Климент Ефремович облегченно вздохнул и подумал, что жена у него, ей-богу, большая умница.
4
Особенно важно было для Ворошилова, чтобы на общеармейской партийной конференции веско и авторитетно прозвучал голос самого командарма. Исподволь приучал он к этой мысли Буденного, очень не любившего выступать в официальной обстановке.
Совсем недавно, 14 января, здесь же в Ростове было проведено расширенное заседание Реввоенсовета, в котором участвовали начальники дивизий, некоторые командиры бригад и полков, ведущие политработники, В общем-то съехались главным образом строевые начальники, но вед заседание Ворошилов, он же выступил с большим докладом: рассказал об успехах Красной Армии на всех фронтах, о значении разгрома основных деникинских сил, дал политическую оценку момента. Ну и, конечно, напомнил командирам, что первыми, самыми надежными помощниками для них были и будут коммунисты. Рядовые большевики и политические работники, комиссары. Пусть командиры всех рангов, как партийные, так и беспартийные, не забывают: коммунист всегда пример для других воинов и в бою, и в быту, коммунист должен заботиться о том, чтобы приказ командира был обязательно выполнен, чтобы высок был авторитет комсостава.
Семен Михайлович на том заседании говорил немного. Обрисовал боевую обстановку и поставил перед командирами новые наступательные задачи. Ворошилова это вполне устраивало. Но зато теперь их роли должны поменяться. Пусть Буденный выступит перед делегатами партийной конференции как командарм и как коммунист. Пусть расскажет о роли членов партии в укреплении всего армейского коллектива, своих частей и подразделений. О месте коммунистов в бою. О взаимоотношении рядовых членов партии с начальствующим составом. Очень полезно послушать об этом, особенно ветеранам-буденновцам. Среди них есть такие, которые вступили в партию, но к политической работе относятся с пренебрежением. Наше, мол, дело беляков рубать, а политикой пущай занимаются комиссары. Вот Семен Михайлович и должен объяснить, как неразрывно связано и то и другое в их армии нового типа, какой еще никогда и нигде не бывало.
По просьбе Буденного Климент Ефремович помог ему наметить основные тезисы, определить в общих чертах план выступления. А остальное пусть сам. Первый раз всегда трудно, зато потом будет легче.
Речь свою Семен Михайлович начал очень даже уверенно:
- Кто с меня человека сделал, товарищи? Кто на высокую ступень поднял? Советская власть сделала, партия подняла! И вот за эту родную всем нам власть и за нашу большевистскую партию, в рядах которой я состою, ведем мы безжалостный и кровавый бой с белыми гадами и всей мировой контрой!..
Говорил Буденный, не сбиваясь и почти не заглядывая в бумажку. Память имел хорошую: повторил многое из того, что было сказано на расширенном заседании Рев военсовета. Однако и свое добавил. Как раз то, что требовалось для делегатов партийной конференции. Коммунист, дескать, всегда впереди - это закон. Молодой ты член партии или старый, давно в армии или нет - прежде всего ты большевик. Все силы отдай, наизнанку вывернись, а военную науку постигни досконально. В бою зажми свой страх и рвись на врага. А когда отдых, чтобы ни лишней чарки, ни ругани, ни всяких там наглых ухаживаний...
- А если по доброму согласию или по ее настоянию? - озорно кинул кто-то, и зал, хохотнув, замер в напряжённом ожидании. Не святоши собрались.
- По доброму, это совсем другой разговор, - помедлив, рассудил Семен Михайлович, залихватски, в стрелку закручивая ус. Однако поймал себя на этом, отдернул руку, нахмурился. - Но все равно помни: на тебя глядят товарищи по эскадрону и штатские граждане. По тебе о всех нас, коммунистах, судить будут. Обо мне, к примеру, о товарище Ворошилове, о всех, кто сейчас сидит тут...
В общем правильно говорил Семен Михайлович, только закончил речь совсем неожиданно.
