Глава восьмая
1
В камеру Кузьму втолкнули с такой силой, что он грохнулся на пол.
- Убивцы окаянные! - запричитал босой мужик в одном исподнем, сидевший возле стены. - И калечат нашего брата, и убивают, и все им мало... Тебя за что взяли-то? Из армии убег?
- Убежишь тут... - неохотно процедил Кузьма, ощупывая бедро, ребра. Боль резкая, но кости вроде целы.
- Из каких мест будешь? - допытывался босоногий. - С Урала или наш землячок сибирский?
- Издалека.
- А мы тут все местные, местные, - бубнил мужик, дорвавшись до нового слушателя. - Загребли нас по селам; помощники, говорят, партизанские, так-растак! Скот взяли, избу спалили, сапоги долой, одежонку долой. И стрелять уводят, - боязливо покосился он на дверь. - Каждую ночь уводят.
Кузьма поднялся, потирая бедро. Камера была большая, напихали в нее человек пятьдесят. Кто спал на полу, кто сидел недвижимо, уставившись в грязную стенку, кто выискивал вшей в рубахе. Было душно, резко воняла в углу параша.
Стоило ли хитрить, рисковать, переходя фронт, добираться до Омска, чтобы в конце концов попасть в эту кутузку?! Он-то было обрадовался: конец скитаниям, прибьется теперь к твердому берегу, душой воспрянет возле своего барина. Сгоряча попер прямо в колчаковский штаб, к часовому: так, мол, и так, господин подполковник требуется. Часовой вызвал начальника караула - пожилого рыжеусого вахмистра с угрюмой мордой. У него аж глаза на лоб полезли; "Их высокородие тебе нужен, быдло деревенское! А вот этого ты не нюхал?" И саданул кулаком так, что у Кузьмы в мозгах поплыло.
Однако не растерялся, сам на вахмистра голос возвысил: "Раз ты на службе, старая шкура, значит, начальству доложить обязан, что пришел к их высокоблагородию человек по важному делу и фамилия этого человека господину подполковнику хорошо известна".
Вахмистр матюкнулся, но бить Кузьму больше не стал, а велел отвести в каталажку. Теперь, значит, сиди и гадай: доложит эта усатая стерва начальству или из головы выбросит. Должен вроде бы доложить, коли бывалый служака и при штабе ему обретаться доверено.
- Злые они теперь колчаки-то, шибко злые, - зудел над ухом босоногий мужик. - Сказывают, поперли их с Волги, поперли с Урала, вот они и взбеленились, всех без разбору жалят. И партизаны, опять же, им спать не дают... Ох, не выбраться нам отсюда.
Только хотел Кузьма ругнуть надоедливого соседа, как распахнулась дверь и появился рыжеусый вахмистр. Показал пальцем:
- Ты, колченогий, за мной!
Кузьма повеселел: проняло, значит. И не конвойных прислал, сам явился.
Вахмистр провел его через площадь к большому дому, у подъезда которого стояло несколько автомашин. Подкатил мотоцикл. С него соскочил офицер, быстро скрылся в парадном. А вахмистр с Кузьмой обогнули дом и направились к черному ходу.
В чистенькой комнатке под лестницей сидел за столом поручик с повязкой на рукаве и что-то писал. Жидкие волосы его были напомажены да аккуратно расчесаны, волосок к волоску. Вахмистр щелкнул каблуками:
- Вот этот шпынь господина полковника домогается.
Офицер поправил повязку, с любопытством посмотрел на Голоперова. Поморщился, увидев кровь на щеке.
- Зачем физию ему разукрасили?
- Для порядку, - сказал вахмистр. - Чтобы чувствовал...
- Ты это поменьше, психолог, - погрозил поручик. И арестованному: - Что тебе нужно?
- Должен видеть их высокоблагородие господина Яропольцева Мстислава Захаровича, - бойко отрапортовал Кузьма.
- Ишь ты, должен! - усмехнулся поручик. Однако, чувствовалось, заинтересовался не на шутку.
- Порядка не знает, - вставил вахмистр. - Или шпиен.
- Не суйся, - оборвал поручик. И опять Голоперову: - Какое у тебя дело к полковнику?
