Том 5. Чертова кукла - Зинаида Гиппиус 43 стр.


Его дочка

Ее, красивую, бледную,
  Ее, ласковую, гибкую,
Неясную, зыбкую,
Ее улыбку победную,
  Ее платье странное,
  Серое, туманное,
    Любовницу мою –
      Я ненавижу.
    И ненависть таю.

Когда в саду смеркается,
Желтее листья осенние,
  И светы изменнее –
Она на качелях качается…
  Кольца стонут, ржавые,
  Складки вьются лукавые…
    Она чуть видна.
      Я ее ненавижу:
    Знаю, кто – она.

Уйду ли из паутины я?
От сказок ее о жалости,
  От соблазнов усталости…
Ноги у нее гусиные,
  Волосы тягучие,
  Прозрачные, линючие,
    Как северная ночь.
      Я ее ненавижу:
    Это – Дьявола дочь.

Засну я – бежит украдкою
К Отцу – старику, властителю,
  К своему Учителю…
Отец ее любит, сладкую,
  Любит ее, покорную,
  Ласкает лапой черною
    И шлет назад, грозя.
      Я ее ненавижу,
    А без нее – нельзя.
    От нее не уйдешь…
      Я ее ненавижу:
    Ей имя – Ложь.

Ноябрь 1911

СПБ

Протяжная песня

Амалии

Звени,
  звени, кольцо кандальное,
  завейтесь в цепи, злые дни…

Тянись,
  мой путь, в изгнанье дальное,
  где вихри бледные сплелись.

В полночь,
  когда уснут вожатые,
  бесшумно отползу я прочь.

Собью,
  собью кольцо проклятое,
  переломлю судьбу мою.

Прими,
  прими, тайга жестокая,
  меня, гонимого людьми.

Сокрой,
  укрой ледяноокая,
  морозной ризой, колкой мглой.

Бегут
  пути, никем не сложены,
  куда бегут? куда ведут?

Иди,
  иди тайгой оснеженной,
  и будь что будет впереди.

Звезда,
  звезда горит – та самая,
  которую любил всегда.

Гори,
  гори, меж туч, звезда моя,
  о вольной воле говори.

Поет
  мне ветер песню смелую,
  вперед свободного зовет.

Метель,
  метель свивает белую,
  свивает вечную постель –

Любви,
  любви тоску незримую,
  о Смерть, о Мать, благослови.

Прильну,
  склонюсь на грудь любимую
  и, вольный, – вольно я усну.

Декабрь 1911

СПБ

Крылатое

И. А. Бунину

В дыму зеленом ивы…
Камелии – бледны.
Нежданно торопливы
Шаги чужой весны.

Томленье, воскресанье
Фиалковых полей.
И бедное дыханье
Зацветших миндалей.

По зорям – всё краснее
Долинная река,
Воздушней Пиренеи,
Червонней облака.

И, средь небес горящих,
Как золото, желты –
Людей, в зарю летящих,
Певучие кресты.

Февраль 1912

По

Последние сны

  О сны моей последней ночи,
  О дым, о дым моих надежд!
Они слетелись ко мне с полночи,
  Мерцая тлением одежд.

  Один другим, скользя, сменялся,
  И каждый был как тень, как тень…
А кто-то мудрый во мне смеялся,
  Твердя: проснись! довольно! День.

Май 1912

Париж

Возня

Остов разложившейся собаки
Ходит вкруг летящего ядра.
Долго ли терпеть мне эти знаки?
Кончится ли подлая игра?

Всё противно в них: соединенье,
И согласный, соразмерный ход,
И собаки тлеющей крученье,
И ядра бессмысленный полет.

Если б мог собачий труп остаться,
Яркопламенным столбом сгореть!
Если б одному ядру умчаться,
Одному свободно умереть!

Но в мирах надзвездных нет событий,
Всё летит, летит безвольный ком.
И крепки вневременные нити:
Песий труп вертится за ядром.

Ноябрь 1912

СПБ

Любовь – одна ("Душе, единостью чудесной…")

…Не может сердце жить изменой:

  Измены нет – любовь одна.

1896 г.

Душе, единостью чудесной,
  Любовь единая дана.
Так в послегрозности небесной
  Цветная полоса – одна.

