Какую нитку ни тяни - а конца не найдешь. И тут - на тебе, последняя опора рушилась. Уж если Порсенна заболеет, то плохо будет Ольге…
Однако вид у него был не как у больного, и Порсенна догадался, умный, о чем она не говорит.
- Княгиня, я никому во всем твоем стольном городе, да и княжестве - сказать, куда и зачем я еду… - засмеялся он. - Только тебе одной… могу сказать…
Ольга улыбнулась: "В самом деле, она тоже доверяла ему часто то, что не могла бы сказать даже Святославу, хотя он ее сын. Теперь - единственный. И любимый. Но жизнь ведь такая коварная…".
На сердце у княгини потеплело.
- Садись, садись, Порсенна. - Княгиня жестом показала старику на скамью, рядом со своим креслом.
"Забылась", -сурово сказала себе Ольга.
Старик похлопал себя ладонями по коленам, что было признаком хорошего расположения его духа.
- Княгинюшка, я ведь хитрый, я, никому, кроме тебя, не скажу, что я еду по делам этрусков. А то все подумают, что с ума сошел старик… Но все решилось, когда я узнал, как называется озеро около Ростова…
Княгиня Ольга улыбнулась теперь совершенно открыто - все вдруг представилось ей не в таком унылом виде, как только что, когда она вспоминала о болезни Порсенны, о няньке, хотела с ней советоваться.
- Подумай, княгиня, что озеро называется…
- Неро, - подсказала Ольга. - Кто же этого не знает?
- Но я‑то этого не знал! - вскричал старик.
Ольга оттаивала, и тревога уходила из сердца. Все‑таки он хорошо на нее влиял, Ольга в присутствии Порсенны успокаивалась.
- А ты знаешь, что это название этрусков?! - вскочил он.
Улыбка сошла с губ княгини.
- И не думай, что я безумный… - Порсенна опустился на лавку. - Ты не можешь себе представить, что испытывает человек, у которого погиб не только близкий человек - как у тебя… Близкие люди, - поправился Порсенна. Он вспомнил о сыне княгини Ольги. - Но погиб весь народ. Нет народа, нет этрусков! Одни гробницы да зеркала остались, да еще весь мир гадает и узнает волю богов, как это умели делать этруски… Я - последний, кто знает письменный язык народа, умру я - все погибнет… Я могу прочесть священные тексты, но мне некого выучить этому… Никто не знает, откуда пришли этруски - с севера или с востока, как они попали в Анатолию… Если озеро называется по–этрусски, может быть, они шли с севера, от нынешнего Растова. У этрусков нет звука О. Поэтому Растов. Ведь этруски называли себя Расена - Растов, озеро Нера- по–этрусски - Вода… А вы переделали на О - озеро Неро, Ростов… Нери - вода… Так и к "Нер" прибавили свое ,"ЛЬ" и получили НЕРЛЬ….
- Ну и что же, Порсенна, - сказала Ольга устало, - даже если твои этруски шли от нашего Ростова - Растова в Малую Азию, а потом, как ты говоришь, переправились в Италию… Я не вижу причины, почему тебе нужно срочно мчаться в далекое княжество. Туда несколько дней пути…
- Ты еще скажи, княгиня, что я старик, а этруски все равно умерли…
- Признаюсь тебе, Порсенна, что я уже собралась искать няньку, я знаю о вашей дружбе, чтобы спросить ее…
Порсенна не дал ей закончить:
- …Не сошел ли старик с ума!
Оба рассмеялись.
Княгиня подумала, что, вероятно, и ей особенна мила в старике вот эта странность: он не думал о золоте, не заботился о том, чтобы получить в дар от нее землю с холопами. Однажды даже поразил ее тем, что резко отказался от этого. Не объясняя - почему. Не погружался в козни княжеского двора. Не искал ее покровительства. Ольга сама его находила и беседовала, получала нужный ей совет - часто незаметно для старика, который и не думал даже об этом, и не тешил себя мыслью, что дает княгине советы. А она, ведя с ним беседу и наблюдая его ответное выражение, уже в этом искреннем доброжелательстве черпала помощь для себя.
