Нюрка рванула на себя лошадь и, сама не сознавая, зачем она это делает, круто повернула от колеи в сторону. Переднее колесо жирно чавкнуло. Лошадь дернулась и, как привязанная за хвост, заперебирала ногами на месте. Натруженно заскрипели гужи. Лошадь метнулась влево и, угрожающе потрескивая оглоблями, вывернула колесо из ила, ткнулась резким рывком вперед, но тогда съехало в болотину заднее колесо, и телега застряла намертво, завалившись на правый бок. Кобыла испуганно шарахнулась к берегу, передок соскочил со шкворня, и телега зеленым островом осталась посреди мутной лужи.
Нюрка привязала взопревшую лошадь к березе и побежала в гору. Наверху она прислушалась к молчаливому лесу, ничего не услышала и, не зная, куда бежать, чуть не разревелась. Запыхавшаяся, она покрутилась на месте и, боясь, что ее могут увидеть такой обезумевшей, нырнула в чащобу ельника. Продираясь сквозь колючие лапы, она торопилась к тропке, соединяющей ферму с деревней. Уж если Алевтины нет и на ферме…
Нюрка выскочила на солнечную поляну и испуганно подалась назад.
Коля сидел на пне, а напротив, прижавшись к березе, стояла Алька. Она прислонялась к дереву не спиной, руками, заложенными назад, и отталкивалась от него, а береза будто магнитом тянула ее к себе.
"Ишь разыгралась", - зло подумала Нюрка. Она не знала, то ли выбежать из ельника, то ли, зарывшись лицом в мягкий мох, нареветься досыта, нажаловаться земле на свою нескладную жизнь. И, не успев ничего решить, услышала ласковый укор Алевтины:
- Ох ты теленочек…
Коля растерянно улыбался.
- Бабы ведь не кусаются, - настаивала Алевтина. - Бабы послаще девок.
Она неестественно засмеялась.
Коля поднялся с пня и, видя, как Алька, оттолкнувшись от дерева, настороженно сделала к нему шаг, громко матюгнулся. Алька удивленно остановилась:
- Это что ж так неласково? - спросила она, одергивая платье.
Коля, краснея, нагнулся за топором.
- A-а, иди ты к… Илюше. - И стал неуверенно ошкуривать жерди, чтобы они быстрее просохли.
Алевтина громко захохотала. И непонятно было, над собой ли она смеялась, над оробевшим ли Колей Задумкиным.
Пропахший лесом и зноем ветер обжал на ней платье, выпукло обозначив и грудь и ноги, будто хотел убедить Задумкина, что тот поступает глупо. Алевтина, не оборачиваясь, шла к тропинке. Ветер играл ее платьем, путался под ногами. Она, вытянув руки по бедрам, не давала ему шалить, уходила быстро, а за ней, выпрямляясь, долго качались в траве ромашки.
Нюрка хотела дождаться, когда Алевтина пересечет поляну, но, вспомнив о ратнике, продралась через чащобу к ложбине, где была привязана лошадь, и закричала призывно, побежала по лесу, откуда едва успела вернуться, ломая сучья, треща валежником:
- Помогите-е-е!
Она выскочила на солнечную поляну намеренно левее того места, где работал Коля, и, намеренно не оглядываясь, побежала к ферме.
- По-мо-о-гите-е!
Алевтинин платок еще не скрылся в кустах и маячил вдали как подсолнух.
Нюрка слышала, что Коля бросил работу, что он догоняет ее.
- По-мо-о-гите-е!
Алевтина обернулась на крик и, увидев, что Нюрка зазывающе машет руками, спотыкаясь, побежала назад.
А за спиной у Нюрки уже тяжело дышал Коля:
- Чего разоралась?
Он стоял перед ней, покорный, и, ловя ртом горячий воздух, дожидался ответа.
- Телега в ратнике… Вязнет…
Коля облегченно вздохнул:
- Думал, режут тебя…
Он легко выдернул из наводопевшего пня топор и, не дожидаясь Альки, вломился в густую стену мелкорослого ельника.