Но семь цветов семью огнями
  Горят в одной. Любовь одна,
Одна до века, и не нами
  Ей семицветность суждена.

В ней фиолетовость, и алость,
  В ней кровь и золото вина,
То изумрудность, то опалость…
  И семь сияний – и одна.

Не всё ль равно, кого отметит,
  Кого пронижет луч до дна,
Чье сердце меч прозрачный встретит,
  Чья отзовется глубина?

Неразделимая нетленна,
  Неуловимая ясна,
Непобедимо-неизменна
  Живет любовь, – всегда одна.

Переливается, мерцает,
  Она всецветна – и одна.
Ее хранит, ее венчает
  Святым единством – белизна.

Ноябрь 1912

СПБ

Псалмопевцу

Вл. Бестужеву

О тайнах подземных и звездных
Поешь ты в пустынной тиши.
О вечных стихиях и безднах
Своей одинокой души.

Но своды небесные низки,
Полны голубой простоты,
А люди так жалобно близки
И так же одни, как и ты.

Уйдешь? Но не пить мы не смеем
Святого земного вина.
Уйдешь – но смеющимся змеем
Ползет за тобою вина.

Не ты ль виноват, что голодный
Погиб у забора щенок?
Что где-то, зарею холодной,
Под петлей хрустит позвонок?

Не ты ли зажег крепостную
Над белой рекою иглу?
Не ты ли сгущаешь земную,
Седую, полынную мглу?

Твоей человеческой воле
Одной – не ответит Господь.
Ты ждешь и поешь – но Его ли,
Приявшего бедную плоть?

Не в звездных пространствах – Он ближе,
Он в прахе, в пыли и в крови.
Склонись, чтобы встретил Он, ниже,
Склонись до земли – до любви.

Декабрь 1912

СПБ

Слова любви

Любовь, любовь… О, даже не ее –
Слова любви любил я неуклонно.
Иное в них я чуял бытие,
Оно неуловимо и бездонно.

Слова любви горят на всех путях,
На всех путях – и горных и долинных.
Нежданные в накрашенных устах,
Неловкие в устах еще невинных,

Разнообразные, одни всегда
И верные нездешней лжи неложной,
Сливающие наши "нет" и "да"
В один союз, безумно-невозможный, –

О, всё равно пред кем, и для чего,
И кто, горящие, вас произносит!
Алмаз всегда алмаз, хотя его
Порою самый недостойный носит.

Живут слова, пока душа жива.
Они смешны – они необычайны.
И я любил, люблю любви слова.
Пророческой овеянные тайной.

Декабрь 1912

СПБ

Берегись…

Не разлучайся, пока ты жив,
Ни ради горя, ни для игры.
Любовь не стерпит, не отомстив,
Любовь отнимет свои дары.

Не разлучайся, пока живешь,
Храни ревниво заветный крут.
В разлуке вольной таится ложь.
Любовь не любит земных разлук,

Печально гасит свои огни,
Под паутиной пустые дни.
А в паутине – сидит паук.
Живые, бойтесь земных разлук!

Январь 1913

СПБ

Серое платьице

Девочка в сером платьице…

Косы как будто из ваты…
Девочка, девочка, чья ты?
Мамина… Или ничья.
Хочешь – буду твоя.

Девочка в сером платьице…

Веришь ли, девочка, ласке?
Милая, где твои глазки?

Вот они, глазки. Пустые.
У мамочки точно такие.

Девочка в сером платьице,

А чем это ты играешь?
Что от меня закрываешь?

Время ль играть мне, что ты?
Много спешной работы.

То у бусинок нить раскушу,
То первый росток подсушу,
Вырезаю из книг странички,
Ломаю крылья у птички…

Девочка в сером платьице,

Девочка с глазами пустыми,
Скажи мне, как твое имя?

А по-своему зовет меня всяк:
Хочешь эдак, а хочешь так.

Один зовет разделеньем,
А то враждою,
Зовут и сомненьем,
Или тоскою.

Иной зовет скукою,
Иной мукою…
А мама-Смерть – Разлукою,

Девочку в сером платьице…

Январь 1913

СПБ

Колодцы

Слова, рожденные страданьем,
Душе нужны, душе нужны.
Я не отдам себя молчаньям,
Слова как знаки нам даны.