Порсенна был непривычно сдержан, помолчал недолго и сказал:
- Княгиня, я еду в Растовское (он выделил голосом А) княжество на поклонение богу Велесу - это ведь наш, этрусский бог…
Ольга подняла изумленно брови.
- Да, да, не удивляйся… Белес - это бог не только славянский. Это самый древний бог наш общий - и славянский, и этрусский. Теперь ты понимаешь, почему мне необходимо ехать в Растов…
- Почему же ты мне прежде этого не говорил? - только и спросила Ольга.
- Потому что я должен был сам все прежде понять. И узнать. Да, да. Белее - это наш общий бог. Думающий человек должен быть сдержан на язык, иначе никто не примет его, не станет слушать, если болтать на всех ветрах. Я был на родине, в Этрурии, видел много погребальных саркофагов, урн, на них надписи - "Ата Велус". Знаешь, как это понять? "Отец Белес". Ата - означает - отец. Да и вы так говорите - тятя, отец.
Княгиня была поражена и молча смотрела на Порсенну. Тот продолжал:
- А что ты скажешь, если на гробнице надпись "Велус клан"? Клан - это поклон. Даже ребенок русский может это понять. Или: "Велус выпись". Выпись - надпись. А "тризна" так и есть тризна. Тебе это слово слишком хорошо известно.
Ольга чуть наклонила голову, чтобы не видно было ее глаз, которые помимо ее воли тут же наполнялись слезами. Она знала, как трудно было потом их подавить и убрать с глаз, но ничего тут поделать не могла. Прошлое никуда не исчезало, а будто каменной глыбой стояло в ней, вытеснив даже ее саму. Иногда Ольге казалось, что пропало то, что было ею прежде, а осталось лишь прошлое, и оно превратилось в ее душу. Тризна навсегда уничтожила прежнюю Ольгу.
Но Порсенна, всегда такой чуткий, уже не видел этого.
- Знаешь, княгиня, и слово "вдова" по–этрусски звучит почти так же - "втава". У нас нет "д". У этрусков та же "сутерниа" - сударыня… Капью - ваше капище - место, украшенное для домашнего богослужения. Там ставили фигуры богов, вазы. Каждая семья в Этруссии имела свое капище - пещеру. Там ставили саркофаги, урны, сосуды с пеплом членов семьи. Стены были расписаны так красиво, что там приятно было находиться, когда семья собиралась молиться богам об успокоении умерших и благах для них.
Оттого что княгиня Ольга опускала голову, у нее вдруг потемнело в глазах, на мгновение стало ногам жарко, и она почувствовала, что с трудом слушает Порсенну.
"Стареет, стареет, - подумала княгиня. - Ничуть, - тут же она поправила себя, - это я не поняла, что Порсенна - очень высокий жрец, но скрывал это. И я не поняла, не догадалась… В самом деле, как я не догадалась", - сказала она себе.
Княгиня Ольга старалась никогда не говорить собеседнику, что она догадалась о том, что он пытался скрыть. Но действовала и отвечала, будто он ей все сказал. Поэтому и шли легенды о мудрости княгини Ольги.
- Ты нашел то, за чем прибыл на Русь, - сказала княгиня медленно. И казалось, эти простые слова пробили брешь в горячности Порсенны, остудили ее.
- Да, княгиня, - ответил он, - я нашел, чтобы снова потерять… Я ведь понимаю, чем все окончится… Ты - мудрая правительница, и ты отреклась от веры твоих предков… Ты не хочешь торопить народ, но в Киеве уже стоят храмы новым богам. А новые боги неминуемо несут смерть старым богам…
- Порсенна, я люблю тебя. - Старик остановился. Они посмотрели друг на друга - и засмеялись…
- Да, да, да… Все прибывают сюда, ищут новых земель - их тут много, холопов, мехов, меда, кож, серебра… А ты… ты ищешь своих богов и любишь людей.
Порсенна чуть сдвинул брови:
- Ты знаешь, княгинюшка, что не всех, не всех… И этим мне не нравится твой новый бог.
