- Почему плохая? По-моему, только близкий родственник и способен сказать так прямо. Почему ты рада?
- Думаю, ты сам все понимаешь.
- Отнюдь не все.
Она прошлась по комнате и села.
- Мне будет очень тебя не хватать. И мне лучше было бы, если бы ты никуда не уезжал. Я уверена, что и Уилмэй почувствует твое отсутствие. Но…
- Ага! Похоже, что наконец-то мы подходим к главному.
- Да, это так. Тебе не кажется, что ты слишком много времени проводишь с Уилмэй? В последнее время ты всегда с нею. Подумай, как это выглядит со стороны?
- Но я же ее опекун.
- Люди могут подумать, что ты увлечен ею. И это оттолкнет подходящего молодого человека. Это навредит Уилмэй, да и на тебе отразится не лучшим образом. Она очень любит тебя, любит как отца Я не вполне понимаю, как ты к ней на самом деле относишься. С ее замечательной красотой, она непременно должна сделать блестящую партию. Молодость, богатство, высокое общественное положение - у нее это есть. Осталось только полюбить молодого человека. Ты же мешаешь ей сделать свой выбор. Это не очень красиво с твоей стороны, ведь ты не можешь на ней жениться.
- А что, это мысль. Надо подумать об этом. Разве в этой или любой другой стране есть закон, который запретил бы мне жениться на Уилмэй, если бы мы оба хотели этого?
- Твои чувства запретили бы тебе.
- Да нет у меня никаких чувств.
- Пожалуйста, давай серьезно. Ты на двадцать два года старше Уилмэй, ты просто слишком стар для нее. К тому же ты небогат: твое состояние составит всего около четверти состояния Уилмэй. С ее красотой, она просто обязана сделать блестящую партию. Молодость, богатство, титул она может получить все это, и всего этого у тебя нет. К тому же что скажут люди? Что ты воспользовался своим положением опекуна в своих, а не в ее интересах. И будут правы.
- Но ты же сама подбивала меня жениться на деньгах.
- Вовсе нет. Я просто имела в виду одну-другую даму, которые с радостью приняли бы твое предложение и составили бы твое счастье, тем более что они отнюдь не бесприданницы.
- Моя милая Берта, не могу же я жениться сразу на обеих, это было бы неприлично, к тому же противозаконно. Успокойся, я не собираюсь жениться на Уилмэй. Я уезжаю в Париж сегодня же вечером.
- Я серьезно не предполагала, что ты хотел бы жениться на Уилмэй. И нечего надо мной смеяться, ведь я всего лишь беспокоюсь о ее будущем.
- Ну, тогда я буду говорить серьезно. У тебя есть собственное мнение о блестящем браке, но вряд ли оно совпадает с мнением Уилмэй, и я абсолютно уверен, что ее выбор должен быть свободным и самостоятельным. Я не собираюсь заставлять Уилмэй выходить замуж против ее желания. Она вольна выбирать сама. И ради ее благополучия не буду ей препятствовать.
- Я могла бы посоветовать, если бы была уверена, что права.
- Уилмэй не знает ничего о мужчинах и о браке, она невинна как младенец и, более того, предана тебе, Берта. Она может позволить себя убедить. Я считаю, что твои советы гораздо опаснее, чем приказ выйти замуж за нелюбимого. Вспомни-ка, сколько несчастливых в браке герцогинь и графинь живет на белом свете. Я выскажу свое мнение, Берта, когда дойдет до дела. А пока я не стану ссориться с тобой, я ведь пришел попрощаться.
- Я никогда ни с кем не ссорюсь, - сказала Берта. - До свидания, Эдвард. Приезжай в Лондон хоть иногда. Ну хотя бы для того, чтобы убедиться, что я не заставляю ее выходить замуж за нелюбимого. Я попрощаюсь с тобой и за Уилмэй, а ей объясню, что ты уехал.
Глава IX
Я не видел Уилмэй почти два года. Однако я вовсе не сидел все это время безвылазно в Париже. Несколько месяцев я провел в путешествии по Италии и там написал оперу. Она была поставлена, имела успех и принесла мне деньги.