- К господину подполковнику Яропольцеву.
- Старые сведения у тебя.
- Так точно, старые, - сообразил Кузьма. - Я при их высокоблагородии в денщиках состоял. А сейчас с той стороны пришел. Личное задание его выполнял. Вы только скажите господину Яропольцеву, что Голоперов здесь.
- С той стороны? - поручик заволновался. Предупредил на всякий случай: - Ну смотри, если что. Семь шкур сдеру.
Поправил ремень и, озабоченный, вышел за дверь. После таких церемоний Кузьма уж и не представлял, как примет его барин, обрадуется ли возвращению? По всему видно, что Мстислав Захарович здесь фигура.
- Где он? Где? - услышал вдруг Голоперов возбужденный знакомый голос и, обалдев от радости, крикнул:
- Тут я, ваше...
Яропольцев стиснул его плечи, смотрел в лицо, будто не верил.
- Кузьма! Я ведь ждал тебя, очень ждал! - несколько раз повторил Яропольцев, увлекая его за собой. Следом почтительно шел поручик. Вахмистр застыл, как истукан, приоткрыв рот.
На втором этаже, в большом кабинете, Яропольцев велел Кузьме сесть в кресло. Улыбнулся, внимательно осмотрев его:
- Оборванный, голодный, конечно... Сейчас отдыхай, поговорим вечером. Ужинаем в "Европе"... Ах, да, - спохватился он. - Поручик, распорядитесь: немедленно баня, парикмахер, обмундирование.
- Слушаюсь.
- Унтер-офицер Голоперов будет жить в моей квартире. Впрочем... Отныне - прапорщик Голоперов. Приказ на подпись к двенадцати часам.
- Разрешите выполнять?
- Да.
- Прошу... прапорщик, - офицер жестом пригласил Голоперова следовать за собой.
- Вызовите моего портного, пусть подгонит форму, - бросил вдогонку Яропольцев.
В комнате под лестницей дежурный снял телефонную трубку, и Кузьма убедился, что служба в этом штабе налажена четко. Вскоре он уже парился в бане, отмывая въевшуюся в поры грязь. Сбросил свое ветхое барахло, а взамен получил заграничное шелковое белье, на котором вошь не удержится, офицерскую гимнастерку, французские брюки галифе, новые сапоги, зеленоватую английскую шинель и фуражку с кокардой. Кроме того, портупею и шашку. Револьвер обещали выдать потом.
Кузьма остался очень доволен. Верно говорится: за хорошим хозяином служба не пропадет.
Разместился новоявленный прапорщик в полуподвальном этаже кирпичного купеческого дома, в просторной комнате, по соседству с пожилой и вдовой купчихой. Верхний этаж занимала семья Мстислава Захаровича, так и не уехавшая за границу.
После обеда Кузьму позвала в гостиную Галина Георгиевна. Усадила за круглый стол и беседовала любезно, как с самым доверенным человеком. Расспрашивала насчет смоленского имения. Под конец сказала:
- Не дай бог, случится что-нибудь с мужем или со мной - за детей ты в ответе. Увози их подальше от войны. В Швеции родственники у нас.
- Выполню, если надо, только зачем прежде времени о плохом думать?!
- Шатко все, Кузьма, очень шатко.
- У Колчака сил много.
- Мстислав Захарович говорит, что две трети войска надобно в тылу держать против партизан и бунтовщиков. А у французов, чехов, у всех наших союзников - свои интересы. Никому верить нельзя. Ты это знай, Кузьма, ни во что не вмешивайся, а ходи за Мстиславом Захаровичем, словно тень. Береги его.
- В этом будьте уверены! - Голоперов почтительно склонил голову.
2
Октябрь 1919 года стал переломным месяцем гражданской войны. На востоке деморализованные колчаковские дивизии откатывались от Урала в Сибирь, к Иртышу.
Защитники Петрограда отразили наступление Юденича.
На юге Красная Армия не только остановила продвижение деникинских войск к Москве, но и повернула их вспять, отбросила от Орла. Конный корпус Семена Буденного освободил Воронеж. Развернулась острая борьба за районы, богатые хлебом и углем. Поэтому именно туда отправился в очередной рейс "ВЦИК на колесах".