Порсенна никогда не называл Его:
- Как это можно? Любить всех? А как же тогда быть с врагами? Ведь они есть у каждого…
- Вот–вот, и Святослав тоже твердит. - Ольга подняла руку, и камень в перстне - подарке князя Олега Вещего - сверкнул неожиданным лучиком.
Порсенна улыбнулся:
- Твой языческий - почти свекор! - посылает тебе помощь…
И вдруг княгиню Ольгу пронзило острое чувство, что она недооценивала старика, не понимала его полного знания - о многом… о многом…
Будто в подтверждение этих мыслей княгини Порсенна сказал:
- Твой Бог велит любить всех!.. Хорошо! Но скажи - как можно любить ехидну - ту, что убивает свою мать, рождающую это чудовище, ведь она разгрызает у нее чрево, чтобы самой выйти на свет. Я - что, тоже должен любить и ее?
Княгиня молчала, пораженная тем, что Порсенна так точно ударил, может быть, в самое больное место. Слова Святослава: "Как можно христианам ходить на войну, если они призывают прощать своих врагов? Греки лицемеры, им все нипочем, но нам‑то зачем?" - опять ей - уже в который раз! - припомнились вживе.
- И хорошо бы ехидна разгрызала чрево матери, если та родить не может. Но ведь просто рвется на волю поскорей, ей ждать невтерпеж…
- Спаситель говорит о людях, а не об ехиднах, - промолвила наконец Ольга.
- Ах, о людях?! - почти зарычал Порсенна. - Что же ты тогда древлянам‑то не простила смерти мужа? И правильно сделала! Нельзя было этого простить. Если бы ты не пошла тогда войной на них, столицы града Киева уже бы не существовало. И Перун ваш Полянский валялся бы на кострищах… Ты скажешь, что тогда была язычницей. А если сейчас вновь печенеги нападут? Простишь им? Отдашь Киев на разграбление? Что же ты молчишь, княгиня?
Порсенна вскочил и подбежал к столу, налил воды из ковшика, в маленький, с вырезанной на нем утицей, улыбнулся:
- Все внуков балуешь? А ведь именно им придется решать судьбу богов…
Холодок сжал сердце княгини.
- Да, придется им, - эхом ответила она старику.
- Я не верю во всемогущество одного Бога…
- Почему же одного? - сказала княгиня Ольга почти спокойно, - там три бога, троица, как у всех…
Порсенна пробормотал:
- Бог отец, Бог Сын, Бог Дух Святой… У каждого отца - почти! - у меня нет! - есть сын. Значит, тут настоящий Бог Отец и Дух Святой… Так?
Теперь встала княгиня Ольга. Она любила старика, но не выносила, когда он принимался рассуждать о христианстве…
Однако верная своей выдержке и правилу не показывать сразу собеседнику своего недовольства - кем бы он ни был, - княгиня Ольга подошла к резному угловому ларчику, открыла его и взяла, почти не глядя, длинную маленькую склянку с прозрачной жидкостью. Открыла пробку, понюхала и поставила на стол.
- Вот смотри, Порсенна, могу дать тебе в дорогу в Растов Великий - мало ли что может случиться в пути! - Княгиня долго протянула а–а-а, взглянув лукаво, показывая, что ничего не пропустила из объяснений про этрусское прошлое княжества. - Это святая вода. Из Царьграда. Стоит уже у меня два года. Ничего с ней не происходит - ни цвет, ни запах не меняется… Вот это и есть могущество христианской Троицы…
Старик неподвижно смотрел на княгиню Ольгу.' Она не поняла этого взгляда и продолжала:
- Шестого второго зимнего месяца Бог открыл небеса, когда в воды реки Иордан вошел Господь наш Иисус Христос, - Ольга осенила себя крестным знамением, - и тогда Бог Отец отворил небеса, выпустил Святой Дух, и он голубем сел на голову Христа… А вода вся - не только в Иордане, но во всех реках, источниках, озерах, морях сделалась священной. Вода этого дня целительна, она излечивает раны, и ты, Порсенна, знаешь, что рана Святослава была излечена именно этой водой, хотя он не христианин. Но по моей молитве Бог ему помог. И святая вода также…
Порсенна молчал, и княгиня подумала: "Ему нечего мне возразить!"
