- Il est fou, - проворчал Легионер, когда пули просвистели мимо наших голов.
Полковник позади нас яростно ревел. Снова нам вслед раздались выстрелы.
Я оглянулся. Оберст вышел из себя. Он пинал свой автомобиль; потом вскочил в него, попытался завести мотор, но тот заводиться отказывался. Он выскочил снова с пистолетом в руке.
- Берегись! - крикнул я и бросился в ров. Через секунду Легионер и лейтенант Фрик лежали рядом со мной.
Броситься в укрытие не успел только незнакомый фельдфебель, и все пули вошли ему в спину. Он повалился, изо рта хлынула кровь, каска сиротливо покатилась по дороге.
- Jamais vu si con, - выругался Легионер. - Свен, прикончи его!
Я опустил ножки ручного пулемета.
- Нет, - негромко сказал лейтенант Фрик. - Это убийство.
- Закройте глаза, герр лейтенант, - посоветовал Легионер, - или утешьте нашего умирающего приятеля.
Я упер приклад в плечо, установил прицельную планку, зарядил пулемет и навел. Полковник вставил в пистолет новую обойму. Вокруг нас заплескались пули. Его большая фигура слегка колебалась в моем прицеле.
- Отличная мишень, - усмехнулся я Легионеру, но взял слишком близкий прицел. Пули прострочили дорогу метрах в двух перед оберстом, тот завопил и бросился прятаться за машиной, крича:
- Бунт!
Пронзительный свист едва не разорвал нам барабанные перепонки, над нами пронеслась какая-то тень, и мы скатились в ров, прячась от обстрела "джабо". Пушка его громыхнула, и несколько снарядов угодили в машину оберста; она отлетела к деревьям, где ее охватил огонь, оставив лишь обугленную мумию от человека, который только что был оберстом.
Лейтенант Фрик поднялся на ноги и приказал:
- Следуйте за мной.
Мы подкрались к деревне, на окраинах которой наши пехотинцы и артиллеристы все еще бежали со всех ног, а их азартно преследовали опьяненные победой американцы.
Какой-то гауптман угодил буквально нам в руки, всхлипывая:
- Конец. Полк уничтожен. Они смяли все наши противотанковые пушки. Я ухитрился в последнюю минуту выскочить в окно из комнаты, где сидел со своим унтер-офицером. Мимо нас пролетали ручные гранаты. Уцелел я один. Вся ротная канцелярия уничтожена.
- А дозор вы не выставили? - с удивлением спросил лейтенант Фрик.
Гауптман сорвал с головы фуражку.
- Мы чувствовали себя в полной безопасности. Вчера вечером американцы находились в ста пятидесяти километрах. Несколько их полков были оттеснены. Мы взяли несколько пленных из Сто сорок второго американского пехотного полка, ничего особенного они собой не представляли. Мы готовились праздновать победу, и я выставил только обыкновенных часовых. Наши противотанковые орудия стояли зачехленными за домами, снаряды лежали в автомобильных прицепах.
- А что часовые? - спросил лейтенант Фрик.
- Американцы задушили их проволочными удавками.
Гауптман устало сел между нами. Он был старым, седым, верившим в непобедимость немецкого солдата до той минуты, когда американские "шерманы" смяли его полк; был профессором или кем-то вроде того в университете Фрайбурга, смотрел на каждого моложе тридцати, как на ребенка. Но двадцатилетние американские танкисты доказали ему, что он был неправ. Он видел, как четыре тысячи солдат и офицеров за двадцать минут погибли в огне. Теперь он сидел на дне рва( его расспрашивал еще один двадцатилеток, юнец в черном мундире танкиста с Рыцарским крестом на шее и объяснял ему, что нужно было делать.
- Нельзя чувствовать себя в безопасности, - улыбнулся лейтенант Фрик. - Я не расстаюсь с автоматом даже во сне. То, что произошло с вами, постоянно случалось в России. Война - это сплошная хитрость и нечестная игра.
Гауптман взглянул на свой Железный крест с Первой мировой войны.
- В четырнадцатом - восемнадцатом годах было не так. Я служил в уланском полку, приданном графу Хольцендорфу. Меня снова призвали всего три месяца назад. Это отвратительная война. - Лейтенант Фрик кивнул. - И я думаю, что мы ее проиграем, - прошептал гауптман.
Лейтенант Фрик не ответил. Он несколько секунд разглядывал разыгрывающийся перед нами жуткий спектакль, потом опустил бинокль на грудь.
- Гауптман, что там произошло? Расскажите вкратце, мы очень спешим.
Легионер зажег сигарету и сунул ее в губы Фрику.
Гауптман удивленно разинул рот.