Нюрка постояла, пока Алевтина не поравнялась с ней, и насмешливо стрельнула глазами:
- Что-то медленно ты идешь?
Алевтина, не понимая намека, охнула:
- Да на тебе лица нет. Что случилось?
И, смягчаясь от ее испуга, Нюрка сказала тихо:
- Засадила телегу в ратнике.
Она хотела снова спросить: "Что-то медленно ты идешь?!" - но Алевтина скользнула вперед и, пока не добежали до ратника, не давала себя догнать.
Коля вырубил на угоре жердь.
- Важить будем. Может, получится.
Он спустился вниз и, не снимая резиновых сапог, обошел с трех сторон телегу.
- И как тебя угораздило… задним-то колесом?
- Не знаю.
- Уж передним - тогда понятно бы…
- Да, передним понятно бы, - повторила Нюрка.
Коля сходил за лошадью, развернул ее у воды и, не выпрягая из передка, заставил пятиться к телеге. Потом он, подсунув жердь под осевший перед телеги, позвал девок на помощь. Втроем они приподняли воз, и Коля, подсев под жердь плечом, натянул вожжи, осаживая лошадь.
- Нюрк, наставляй шкворень!
Они поставили телегу на передок, но им оставалось сделать не менее сложное - высвободить из ила заднее колесо. Заважив его, они приподняли жердь. Воз был тяжел. Нюрка почувствовала, как у Коли напряглось тело.
- А ну, взяли! - хрипел он. - Алька, понукай Карюху!
Алевтина рванула лошадь за недоуздок.
- Раз, два, взяли! - хрипел Коля. И болотина, чавкнув, выпустила грязное до черноты колесо. Лошадь легко выкатила воз на берег.
- Ух ты! - облегченно проговорил Коля и закурил. - Ну поезжайте.
Он постоял у воды, жадно затягиваясь дымом, бросил цигарку и сквозь кусты стал продираться к поляне, где его дожидалась работа.
- А не Коля, так что бы делала? - задала вопрос Алевтина. На ногах у нее мазутными пятнами чернел ил.
- Ноги-то не отмыла, - сказала Нюрка.
Алевтина выругалась:
- Вот зараза… Да мыла ведь… Наверно, с телеги набрызгало. - Она хотела спуститься к ручью, но передумала. - Все равно в грязи будешь: на ферме не чище.
Нюрку резанули эти слова:
- Шла бы тогда домой. Без тебя управлюсь.
Алевтина вздохнула.
- Мучений-то сколько через эти ратники принимаете, - сказала она сочувственно.
- Ну, ты уж теперь отмучилась, - ответила Нюрка. Алевтина недоверчиво посмотрела в ее глаза - завидует ей или смеется - и сказала с вызовом:
- Да, я отмучилась!
"Господи, - подумала Нюрка. - Да какие тут муки? Сама так хотела…"
Она вспомнила, как повернула лошадь навстречу трясине: "Напридумываем всякого, только бы оправдаться… На ратники можно чего угодно свалить…"
Алевтина, стыдясь своей резкости, заторопилась сгладить ее:
- Ой, как вспомню ту водополицу, когда Коля на спине таскал нас - так по коже мороз…
- А ты не вспоминай лучше, - усмехнулась Нюрка и сердито подумала: "Чего уж оправдываться? Не оправдаться ведь все равно. Вышла замуж - живи. А то заладила: "Ратники, ратники…"
- Что-то ты сегодня не в духе, - заметила Алевтина.
- А мне не с чего в духе быть!
Нюрка представила, как, засадив в болотине воз, ломилась через кусты к поляне. Позор-то какой, стыдобушка - следить, как за мужем.
И чуть не вздохнула вслух: "Ой, Алька, ратники-то можно ведь обойти. А как себя обойдешь?"
И вдруг сама поразилась пришедшим мыслям: не с ратниками, с собой воюешь все время.
По правую сторону дороги раздался стук топора. Коля вырубал жерди. Осенью он собирался обносить приусадебный участок новой изгородью и теперь использовал всякую свободную минуту.
7
Нюрка вытащила из комода все свои платья и, разбросав их по кровати, не знала, с какого начать примерку.