В Воронеж, где еще виднелись следы недавних боев, поезд прибыл 3 ноября. Михаил Иванович сразу навел у местных товарищей справки - далеко ли находится корпус Буденного, как до него добраться? Выяснилось, что расстояние до корпуса не очень большое, он преследует белых где-то в районе Землянска. Однако ехать туда местные товарищи не советовали. В окрестностях города еще находились мелкие подразделения вражеской конницы, в любой деревне можно нарваться на белых. Где проходит фронт, никто точно не знал. Да и осенние дороги такие, что колесу поздно, а полозу рано. В конце октября лили дожди, вода затопила низины, проселки превратились в вязкое месиво. А за последние дни похолодало, неожиданно повалил снег, закрутила метель.
- Мужики на базар приезжают? - спросил Михаил Иванович.
- Осмеливаются, которые побойчее.
- И мы с Григорием Ивановичем очень даже бойкие, - весело прищурился Калинин. - Верно, Григорий Иванович? - обратился он к Председателю ЦИК Украины Петровскому, который прибыл вместе с ним.
- Надо повидать Буденного, пока близко.
- Вот именно, за ним ведь не угонишься. Не прощу себе, если с ним не побеседую, - сказал Калинин. - Давайте нам знающего возницу, сани и двух лошадей. Наутро тронемся.
- Оденьтесь потеплей, - посоветовали воронежские товарищи. - Шубы вам дадим. У купцов реквизировали.
Еще до рассвета Калинин и Петровский отправились в путь. Погода не улучшилась, метель стала еще сильнее. Косо летел к земле густой снег, холодный ветер гнал поземку, наметая сугробы. Лошади с трудом вытягивали сани из заносов.
- Зря все же охрану не взяли, - беспокоился Петровский.
- Ничего, Григорий Иванович, в такое ненастье и друзья, и враги в избах отсиживаются. Ни одного встречного на дороге.
- Заблудиться не мудрено в такой мгле. Мы не сбились? - спросил Петровский щуплого флегматичного возницу.
- Через Дон в аккурат переправились. А теперича кто ж его знает...
- Ты знать должен.
- Дорога одна, авось доберемся... Михаил Иванович устроился поудобней и поднял меховой воротник. Купеческая шуба, действительно,. была хороша. Теплая, длинная, почти до пят - мороз не прохватит. Только бы возница не сплоховал. Лошади слабоваты, но лучших не нашлось, а побывать у Буденного необходимо. Его кавалеристы много раз отличались в боях. Намечено преобразовать корпус в конную армию. Однако о корпусе и о самом Буденном ходят разноречивые слухи. В сентябре у кавалеристов побывал председатель Реввоенсовета республики Троцкий. Вернувшись в Москву, он рассказывал возмущенно, что корпус - это разношерстная банда, а сам Буденный не красный командир, а атаман-предводитель. По словам Троцкого, выступление его в корпусе было встречено злобным ревом бойцов. А Буденный, стоявший рядом, только рукой махнул - и сразу воцарилась тишина. Это современный Разин. Куда он поведет свою ватагу, туда она и пойдет: сегодня за красных, а завтра за белых.
Владимир Ильич выслушал такой отзыв с иронией. Не слишком ли упрощенно? Без дисциплины, без крепкого воинского порядка банда или ватага с белыми войсками не справится. А Буденный бьет кавалерию генерала Мамонтова, которому никак не откажешь ни в опыте, ни в мастерстве. Красные конники переносят лишения, жизнь отдают в боях за новую власть. Значит, ценят ее, принимают к сердцу. А те, которые сегодня за красных, а завтра за белых, те при первой неудаче по домам разбегаются...
Вот и надо поглядеть все на месте, потолковать с Буденным, с людьми. Может, необходимо помочь корпусу, укрепить его коммунистами.
Судя по времени, давно уже рассвело, но снегопад был настолько густой, что видимость почти не улучшилась. Справа расплывчато проступали какие-то темные постройки. Возница оживился, зачмокал, подгоняя лошадок.