Но сторожит молчаний демон
Колодцы черные свои.
Иду – и знаю: страшен тем он,
Кто пил от горестной струи.

Слова в душе – ножи и копья…
Но воплощенные, в устах –
Они как тающие хлопья,
Как снежный дым, как дымный прах.

Ты лет мгновенный их не встретил,
Бессильный зов не услыхал,
Едва рожденным – не ответил,
Детей, детей не удержал!

Молчанье хитрое смеется:
Они мои, они во мне,
Пускай умрут в моем колодце,
На самом дне, на самом дне…

О друг последний мой!
Кому же, Кому сказать? Куда идти?
Пути всё уже, уже, уже…
Смотри: кончаются пути.

Февраль 1913

СПБ

Напрасно ("Я и услышу, и пойму…")

Я и услышу, и пойму,
  А все-таки молчи.
Будь верен сердцу своему,
  Храни его ключи.

Я пониманьем – оскорблю,
Не оттого, что не люблю,
А оттого, что скорбь – твоя,
А я не ты, и ты не я.
И пусть другой не перейдет
  Невидимый порог.
Душа раскрытая – умрет,
  Как сорванный цветок.

Мы два различных бытия.
Мы зеркала – и ты, и я.
Я всё возьму и углублю,
Но, отражая, – преломлю.
Твоя душа… Не оттого ль
Даю так много ей,
  Что всё равно чужая боль
  Не может быть моей?

Страдать достойней одному.
Пусть я жалею и пойму –
Любви и жалости не верь,
Не открывай святую дверь,
Храни, храни ее ключи,
И задыхайся – и молчи.

Февраль 1913

СПБ

Всё мое

И. А. Бунину

День вечерен, тихи склоны,
Бледность, хрупкость в небесах,
И приземисты суслоны
На закошенных полях.

Ближний лес узорно вышит
Первой ниткой золотой
И, притайный, – тайной дышит.
Темной свежестью грибной.

В бело-перистом тумане,
Зыбко взреявшем, сыром,
Грезят сизые елани
Об осеннем, о ночном.

Чуть звенит по глади росной
Чья-то песня, чей-то крик…
Под горой, на двухколесной
Едет пьяненький мужик.

Над разлапистой сосною
Раскричалось воронье.
Всё мне близко. Всё родное.
Всё мне нужно. Всё мое.

Октябрь 1913

СПБ

Банальностям

Не покидаю острой кручи я,
Гранит сверкающий дроблю.
Но вас, о старые созвучия,
Неизменяемо люблю.

Люблю сады с оградой тонкою,
Где роза с грезой, сны весны
И тень с сиренью – перепонкою,
Как близнецы, сопряжены.

Влечется нежность за безбрежностью,
Всё рифмы-девы, – мало жен…
О как их трогательной смежностью
Мой дух стальной обворожен!

Вас гонят… Словно дети малые,
Дрожат мечта и красота –
Целую ноги их усталые,
Целую старые уста.

Создатели домов лучиночных,
Пустых, гороховых домов,
Искатели сокровищ рыночных –
Одни боятся вечных слов.

Я – не боюсь. На кручу сыпкую
Возьму их в каменный приют.
Прилажу зыбкую им зыбку я…
Пусть отдохнут! Пусть отдохнут!

Январь 1914

СПБ

Переменно

Какой сегодня пятнистый день:
То оживляю дугу блестящую,
То вижу солнца слепого тень,
По ширмам рдяной иглой скользящую.

Какой на сердце бесстыдный страх!
Какие мысли во мне безумятся!
И тьмы и светы в моих стенах.
Автомобили поют на улице.

Неверно солнце и лжет дождем.
Но дождь январский еще невернее.
Мороз ударит, как кистенем.
В кристаллы мгленье сожмет вечернее.

А я не выйду, – куда во мгу
Пойду по льду я, в туманы талые?
Там жгут, колдуя, во льду, в снегу,
На перекрестках жаровни алые.

Январь 1914

СПБ

Революция

Кто он?