"Пожалуй, вот с этого, голубого". В нем она ездила в район на совещание животноводов. Смешно и радостно вспоминать сейчас, как они с Колей убежали тогда в кино. В черном костюме, при галстучке, он был очень похож на городского.
- К тебе сегодня и подходить боязно, - призналась она.
Коля улыбнулся в ответ и, чтобы уж совсем не отличаться от городского, купил мороженое для себя и для Нюрки.
В полутемном зале они сидели на последнем ряду и почти не следили за тем, что происходило на экране.
- Я никогда не бывала в кинотеатре, - шепнула Нюрка. Она хотела добавить: "С парнем", но вовремя удержалась.
- А я в армии насмотрелся… Зал, пожалуй, поболе этого…
- Ну, в армии это не то. Там одни солдаты.
- Конечно, не то, - согласился Коля.
На них заоглядывались, и они, замолчав, не решились продолжать свой разговор.
Сеанс кончился. Нюрка с Колей вышли из прохладной темноты на душную улицу и, не сговариваясь, захохотали:
- Ты хоть знаешь ли, что за кино смотрели?
Они побежали к афише и, давясь смехом, прочитали название фильма.
А потом Коля купил билеты на следующий сеанс, и они опять сидели на заднем ряду и ели мороженое.
Колхозная машина ушла из района без них. Председатель всю дорогу ругался и вслух высказывал догадки: "Наверное, с молоковозом уехали. Ну я им покажу, как не сказываться".
Нюрка с Колей до рассвета брели по намокшей от росы пыли. И говорили-то вроде о ерунде всякой, а вот и сегодня помнится…
…Нюрка натянула на себя голубое платье и, гордясь тем, что на ней, чего ни наденет, все в обтяжечку, радостно засмеялась. Она долго не снимала платье, смотрелась в зеркало, словно сравнивала себя с кем-то.
8
Вечером Алевтина заявилась к Нюрке. Пришла, будто и не было ничего на поляне, будто и не трясла подолом перед Задумкиным, пришла как подруга к подруге.
"Ни стыда, ни совести", - подумала Нюрка устало. Но обида, которая жгла ее целый день, перегорела.
- Уезжать мне пора, - сказала ей Алевтина. - Наверно, завтра уеду.
Она оделась по-непривычному просто, и Нюрка даже не сразу заметила: а ведь Алевтина-то в белых носочках, в тех, что дарила ей в день приезда. Видеть в них Альку было смешно.
- Ты чего как Окуля вырядилась?
Алевтина пропустила насмешку мимо ушей, призналась грустно:
- Да захотелось чего-то так походить…
Они посидели молча. В открытые настежь окна, гнусавя, втягивались комары. Они забивались под потолок, где было темнее, и угрожающе соединяли свои голоса в протяжную и нудную песню. Гремя флягами, по дороге проехал молоковоз.
- Может, поплясали бы мы с тобой на прощание?
Нюрка удивилась этому приглашению - никто не пляшет теперь, уж и стыдно бы вроде плясать, - но отказать не решилась.
Они вышли за огороды, в полукружье кустов, где трава была гладко выкошена. Алевтина отломила от березы зеленую ветку и зажала ее в руке:
- Ох, черемуха-то давно отцвела. - Она прошлась по скошенной луговине, намечая будущий круг, взмахнула веточкой и запела:
В поле белая березонька,
Не ты ли мне сестра?
Горя не было у девушки -
Не ты ли принесла?
Алевтина отчаянно задробила ногами, но жесткая косовица - не лужайка перед окном, туфли спотыкались о корневища трав, и дробь получалась неуверенной, вялой. Да и какая уж пляска, если не слышно ног. Но Алевтина не хотела этого замечать. Не соблюдая очереди, забыв, наверно, о ней, она выплеснула вторую частушку:
Вышью птичку на платочке -
Полетай, бескрылая.
Каково тебе без крыльев,
Так и мне без милого.