- Стой! - раздался вдруг громкий окрик. - Стой! Куда прешь?
Трое всадников подскакали к саням. Один, в кубанке, держал путников под прицелом карабина. Другой, смуглый и горбоносый, бросил в ножны шашку, свесился с седла:
- Гля, хлопцы, никак буржуи из Воронежа тикают! Или генералы переодетые. Шубы на них барские!
- Кто будете? - строго спросил боец с карабином,
Михаил Иванович не торопился отвечать, хотел убедиться, что это свои.
- Чего молчишь, старый черт! - загорячился горбоносый всадник. - А ну, скидывай шубу!
- Да ведь замерзну.
- Ничего, на этом свете погрелся, а на том и голого примут, - хохотнул горбоносый. - Верно, хлопцы?
- Надо бы к комиссару, - сказал боец с карабином. - Пусть товарищ комиссар их пощупает.
- Совершенно верно, - обрадовался Калинин. - Ведите нас к комиссару или к товарищу Буденному.
- У Буденного только и дел, что с буржуями заниматься.
- Мы не буржуи, - возразил Михаил Иванович. - Вот товарищ Петровский, Председатель ЦИК Украины. А я - Председатель всероссийского ЦИК Калинин.
- Ты нам мозги не крути!
- Вот мандат, пожалуйста, - протянул документ Петровский.
- Читать мы не обучены, а таких буржуев, как ты, не первый раз видим. Ишь бородку отпустил, очки напялил!
- Чего трепаться, - равнодушно произнес боец с карабином. - Давай или к комиссару их, или кончать, а то от своих отстанем. Шубы бери.
- Нет, товарищи, так не пойдет, - твердо сказал Калинин. - Вы бойцы Красной Армии или кто? Повторяю, везите нас, к Буденному, он разберется.
Кавалеристы колебались. Наконец тот, что с карабином, сказал:
- Черт с ними, гони их в штаб. А я пока смотаюсь, доложу комбригу.
- Таскайся с ними по такой погоде, - буркнул горбоносый, но все же приказал возчику: - Давай направо!
Замерзшие коняги бодро взяли с места, однако вскоре опять поплелись понуро и неохотно. Горбоносый боец хлестнул их нагайкой, они прибавили шагу, а затем пошли еще медленнее.
- На плетке-то далеко не уедешь, - хмуро сказал возчик. И, повертев головой, добавил: - Кажись, село рядом.
Протащившись по улице, сани свернули в открытые ворота и оказались посреди просторного двора, где рядком стояли у коновязи лошади, покрытые попонами. Возле крыльца - несколько командиров в бекешах и бурках: собрались уезжать. Среди них один кряжистый, с пышными усами. Наверно, это и есть Буденный.
Михаил Иванович поднялся, но резкий окрик "Сидеть!" заставил его вновь опуститься в сани.
Горбоносый всадник спрыгнул с коня, доложил:
- Товарищ командир корпуса! Разъезд второй бригады шестой дивизии доставил в ваше распоряжение двух буржуев, а может, купцов...
- Зачем они мне? Вел бы к командиру бригады или к начдиву.
- Мы порядок знаем, - с достоинством ответил боец. - Сами бы управились, но попались какие-то чудные. Веди, говорят, к Буденному. Мандаты показывают.
Головы командиров, стоявших у крыльца, враз повернулись к саням. Буденный хмыкнул:
- Ишь ты! А ну, давай в комнату!
Михаил Иванович вошел в теплую горницу и будто ослеп - очки запотели с мороза. Снял их, принялся протирать стекла концом шарфа. Буденный смотрел сверху вниз, удивленно и недоверчиво. Взгляд у него такой, что никто не выдерживает, а этот гость глаза не отводит, даже вроде бы улыбается.
- Ха! - вырвалось у Семена Михайловича. - Документы!
Сам, однако, протянутые ему бумаги не принял, кивнул на безусого, моложавого человека с высоким лбом и большими залысинами:
- Комиссару.
Тот взял документы и вдруг изменился в лице, шагнул к Буденному, пальцем показал подпись на мандате.
- Ульянов, Ленин, - вслух прочитал Семен Михайлович.