Время от времени я появлялся в Лондоне. И как-то так получалось, что с Уилмэй мне не удавалось встретиться, хотя я не избегал ее сознательно.
Берта была полностью увлечена устройством судьбы Уилмэй. Сестра иногда посылала мне письма о претендентах на руку и сердце Уилмэй и наконец сообщила мне, что отыскала подходящего человека. Сначала это меня обеспокоило, но вскоре я понял, что Уилмэй никогда не примет предложения от недостойного человека. После этого я стал относиться к подобным посланиям более спокойно. Казалось, Берта будет вынуждена предоставить Уилмэй возможность самой выбирать себе спутника.
На самом деле Уилмэй сделали предложение только два человека. Первое исходило от молодого романиста, выходца из приличной семьи, но небогатого. Он, похоже, был влюблен в Уилмэй по-настоящему. Он буквально вынудил ее выслушать его, хотя заранее соглашался с тем, что у него нет ни малейшего шанса. Она писала мне, как это происходило. "Он побледнел и не знал, куда девать руки; он начинал говорить и не мог закончить предложения. Он такой застенчивый и так неуверен в себе, и глаза у него такие печальные. Я не удержалась от слез. Надеюсь, что в будущем мне не придется переживать что-нибудь в этом роде". Берта была вне себя от негодования, что он вообще осмелился сделать предложение Уилмэй, а молодой человек тяжко переживал неудачу, что было весьма романтично с его стороны, но гораздо полезнее было бы, например, написать роман о своих страданиях.
Второе предложение сделал молодой баронет, сэр Винсент Карроне, и Уилмэй его приняла. Это был молодой человек двадцати восьми лет от роду, красивый и богатый, с хорошей репутацией, замечательный друг и порядочный малый. Нельзя сказать, чтобы он был умен, но и особой глупостью тоже не отличался: он тяготел к сельской жизни и занимался спортом. А главное, он был искренне влюблен в Уилмэй. Но еще до того, как сэр Винсент сделал предложение, я получил письмо от Берты, которая сообщала мне об этом молодом человеке, поскольку заметила его особое отношение к Уилмэй и была уверена, что он будет просить ее руки. Я отвечал, что если Уилмэй действительно любит названного молодого джентльмена, то это прекрасно, но пока Берте лучше не вмешиваться.
А потом Берта прислала письмо о помолвке на шести страницах. Она нисколько не сомневалась в том, что Уилмэй счастлива. Сэр Винсент настолько хорош, и так добр, и… не было конца и края похвалам в его адрес. Я был совершенно уверен, что всегда Берта желала Уилмэй добра. Если она и повлияла на выбор Уилмэй, то только ради ее будущего счастья. Берта закончила свое послание уверением, что и Уилмэй напишет мне, хотя и очень смущается.
Письмо от Уилмэй было намного короче и мне не понравилось. Она то и дело повторяла, что надеется, даже уверена, что будет счастлива с этим человеком. И все же это послание меня не убедило. Она тоже хвалила Винсента, но в тех же самых выражениях, что и Берта, будто повторяла хорошо выученный урок! Она не вдавалась в подробности, да я и не ждал того, что она опишет, при каких обстоятельствах ей сделали предложение, но был удивлен, что большая часть письма посвящалась Берте, а не ее возлюбленному. Меня это огорчало, и все же я считал, что у меня нет оснований для вмешательства. Я делал все возможное, чтобы подавить свои собственные чувства и посмотреть на все со стороны. На самом деле у меня не было разумных доводов против, только какие-то смутные впечатления - Берта только посмеялась бы над ними.