"Да в чем она признается-то? - испугалась Нюрка. - Ведь никогда не сказывала, что не любит Илюшу". Ее неожиданно охватило жаром догадки: "Ой, да как же так?" И частушка Алькина, и сегодняшний разговор на поляне, и стук Колиного топора - все перепуталось в сознании. Она, не чувствуя ног, продробила за Алевтиной и, когда остановились для песни, боясь, что Алевтина снова ее обгонит, торопливо выбросила больные слова:
Не оставит меня милый -
Нечего заботиться.
Если он меня оставит,
Речка поворотится.
Алевтина удивленно вскинула брови, будто просыпаясь от навязчивых дум, и, поняв, о чем спела Нюрка, взмахнула веточкой, но дробить не пошла, осталась на месте. Нюрка двинулась было по кругу, но, заметив, что подруга вросла в траву, настороженно притихла, дожидаясь, чем она ей ответит.
Не найти такой березы,
Чтобы дождь не проливал.
Не найти такого дроли,
Чтобы век не забывал.
Алевтина качнула бедрами и, как тогда, на поляне, когда уходила от Коли Задумкина, завышагивала по кругу спокойно и гордо, не собираясь приплясывать.
Нюрка неуверенно пропела вдогонку:
Задушевная подруга,
Не ходи по выгону.
Не люби ребят подряд,
А люби по выбору.
Алевтина нетерпеливо рванулась вперед, приминая ногами зачерствевший обрез травы, и с вызовом ответила на Нюркину просьбу:
Пожила бы в его доме,
Поносила бы воды.
Привела судьба несчастная -
Ношу, да не туды.
"Ох ты зараза!" - ужаснулась Нюрка. И, наливаясь решимостью, вспомнив сразу и про Илюшу, и про вешние ратники, перед которыми Алевтина не выстояла, и про то, как на ферме Мария Попова изводила горожанку своим языком, по-бабьи мстительно выкрикнула:
Дайте паспорт, я уеду,
Милые родители.
Я не буду дома жить -
Нашла дурня в Питере.
Алевтина выронила из рук ветку, нагнулась за ней, чтобы спрятать растерянность, долго шарила рукой по земле и приседала все ниже и ниже, пока не накрыла платьем уже успевшие зазелениться носки.
- Ой, мамушка! - вскрикнула Алевтина горько и, поджимая под себя ноги, повалилась в траву.
Нюрка стояла молча, давая подруге выреветься. Ей было стыдно за свою ненужную злость. Ведь прогнал же Коля ее, прогнал. Хоть и гордо уходила потом, а прогнал - так зачем было злиться-то? Она присела к согнувшейся Алевтине. У земли вились комары, Нюрка хлопала себя по голым ногам и не знала, что сказать.
Алевтина подняла от земли сухое, без слез, лицо, с полосками вмятин от жесткой травы:
- Ну и наплясалась теперь. Пойдем, - сказала она ледяным голосом, отряхнула платье и, не оглядываясь, идет ли следом за нею Нюрка, двинулась к огородам.
- Ой и дура я, ну и дура, - разговаривала Алевтина с собою вслух. - Подразнить захотела. А себя ведь дразнила-то.
Нюрка прислушивалась к этим бессвязным словам, не разбираясь в них, но все же смутно догадываясь, что чего-то она понимает не так.
Алевтина неожиданно обернулась:
- Да успокойся ты, любит Коля тебя. Я проверила.
У Нюрки защемило в груди, и она, не понимая, что говорит, спросила, сочувствуя:
- Худо, Аля, с Ильей-то живешь?
- А какое дело тебе? - в сердцах бросила та. - За Колю трясешься? Да не нужен он мне. Я таких Коль…
Она выкрикивала злые слова, готовая разреветься. И, только выговорившись, попросила тихо:
- Ты не думай худого. Я ведь вправду проверяла его… Ну, иди, иди. - Она подтолкнула Нюрку к крыльцу и пошла по дороге к дому.
Нюрка зябко поежилась от нависшего над деревней тумана. По ночам уже было холодно, и с неба падали звезды. А где-то на стлищах мокли в росе дорожки бурого льна.
