Георгий обул возле крыльца резиновые сапоги и, как был в расстегнутом пиджаке, с непокрытой головой, притянул за собой калитку. Перейдя мост через Шегарку, он выбрался на высокий правый берег и неспешно пошел встречь течению, по старой, подсохшей уже, тропинке. На огородах, подступавших к берегам, лежала собранная в кучи темная картофельная ботва. Перед тем как пахать огороды, ботву будут жечь, но покуда она лежала осевшими кучками, мокрая и осклизлая, не успев просохнуть на ветрах. Весна была поздняя, речка вскрылась перед Майскими праздниками, на День Победы валил мокрый снег, дул ледяной ветер. Полевые работы велись кое-как, тракторы вязли в раскисшей земле, молодая трава едва пробивалась сквозь полегшую прошлогоднюю, по улицам ходили стороной, держась изгородей, - грязь.
Сегодня двадцатый день мая, и это был первый теплый день за всю весну. Вода в речке немного убыла, но берега были голые, неуютные - не скоро, озеленяя края, вырастут камыш и осока, расцветут белым и желтым кувшинки. Куриная слепота набирала цвет, но в сограх по кочкам еще держалась вода, и почки на березах едва проклюнулись - далеко было до листвы. Возле плетней крапива поднялась на три пальца, жгла руки.
Покусывая сорванную травинку, редко и крупно шагая, не застегивая пиджака, Георгий уходил правобережьем за деревню, к плавному речному повороту, где на крутом берегу над широким темным омутом рос старый раскидистый куст черемухи. Шел, глядя по сторонам, чувствуя затылком солнце, ветер заворачивал ему на глаза светлые волосы, и Георгий на ходу поправлял их, отгребая со лба рукой. Черемуховый куст памятен был Георгию с первых дней жизни в деревне. Много раз отдыхал он под кустом, возвращаясь с дальних омутов с удочкой или с ружьем. Сюда они приходили с Верой, гуляя вечерами перед тем, как пожениться.
Высокие места оттаивали, прогревались быстрее, почки на черемуховых ветвях разбухли, полопались частью, готовые выбросить узкий лист.
"Скоро расцветет, - обходя куст, думал Георгий. - Когда черемуха цвела и пели соловьи, - вспомнил он слова не то песни, не то стихов. - Когда черемуха цвела и пели соловьи. Когда черемуха… А как же дальше?"
Соловьи в этих местах не водились, но черемухи было много, и по веснам Георгий любил уходить в перелески, смотреть, как она цветет. Он знал все почти дальние и ближние черемуховые кусты, и в палисаднике у него росла - цвела черемуха, посаженная в ту осень, когда построена была изба. Цвела. В полях, перелесках, по берегам. А потом появлялись, спели ягоды - на одном кусту мелкие и невкусные, на другом - крупные и сладкие. Черемуху рвали мало. Перезрев, ягоды морщились, сохли, в сентябре, в листопад, их склевывали дрозды, оголяя и рябиновые кусты.
- Когда черемуха цвела, - Георгий поискал, на что бы сесть, ничего не нашел, стал рвать горстями полегшую длинную и бурую прошлогоднюю траву, сложил под куст и сел лицом к речке, прислонясь спиной к стволу. Низкий левый берег переходил в распаханную полосу, засеянную озимыми хлебами, полоса подступала к сквозным пока березнякам, которые перелесками, перемежаясь с полями и сенокосами, уходили к бору. Георгий бывал и в бору.
