– Ладно, – проговорил гладиатор, – зато у тебя достаточно разума, и ты умеешь им пользоваться. Я попрошу тебя об одной услуге. Если завтра я упаду, пронзенный чьим-то трезубцем, пойди к Гортензию, который живет на улице Бакалейщиков в четвертом округе города, и спроси там Ребекку. Отнеси ей весть о моей смерти, но постарайся не причинять ей излишней боли. Скажи ей, что любовь моя останется с нею и после того, как я уйду в загробный мир. И еще скажи, что она была счастьем и гордостью всей моей жизни. Скажи ей… хоть это и неправда… что я шел на смерть без страха.
При этих словах слезы вновь потекли по его лицу.
– Ты не умрешь, – попытался утешить гладиатора Вителлий. – Ты одержишь блестящую победу, и Руфус дарует тебе свободу!
Гладиатор вытер рукой слезы.
– Да благословят тебя боги!
– Как тебя зовут?
– Веррит.
– А меня Вителлий, – сказал юноша, и каждый из них дружески сжал рукой предплечье другого.
– Иди сюда, красавец из Бононии, – позвала его Лициска, успевшая уже расстаться с Сульпицием Руфусом. – Посмотрим на сирийских танцовщиц. Наполни наши кубки!
Семеро завернутых в белые накидки девушек начали покачивать бедрами в такт жалобной мелодии – зрелище, способное вывести из равновесия не только прибывшего из провинции юношу.
– Finis! – рявкнул один из совсем уже опьяневших гладиаторов. – Конец!
И тут же все, стуча кубками по столам, заорали:
– Finis! Finis! Finis!
Крик этот послужил как бы сигналом для Лициски. Вскочив на стол, она сорвала с головы светлый парик, из-под которого показались ее собственные длинные темные волосы. Стук кубков обреченных на смерть становился все быстрее и громче. Лициска изгибалась в такт этому стуку. Одним коротким движением она сорвала с себя одежду. Послышался восторженный вопль, и гладиаторы, все громче стуча кубками, начали ритмично выкрикивать какое-то слово, разобрать которое Вителлию никак не удавалось. Обнаженная Лициска, стройная, гибкая и вызывающая, сладострастно извивалась перед жадными глазами обреченных. Только сейчас Вителлий понял наконец, что выкрикивают гладиаторы: "Мес-са-лина! Мес-са-лина! Мес-са-лина!"
"О боги, – мелькнуло в голове юноши, – Мессалина, супруга императора!"
Не в силах собраться с мыслями, он смотрел на эту пляшущую богиню, видел ее длинные волосы, падающие на колышущуюся грудь, белые пальцы, прикрывающие лобок, и слышал смеющийся голос, произнесший в паланкине: "Если хочешь, красавец бонониец, сегодня ночью я сделаю тебя мужчиной".
Мессалина! Вителлий вскочил на ноги и, растолкав окружающих, выбежал через освещенный портал за стены гладиаторской школы. Через мгновение он растворился в шумной многотысячной толпе.
Глава вторая
Улицу Бакалейщиков Вителлий нашел с немалым трудом и лишь после долгих расспросов в Субуре, густонаселенном и пользующемся не слишком хорошей репутацией округе Рима. Похвастаться этот округ мог, пожалуй, только одним: здесь почти сто пятьдесят лет назад родился божественный Цезарь. Улица Бакалейщиков находилась восточнее главной улицы Субуры и была совсем узенькой – даже тележка, запряженная осликом, не смогла бы проехать по ней, поскольку мелкие торговцы раскладывали свои товары как на бордюрах, так и в неглубоких водостоках. Помимо бакалеи и всяческой зелени, здесь можно было купить чечевицу и орехи, виноград и сливы, хлеб и булочки, инструменты и домашнюю утварь. Торговля сопровождалась невероятными шумом и гамом. В Риме конкуренция была намного больше, чем в Бононии, и Вителлий безрадостно отмечал, сколько здесь у него соперников, собратьев по ремеслу.