- Сколько, товарищи, наша Конная армия существует? Да всего ничего - два месяца. А делов сделано много. Деникинцев располосовали на две половины, Донецкий бассейн со всеми его шахтами и рудниками возвратили Советской республике. И армию свою создавали прямо в боях. А это ведь не в бумажке написать: нынче - Конный корпус, а завтра - Конная армия. Развернуть требовалось, организовать, переформировать. И тут, товарищи, поклон и спасибо нашему дорогому товарищу Ворошилову. Он в армию свой опыт, свои знания вложил. Штаб создавал, политический отдел, органы снабжения, - Буденный загибал пальцы поднятой руки. - Людей подобрал надежных, к месту приставил, подсказывал, с чего начать. Или вот управление формирования. Даже я спервоначалу возражал. Зачем? Принял добровольца в эскадрон, поучил, если время есть, и в бой. Там полную образованность получишь, если самого под копыта не скинут... А теперь у нас организованное пополнение пошло. Сколько мы два месяца назад людей насчитывали? Я точно скажу: семь тысяч бойцов и командиров, вот сколько. С ними начали Конную армию разворачивать. Потом много боев мы приняли, много наших товарищей потеряли от вражеских пуль и сабель, от холода и болезней, а при всем при том у нас сегодня двенадцать тысяч в строю, почти вдвое больше. И я еще раз скажу, что первым во всех этих делах был наш дорогой товарищ Ворошилов, за что ему еще раз спасибо!
Конечно, Клименту Ефремовичу приятны были такие слова. И все же не к месту это. Для чего собрались сюда? Не друг друга хвалить, а обсудить насущные вопросы. Надо бы выступить сразу после Буденного, нацелить конференцию на главные задачи. Но удержался, не оконфузить бы Семена Михайловича.
Вышел к столу Роман Леснов. И едва заговорил - сразу овладел общим вниманием. Давайте, дескать, поделимся мыслями об отношениях между коммунистами и беспартийными, между командирами и комиссарами во взводах, в эскадронах. Надо ведь свою партийную линию проводить. Но как добиться, чтобы тебя слушали? Одними словами ничегошеньки не достигнешь. А вот если ты с конем управляешься не хуже любого завзятого кавалериста - это уже козырь. Если из нагана бьешь метко или шашкой отлично владеешь - опять же вода на твою мельницу. Если же взвод или эскадрон в атаку увлек, значит, совсем свой среди своих, тогда у тебя авторитет, тебя слушать будут... Трудно такого достичь, но это, пожалуй, наиболее верный путь.
А еще не без гордости сообщил Леснов, что у него в эскадроне больше половины бойцов овладели грамотой. И все это в "школе на копытах", с помощью походной азбуки. Газеты теперь, прежде чем на курево пустить, зачитывают так, что краска стирается. Но мало газет-то, мало литературы. Хорошо, если привезут раз в неделю пяток экземпляров.
Вот об этом, о выпуске и доставке газет, повела речь Екатерина Давыдовна, сменившая возле стола Леснова. Сказала, что теперь регулярно поступают "Правда" и "Известия". Увеличился тираж "Красного кавалериста". Однако в полки, а тем более в эскадроны доставлять литературу очень трудно. Газеты оседают в дивизиях, в бригадах. Пачки валяются где попало, агитационный материал растаскивают не по назначению,
- Безобразие! - неслось из зала.
- Расстреливать за такое!
- Ну уж и расстреливать?!
Поднялся Елизар Фомин, произнес спокойно и веско:
- Приравнять доставку литературы к доставке боеприпасов. Выделить людей с лошадьми. И выдать соответствующий документ!
Ворошилов повернулся к Семену Михайловичу:
- Дельное предложение?
- Я не возражаю. Следующим оратором оказался бывший шахтер Юха-
нов. Климент Ефремович сразу узнал его, вспомнил собрание в конторе рудника, когда говорили о рабочих-добровольцах. Это ведь у Юханова вырезали белогвардейцы всю семью, пятерых положили в ряд... Он тогда вроде бы одеревенел, слова произносить разучился. Думали, что умом тронулся. А теперь выправился, ожил товарищ. Правда, голос Юханова звучал сухо, он ни разу не улыбнулся, но сказал весьма дельное. У них в полку, да и в других полках тоже, большинство коммунистов - из недавнего пополнения, из рабочих, из студентов. Им трудно завоевать полное доверие конников, потому что почти все кавалеристы - бывшие крестьяне, казаки, иногородние. У них свое взаимное понимание, дружеские и родственные связи. Поэтому надо готовить в партию тех бойцов и командиров, которые давно в красной коннице.