Он сидел так, держа в пальцах потухшую папиросу, думая, что вот наступило наконец тепло, скоро зазеленеет все окрест, прогремит - перекатами от края до края по небу, с высокой семицветной радугой - косым сильным дождем первая весенняя гроза, вспашут и засеют поля, засадят картошкой и овощем огороды, расцветут, кому положено цвести, деревья, расцветут по полям весенние цветы, ребятишки будут приносить в деревню букеты огоньков и марьиных кореньев, зашумят под верховым ветром березняки и осинники, окаймят речные берега осока и камыши, вода успокоится, прогреется, станут выходить на отмели щуки-травянки, станут брать на червя окуни и чебаки, в школе закончатся занятия, учеников распустят на летние каникулы, а он, Георгий, судя по всему, снова останется на лето в деревне. Подойдет своим чередом сенокос, и Георгий привычно втянется в него, заготавливая сено сначала для себя, потом для Вериных родителей. А еще полоть и окучивать картошку, а еще… Пролетят, не уследишь, летние месяцы, и он опять не побывает нигде, ничего не увидит. Которое лето подряд.
Неделю назад завела Вера разговор: через несколько дней его день рождения, надо подготовиться как следует, собрать побольше гостей - сорок лет. А Георгию так хотелось побыть в этот день одному, уйти за огороды в перелески, побродить, подумать. А к вечеру вернуться, успокоясь.
- Может, не будем затевать на этот раз? - спросил он жену. - Пропустим, а?
- Да ну-у, - вытянула губы Вера. - Начнут по деревне говорить. Скажут: вот, сорок лет человеку, а не отметил, пожадничал. (Георгий поморщился.) Я уже некоторых пригласила, Гоша. Водки припасла десять бутылок, три бутылки красного вина. Продавщица специально для нас оставила, я ее еще до праздников просила: как привезут, оставь. Наливки своей не хватит.
- Ну и хорошо, что припасла, - Георгий попытался улыбнуться, не получилось. - Пусть стоит себе, не пропадет, надеюсь. Сами же и выпьем. Вдвоем, после бани. Я белую, а ты красную. И песен попоем - одни, без застолья…
- Да ну, Гоша, - Вера не слушала мужа. - Тебе - шутки, а я какими глазами стану смотреть на людей. Пригласила, называется. Барана надо зарезать, Гоша. Того, с кривым рогом, покрупнее. Свинина и говядина есть еще.
Барана зарезал и разделал мужик из их переулка. Он всегда помогал по осеням Георгию и свиней колол. У самого Георгия духу не хватало убивать, он и охоту из-за этого бросил. Пришел мужик, сделал как надо.
С бараном управились, но в субботу утром Георгий попытался еще раз уговорить жену. Завтракали, она была в добром настроении, смеялась.
- Давай пропустим, Вер, - сказал он. - Знаешь, душа не лежит. Что-то не по себе, нездоровится, что ли. Сплю плохо. Обойдемся без гостей. Собираем же всякий раз и на твой и на мой дни рождения. По праздникам у нас застолье. Я не против гостей, но сегодня… Могу я побыть один в такой день?
- Да ну-у, - тянула недовольно Вера. - На День Победы мы были у Якушевых…
- Да эти Якушевы девяносто девять раз у нас перебывали, - сдерживаясь, сказал Георгий. - Осенью мы приглашаем. Зимой приглашаем. Новый год встречаем у нас. Восьмое марта отмечаем у нас. Майские только что… Зайдет кто-либо - сразу за стол, без этого не обходилось. Куда еще?..
Ничего не получилось, не убедил. Вера заплакала, закрылась в горнице, Георгий вышел на улицу. Так весь субботний день и вечер промолчали они, занятые каждый своим делом и мыслями, и лишь вечером Вера заговорила, когда он в темноте уже сидел в ограде, курил, слушая, как капает с веток.
Пятнадцать лет прожили Георгий с Верой, и все было ничего или - почти ничего, но последние три-четыре года стали заметно томить Георгия. Шестнадцать лет назад двадцатичетырехлетним парнем приехал Георгий сюда, на Шегарку, после института, учителем географии. Он сам попросил далекий район, далекую деревню. Хотелось резко изменить жизнь, отдохнуть от городов, пожить в глуши, где и речка, и озера, и лес. Посмотреть своими глазами, глазами постоянного жителя, а не приезжего человека, все то, о чем он до этого читал в учебниках и книжках. Знал по рассказам.