– Милый юноша, – обратилась к нему какая-то сильно растрепанная женщина, – в моем термополии, харчевне, где подают горячие закуски, ты можешь за один асс выпить, за два асса поесть, за три – получишь мою любовь, а за четыре – в придачу к ней еще и кубок искрящегося фалернского.
Сердитым взмахом руки Вителлий отверг предложение, хотя и чувствовал, что проголодался. Со вчерашнего роскошного пира у него и крошки во рту не было. После ночи, проведенной на Форуме Юлия среди тысяч паломников и просто любопытных, пришедших в Рим, чтобы увидать флоралии, ночи, которую Вителлий провел, подложив вместо подушки под голову свой узелок, перекусить в каком-нибудь термополии было бы очень даже неплохо. Эти заведения, где можно было наскоро перекусить, были сейчас в Риме чем-то вроде последнего крика моды, причем питались там стоя, а не возлежа, как пристало по римскому обычаю, – не помогали даже фривольные намеки хозяек этих заведений. Вителлий должен был, однако, экономить каждый асс. В его кошельке было ровно шестьдесят серебряных сестерциев, равноценных ста пятидесяти бронзовым ассам. Ни единого лишнего асса, чтобы растрачивать их в термополиях.
Начав расспрашивать об ушедшем на покой торговце Гортензии, Вителлий узнал, что тот живет немного дальше, как раз напротив постоялого двора. Привратник у постоялого двора встретил Вителлия дружелюбно, полагая, что юноша с узелком, возможно, окажется его постояльцем. Услышав, однако, что незнакомец разыскивает Гортензия, он молча, пренебрежительным движением указал на расположенное напротив трехэтажное здание с настолько узким фасадом, что на первом этаже хватило места только для двери и одного окна. На стене между ними виднелся выписанный поблекшими уже буквами прейскурант торговца:
I модий ржи – III сестерция
I мера фалернского вина – I сестерций
I хлебец – II асса
I сыр – I асс
Финики – I асс
Лук – I асс
Дверь была открыта, как и повсюду в это время года. В полутьме низенькой комнаты Вителлий разглядел седобородого старика.
– Приветствую. Ты, наверное, и есть торговец Гортензий? – спросил Вителлий и, не получив никакого ответа, продолжал: – Я пришел по поводу Веррита, твоего раба.
Старик кивнул.
– Да, мы уже знаем, что он мертв. Об исходе поединков было объявлено повсюду. Моей вины в случившемся нет.
– Ты не должен был продавать его! – возразил Вителлий.
– Молокосос! – оборвал его старик. – Я получил за него три тысячи сестерциев и пообещал, что, после того как я уйду из жизни, его дочь Ребекка получит свободу. Веррит нашел это справедливым. Эти деньги дадут мне спокойно прожить остаток жизни. – Мгновенье помолчав, он добавил: – Кто ты, собственно, такой? Чего ты хочешь?
– Мое имя Вителлий, я прибыл сюда из Бононии. Волей случая я оказался вчера вечером на Cena libera гладиаторов и познакомился там с Верритом. Он попросил, чтобы в случае его гибели я разыскал Ребекку и передал ей последнее послание от него.
Старик несколько мгновений недоверчиво разглядывал незнакомца, а затем подошел к двери, которая вела в заднюю, еще более темную комнату, и позвал:
– Ребекка!
Тотчас же появилась стройная темноволосая девушка примерно одного с Вителлием возраста. Ее опущенные вниз глаза были сухими, но видно было, что совсем недавно она пролила немало слез. Вителлий судорожно сглотнул.
– Ребекка, – начал он осторожно, – ты уже знаешь о том, что твой отец пал вчера на арене. По воле Фортуны вчера, накануне флоралий, твой отец доверился мне, хотя до этого мы никогда с ним не встречались. Мы были вместе на Cena libera, и он рассказал мне о тебе.
Ребекка посмотрела на Вителлия. Взгляд этой девушки способен был лишить разума. Она была прекрасна, как опечаленная Мельпомена, и юноша пробормотал, запинаясь:
– Твой отец велел сказать, что будет любить тебя и в загробном мире и что ты была счастьем и гордостью всей его жизни. Должен также сказать тебе, что на смерть он пошел без страха.