Неделей позже о помолвке было объявлено, свадьба должна состояться через полгода. Уилмэй писала мне часто, выговаривая за то, что я так долго не возвращаюсь. Она спрашивала, почему я так поступаю, и просила вернуться. Но непосредственно перед свадьбой я получил от нее только два коротких письма - сдержанных и сухих: необходимые приготовления для свадьбы сделаны, подарки куплены. До свадьбы Уилмэй оставалось три недели…
Я прибыл в Лондон утром. Берту я не предупредил, когда именно должен приехать, но во второй половине дня направился к ней. Был яркий, солнечный полдень, и я шел через парк. В парке я увидел Уилмэй и Берту. Они не заметили меня. Уилмэй весело смеялась. И этот смех успокоил меня. Значит, у нее все в порядке…
Я вернулся в свою квартиру на первом этаже. Погруженный в свои мысли, я хотел было пройти мимо довольно привлекательного джентльмена средних лет. Он остановил меня уже на лестничной площадке, когда я вынимал из кармана ключ, и долго разглядывал, а затем вежливо приподнял шляпу.
Надеюсь, вы мистер Дерример, - спросил он, - мистер Эдвард Дерример?
- Да, я Дерример, - отозвался я.
Он был одет с особой тщательностью, так что у меня создалось впечатление, будто вся его одежда была прямо из магазина. В его темных волосах уже просвечивала седина, он носил усики и, видимо нервничая, время от времени подносил к ним руку. Его глубоко посаженные синие глаза продолжали изучать меня. Он начал извлекать визитную карточку из кармана и сказал:
- Надеюсь, вы меня знаете, мистер Дерример.
- Это непростительно с моей стороны, но моя память…
- Наверное, мне следовало бы сказать, что вы, должно быть, слышали обо мне. Уилмэй не вспомнила бы меня, но Филипп Эмори, который был очень, очень любезен ко мне - хотя не всегда понимал меня, должно быть, упоминал мое имя.
Я протянул ему руку:
- Вы - дядя Уилмэй.
Он поклонился и улыбнулся:
- Да. Я… я хотел встретиться с вами. Я думал, что сначала мне стоит встретиться с вами.
- Может быть, вы войдете? - предложил я. И мы вошли в комнату, которую я использовал под кабинет.
Глава X
- Боюсь, вы сочтете мое появление неожиданным, - волнуясь, начал Чарльз Форланд.
- Ничуть, - из вежливости солгал я.
- Я хотел бы заверить вас, что не имею ничего против вас. Это не ваша вина, что муж моей сестры назначил вас опекуном Уилмэй - хотя полагалось мне, как родственнику, стать им. Со всем своим добрым отношением ко мне он не понимал меня, и я узнал от его поверенных, у которых сейчас был, что он даже не упомянул меня в своем завещании.
- Он полагал, что вас уже нет в живых.
- Да, конечно, тут есть и моя вина. - Он говорил теперь более доверительно. Его манеры были вполне сносными, и он оказался совсем не тем вкрадчивым лицемером, каким я представлял его. На самом деле в нем проглядывала даже доля цинизма, что меня забавляло. - Однако я, его шурин, не получил ничего. Вы же, незнакомец, получили все.
- Поверенные сообщили вам это?
- Разве поверенные сообщают то, о чем вы хотите знать? Я мог бы направиться сразу к Уилмэй или к сэру Винсенту - конечно, я читал в газетах о помолвке, - но я отправился к поверенным Филиппа и, узнав от них, что Филипп назначил вас опекуном Уилмэй, решил встретиться сначала с вами.
- Что вы делали все это время? Где вы были?
- Я не могу сообщить вам обо всех подробностях. Короче, вскоре после того, как я в последний раз видел Филиппа - это был случай, после которого я на него рассердился, - я уехал в Америку. Я был зол на Филиппа. Вы хоть раз ели консервы "Плотный обед"? - вдруг спросил он.
- Нет. Я даже не представляю, что это такое.
- Это новый вид консервов. Представьте себе оловянную банку с четырьмя отделениями - в первом суп, во втором рыба, в третьем жареное мясо, в последнем - овощи. Плотный обед, вполне достаточный для мужчины, одно время можно было купить в Лондоне за шиллинг.
- Без сомнения, - сказал я, - это было очень хорошо, но что из этого вышло?
- Хорошо?! Это было плохо! - Я осмелюсь выразиться: паршиво. И мне это известно, поскольку именно я изобрел его, произвел, экспортировал и благодаря ему обанкротился. Даже дошел до того, что пытался есть это сам. В одном предложении я рассказал вам историю трех лет моей жизни. Мое очередное банкротство произошло тремя годами позже, и довольно неожиданно. Третье…
- Не продолжайте, - сказал я угрюмо, - все мы рано или поздно терпим банкротство.