- Да, княгиня, ты права… - наконец заговорил он. - День, когда небеса или те, кто там находится, делают воду спасительной для человека, целебной, лечат его болезни, освобождают от злых сил и демонов, - благословенный день богов…
Княгиня Ольга почувствовала, как щеки ее вспыхнули, словно у девушки. Она была рада услышать такие слова от непокладистого старика. Но он продолжал:
- Этот день - единственный во всем году. И тайна этого дня сохранялась жрецами тысячелетиями…
Он подвинул к себе флакон, взял его в руки и прислонил к щеке.
- Подумай, княгиня, какая великая тайна заключена здесь… Один день в году… То, что хранилось бережно и тщательно… Сколько поколений жрецов Египта, Вавилона знали и охраняли тайну этого дня как величайшую тайну пирамид, христиане выбросили всей толпе… Теперь каждый холоп и смерд на Руси, не говоря уж о других народах и землях, знает, в какой день после зимнего солнцеворота наступает сокровеннейший день человеческого спасения… Вода становится лекарством и может спасти…
Княгиня Ольга молчала, пораженная.
Старик, казалось, ушел в себя. Он не отнимал склянки от лица.
Наконец Порсенна поднял голову, морщины на его лице будто резче прорезались, глаза ушли глубже, и Ольга невольно подумала: "Как же он стар! Какой Ростов, какие этруски… Никуда его не отпущу…".
Но он словно почувствовал ее настроение, медленно–медленно заговорил:
- Княгиня, я не знаю, вернусь ли я из Ра–а-а–стова живым. Поэтому признаюсь тебе в том, что никогда бы не сказал прежде…
Флакон был поставлен на стол, и княгиня, открыв его, пробкой, смоченной в святой воде, провела линию по лбу, потом по вискам, где уже давно отдавались удары ее сердца. Она и не заметила, как взволновал ее этот разговор.
- Я - жрец высокого ранга… Скажу тебе, что этруски знали тайну священной воды… Когда боги выгнали людей из рая - так написано в вашей Библии, но так повествуют и все священные сказания-- что когда люди сделались или возомнили себя равными богам, они были изгнаны оттуда… Кто как это отразил - это уже зависело от народа… Евреи написали, что бог изгнал людей из‑за женщины. Очень все туманно. Они сумели скрыть тайный смысл. Так вот, при изгнании из рая Бог открыл тайну священной воды, чтобы люди не погибли все от болезней и укусов злых зверей…
- Ты утверждаешь, Порсенна, что вода делалась священной и прежде Богоявления Христа? - спросила княгиня Ольга и перекрестилась.
- Да, - спокойно ответил старик. Он смотрел поверх головы княгини, куда‑то далеко–далеко… - Но это - жреческая тайна, она всегда скрывалась от людей, пока не пришли христиане… А вот тайна меда и яблок дана была им сразу, когда изгнанные покидали рай… Мед и яблоки они ели и в раю, и вот память о них была им оставлена, чтобы люди смогли на земле отыскать эти райские подарки. Все чтут яблони и мед, но только у вас на Руси сохранились с тех самых времен - изгнания! - настоящие праздники: Яблочное и Медовое Спасение… Сколько я ездил по странам, по землям, ходил по разным народам, никто и нигде этого не уберег… А Яблочное Спасение у вас празднуется ровно через 211 дней - спустя семь месяцев и тоже 6–го числа - в третий месяц лета,, когда с полей потом убирают зерно. А за пять дней до Яблочного Спасения - празднество Медового…
Княгиня молчала, не в силах вымолвить ни слова. Сколько лет прожил с ней бок о бок этот человек! Любил ее и Святослава - и молчал о таких важных, самых важных событиях… Впрочем, почему же - событиях? Разве можно всерьез назвать событием изгнание из рая Адама и Евы, о чем ей рассказывали еще в Царьграде перед крещением?