Несколько мгновений все трое молча стояли в полутемной комнате. Вителлий старался удержать набегавшие на глаза слезы. Ребекка неподвижно смотрела перед собой лишенным всякого выражения взглядом. Наконец она проговорила спокойным голосом:
– Благодарю тебя, незнакомец. Хотела бы я, чтобы мы встретились не по такому печальному поводу, но, раз уж такова воля богов, расскажи мне о последних часах моего отца.
Старик перебил ее:
– Сатурн укрыл его своим саваном. Смерть твоего отца была предначертана, и что пользы долго оплакивать его? Ступай и берись за работу, Ребекка.
Девушка посмотрела на Вителлия, словно ожидая помощи. Он бросил взгляд на строгое лицо старика, а затем проговорил, обращаясь к девушке:
– Мы можем встретиться после того, как ты покончишь со своей работой. – И, повернувшись к старику, добавил: – Против этого, я думаю, ты не станешь возражать?
Ребекка восприняла молчание своего господина как знак согласия.
– Благодарю вас, – произнесла она покорным голосом. – В таком случае мы можем встретиться перед наступлением сумерек на Forum Boarium… Бычьем Форуме перед статуей Пудицитии, богини целомудрия. Salve… будь здоров.
Проговорив это, девушка вышла из комнаты, и Вителлий распрощался со стариком.
По дороге на Бычий Форум Вителлий повстречал одного из многочисленных полунищих гадальщиков, которые, не выпуская из рук клетку с голубем, предлагали прохожим предсказать судьбу. За обработку клиентов гадальщики принимались с многократно выверенной ловкостью, спрашивая дорогу или интересуясь, не родственник ли их собеседник тому-то или тому-то. "Нет? Но подумать только, какое сходство!" Иногда они прямо обращались к будущей жертве со словами: "Уже сегодня вы повстречаетесь с Фортуной, не знаю только еще, где именно".
Уговорить Вителлия было легче легкого. Он жаждал узнать свою судьбу, в данную минуту более неопределенную, чем когда-либо. К гаруспикам, предсказателям судьбы, римляне относились по-разному. Образованные римляне, такие как Цицерон, спрашивали, не ухмыляются ли такие предсказатели, глядя друг на друга при встрече. Императором Тиберием был даже издан эдикт, согласно которому гаруспикам дозволялось делать предсказания только в присутствии свидетелей. Клавдий, с другой стороны, глубоко веровал в предсказания, и в его правление в Риме вряд ли нашлось бы хоть одно высокое должностное лицо, которое при необходимости принять важное политическое решение не обращалось к своему личному гаруспику. Римские полководцы также обращались к предсказателям, чтобы узнать исход предстоящей битвы.
Вителлий отсчитал сестерций. Гаруспик отворил клетку и, вынув голубя, одним взмахом острого ножа отсек ему голову. Хлынула кровь, и гаруспик поднял вздрагивающее обезглавленное тельце вверх, позволяя ей стечь. Привычным движением выдернув перья из подбрюшья голубя, он вспорол его и окровавленными пальцами вытащил внутренности. После этого гадальщик присел на ступеньку у обочины. Вителлий напряженно, хотя и не без отвращения, смотрел на обагренные кровью руки гадальщика.
– Что ты видишь? – спросил нетерпеливо юноша.
Гаруспик поднял голову и мгновение словно бы колебался, глядя на Вителлия прищуренными глазами.
– Кровь я вижу, много крови. – Вителлий вздрогнул. – Но это не твоя кровь, это кровь кого-то другого… хотя и ты в ближайшем будущем окажешься на волосок от смерти. Тебя, однако, спасет женская рука, и ты доживешь почти до пятидесяти лет.
– Не так уж плохо, – обрадовался Вителлий. – А что еще ты видишь, старик?
Гадальщик зажал между большим и указательным пальцами маленький красновато-коричневый комочек.
– Это печень, – объяснил наблюдавшему за ним с отвращением юноше. – Она очень упруга, а на ее нижней стороне ты можешь увидеть две небольшие складки. Это означает, что тебя ждет жизнь, богатая событиями и земными благами. А складки эти указывают на двух женщин, которые предопределят твой жизненный путь.