Климент Ефремович записал себе главное из выступлений Леснова и Юханова, да и других товарищей выслушал не без пользы. А сам взял слово последним и говорил недолго. Сперва ответил на заданные ему вопросы, йотом напомнил, какие задачи стоят перед Конной армией: добить деникинские войска, покончить с белогвардейщиной на Нижнем Дону, на Кубани. И под конец, не скрывая своей радости, сказал, что за два месяца их партийная организация выросла в несколько раз. Без малого тысяча коммунистов теперь в Первой Конной! С такой надежной опорой можно идти в трудные сражения.
Сделал паузу и словно бы подвел итог всему сказанному:
- В общем, товарищи, фундамент мы заложили, пора вплотную приступать к самой сложной работе - к политическому воспитанию каждого бойца нашей Конной армии.
Когда конференция завершила работу, в большом зале, где в прежние времена давались балы, состоялся товарищеский вечер, на который были приглашены делегаты, работники штаба и политотдела армии. Хотел Климент Ефремович, чтобы люди пообщались в непринужденной обстановке, лучше узнали друг друга. А то ведь воюют по соседству, в приказах фамилии читают, по телефону разговаривают, иной раз и в бою видятся случайно, мимолетно - вот и все знакомство. Пусть хоть тут посидят за одним столом, побеседуют, подружатся - легче им будет сражаться, ощущая рядом надежное плечо.
Для большинства командиров и политработников Семен Михайлович - грозный командарм, вершитель судеб, а сейчас сидит запросто вместе со всеми, наяривает на старой гармошке, вокруг него толпятся любопытные, смеются, подначивают. Кто-то в пляс пустился, за ним - другой. А вот и сам Буденный передал гармошку какому-то усачу, тот рванул "барыню". Семен Михайлович, взмахнув руками, как крыльями, с места пошел вприсядку.
Возле столов с пузатыми парящими самоварами - любители крепкого чая: это сегодня единственный напиток. Раскрасневшиеся довольные лица, расстегнутые воротники. Все просто, по-семейному. Ветеран Конармии, комиссар 4-й кавдивизии Берлов добродушно растолковывает что-то совсем еще юному бойцу. А парню вежливость не позволяет прервать разговор, но по выражению лица, по тому, как смотрит он на пляшущих, видно: очень хочется к Семену Михайловичу в тесный круг. Ворошилов узнал: это Семен Кривошеин, доброволец, грамотный человек - гимназию окончил. В боях показал себя- комиссаром эскадрона его выдвинули.
Дальше - комиссар бригады Мокрицкий. Вот тоже личность заметная, все при нем. Умеет зажечь людей пламенными словами, увлечь за собой. Но зато и сам всегда первый в сражении, о нем даже белые казаки говорят: "Комиссар с шашкой. Не дай бог в атаке нарваться".
Два богатыря - начдив шестой Тимошенко и комиссар Бахтуров - неразлучны. Косая сажень в плечах, ростом оба под потолок. Доверие между ними полное. Если Бахтуров на месте - Тимошенко спокоен за дивизию. А сейчас оба тревожатся: как там у них "дома"? Собираются ехать. И полковой комиссар Фомин с ними.
А политработники 11-й кавдивизии не торопятся. Такой у них стиль сложился: все делают надежно, спокойно, без спешки. Задают тон комиссар дивизии латыш Озолин и начальник политотдела Хрулев. К ним Климент Ефремович особенно неравнодушен. На Константина Ивановича Озолина можно полностью положиться. Скажет - выполнит. Не надо напоминать, проверять. В его дивизии удалось раньше, чем в других, почти полностью укомплектовать политотдел. Действуют все три отделения, предусмотренные штатом: организационное, просветительное и административно-хозяйственное. Причем большинство людей взяли из своей же дивизии. Выдвинули молодых коммунистов, и они справляются под руководством опытного Хрулева. На фронт он прибыл из Питера, выдержка и мужество у него, как у Озолина. И в бою смел. Ему по должности не положено быть на передовой, но он Н всегда там, где особенно трудно. Выйдет из строя командир эскадрона, командир полка - Хрулев заменит, если необходимо.
