Стратиг встрепенулся:
- Куда ведёт та дорога? Вдруг в сторону от моря?
Фулнер сдержанно рассмеялся:
- Разве это сейчас имеет значение? Главное, что она сулит нам спасение.
И стратиг принял соломоново решение:
- Хорошо, поступим так. Бери три когорты и пробивайся назад. Но одновременно мои солдаты будут штурмовать и завал на выходе из ущелья. Пусть Христос укажет нам путь к спасению...
Фулнер дважды бросал подчинённые ему когорты на прорыв, и оба раза они отступали ни с чем. Но если у завала в голове византийской колонны легионеры начинали пятиться ещё до встречи со славянами, осыпаемые тучей стрел из-за самого укрепления и с обступивших ущелье гор, то когорты Фулнера отбрасывались назад лишь после ожесточённых рукопашных схваток с врагом. После этих штурмов дорогу невозможно было узнать: вся проезжая часть загромождена широким, высотой в человеческий рост завалом из трупов, груды их виднелись на обочинах и среди ближайших деревьев. Но, как и до первой атаки, перед византийцами непоколебимо продолжали стоять шеренги не отступивших ни на шаг врагов.
- Что скажешь теперь, варяг? - спросил подошедший к Фулнеру стратиг, пропуская мимо себя беспорядочные, потерявшие воинский строй группы отступавших легионеров. - Где же самое уязвимое место, в котором славяне не ждут нашего удара?
- Оно перед тобой, ромей, - невозмутимо ответил Фулнер, указывая на завал из трупов и блестевший за ним в лунном свете лес вражеских копий. - Хорошо, что ты пришёл. Необходимо распорядиться, чтобы весь отряд был готов следовать за моими когортами. Потому что путь назад уже свободен и нам нужно скорее покинуть ущелье.
- Смеёшься, варяг? - вспылил Иоанн. - Противник, дважды отшвырнувший твои когорты назад, стоит на прежнем месте и не помышляет освобождать дорогу. Лучше подумай, как заставишь легионеров снова идти на штурм.
- Ромей, ты ошибаешься: победили не враги, а я, - с усмешкой проговорил Фулнер. - Дорога для отступления из ущелья станет свободной сразу после того, как ты поклянёшься не тронуть никого из наших противников, когда те сами добровольно очистят нам путь.
- Добровольно очистят нам путь? В своём ли ты уме?
- К нашему общему счастью - да. Перед вторым штурмом я приказал акритам любой ценой захватить и доставить мне пленного. Они сделали это, незаметно проникнув в тыл врага и захватив там одного из их раненых. Им оказался викинг из бывшей дружины ярла Эрика, вместе с которым совсем недавно я тоже плыл на Константинополь. Пленный рассказал, что в этом месте выход из ущелья защищают полторы сотни русичей-полочан и триста уцелевших от смерти на море викингов, которыми теперь командует сотник Индульф. Я его отлично знаю, поэтому, ромей, дорога к отступлению открыта.
- Всё равно не понимаю тебя, - пробормотал Иоанн.
- Всё очень просто, нужно только не смешивать в одну общую кучу славян и викингов. Русы и болгары сражаются потому, что вы, ромеи, хотите отнять у славян свободу, превратив их в рабов. Поэтому они ненавидят империю, готовы биться с ней везде и до последнего человека. Викинги же обычно сражаются за две вещи в мире: за собственную жизнь и чужое золото. Ярл Эрик дрался на море потому, что перед его глазами сверкало золото киевского конунга Игоря, которое тот обещал ему за победу над империей. Викинги сотника Индульфа сражаются сейчас оттого, что вы, ромеи, преследуете их и намерены уничтожить вместе с русами. Но оставьте викингов в покое, пообещайте жизнь - и им незачем будет защищать её с оружием в руках. Готов ли ты сделать это, подкрепив обещание клятвой?
- Да, варяг. Клянусь в этом всем святым, что только есть на земле и небе. Но поверят ли моим словам викинги?
- Пусть это не тревожит тебя. Я сам буду говорить с ними.