– Воистину прекрасное предсказание, – просиял Вителлий.
– Да, – ответил гадальщик, – давно мне уже не приходилось видеть таких добрых предзнаменований.
Поблагодарив гадальщика, Вителлий зашагал в сторону Бычьего Форума. Лежавший на левом берегу Тибра, Форум этот был рынком, на котором торговали скотом и плодами земледелия, в праздничные же дни он служил местом встреч людей низших сословий – плебеев и рабов. Ростовщики, судьи и сенаторы забредали сюда лишь изредка. В отличие от буйных сатурналий, в течение семи дней и ночей которых стирались всякие различия между патрициями, плебеями и рабами, в ходе флоралий, праздника цветов и набухания почек, сколь бы он ни был полон распущенности и экстаза, сословные и имущественные различия продолжали строго соблюдаться. Подобных праздников в Риме ежегодно отмечалось до сотни. Во время флоралий повсеместно происходили пьянки, заканчивавшиеся, как правило, массовыми оргиями, которым никто не удивлялся и никто не препятствовал.
Вителлий не спеша миновал Велабрум – квартал, где в будние дни шла оживленная торговля мясом, рыбой, мукой, вином и оливковым маслом. В конечном счете он вышел к Бычьему Форуму, расположенному неподалеку от того места, где стекали в Тибр нечистоты из Cloaca maxima… великой клоаки. Рынок скота с его многочисленными постройками был переполнен людьми, один вид грубо сшитой одежды которых говорил об их скромных достатках. Стараясь отыскать статую Пудицитии, Вителлий оказался рядом с внушительным зданием, которое, как объяснили ему прохожие, служило местом пребывания комиссии, ведавшей снабжением Рима зерном, и было пристроено к храму Цереры, покровительницы земледелия. Статуя Пудицитии оказалась расположенной в сотне шагов от него.
Девушку Вителлий увидел издалека. Сейчас, в золотистых лучах послеполуденного солнца, она показалась ему еще красивее, чем в сумрачной комнате старого торговца.
– Приветствую тебя, Ребекка, – проговорил Вителлий.
– Ave, – застенчиво ответила девушка.
– Зови меня Вителлием, – сказал бонониец. – Я ведь друг тебе.
Сейчас, когда они стояли рядом, Вителлий обратил внимание на то, какой маленькой и хрупкой была эта девушка, почти ребенок. Трудно было поверить, что она способна справляться с работой рабыни.
– О боги, как печален повод нашей встречи, – сказал Вителлий.
Ребекка стояла, глядя себе под ноги. Одета она была в грубую коричневую тунику, едва прикрывавшую бедра, на стройных ногах – легкие сандалии, тонкие ремешки которых зашнурованы на щиколотках.
– Ты не должен обижаться на моего хозяина за резкость, – робко проговорила Ребекка. – Он вовсе не плохой господин. У него доброе сердце, хотя временами он кажется вытесанным из камня.
– Он продал твоего отца в школу гладиаторов. Ведь не добровольно же твой отец пошел туда.
– Он сделал это ради меня. Мой хозяин обещал, что взамен дарует мне в своем завещании свободу. После его смерти я стану вольноотпущенницей. Я смогу выйти замуж, и мои дети будут свободными людьми.
– Дорого же твой отец заплатил за это, – заметил Вителлий.
– Кто мог предвидеть, что, став гладиатором, он не добьется успеха? Никто в нашем округе не мог померяться с ним силой.
– Ему, однако, было больше сорока – почти тот возраст, когда мужчина уже не может стать легионером.
Немного помолчав, Ребекка проговорила:
– Он сделал это ради меня. Своей жизнью он заплатил за мою свободу.
– Свобода… – повторил Вителлий. – Что в ней проку, если ты беден? Посмотри на меня. Я свободнорожденный римский гражданин. Я могу носить тогу, что запрещено делать рабам, только у меня нет тоги, которую я мог бы надеть. Пятнадцать сестерциев платили мне за месяц работы, и на эти деньги я должен был как-то жить. Рабу не приходится об этом заботиться, потому что хозяин обязан обеспечивать его пропитание.