С любовью и гордостью смотрел Климент Ефремович на собравшихся здесь людей, активистов и лучших командиров Конармии. Полтора месяца назад, когда он прибыл в Первую Конную, политическая работа в ней практически не велась. Не только сама работа отсутствовала, даже планов не намечалось. Так, кое-что, от случая к случаю. И за очень короткий срок, в ходе непрерывных боев, в процессе формирования самой армии вот эти люди совершили невероятное. Созданы политорганы, партийные ячейки, скрепляющие теперь всю сложную, разветвленную систему Конармии. Вовлечены в политическую жизнь многие сотни бойцов. С такими - да не победить?!
- О чем задумался, Клим? - тихо спросила его Катя.
- Нет, ничего, я очень доволен, - тряхнул он головой. - Гляди, Семен Михайлович плясунов вокруг себя сосредоточил, а мы давай хор сплотим, а?
- Ладно, - улыбнулась она, - вспомним молодость! Ты у нас главный запевала! Начинай, Клим!
5
Командир эскадрона Микола Башибузенко радовал своего комиссара. Ругаться стал меньше. С горилкой, можно сказать, расстался. Одевался аккуратнее. Через день соскребал крепкую рыжеватую щетину наполовину сточенной от долгого употребления трофейной немецкой бритвой.
Леснов раздобыл боевой устав конницы (это Ворошилов посоветовал всем комиссарам) и попросил Миколу объяснить непонятные параграфы. Башибузенко, знаток еще довоенной службы, снисходительно усмехался, но растолковывал с удовольствием. Весь устав прочитали они вместе от первой до последней страницы. Башибузенко велел в каждом взводе занятия провести, досконально разобрать устав, особенно с новыми бойцами. И чтобы впредь команды отдавались не своими словами, а по всем правилам, чтобы караульная служба неслась не абы как, а соответственно требованиям.
Посерьезнел, остепенился командир эскадрона. Но вот вызвали комиссара на партийную конференцию, отсутствовал трое суток - и Башибузенко словно с узды сорвался. Леснов встревожился и расстроился, когда, возвратившись, узнал новость. "Микола наш вроде бы оженился", - сказал ему секретарь партийной ячейки Нил Черемошин. "На ком?" - опешил Роман. "А черт его знает, на Асхлипе какой-то", - огорченно махнул рукой Черемошин. "Куда же ты смотрел?" - "Да разве додумаешься, чего он выкинет, этот жеребец строевой!"
А было так. Командиру эскадрона отвели квартиру в добротном доме. Полы крашеные, на стене - ковер, в горке - посуда красивая. Не то чтобы буржуи жили, но люди очень даже небедные. Одних только книг целая этажерка. Хозяина не оказалось - портрет в черной рамке. И медная табличка на двери: "Акушер".
Встретила Миколу пожилая смуглявая дама увядающей красоты и ее черноглазая пышная дочь с такими умопомрачительными бедрами, что даже у Башибузенко, видавшего виды, дыхание перехватило. Уж он и шпорами звенел, и усищи свои крутил, глазами грыз эту озорную красавицу и все галантные слова вспомнил. А она остра на язычок, подкалывала красного Командира, раззадоривала.
Поужинала вместе с ним, даже вино выпила, но, когда Башибузенко приступил поближе, с такой силой толкнула его в грудь, что могучий казачина едва на ногах удержался. Больше, конечно, от неожиданности его качнуло, но и она оказалась крепка. Сел Микола на диван, хотел высказать в привычных словах свое мнение о таком ее поведении, но молодая женщина опередила:
- Ты что это, брандахлыст, усы без мужика, ручищи свои распустил? Таким кавалером прикидывался, а лезешь, как последний хам!