Деревня называлась Вдовино: медпункт, школа-восьмилетка, почта, клуб с крохотной библиотечкой, магазин. Пятьдесят с лишним дворов по берегам речки - притока Оби. За огородами сразу березовые согры, дальше - тайга. Сельсовет от Вдовина почти в тридцати верстах, там центральная усадьба совхоза, школа-десятилетка, ремонтные мастерские, куда из областного города по сухой погоде летали маленькие десятиместные самолеты. Районное село далеко, город еще дальше. Вверх по Шегарке была еще одна деревня, Жирновка, школа там четырехклассная, учеников мало, учительница работала давно, тянула до пенсии, да и не могли его, специалиста с высшим образованием, направить в начальную школу. А подалее Жирновки не меренные вглубь и вширь, среди тайги, болота, где брала начало Шегарка, левобережный приток большой реки. Вот куда попал учитель географии.
Во Вдовино от сельсовета Георгий доехал на попутной машине, везшей почту. Прибыл он за неделю до начала занятий, первую ночь ночевал у директора школы, местного жителя. А наутро директор стал определять его на квартиру. Если бы Георгий был семейный, дали бы ему жилье - избу из пустовавших, одинокому же лучше всего было пойти на постой, как говорили в деревне. Вечером, перед сном, директор, рассуждая вслух, начал перебирать одну за другой - сначала по правому берегу, на котором находилась школа, потом по левому дальнему - семьи, где бы мог жить Георгий. Директору хотелось поближе к школе - весной, осенью грязь; чтобы хозяева были добрыми, чтобы они были чистоплотными, изба теплой и просторной, главное же, чтобы жили они сами по себе, отдельно от детей. Директор имел в виду детей взрослых, самостоятельных. Но ничего подходящего, со всеми нужными условиями, не находилось. Поселиться бы у одиноких стариков, не немощных, за которыми ухаживать надо, а в силе еще стариков, и жить без забот, сколько поживется, но стариков таких по деревне не было, и директор остановился на Вериных родителях, прикидывая так и этак.
- Детей у них двое, - говорил он Георгию, - парень и девка. Но парня в армию взяли, проводили недавно. Хорошей парень, на тракторе работал. Осталась с ними дочь. Восемнадцать лет девке, Верой зовут. Ученица моя бывшая. Закончила восьмилетку, от стариков отрываться не захотела, устроилась почтальоншей на почту. Начальница ее на пенсию вот-вот выйдет, Верку в замену себе готовит, наставляет ее, а с октября, слышно, на курсы шестимесячные посылает в райцентр. Остаются старики одни, вот ты у них и поживешь, пока суд да дело. А там видно будет, на улице не оставим.
Директор предварительно перегововорил с хозяевами, те согласились, и Георгий стал жить на квартире своей будущей жены. Дом стоял на левом берегу, на задах. Усадьба как усадьба: изба, двор, баня, огород. За огородом сразу березняк, мать Веры туда ходила смородину рвать. В ограде колодец - на речку далеко по воду. Хозяева обходительны, не шибко словоохотливы. Хозяин молчалив. Он уже несколько месяцев на пенсии, но ходит еще по привычке на ферму, плотничает. Мать давно отработала свое, хозяйством занята с утра самого до вечера.
Вера оказалась рослой веснушчатой смешливой девушкой, аккуратной в одежде. Порядок в доме наводила она, помогая матери: любила уют. Вера уступила квартиранту горницу, он было запротестовал, но она не захотела слушать, родители поддержали ее.