– Но ты можешь сам позаботиться о себе, ты смог покинуть родной город и отправиться в Рим, чтобы начать здесь новую жизнь. Мы же, невольники, принуждены делать то, что угодно нашему хозяину. Если он пожелает выпороть нас, мы должны встать так, чтобы ему было сподручнее сделать это, если он решит продать нас на рудники, мы не вправе даже словом возразить ему. Вся наша жизнь, если не считать немногих положенных и рабам праздников, складывается из работы и унижений, из унижений и работы. В отличие от вас, мы живем без надежды на будущее, наши взгляды обращены к небесам. Многие из нас даже сейчас мечтают о загробной жизни и готовятся к ней.
– Лежа в грязи, можно заглядываться на небо, – проговорил Вителлий.
– Ты видел, как он умер? – спросила внезапно Ребекка. Вителлий покачал головой. – И все же ты знаешь больше, чем рассказал мне. Я хочу знать всю правду. – Ребекка бросила на Вителлия умоляющий взгляд, и юноша опустил голову. – Прошу тебя, я сумею вынести правду, какой бы она ни была.
– Я солгал, сказав, что твой отец без страха шел на смерть. На Cena libera он выглядел совершенно подавленным и даже плакал. Поэтому я с самого утра отправился к цирку. Попасть туда мне, однако, не удалось. Меня не пропустили, объяснив, что все места уже заняты. Похоже, что римляне устремились к цирку еще с полуночи. Я не хотел, тем не менее, оставаться в неведении, поскольку не ожидал ничего хорошего. Тогда я присоединился к группе людей, собравшихся под аркадой цирка и делавших ставки на исход поединков. Около полудня я услышал выкрик: "Поединок 16… ретиарий Пугнакс против ретиария Веррита. Победил Пугнакс… Веррит убит". В первое мгновение я словно окаменел. Потом бросился расспрашивать глашатаев и услышал в ответ, что на арене только что действительно умер человек, которому, наверное, хотелось жить ничуть не меньше, чем всем остальным, но что им пора уже оглашать следующее сообщение. Чуть позже у Либитинских ворот, через которые выносят убитых гладиаторов, я увидел его тело. У него были задеты оба бедра, один глаз затек и налился кровью, но смертельной была глубокая зияющая рана в животе.
– Замолчи! – вскрикнула Ребекка, отвернулась и, закрыв лицо руками, прислонилась к цоколю статуи. Она вздрагивала, как от боли.
Вителлий погладил ее волосы.
– Прости! – сказал он. – Я думал, ты хочешь узнать всю правду.
– Правда жестока, – запинаясь, пробормотала Ребекка, – слишком жестока.
Вителлий положил руку на плечо девушки.
– Я хотел бы помочь тебе пережить этот тяжкий удар судьбы. Я не в силах заменить тебе отца, но я хотел бы стать твоим другом… если ты этого хочешь, конечно…
В этот момент разговор их был прерван. Четверо мужчин в одеждах гладиаторов с громкими возгласами прокладывали себе путь через толпу, грубо отталкивая в стороны и мужчин, и женщин.
Один из них выкрикнул, обращаясь к толпе:
– Видел кто-нибудь молодого парня из Бононии по имени Вителлий? Мы разыскиваем его!
Вителлия охватил страх. Что это может означать? Ребекка тоже почувствовала недоброе и схватила юношу за руку. Они переглянулись. На миг у обоих возникла одна и та же мысль: бежать. Тут же, однако, они сообразили, что это только немедленно привлекло бы к ним всеобщее внимание.
– Разыскивается Вителлий из Бононии!
Четверка была все ближе. Перед ними расступались, и сейчас они направлялись прямо к Вителлию. Какое-то мгновение он стоял, словно прирос к земле, а затем посмотрел первому гладиатору в глаза и произнес:
– Вителлий из Бононии – это я.
– Ты Вителлий из Бононии? – переспросил гладиатор и, не дожидаясь ответа, обернулся к своим товарищам: – Эй, парни, мы нашли его!