- Я просто хотел показать вам, что работал и боролся, пусть это Филипп и называл бездельем. Филипп также говорил, что я сопьюсь, и в момент раздражения выражал надежду, что так и случится. Я должен доказать вам, что он неправильно судил обо мне. У меня есть чувство собственного достоинства.
- Отлично, - сказал я, - вижу, что теперь вы не пьете, мистер Форланд. Может, лучше перейдем к делу? Почему вы обратились ко мне?
- Я думаю, что вы не захотите, чтобы я обратился к Уилмэй или к сэру Винсенту.
- Могу я говорить с вами откровенно?
- Разумеется.
- Я предпочитаю, чтобы вы ни с ней, ни с ним не общались.
- Что ж, - сказал он, - вы откровенны, и я буду откровенен. Я не помню Уилмэй и никогда не видел сэра Винсента Карроне. Они даже не подозревают о моем существовании. Мой долг вернуть им деньги, которые моя сестра и Филипп ссудили мне. Я сохранил запись точной суммы. Это шесть тысяч пятьсот фунтов, и я желаю вернуть долг.
На какой-то миг я очень удивился, но это был только миг.
- Что и говорить, денег этих у меня нет, - продолжал он. - Но они могут позволить себе одолжить мне тысячу фунтов, которая даст мне возможность выручить эту сумму и даже больше. Я - брат ее матери, а ее отец был чрезвычайно добр ко мне до тех пор, пока не случилось недоразумение. Я настаиваю на этом.
- Послушайте, - сказал я, - вы говорили мне, что разбогатели. Почему вы не отдали долг тогда?
- Я готов был это сделать, но в то время занимался расширением дела, а такие вещи иногда плохо заканчиваются. Мое дело лопнуло.
Я ходил взад-вперед по комнате. Для пользы Уилмэй я должен был отправить этого человека за пределы Англии. Я бы поговорил с сэром Винсентом о мистере Форланде. Но я хотел держать Форланда подальше от Уилмэй.
- Куда бы вы отправились, если бы у вас были деньги? - спросил я.
- В Кулгарди, - ответил он без колебания.
- Хорошо, - сказал я, - я рад, что вы обратились ко мне. Уилмэй сейчас не имеет права распоряжаться деньгами, следовательно, не может дать вам деньги. Сэр Винсент вам их просто не дал бы. А я могу и, конечно, дам. Я выпишу вам чек на две сотни фунтов и буду оплачивать баланс в восемьсот фунтов, внося по сотне каждые три месяца. Если вы в течение этого периода вернетесь в Англию или свяжетесь каким-либо образом с Уилмэй или сэром Винсентом Карроне, то выдача остатка будет прекращена.
Он говорил, что отказывается брать деньги от меня, потому что ко мне лично он не имеет претензий. Потом он выразил надежду, что я буду расценивать это как инвестицию. В конце концов он принял мои условия и положил чек в карман.
- А теперь, - сказал он, - вы пообедаете со мной.
Забавы ради я принял приглашение и не пожалел об этом, ибо мне в тот вечер, было весело. Он рассказывал много забавных историй о себе. И я не сомневаюсь, что он лгал, но лгал весьма изобретательно. Во время обеда на столе стоял бокал вина, но Форланд так и не прикоснулся к нему и пил только воду.
Через несколько дней я уже провожал его.
- Простите меня, - сказал он на прощание, - но я знаю вас теперь гораздо лучше и хочу спросить кое о чем. Вы знаете, что Филипп говорил обо мне, а теперь у вас появилась возможность судить самому. Вы считаете меня негодяем?
Я заметил, что все мы - жертвы обстоятельств. Он вздохнул, и мне показалось, что он не удовлетворен моим ответом.
Сэру Винсенту я просто рассказал, что у Уилмэй есть дядя, скверный родственник. И она даже не подозревала о его существовании.
- И я тоже, - добавил он.