Ещё вчера утром Фулнер твёрдо верил в скорое поголовное уничтожение русов и ставших столь ненавистными ему бывших товарищей, поэтому мечтал о возвращении на родину, где никто не будет знать о его предательстве. Однако выступление на стороне русов болгар, гибель кмета Младана, спутавшая карты византийцев, паническое бегство отряда стратига Иоанна с перевалов к морю, ловушка в ущелье, в которую вместе с ним он только что угодил, придали мыслям Фулнера другое направление.
Византийские войска спафария Василия бесповоротно проиграли битву со славянами. Что же касается непосредственно отряда стратига Иоанна, в котором он находится, то он доживает последние часы независимо от того, удастся ему или нет выбраться из ущелья. Ускользнёт из этой западни - угодит в другую, пробьётся из гор к морю - будет добит на побережье. Уж Фулнер знает, как умны и расчётливы русские воеводы Асмус и Бразд, а отваге и воинскому умению их дружинников можно только позавидовать. Поэтому лично для него сейчас речь может идти лишь об одном - спасении собственной жизни. Для этого необходимо любой ценой выскользнуть из засады, предоставив стратига и его отряд уготованной им судьбе, а самому вернуться в лагерь спафария и вместе с ним попасть в империю. Что ему делать на родине, где нет ни семьи, ни богатства, а о спокойной и обеспеченной жизни он может только мечтать? Где снова его ждёт дружина какого-нибудь ярла, набеги на берега соседей либо служба чужому конунгу и - в конце концов - погребальный костёр павших викингов, с дымом которого его душа, подхваченная валькириями, отправится на небо держать ответ перед грозным Одином.
- Нет, он выберет иную судьбу! Спафарий Василий предоставит ему, как обещал, должность византийского центуриона, в Константинополе Фулнер отречётся от старой веры и станет поклоняться Богу ромеев - Христу. Он навсегда забудет о холодной и нищей родине! Однако для всего этого необходимо прежде всего одно - уцелеть сегодня...
Фулнер обвязал лезвие меча куском белой ткани, поднял его над головой. В сопровождении акритов, шагавших сбоку и сзади с горящими факелами, двинулся к неприятельской позиции. Взяв протянутый одним из спутников факел, взобрался на вершину вала из трупов, приблизил огонь к лицу.
- Викинги, узнаете меня? - прокричал он в темноту. - Если нет, смотрите лучше! Не бойтесь, подходите ближе. Сотник Индульф, узнал ли меня ты?
Какое-то время над чужими шеренгами продолжало царить безмолвие, затем оттуда раздался низкий, грубый голос:
- Я узнал тебя, Фулнер. Откуда ты здесь и что делаешь у наших врагов?
- Сотник, мы оба клялись Одину верно служить ярлу Эрику и киевскому конунгу Игорю. Однако здесь, в Болгарии, нет ни того ни другого, само Небо избавило нас от данной некогда клятвы. Ты решил продолжить поход с русами, я стал служить империи. Это личное дело каждого из нас, однако мы по-прежнему остались варягами и должны щадить родную кровь. Мой теперешний ярл Иоанн предлагает тебе, сотник: опусти оружие, предоставь ромеев и русов их судьбе, а он в награду за это не тронет ни одного из викингов.
В ответ раздался громоподобный хохот Индульфа:
- Обещает не тронуть нас? Лучше посоветуй ему сделать обратное! И я воткну ромейского ярла вверх ногами в кучу его дохлых воинов!
Фулнер терпеливо переждал смех и насмешки других викингов, последовавшие за ответом сотника, заговорил снова:
- Индульф, я знаю, что вас, русов и викингов, перед началом боя было неполных пять сотен. Посмотри на горы трупов, которыми завалена дорога, каждый третий из них - рус или варяг. А ведь, помимо убитых, у вас немало раненых. Значит, готовых продолжить сражение осталась в лучшем случае только половина. Теперь взгляни на силу, что движется против вас.
Фулнер высоко поднял факел над головой, наклонил в сторону, откуда пришёл. В мерцающем свете факела, усилившем тусклый блеск луны, сотник увидел несколько готовых к атаке коробок византийских манипул. За ними в темноте шевелилась, строилась в ряды, вытягивалась в колонну плотная человеческая и конская масса.
