Не пойду! – огрызнулся Налимов, с шумом заглатывая, бог весть, какую рюмашку по счету.
– А мы тебе закусить дадим! – продолжал манить усатый. – У нас колбаска копченая есть!
– Помидорки! – поддакнул детина.
– И персики, – добавил толстый и поправил очки.
Последнее, почему-то заинтересовало Налимова.
– Персики? – подсаживаясь к выпивохам, спросил Валентин Михайлович.
– А то, как же! – важно кивнул усатый. – У нас недавно и водка была, но всю выпили!
– Намек понял! – подхватил захмелевший Налимов и бросился к барной стойке.
Вернулся с двумя бутылками водки.
Пьяницы оживились, потирая руки, принялись разливать по рюмкам и произносить напыщенные тосты.
Усатый встал:
– За театр! – проговорил он и выпил.
Налимов открыл рот:
– Какой еще театр?
– Наш театр драмы! – торжественно произнес усатый. – Перед вами актеры, батенька, потрудитесь встать и стоя аплодировать!
Толстый сняв очки, всхлипнул. Долговязый сдернул вязаную шапочку. Все трое склонили головы.
– Будто хороните! – поежился Налимов.
– А ну его, к черту! – махнул усатый и запел мягким баритоном нечто русское, нескончаемое.
Налимов уронил голову на стол, ему снились колосья спелой пшеницы, очнулся он в ванной, под душем холодной воды, долго тыкался лбом о кафельные плитки, наконец, сообразил и полез из ванной, забрызгивая пол.
В квартире никого не было, тикали настенные часы, отстукивая ночное время, стояла полная тишина, и Налимову отчаянно захотелось поорать, перебудив весь дом. Он вышел на балкон, и уже было набрал воздуху в грудь, как услышал звуки поцелуев, а перегнувшись через перила, увидел на балконе, этажом ниже, молодую женщину, трепетавшую в объятиях молодого мужчины. Смутившись, Валентин Михайлович на цыпочках покинул свой балкон и лег спать, на диван, повернувшись носом к стенке.
6
– Никогда не осуждай женщину, пока не пройдешь километра два на ее высоких каблуках, – назидательно произнес одетый в серую домашнюю рясу старенький священник.
Налимов вздохнул, покаянно кивая.
За окном прокукарекал петух, и в дом вошла жена священника. Была она толстая, в кожаном черном фартуке и старом вытянутом платье. С добродушного лица ее не сходила лучезарная улыбка.
– А, пойдем-ка, отец Николай, за стол. И ты, Валентин Михайлович, прошу откушать, чем бог послал, – поклонилась она Налимову.
Бог послал семье деревенского священника, Николая Проскудина, маринованных грибочков, соленых огурчиков, запеченную в яблоках утку, мясное рагу и тушеную капусту.
На десерт, жена священника с улыбкой подала отдувавшемуся, переевшему Налимову, целое блюдо шанежек. Конечно, с чаем, приправленным мятой.
– Матушка Наталья, – обратился к ней Налимов, подозрительно принюхиваясь к чаю, – а воду вы, где берете?
На что матушка Наталья, без слов, указала на хорошо видный из окна домик колодца.
– Вода в городском водопроводе совсем плохая, – пустился в объяснения Налимов, – трубы со времен советской власти износились, бог весть, что по ним течет.
– Как же трубы не заменят? – удивилась матушка.
– Ну, что вы, – фыркнул Валентин Михайлович, – воровская власть не желает денег тратить на нужды народа, пущай тратится сам народ!
– И трубы меняет?
– И трубы, и капитальный ремонт дома, скоро и дворы, и подъездные дорожки, а может, дойдет и до асфальтовых дорог, до проезжей части, – закивал Налимов, – за все русские дураки заплатят, а чиновники в карман положат и на моря, океаны поедут загорать!
– Сбереги нас Сатана, чтобы я мог послужить тебе в этом и другом мире тоже! – произнес отец Николай, отставляя чашку с выпитым чаем.
– О чем это ты, батюшка? – изумилась матушка Наталья.
– Богатеи да карьеристы Дьяволу не нужны, – пояснил отец Николай и смолк.
В приоткрытое по случаю жары окно вылетали духовитые запахи великолепного, отнюдь не постного обеда и голодный пес, пробегающий мимо, встал, жадно нюхая воздух.
– На! – кинул обглоданную косточку утки отец Николай и бросил еще кусок мяса.
– Жри, чего уж там!
И долго стоял, наблюдая, как оголодавшая псина ест, быстро двигая челюстями и вздрагивая всем своим тощим телом.
– Отец Николай, а ты когда-нибудь Сатану видел? – спросил Налимов.
– Не достоин, – вздохнул священник.
– Что же его видят лишь достойные?
– Подготовленные, – кивнул отец Николай и завидев еще двух собак, повернулся к столу, чтобы набрать мясных деликатесов и для них.
– Ведь он, царица небесная, – перекрестился батюшка, – является владыкой мира.
– Какого мира? – не понял Налимов.
– Этого мира! – повел рукой отец Николай и добавил. – Каждому – свое! Священники и монахи всё больше Богородицу видят, а монахини и матушки лицезреют Христа и архангелов.
– Но, кто же видит дьявола? – настаивал Налимов.