- Американцы появились совершенно внезапно, - подытожил он.
Лейтенант Фрик засмеялся.
- Это я понимаю.
Гауптман укоризненно посмотрел на смеющегося лейтенанта. Взял палочку и стал чертить на песке.
- Должно быть, они появились отсюда.
Фрик кивнул.
- Очевидно. Я бы тоже вклинился здесь. Потом они уничтожили ваши орудия по всем правилам.
- Видимо. - Гауптман закрыл лицо руками в перчатках. - Не могу понять, как я уцелел. Мой заместитель с громадной раной в спине упал грудью на стол. Он был очень многообещающим. Мы как раз говорили о том, что ему нужно во Фрайбургский университет. Он знал все о Канте.
Лейтенант Фрик иронично засмеялся.
- Было б лучше, будь он специалистом по автоматическим орудиям и фланговому охранению. Сейчас нам нужны солдаты, а не философы.
Гауптман поднял взгляд.
- Наступает иное время, молодой человек.
- Несомненно. Только, скорее всего, вам его не увидеть, как и вашему заместителю-философу.
- Вы хотите донести, что я нарушил воинский долг? - обеспокоенно спросил гауптман-.
- И в голову бы не пришло, - пренебрежительно ответил лейтенант Фрик. - Как, по-вашему, сколько там танков?
- По меньшей мере батальон.
- Хмм. Трудно поверить, но вы должны знать, что видели. Однако представляете, сколько места занимает танковый батальон? От восьмидесяти до ста танков плюс все вспомогательные службы. Это такое движение, что даже у французского регулировщика волосы бы встали дыбом.
- Там была сущая бойня, - сказал, оправдываясь, гауптман. - Я видел, как моего денщика раздавили гусеницы "шермана". Он был студентом-юристом, происходил из хорошей венской семьи. У нас в батальоне было много молодых людей, подающих надежды, я имею в виду, в академическом отношении. Теперь они все убиты. Мы слушали своего рода курс лекций. Командир полка был университетским профессором. У нас царил академический дух.
- Ничего не могу сказать по этому поводу, - сухо заметил лейтенант Фрик. - Но, мне кажется, было бы лучше, если б вы были настроены на военный лад. Тогда вы смогли бы спасти половину своего батальона. - Смахнул воображаемую пылинку с блестящего Рыцарского креста. - Философский подход командиру батальона ни к чему.
- Лейтенант, вы солдат, награждены за храбрость - и очень молоды.
- Да, солдат, с тех пор, как окончил школу. Очевидно, в ваших глазах я еще ребенок, но теперь этому ребенку приходится таскать каштаны из огня для вас и прочих интеллектуальных аристократов. Позади меня лежит человек, который тридцать лет пробыл солдатом, хорошо изучив свое дело во французском Иностранном легионе. А этот фаненюнкер с пулеметом - один из тех, кого вы презираете. В ваших глазах он всего-навсего выходец из трущоб. Оба понятия не имеют о Канте и Шопенгауэре, зато знают жестокие законы Марса.
Гауптман спокойно посмотрел на молодого лейтенанта. Устало улыбнулся.
- Убили бы вы свою мать по приказу начальника?
- Конечно, и переехал бы, если б она стояла на пути моего танка.
- Несчастный мир, - прошептал ученый в мундире. Поднялся на ноги, бросил пистолет с фуражкой на дно рва и одиноко пошел по дороге.
Легионер прикурил от окурка новую сигарету, глядя ему вслед.
- С этим наивным идиотом исчезнет целое поколение. C'est fini.
Лейтенант Фрик поправил на ленте орден, полученный за уничтожение батальона русских танков.
- Он верит в свои идеи. Пусть сохраняет иллюзии, пока не сыграет в ящик. Когда он вернется, мы напишем о нем превосходный рапорт: изобразим его, единственного уцелевшего из батальона, стреляющим из противотанкового орудия.
Мы вернулись по тропинке, шедшей по сухому руслу ручья.
Майор Майкл Браун, прозванный "Майк", новый ротный командир, служивший до войны в американской морской пехоте, молча выслушал наш доклад. С усмешкой повернулся к радисту, "Барселоне" Блому, и сиплым, пропитым голосом приказал:
- Свяжись с полком, спроси кодовый сигнал для начала общей бойни.
Потом плюнул табачным соком на копошившуюся ящерицу и попал ей на хвост.
Барселона заговорил в микрофон:
- Носорог вызывает Свинью, Носорог вызывает Свинью. Прием.
- Свинья слушает. Говорите, Носорог. Прием.