- Индульф, мы уничтожим всякого, кто встанет на нашем пути. Согласишься пропустить нас без боя - все твои воины останутся жить. Если хотят, пусть умирают русы, почему вместе с ними должны расставаться с жизнью варяги?
- Я клялся конунгу Игорю, что всегда буду заодно с его воинами-русами! Я и викинги умрём вместе с ними!
- Ваши смерти будут напрасными, Индульф. Мы пойдём по вашим трупам дальше, и некому будет даже вознести ваши тела на погребальный костёр. Пропустите нас без боя и делайте после этого что хотите. Можете хоть снова воевать с русами против империи. Только не губи напрасно из-за своего упрямства сынов Одина сейчас! Боги никогда не простят этого!
За спиной Фулнера звякнуло оружие, неподвижные доселе шеренги передней манипулы колыхнулись, медленно двинулись по дороге навстречу рядам русичей и викингов.
- Смотри, Индульф, мы идём! - прокричал Фулнер. - Если ты и викинги хотите жить - уступите нам путь без боя. Помните: одна пущенная в нас стрела, один удар копьём или секирой - и мы уничтожим вас всех до единого. Я всё сказал, сотник, теперь дело за тобой. Будь благоразумен!
Фулнер соскочил с вала мёртвых тел, отшвырнул в сторону факел. Быстро зашагал навстречу приближавшимся легионерам.
Индульф проводил его взглядом, тронул за локоть находившегося рядом с ним полоцкого сотника Брячеслава.
- Рус, надобно поговорить. Сойдём с дороги.
Брячеслав молча последовал за викингом. Они остановились сбоку от дороги у ствола дерева.
- Слышал, что сказал Фулнер? - спросил Индульф, опираясь на длинную рукоять огромной, забрызганной кровью секиры.
- Я слышал всё.
- Тогда знай: ни один викинг не поднимет сейчас оружия против ромеев. Мы вновь станем воинами после того, как они пройдут мимо и покинут ущелье.
Брячеслав с удивлением посмотрел на варяга:
- Индульф, неужто ты настолько испугался ромеев, что от страха забыл о чести воина? И даже решил нарушить клятву, данную Одину и конунгу Игорю?
- Я никого и ничего не боюсь, кроме гнева богов, - высокомерно ответил Индульф. - Я готов сразиться один против десятка врагов, однако должен быть уверен, что в этом есть смысл. Сейчас его нет, мы все умрём бесцельно.
Ромеи пойдут дальше, а наши смерти не принесут ярдам Бразду и Любену никакой пользы.
- Польза будет! Мы задержим ромеев в ущелье, и за это время к нам подоспеет подмога. Уверен, воевода Бразд уже послал её.
- На нас идут все запертые в ущелье легионеры, никакая помощь ярла Бразда не остановит их. Ромеи хотят вернуться туда, откуда пришли. Зачем мешать им? Их отряду всё равно не пробиться к морю! Не сегодня, так завтра мы обязательно уничтожим их!
- Индульф, мы поставлены здесь не для того, чтобы беспрепятственно пропустить ворога. Я не изменю долгу воина!
- Рус, у тебя осталось четыре десятка дружинников, у меня - около сотни викингов. Мы и наши воины сделали всё, что могли. Если в нашей с тобой власти сохранить их жизни от бесцельной смерти - свершим это!
- Русичи не покупают жизнь ценой бесчестья!
Брячеслав, считая разговор оконченным, хотел возвратиться на дорогу, однако Индульф, перехватив рукоять секиры двумя руками, прижал ею шею сотника к стволу дерева.
- Нет, рус, ромеи без помех пройдут по дороге, и никто не тронет их даже пальцем. Смотри, что происходит, и, как сказал на прощанье Фулнер, будь тоже благоразумен.