- Что вы, - говорили они, - неудобное дело. Вам надо отдельно, а мы все свои, в одной поместимся. Заходите. Да Вера и уедет скоро, не успеешь оглянуться. Месяц всего остался…
С Верой Георгий подружился, вечерами ходили в клуб: фильмы в деревню привозили часто. В октябре, точно, уехала Вера на курсы, в письмах родителям передавала всякий раз Георгию приветы. А Георгий работал, втягиваясь. В школе он вел географию, с пятого по восьмой, а наряду с географией еще и физкультуру. Директор ему передал физкультуру, снял с плеч своих. В местком Георгия избрали, надавали кучу общественных нагрузок, поручили самодеятельностью руководить. Коллектив учителей маленький, сработался давно, мужчин двое - директор и Георгий, учеников несколько десятков, был еще интернат за высохшим прудом, оставшийся от старых времен, когда в школу сходились ученики из шести деревень. Теперь в интернате жили только жирновские, остальных деревень не было и в помине, давным-давно разбрелись.
Вера училась на курсах, Георгий работал в школе и жил у ее родителей, присматриваясь к крестьянской жизни, расспрашивая, догадываясь сам. Он многое перенял от хозяев, и это ему ох как пригодилось потом, когда Георгий, женившись, стал жить самостоятельно. Научился на первых порах держать в руках топор, пилу, вилы. Топит хозяйка в субботу баню, Георгий рядом, наблюдает - как она в каменку поленья кладет, сколько дров уходит на одни протоп зимой, сколько летом, как воду для мытья нагреть, как почувствовать, готова ли баня, чтоб не угореть. Разводит хозяйка квас, Георгий подсаживается поближе - и к этому у него интерес. С хозяином он в поля за сеном ездил, по снегу уже. Учился воз раскладывать на санях, меняясь - сначала один на возу, другой подает, и - наоборот. За дровами в бор ездили. Хозяин, видя сметку квартиранта, показывал, как валить в снегу с корня березу, кряжевать, укладывать-увязывать дрова на санях. Но пуще всего потянуло Георгия к охоте, в тайгу. У хозяина широкие, обитые лосиной шкурой охотничьи лыжи, два дробовых ружья, старая умная собака. Хозяин на время, до возвращения сына, отдал Георгию одностволку. Тот разбирал ее, чистил, смазывал, собирал заново. Заряжал патроны, засыпая меркой порох и дробь, справляясь у хозяина, как льют пули.
В ту осень, лежа поздними вечерами за закрытой дверью в Вериной горнице, осмысливая настоящее свое положение, думая о будущем, Георгий рассуждал примерно следующим образом. Ну, что ж… С мая текущего года пошел ему двадцать пятый год. У него высшее педагогическое образование. Он одинок: ни родных, ни близких. В городах пожилось, хватит. По натуре своей он не горожанин, всегда тянуло в деревню, вот он и приехал в деревню. Здесь ему приглянулось: тихо, лес, речка… Не грешно, как говорится, и жить и умереть на этом месте, когда настигнет последний час.
Нравились люди, нравился размеренный уклад крестьянской жизни, с постоянными заботами, какое бы время года ни стояло. Георгий видел, как молчаливо и добросовестно работают деревенские жители в полях, на скотных дворах, делают домашнюю работу; понимая, что люди эти заслуживают самого высокого уважения, он проникся благоговением к ним.
Двадцать пятый год… Это не так уж и много, но и не мало. За ним придет двадцать шестой, тридцатый. Надо определяться, Георгий. Заново обретать родину, пускать корни. А что ж. Пожил по общежитиям. Теперь на квартире. Пора обзаводиться своим домом, своим углом, не будет же он жить в квартирантах годами. Нет, свой дом. Здесь или в другом месте. А почему в другом? Здесь, конечно. Работа у него есть, работу он знает, любит, ведет как следует. Иметь заботливую работящую жену, дом и на дворе все то, что необходимо в деревенской жизни. А летом поездки с семьей к морю, в горы, в степи: открывать дальние страны, о чем он так мечтал в студенчестве. Вот закончу институт, начну работать, появятся какие-то деньги, лето ежегодно свободное, стану ездить, смотреть, пока молод, пока интерес есть к жизни, жену возить, детей. А когда и одному… Так думалось в институте.