Мы просунули головы в люки и слушали их разговор, казавшийся для непосвященных сплошной тарабарщиной:
- Носорог вызывает Свинью, Носорог вызывает Свинью. Пункт двенадцать A3, вода четыре дробь один. Наш помет щенят утонул. Четыре матки. Возможно, больше. Дикие свиньи рассеянны. Колючек нет. Нужно кодовое слово. Майк. Конец. Прием.
- Свинья вызывает Носорога. Делайте все сами. Ответственность Майка. Никаких дополнительных диких свиней. Удачи. Конец.
- Какая перемена, - усмехнулся майор. - Ответственность на мне. Я уже целый век в армии, но ни разу не слышал, чтобы ответственность лежала на ротном боссе. - И сел на передок нашего танка. - Командиры танков, ко мне!
И сунул в рот одну из своих громадных сигар.
Командиры подбежали рысцой, их шелковые шарфы сияли всеми цветами радуги. Каждый экипаж выбирал свой цвет. Майк оглядел нас.
- Садитесь на траву и слушайте. Времени повторять что бы то ни было у меня нет, и тем недотепой, который не поймет меня, я займусь отдельно. Мы получили кодовый сигнал, означающий "очистить сортир!". Мои старые друзья янки припекли два полка наших ребят и колют их в задницу штыками. Думают, что уже пора натягивать парадные мундиры и отправлять домой открытки с сообщениями о победе. Быстрые победы вызывают манию величия, и теперь мы собьем с них спесь. - Он спрыгнул с танка. - Доставайте свои карты. Мы должны обрушиться на них, как гром с ясного неба. Вот здесь брешь. - Он показал на карте. - Двинемся через нее. По ту сторону леса нас ждут три километра открытого пространства, это очень много, но нам нужно преодолеть его. Любой ценой. Только своими силами. Помощи нет. Мы одни. Ни пехотной поддержки, ни артиллерийской. Техасские парни перебили всех. - И окутался голубым табачным дымом. - Думаю, мы проделаем этот фокус так. - Перебросил сигару из одного уголка рта в другую. - Четыре "пантеры" ворвутся в деревню. Мы застанем техасских лоботрясов за кофе с пирожными. - Вынув изо рта сигару, предостерегающе поднял ее. - Янки не должны подозревать о нашем существовании, пока мы не окажемся среди них и не угостим их рвотным, поэтому, - он вскинул кустистую черную бровь, - никакой стрельбы. Всё оружие - на предохранитель. И янки тоже нельзя позволить поднять стрельбу.
- Тогда надо бы предупредить их открыткой, чтобы не стреляли, - непочтительно посоветовал Порта из задних рядов.
- Заткнись и слушай. Первые два танка едут прямо через эту брешь, так сказать, закрывают дверь в дальнем конце. По карте видно, что запасного выхода нет; потом разворачиваетесь и наводите на них орудия. С восемью "пантерами" очистить этот сортир мы вполне сможем. Лейтенант Герберт, - майор повернулся к новому, прибывшему три дня назад лейтенанту и провел толстым, грязным пальцем по карте, - ты останешься здесь на опушке с остальными восемью "пантерами" и последуешь за нами только - имей в виду! - только, когда увидишь желтую ракету. - Схватил молодого лейтенанта за мундир. - И да смилуется Бог над тобой, если тронешься оттуда до того, как желтая ракета украсит Господне небо. Тогда я заткну твою голову тебе в задницу, и ты станешь похож на усталого монаха в полночь.
Майор Майк выплюнул сигару, достал из кармана ржавую жестяную коробку, глубоко вдохнул через нос, откашлялся, сплюнул, поднял крышку коробки и достал из нее большой табачный жгут. Растянув губы, откусил от него кусок, остальное протянул Старику.
Жевали табак у нас только двое. Майор всегда клал жвачку между нижней губой и зубами, а Старик за правую щеку, отчего казалось, что у него громадный флюс.
- Хорошая штука, - похвально заметил Старик.
Лейтенант Герберт покачал головой. Майор, прусский офицер, угощает табаком какого-то фельдфебеля, простого столяра из берлинских трущоб. Господи, что же дальше? Расскажи он отцу, тот бы ни за что не поверил.
- Как я сказал, мы въезжаем в эту брешь на полной скорости, и как только два передние танка выпустят красную ракету, мигом разделываемся с этими ублюдками. Все, что движется, уничтожать. - Майор поковырял пальцем в ухе. - Обер-фельдфебель Брандт, займешь позицию со своей танковой радиостанцией в пересохшем русле. Держись вплотную за четвертой "пантерой". Сразу же замаскируйся и будь начеку. Вслушивайся до боли в ушах. Порнографический журнал отложишь, чтобы не забывать о переходе с передачи на прием. Если сразу же не ответишь, я тобой займусь - и большая часть жизни у тебя останется позади. По красной ракете начинаем действовать. По желтой - общая атака. Восемь танков в резерве. Сигнал к отступлению не нужен. Либо мы уничтожим этих ковбоев, либо они нас. Вопросы есть?