9
До железнодорожной станции было километров семнадцать, и Петиха выпросила у бригадира лошадь. Поклажи у Алевтины немного - один чемодан, но ведь стыдно отпускать дочь с пустыми руками. С вечера Петиха накопала мешок раноспелки-картошки - месяца два хоть дочери по базарам не бегать, - нажарила мяса, наварила яиц.
- Ну, куда мне столько? - отмахивалась Алевтина.
- Бери! - прикрикнула мать.
И Нюрка подтвердила тоже:
- Бери. Не тяжела ноша.
- Да ноша мне не страшна, - засмеялась гостья. - Илюша все равно встретит.
Она бегала по избе легко, смеялась весело, и Нюрке не верилось, уж та ли Алевтина, с которой плясала вчера, крутит теперь перед зеркалом бедрами, не подменили ли ее за ночь.
- А ты чего пригорюнилась? - хохотнула Алька. - Жалеешь, что не успела Колю отбить?
Она подмигнула Нюрке дурашливо и крикнула громче, чем надо:
- Мама! А чего свекровка не идет меня провожать?
- Да не ори, вертихвостка! Дуня под окошком сидит.
Алевтина враз присмирела.
- А чего она не зайдет?
- А ты-то к ней много захаживала?
Из избы вышли притихшие.
Илюшина мать сидела у ограды на скамеечке, из-под которой вытягивалась крапива.
- Уезжаешь, касаточка? - обиженно спросила Алевтину свекровь. Подбородок у нее, похожий на куриный зоб, тяжело затрясся. Старуха подтянула ноги под скамью, где курчавилась крапива, но не почувствовала ожогов. - По чужим людям ходишь, а к свекрови и заглянуть некогда. - Она блеснула мокрыми глазами и жалобно уставилась на невестку.
Алевтина кивком головы поздоровалась с ней, прошла к тарантасу, где Петиха привязывала к дрожкам мешок.
- Взяла бы хочь полмешочка моей, - сказала Дуня. - У меня картошка-то красная. Илюша больно любил такую.
Алевтина неуверенно возразила ей:
- Да, наверно, ведь и наша рассыпчатая.
Петиха, услышав в голосе дочери неуверенность, торопливо вмешалась:
- Теперь уж, сватьюшка, некогда. Поезд нас дожидаться не будет.
- Ну хоть гостинец увези от меня Илюше. - Дуня подала завязанный на все четыре угла цветастый платок, в котором бугрился сверток.
Алевтина простилась со свекровкой за руку, чмокнула Нюрку в щеку и уселась в плетеной корзине. Петиха, взобравшись на облучок, взялась за вожжи:
- Ну, милая! - несмазанный тарантас заскрипел.
Нюрка смотрела, как лошадь вынесла его за деревню, побежала полем к реке. Алевтина сидела, боясь оглядываться, потому что худая примета - оглядываться, когда уезжаешь: изноется сердце по родимым местам…
Тарантас прогрохотал по настилу моста и свернул от ратников в сторону. Очень скоро Алевтина слилась с мешком в одну серую массу. Зачем-то некстати Нюрка вспомнила, как подруга отказывалась от картошки. А картошка ведь что - в вагоне бросишь мешок в багажник и вези хоть на самый край света.
- Проводила подругу? - спросил Нюрку знакомый голос. Мария Попова держала под мышкой буханку хлеба. - А я вот бегала в магазин… Уехала, стало быть, Алевтина…
Она заметила сгорбившуюся над скамейкой старую Елсукову.
- А ты, Дуня, чего ревешь?
- Да ведь как, Мариюшка, не реветь? Провожала-то не чужую.
- Ну, на будущий год снова встретишь.
- Да ведь встречать-то мне не дано. Ни одной ночки не погостила, - не вытерпела, пожаловалась старуха Марии. А и кому ей было пожаловаться, как не первому, кто посочувствовал. Родни в доме нет. Как перст, одна-одинешенька. - Чует сердце мое - неладно у них.
- Ну, чего там неладно? - возразила Мария.
- Да ведь не любились они совсем. За день всего окрутились.
- В одной деревне росли. Не с завязанными глазами бегали.
Нюрка не стала слушать, как Мария успокаивала Дуню, пошла домой.