Индульф слегка ослабил нажим на рукоять секиры. Брячеслав повернул голову к дороге и увидел, что его дружинники окружены плотным кольцом викингов, наставивших на них копья. В руках русичей тоже сверкали мечи, их копья и булавы были изготовлены к бою. Тесно сдвинув щиты, они стояли за ними плечом к плечу, их глаза были обращены к своему сотнику. Сейчас всё зависело от Индульфа и Брячеслава: одно их неосторожное слово или движение - и между союзниками разгорится ожесточённая схватка. Выиграют же от неё только надвигавшиеся в боевом строю византийцы.
Брячеслав отвернулся от дороги, посмотрел в глаза Индульфа:
- Варяг, я и мои воины уходим отсюда. Оставайся один и делай что желаешь.
- Киев, княже, - прозвучал за спиной голос Ратибора.
- Знаю, воевода, - обронил Игорь, не поднимая головы.
Ему не нужно было смотреть по сторонам, приближение этого города он всегда чувствовал самим существом: сразу ставшим необычайно лёгким телом, гулким звоном колокольчиков в висках, стремительным током крови в жилах. Такое состояние бывало с Игорем всякий раз, стоило ему лишь очутиться рядом с градом, в котором он так редко бывал, служению и возвеличиванию коего посвятил полную походов и браней жизнь. Каким образом город извещал его о своём приближении, оставалось загадкой даже для него самого. То ли игривым, как нигде больше, плеском ласковой волны на Днепре, то ли особым свистом прохладного свежего ветра, с бешеной скоростью и неуёмной радостью вырывавшегося на речную ширь из хмурых, холодных оврагов среди береговых круч. А может, неповторимым ощущением напоенного ароматом воздуха, в котором слились воедино запахи всегда сумрачного лесного правого берега и постоянно залитого ослепительным солнцем ковыльного степного левобережья.
Сколько раз покидал Игорь сей град и сколько раз возвращался! Возвращался из морских и степных походов, с победами и после поражений, хмельной от обуревавшей его гордости и тяжко страждущий от телесных либо душевных ран. Постоянно видел этот город с ликованием, всегда стремился к нему словно на крыльях. Всегда, но только не сегодня.
Триста ладей, целый флот, повёл он совсем недавно от этих берегов на брань, а возвращался на одной-единственной. С конным отрядом тысяцкого Рогдая Игорь с остатками своего воинства почти достиг Днепра, и сутки назад, оторвавшись от главных сил, с охранной сотней прибыл на его берег. Уходивший в поход на ладье, великий князь считал для себя позором завершить его пешим! И вот на борту чужой ладьи он подплывал к стольному граду всей Русской земли.
Да, поражения он терпел и раньше, враги отказывались многочисленнее, сильней и прежде, однако всегда ответственность за неуспех похода вместе с ним делили согласные с его замыслами воеводы и тысяцкие. Свою часть вины чувствовала и дружина, которая, как бы храбро ни сражалась, могла бы сражаться ещё лучше и не упустить победу. Поражений, подобных последнему, Игорь не испытывал ещё ни разу, причём позор случившегося лежал только на нём, поведшем дружину в поход вопреки воле богов и наперекор слову большинства участников воеводской рады. Лишь на нём, великом князе, кровь и неслыханный позор страшного похода...
Нос ладьи с разбега наполз на прибрежный песок. Оба ряда гребцов с поднятыми вёслами замерли на местах, не смея встать на ноги раньше великого князя. Глаза воевод выжидающе уставились на него. Великий князь медленно поднялся со скамьи, сделал первый шаг к молчавшей, тревожно застывшей на берегу огромной толпе киевлян.
Великая княгиня стояла впереди всех. В шаге за её спиной сгрудилась плотная группа киевских бояр и лучших мужей Полянской земли. Чуть в стороне от толпы земельной и торговой знати замерли двое воевод, оставленных с частью дружины для охраны города от возможного набега кочевников. Широко открыв глаза, Ольга смотрела на приближавшегося к ней мужа и не узнавала его.