В комнате стало тихо. Несколько секунд Буденный стоял неподвижно, потом привычно оправил бекешу, вытянулся:
- Командир кавалерийского корпуса. Прошу извинить за недоразумение!
- Ничего, ничего, - успокоил его Калинин. - Теперь мы с Григорием Ивановичем спасены и от мороза, и от твоих молодцов. Кончить ведь с нами хотели, как с контрой.
- Еще раз извините. Виновные будут строго наказаны.
- Нет, дорогой мой! - возразил Калинин. - Мы сами во всем виноваты. Понесло же нас в такую-то погоду из Воронежа... Мы этих бойцов должны благодарить. Так ведь к белым не мудрено попасть...
Расторопный вестовой скрылся с хозяйкой на кухне, выскочил оттуда со скатертью. На столе появились тарелки и старый, толстостенный графин.
Обед был как нельзя кстати для проголодавшихся путников. К тому же застолье быстро сближает людей. Разговор пошел веселее, откровеннее. Едва управились с густым борщом, вестовой принес большую скворчащую сковороду: жареную картошку с салом. Михаил Иванович ел по-крестьянски аккуратно, маленькими кусочками откусывал хлеб от ломтя. Со вздохом сказал хозяевам, что в городах сейчас голодно. Нет топлива, нет керосина. Очень трудный период переживает страна. Но все же рабочие и крестьяне полны решимости до конца стоять за свою власть.
- Вот мы с Григорием Ивановичем и приехали к вам, чтобы еще раз убедиться в этом. Много хорошего слышали о вашем корпусе.
Буденный воспринял слова Калинина как начало деловой беседы. Глазами показал вестовому: стол сразу же опустел, вместо скатерти появилась военная карта, испещренная карандашными пометками. Семен Михайлович объяснил, где находятся вверенные ему части, на какой рубеж вышли передовые отряды. Сделав паузу, напомнил гостю о своем предложении развернуть корпус в конную армию. Как в столице смотрят на это? Михаил Иванович ответил, что он поддерживает такую идею.
Просьбы Семена Михайловича Калинин записал, чтобы потом, в Москве, ничего не забыть. При решении вопросов, связанных с корпусом, наверняка придется преодолевать недоброжелательное отношение Троцкого. Он ведь просто бледнеет от негодования, слыша фамилию Буденного.
- Не так давно у вас побывал председатель Реввоенсовета? - дипломатично поинтересовался Михаил Иванович.
Командир и комиссар корпуса переглянулись.
- Приезжал, - неохотно ответил Семен Михайлович.
- Перед людьми выступил? С бойцами поговорил?
- Было. Весь корпус перед ним строили. Только слова у него непонятные. Вроде русские, а вроде и нет.
- Как это?
- А вот пусть комиссар обрисует.
Комиссар Кивгела потер высокий лоб, подумал, заговорил не спеша:
- Бойцы у нас в основном малограмотные. Крестьяне, казаки. Они правду душой чуют, а слово не всякое до них доходит. Политическую работу мы с ними проводим постоянно, несмотря на бои, на беспрерывные марши. Но люди меняются. Много добровольцев приходит. Беляки к тому же всякие басни распространяют о коммуне. Под одним, мол, одеялом все спать будут и все прочее. Ну, бойцы спорят между собой: что такое Советская власть, кто такие большевики или коммунисты? Вот мы и попросили председателя Реввоенсовета разъяснить. Он согласился, вышел к строю.
- С бойцами и командирами не поздоровался, - хмуро вставил Буденный.
- Может, воинских порядков не знает, - сказал комиссар.
- Обязан знать на такой должности. Любой солдат знает.
- Не о том сейчас речь, - продолжал Кивгела. - Вышел он, значит, к строю, люди замерли, каждое слово ловят. Из Москвы человек, по-старому вроде бы верховный главнокомандующий. А он так примерно. В наших рядах есть элементы, извращающие наши понятия о формах устройства общества, за которое мы воюем. Я имею в виду коммуну с ее обобществленными средствами производства и равными условиями пользования общими благами труда... Ничего не скажешь, образованный, конечно, он человек...
- Дюже образованный, - не сдержался Буденный.