Надо было жениться, находить невесту. В институте у Георгия были подруги, но подошел выпуск - расстались, разъехались, забылись. Здесь поискать, в деревне. В деревне девок на выданье, кроме Веры, не было. Учительниц в школу не присылали, ни в прошлый, ни в позапрошлый годы. Была в медпункте медсестра, но она сама жила на квартире, да и не нравилась Георгию. А Вера нравилась. Вера была молода, здорова, проворна в работе, из хорошей семьи. И характер вроде не трудный. Георгий остановился на Вере.
На Новый год Вера приезжала попроведать родителей. В школе была елка, Георгий пригласил Веру. Засиделись до утра. Первый Новый год встречал он в деревне. Шли домой в шестом часу: луна, мороз, снег скрипит - замечательно. К Восьмому марта послал Георгий Вере поздравительную открытку, писал, что скучает и ждет. Вера приехала в начале апреля, в мае приняла почту. Черемуха как раз цвела, и вот сюда, по берегу, к кусту и дальше, ходили они гулять. А осенью поженились. В октябре была свадьба. Старики Верины просили, чтоб подождать до праздников, а Георгий их уговорил: праздники сами по себе хороши. Ездили в сельсовет расписываться, дорога в комьях смерзшейся грязи, снегу не было. Сидели в кузове почтовой машины, мерзли и смеялись. Вера была в белом шерстяном платке…
Избу молодым рубил тесть, собрав в помощь стариков-плотников. Можно было бы жить с родителями Веры, но Георгий посчитал - тесновато, дети, надо полагать, появятся, да и парень должен демобилизоваться из армии. Кроме всего - самостоятельности хотелось. Место для избы выбрали веселое, просторное, на берегу Шегарки, у косогора с осинами. Стояла здесь брошенная полусгнившая избушка, раскатали ее на дрова, сгребли, сожгли мусор, выкосили бурьян. Зимой Георгий с тестем лес готовили…
А избу строить, оказывается, ох как непросто: умение нужно, время, запас материалов. Георгий в свободные часы присматривался, вникая во все, старался помогать мужикам. Как сладко пахли смолистые ошкуренные сосны - помнил он до сих пор. Возьмет стесанную щепу, поднесет к носу, потянет, зажмурясь, - аж голова кругом. Подняли под крышу избу, сарай в стороне поставили, баню - без бани усадьба не усадьба - поближе к берегу, чтоб легче, воду речную носить, огород пригородили, распахав под снег целик. Придет из школы Георгий, поест наскоро и побежит к строителям. А там стучат вперебой топоры с молотками, крестят дранкой стены, месят глину, бьют печь большую, вставляют окна. Начали с первой проталины, а вселились - осень уже, по первым заморозкам: два года пролетело, как приехал в деревню. Справляли новоселье. На свадьбе одаривали молодых - деньги "на блины" бросали, на новоселье приносили кто скатерть, кто полотенце или тарелку, дедовскую еще, расписанную цветами, чтобы изба не пустовала. Тесть с тещей выделили от себя телку, поросенка, трех овец, десяток кур с петухом. Отгуляли, никто из строителей уже больше не приходил, а тесть долго еще топтался по усадьбе: двор доделывал, перегородки в сарае ставил, деревья сажал с Георгием в палисаднике. Каждой породы по одному дереву приносил Георгий из леса, высаживал рядками. Вроде бы все уже недоделки устранили, утром - глядь, идет тесть с топором - полюбил зятя.
Поначалу отрадно было сознавать Георгию, что вот есть у него наконец на земле свой угол, свой дом, где он хозяин, куда можно вернуться в полночь и за полночь, не опасаясь кого-то побеспокоить, можно приглашать гостей, можно… Еще на усадьбе двор, а в нем скот и птица, и ты умеешь уже ухаживать за всей этой живностью, заботиться, чтобы стояла она в сухих теплых чистых пригонах и клетках, вдоволь получая корма. Ты умеешь затесать кол, прострогать доску, обрубить надломившееся копыто теленку, протопить, если нездоровится жене, баню, подшить валенки, завести квас или квашню.