Не было на нём, как обычно, ярко-красного великокняжеского корзна с большой золотой пряжкой на плече, не сверкал на голове высокий шлем с золотой насечкой. В серой тяжёлой боевой кольчуге, простой белой рубахе и грубых высоких сапогах великий князь ничем не отличался от обыкновенного русского дружинника. Но вовсе не одеяние Игоря, а его лицо поразило Ольгу: осунувшееся и почерневшее, с ввалившимися щеками и глубоко избороздившими лоб морщинами. Глаза словно провалились внутрь черепа и сверкали оттуда злым, настороженным блеском, перекошенные губы едва были заметны из-под густых, спускавшихся до подбородка усов. Суров и неприветлив был облик великого князя, быстрыми и стремительными - шаги, которыми он приближался к жене и боярам. Гнетущая тишина висела вокруг него.
Вот Игорь в трёх шагах от Ольги, его глаза безразлично скользнули мимо жены так, будто её вовсе не существовало. Остановившись, Игорь гордо вскинул голову, холодным взглядом окинул безмолвную толпу бояр и лучших киевских мужей. Губы князя раздвинулись, обнажая два ряда белых, ровных зубов.
- Что молчите, бояре и воеводы? - глухо прозвучал над толпой голос Игоря. - Нечего молвить или мыслите, что от вашего молчания станет легче мне либо вам? Нет, други, легче не будет никому, а потому слушайте моё слово...
Голос великого князя окреп, стал звонче и громче, его фигура напряглась, подобралась. Левая рука намертво вцепилась в перекрестие меча, немигающий взгляд был настолько тяжёл, что всякий, на ком он останавливался, тотчас опускал глаза.
-...Да, империя оказалась сильнее! Да, на сей раз ромеи разбили мою дружину! Однако они победили только меня, великого киевского князя Игоря, но вовсе не Русь! Пускай стонут и рыдают по мёртвым женщины - это их удел, нам же, воинам-русичам, следует помнить лишь об одном - о святой мести. Закон наших богов прост и суров: око за око, зуб за зуб, кровь за кровь! Поэтому я, великий киевский князь Игорь, снова поведу вас на империю! Но теперь поведу не дружину, не киевлян или даже полян, а подниму на Новый Рим всю Русь, все её племена от Варяжского до Русского моря. Я двинусь на Царьград по земле и воде, встану под его стенами с моря и суши. Я снова, как некогда князь Олег, прибью на его вратах русский щит!
Великий князь замолчал, шагнул от Ольги в сторону, развернулся так, чтобы стоять одновременно лицом к толпе, встречавшей его Полянской знати и приплывшим с ним из похода сподвижникам.
- Я не собираюсь откладывать час святой мести ни на день, потому, бояре и воеводы, не ждите отдыха и покоя. Главный воевода Ратибор, - взглянул Игорь на своего первейшего помощника в воинских делах, - сегодня же разошли по всем Полянским градам и весям глашатаев, дабы скликали лучших воинов в мою дружину. Пускай вещают всем: я, великий киевский князь, зову их под моим стягом боронить славу и честь Руси, а им взамен обещаю кров и пищу, оружие и платье, милость русских богов и княжескую помощь во всех делах... Вы, воевода Свенельд и боярин Судислав, завтра отправитесь гонцами к тиверцам и кривичам. Молвите их князьям, чтобы готовились к походу и ждали о том моего слова... Ты же, воевода Ярополк, готовься стать моим посланцем к печенежскому кагану...
За плечами Ярополка, командовавшего великокняжеской конницей, было несколько удачных походов на хазар и печенегов, те пугали его именем детей, сулили своим лучшим удальцам за голову ненавистного им русского воеводы казан золота и тюк узорчатой парчи. Более подходящего посланца к степнякам князь Игорь не смог бы сыскать на всей огромной Руси.
- Передашь кагану, что кличу его в поход на Византию. А дабы в корне пресечь всякие его помыслы о сговоре с империей, пускай как залог верности мне, союзнику, отправит в Киев старшего сына. Ежели каган станет отказываться от совместного похода, молви, что тогда буду считать его недругом Руси и весной брошу на его вежи и стойбища дружину. Испепелю их дотла, а всех уцелевших ордынцев прижму к морю и перетоплю, как крыс.
Взгляд Игоря снова пробежал по приплывшим с ним военачальникам, остановился на стоявшем среди них варяжским ярле Эрике.