Дверь чуть–чуть приоткрылась, и голова слуги едва показалась, но Ольга махнула рукой…
"Господи! Как странно! Опять это удивительное общение с Порсенной. Она правительница, у нее столько забот, а тут - изгнание людей из рая…"
- Но ведь Медовое и Яблочное Спасение проходят каждый год, это праздники, в них принимает участие весь народ княжества… Это наши славянские торжества…
Княгиня не раз думала о том, что даже когда все киевляне и другие княжества Руси примут крещение, не следует отменять эти дни ликования. Они так объединяют народ!.. В память предков и в память трудов своих. Достать мед с деревьев очень трудно, пчелы кладут мед в дупла высоко, чтобы туда медведь не добрался… Бортники часто погибают, срываясь с большой высоты… Вот на днях только она давала приданое юнице из семьи княжеских бортников - отец погиб, сорвавшись с высокой липы еще прошлым летом…
И все‑таки княгиня Ольга нашла что ответить Порсенне:
- Ты забыл, что есть еще одно Спасение - Полотна… через девять дней после Яблочного Спасения…
"Последний этруск" рассмеялся и ударил себя ладонями по коленам.
- Ах, княгинюшка, ведь не зря же тебя называют Мудрой… В вашей христианской Библии написано, что когда Бог изгонял людей из рая, он изготовил и надел на них кожаные одежды… Значит, дело происходило зимой, в период дождей… Но когда наступило тепло, во что должны были одеться люди? Спасение во Полотне - это праздник Льна… Как у греков - прядущие мойры. Я очень люблю ваши русские летние Святки - медовые, яблочные, полотняные… Они нисколько не уступают зимним - когда и рождение бога света Световида, и Освящение Воды, и праздник Коляды на восьмой день после рождения бога…
Порсенна закатил глаза и пропел нараспев колядку:
Сеяли, растили гречу во все лето,
Уродилась наша греча и крупна и румяна,
Звали–позывали нашу гречу во Царь–град побывать.
Княгиня Ольга рассмеялась от всей души:
- А я и не знала, что ты так хорошо все запомнил! Жаль, что когда я была в Царьграде, не догадалась, чтобы мои гребцы исполнили во дворце колядки…
Княжой пир пировать…
Поехала греча во Царьград побывать
Со князьями, со боярами,
С честным овсом, золотым ячменем…
Ждали гречу, дожидали у каменных врат,
Встречали гречу князья и бояре
Сажали гречу за дубовый стол пир пировать,
Приехала наша греча к нам гостевать…
Порсенна оживился, вскочил и начал прохаживаться по византийскому ковру, постеленному в покоях Ольги.
- Я, княгиня, теперь никуда не хожу без главного снадобья ваших колдунов - золой из семи печей да земляным углем из‑под чернобыльника. Если что померещится - тут же Порошу…
- Тогда сознайся, Порсенна, что ты уже получил от няньки чертополох, зашитый в лен, который и возьмешь с собой в дорогу, - сказала княгиня. Она несколько напряглась, так как всякие разговоры о колдовстве часто и невольно приводили к невестке Марине, а этого Ольга не хотела.
Однако старик в своем увлечении не уловил перемены настроения княгини и продолжал:
- Как‑то я попал в дом, когда ведьму нужно заговаривать, чтобы через трубу не влетала… А гостя не должно быть… Так мне пришлось сделать вид, что я пришел лошадей посмотреть и убежал на конюшню, пока они еще и весь двор золой обсыпали и к воротам ходили, там трясли золу… У западной стороны, чтобы ведьма из трубы да на Лысую гору сразу бы не помчалась…
- А ты, я вижу, Порсенна, все, однако, подметил, - сказала княгиня Ольга, улыбнувшись: у нее отлегло от души. Невестка была ее постоянной заботой. Да и воспитание внуков, сыновей Святослава и Марины - Ярополка и Олега - часто не давало ей заснуть спокойно.
- Да, Порсенна, я тоже люблю наши летние Святки, наши Спасы - и медовый, и яблочный, и на полотне… Весь народ собирается, все рады друг другу, волхвы окуривают мед, яблоки, полотно. Юницы тут же стараются скорее проглотить кусочек освященного яблока, чтобы поскорее исполнились желания… Ведь тогда не нужно и к колдуну идти. Само исполнится. И я всегда так загадывала. Особенно когда молодой была, - сказала княгиня.