Порта вышел вперед, и майор нахмурился.
- Йозеф Порта, сразу же предупреждаю, если попытаешься выставить меня дураком…
Порта притворился смущенным и вытер ладони о сиденье брюк.
- Герр майор, слабое сердце избавит человека от этого пикника?
- Ни в коем случае. Ни слабое сердце, ни импотенция. Еще вопросы?
Из заднего ряда поднял палец Малыш.
- Что еще? - прорычал Майк. - Ты же все равно ничего не понимаешь.
- Герр майор, по указу о военной службе от тысяча девятьсот двадцать пятого года, который составил генерал Бломберг, солдат, прослуживший более семи лет, не обязан участвовать в боевых действиях. Герр майор, я уже отслужил девять лет. Могу я получить разрешение выйти из игры?
Малыш сделал вид, будто достает солдатскую книжку, чтобы доказать правдивость сказанного, но майор Майк отмахнулся от него.
- Хоть бы сто девять, садись своей широченной задницей на место стрелка в танке номер пятьсот двадцать три - и можешь вытереть эту самую задницу указом генерала Бломберга. Если у кого есть еще вопрос, повремените до Рождества и повесьте его на елку.
- Аминь, - пробормотал Порта, подняв глаза к небу.
- По машинам.
Малыш, влезая в башенный люк, крикнул:
- Порта, опять идем на войну! Подумать только, мы добровольно вызвались на эту мерзость. У меня, должно быть, в тот день было воспаление мозга. - Наклонился к зарядному ящику, сунул за него черный мундир танкиста, стянул рубашку через голову и затолкал туда же; потом обернул вокруг шеи женскую сорочку, взятую у Толстозадой Луизы в наш последний поход в публичный дом Бледной Иды. Поймал в густых волосах на груди парочку вшей и раздавил их о дальномер. - А эта война, Порта, опасна. Тебе могут отстрелить кое-что. Ты можешь быть искалечен самым ужасным образом, Порта, но война может принести и невероятное богатство. Зубоврачебные щипцы взял?
- Конечно.
Порта усмехнулся и достал из голенища этот отвратительный инструмент. Потом наклонился к приборной панели, проверил количество бензина и масла, опробовал сцепление, тормоза и развернул тяжелый танк, описав полный круг.
Майор Майк влез в командный танк и, приказав взмахом руки заводить моторы, крикнул Старику:
- Байер, держись вплотную за мной. Легионер и Барселона следуют за ним. Остальные идут клином. Тан-киии, марш!
Он несколько раз взмахнул кулаком: подал сигнал двигаться на полной скорости.
Заревели тысячи лошадиных сил. Задрожала земля. Весь лес трясся от жуткой вибрации, когда танк за танком неслись по нему. С треском повалилось оказавшееся на пути дерево. Майор ободряюще помахал из башни и снова откусил от табачного жгута. Легионер помахал в ответ, закурил и обернул шею сине-красно-белым шарфом. Барселона переложил свой талисман - высушенный апельсин из Валенсии - из правого кармана в левый. Порта наклонился, плюнул на акселератор и пальцем нарисовал крест на пыльной приборной панели. Я обвязал подвязкой дальномер. Малыш положил губную помаду Толстозадой Луизы над сигнальной лампочкой. Хайде, наш образцовый солдат, проверил, в порядке ли подводящая трубка огнемета, снял с предохранителя пулемет, заправил в него длинную пулеметную ленту. Потом обернул вокруг шеи синего тряпичного слоника.
Вся радиоаппаратура была проверена. Она должна работать безукоризненно, от нее зависело очень многое. Стрелки вылезали снять чехлы с пушек, и один танк за другим докладывал о боевой готовности.
- Носорог к бою готов, - послышался к приемниках голос Майка.
Мы выехали из леса, который надежно укрывал нас, и увидели американцев, охранявших северный выезд из деревни тремя танками.
Когда мы мчались по открытому пространству на всей возможной скорости, Порта беспечно напевал:
Eine kleine Reise im Fruling mit Dir,
Sag mmir, bitte, leise,
Was gibst du dafur…
Он изо всех сил нажимал на акселератор, и казалось, поршни вот-вот сорвутся с шатунов. Никто не мог за нами угнаться. Мы услышали по радио брань Барселоны:
- Caramba, sacramento! Как он, черт возьми, развивает такую скорость?
- Один Аллах знает, - ответил Легионер, желая своему механику-водителю угодить в глубочайшую адскую бездну.