- Это я - усы без мужика? - вот что больше всего зацепило и обидело Миколу.
- Не топорщатся! - озорно ехидничала она. - Обвисли. Одна только видимость!
- У меня одна видимость? - прямо-таки оторопел от подобных обидных заявлений Башибузенко. - Да я на каждой стоянке баб менял, и на всех хватало!
- Значит, от твоего птичьего греха ни тебе, ни женщине радости нету, потому и менял.
- Да ты сама кто?! - кипел Башибузенко, подбирая слова пообидней: - Мясорубка ты без винта, вот кто!
- Может, и без винта, - с лукавой покорностью согласилась она, обжигая Миколу черными шальными глазищами. - Без винта и лучше, сообрази. Не калечим, а лечим...
Долго потом продолжался меж ними такой бойкий разговор, долго горел свет в оконце. Никто не знал, как и на чем они порешили. Во всяком случае, на следующее утро Башибузенко поднялся поздно, вышел на крыльцо донельзя довольный, и не один, а с черноокой красавицей, одетой по-походному. Сапоги на ней, офицерские галифе, кубанка - все честь честью. А главное - отдал ей Микола синюю венгерку, обшитую серым каракулем. Еще в ноябре захватил ее Башибузенко в отбитом обозе, среди вещей какого-то генерала. Берег, хотел переправить в родную станицу, подарить младшему брату. А подарил этой самой красавице.
Сам вскочил на коня, женщина села в пулеметную тачанку. Пока укутывалась буркой, с крыльца сбежала мать, сунула, плача, баул.
- Прощевайте и не расстраивайтесь дюже, - успокоил ее Башибузенко. - Ждите с победой! Или в стремя ногой, или в пень головой! - подмигнул он своей красотке, тронул коня, и поехали они догонять ушедший вперед эскадрон...
Вернувшегося с партийной конференции комиссара встретил Микола настороженно, понимая, что без серьезного разговора им не обойтись. Сам же первый спросил, усмехнувшись, когда остались в хате с глазу на глаз:
- Видел мою?
- Мельком.
- Ну и как?
- Яркая женщина, - осторожно ответил Роман.
- То-то и оно! - самодовольно хмыкнул Башибузенко. - Образованная, гимназию кончила. Книг, говорит, прочитала целую тыщу. А стихами шпарит прямо всю ночь, - хвастал Микола.
- Так уж и всю ночь, - усмехнулся Леонов. - Спать когда успеваете?
- Отоспимся ишшо. Теперь она всю жизнь при мне будет.
- Ты это всерьез, Микола?
- Вполне. С какой стороны ни подступись, она по-всякому мне подходит. И как баба, и как хозяйка... А имя-то у нее знаешь какое?
- Ася, что ли?
- Это для удобства и для ласковости так кличут, - пояснил Башибузенко. - А если полностью, как в документе написано, - Асхлипиадота. Ты, скубент-читало, понимать должен, что это значит.
- Я понимаю одно: не место женщине в эскадроне.
- Нет, ты ответь насчет Асхлипиадоты!
- Да знаю я... Имеющая дар врачевания, - отмахнулся Леснов.
- Самый подходящий дар на войне!
- Ну как она среди мужчин в боевом эскадроне?
- При мне будет! - насупился Башибузенко. - Вон товарищу Ворошилову жена не помеха, мне тоже.
- Так ведь жена, - растерялся от неожиданности Леснов. А Микола, крепко обдумавший, видно, свои до воды, приготовился к такому разговору и теперь старался "дожать" комиссара.
- И у меня жена. Мы с ней хоть в церкву, хоть так.
- Служить их сюда направили, Ворошиловых-то. Ее в политотдел, а его, сам знаешь... И живут врозь. Он при штабе, она в поезде.
- Не всегда и врозь, - хмыкнул Башибузенко. - А я свою тоже на службу определил. Вторым номером к пулеметчику.
- Сидела бы она дома, ждала бы тебя, раз между вами любовь возросла.
- А ежели ие дождется? Ежели в бою полягу?
- Значит, судьба такая. Каждый из нас незаговоренный.