- Оно не так уж важно, - сказал я, - но любимое занятие Форланда - брать взаймы деньги, а иногда - разнообразия ради - он затевает какое-нибудь фантастическое предприятие и неизменно терпит банкротство. Если он когда-нибудь обратится к вам, я хочу, чтобы вы не предпринимали ничего, пока не посоветуетесь со мной.
- Хорошо, как вам угодно. Но могу ли я сам что-нибудь сделать для бедняги?
- Очень мило с вашей стороны, но не стоит. В настоящее время он в этом не нуждается. Я счел нужным упомянуть об этом, потому что таково было желание отца Уилмэй. Он настаивал на том, чтобы она никогда не видела этого человека и даже не подозревала о его существовании. Она чувствительна - это оскорбило бы и расстроило ее.
- Вы правильно поступили. Благодарю вас за это. Уилмэй и так много испытала, и чем меньше она знает о плохих сторонах жизни, тем ей лучше.
Глава XI
Утром в доме Берты я впервые увидел Уилмэй. Да, это была наша первая встреча с тех пор, как я вернулся в Англию (если не считать того момента, когда я встретил ее в парке).
Берта выглядела очень хорошо, она словно помолодела и приветствовала меня с сестринской пылкостью. Уилмэй ограничилась пожатием моей руки и, глядя куда-то в сторону, сказала:
- Эдвард, я рада - очень рада, что вы вернулись.
Пока мы разговаривали, я наблюдал за Уилмэй. Тот проблеск радости, который я заметил в парке, ввел меня в заблуждение. Свежий воздух скорее всего заставил ее щеки порозоветь. Я полагаю, каждый из вас, даже если носит в своем сердце глубокую печаль, рассмеется при людях над забавной историей. Теперь она была очень бледна, и когда молчала и думала, что на нее не смотрят, выражение ее лица казалось отрешенным, а взор был устремлен вдаль.
- Уилмэй, - сказал я, - с тобой все в порядке?
- О да!
- С ней все хорошо, - подхватила ее слова Берта, но она устала. Ей приходится бывать повсюду и общаться с кучей народу. Все эти бесчисленные Карроне жаждут посмотреть на избранницу Винсента.
- Если бы с ней все было хорошо, - сказал я, - то она выглядела бы лучше. А она выглядит так, что ей явно не следует выходить замуж.
- Давайте больше не будем обо мне, - сказала Уилмэй. - Расскажите подробней о вашей опере. Мы о ней уже слышали. Все о ней знают, только о ней и говорят. Но я хочу услышать об опере из ваших уст.
- Мне эта опера надоела, - ответил я, - хочу услышать о тебе.
Но Уилмэй словно язык проглотила, и пришлось Берте говорить вместо нее.
Время шло, и я уже чаще видел Уилмэй, хотя мне это давалось нелегко. Она восхищалась сэром Винсентом и по-своему любила его, но вряд ли была им увлечена. Порою я читал сомнение на его благородном, прекрасном лице. Да и Берта то и дело поглядывала на Уилмэй с беспокойством.
События развивались стремительно на пути к печальной развязке, подобно тому как летит к пламени мотылек. До свадьбы оставалось меньше недели, когда я получил записку от Уилмэй:
"Дорогой Эдвард! Мы должны были обедать с леди Харстон сегодня вечером, но она, бедняжка, захворала. Нам обеспечен спокойный вечер. Не будет даже Винсента. Берта, вы и я обедаем вместе у нас дома, а потом вы поиграете нам. Мы совершенно одни и обе хотим видеть вас. Ответьте согласием вашим любящим Берте и Уилмэй".
Конечно, я пришел. Когда я вошел в гостиную, я заметил, что фортепьяно больше не используется как склад вещей.
- Я тут ни при чем, - сказала Берта, - это Уилмэй. Я предполагаю, когда ты написал великую оперу, то ожидал, что тебя осыплют почестями?
- У меня нет великих опер, зато есть вредная сестрица. Уилмэй, я благодарен тебе за приглашение. Я буду говорить с тобой, а не с той пожилой женщиной, в чьем доме ты столуешься.