Проклятой памяти безвольник,
И не герой – и не злодей,
Пьеро, болтун, порочный школьник.
Провинциальный лицедей,

Упрям, по-женски своенравен,
Кокетлив и правдиво-лжив,
Не честолюбец – но тщеславен,
И невоспитан, и труслив…

В своей одежде неопрятной
Развел он нечисть наших дней,
Но о свободе незакатной
Звенел, чем дале, тем нежней…

Когда распучившейся гади
Осточертела песнь Пьеро, –
Он, своего спасенья ради,
Исчез, как легкое перо.

Ему сосновый скучен шелест…
Как претерпеть унылый час?
А здесь не скучно: гадья челюсть,
Хрустя, дожевывает нас.

Забвенья нет тому, что было.
Не смерть позорна – пусть умрем…
Но увенчает и могилу
Пьеро – дурацким колпаком.

Март 1918

СПБ

Где он?

Близкому – далекому

Я знаю, что жизнь размерена,
  и круг ввивается в круг.
Но где он, опять потерянный,
  опять далекий друг?

Горя каким томлением
  и судьбы чьи – верша,
стремит к своим достижениям
  уверенная душа?

Мне милы ее огромности,
  то срыв – то всплеск огня.
И все ее сложные темности,
  прозрачные для меня.

Я знал, какие извилины
  лежат на его путях.
Но конь не споткнется взмыленный –
  поводья в крепких руках.

Спокойно в алые дали я
  гляжу – совершений жду.
И что бы ни было далее –
  я верю в его Звезду!

Апрель 1918

СПБ

Желтое окно

Иди сюда, взгляни-ка
Сквозь желтое стекло.
Взгляни, как небо дико,
Подземно и светло.

Клубясь, ползет червивый
И дымный ворох туч.
Мертво рудеют ивы
Над желтью жарких круч.

Ручей по дну оврага –
Как черное вино.
Как жженая бумага –
Трава в мое окно.

Бессмысленно-кровавы
Тела апрельских рощ.
Накрапывает ржавый,
Сухой и горький дождь.

И всюду эти стекла
Проклятого окна.
Земля моя поблекла,
Земля опалена!

Апрель 1918

Шел…

Белому и Блоку

1

По торцам оледенелым,
  В майский утренний мороз,
Шел, блестя хитоном белым,
  Опечаленный Христос.

Он смотрел вдоль улиц длинных,
  В стекла запертых дверей.
Он искал своих невинных
  Потерявшихся детей.

Все – потерянные дети, –
  Гневом Отчим дышат дни, –
Но вот эти, но вот эти,
  Эти двое – где они?

Кто сирот похитил малых,
  Кто их держит взаперти?
Я их знаю, Ты мне дал их,
  Если отнял – возврати…

Покрывало в ветре билось,
  Божьи волосы крутя…
Не хочу, чтоб заблудилось
  Неразумное дитя…

В покрывале ветер свищет,
  Гонит с севера мороз…
Никогда их не отыщет,
  Двух потерянных – Христос.

Май 1918

СПБ

Всем, всем, всем

2

По камням ночной столицы,
Провозвестник Божьих гроз,
Шел, сверкая багряницей,
Негодующий Христос.

Темен лик Его суровый,
Очи гневные светлы.
На веревке, на пеньковой,
Туго свитые узлы.

Волочатся, пыль целуют
Змеевидные концы…
Он придет, Он не минует,
В ваши храмы и дворцы,

К вам, убийцы, изуверы,
Расточители, скопцы,
Торгаши и лицемеры,
Фарисеи и слепцы!

Вот, на празднике нечистом
Он застигнет палачей,
И вопьются в них со свистом
Жала тонкие бичей.

Хлещут, мечут, рвут и режут,
Опрокинуты столы…
Будет вой и будет скрежет –
Злы пеньковые узлы!

Тише город. Ночь безмолвней.
Даль притайная пуста.
Но сверкает ярче молний
Лик идущего Христа.

Май 1918

СПБ

А. Блоку ("Всё это было, кажется, в последний…")

Дитя, потерянное всеми…

Всё это было, кажется, в последний,
  В последний вечер, в вешний час…
И плакала безумная в передней,
  О чем-то умоляя нас.

Потом сидели мы под лампой блеклой,
  Что золотила тонкий дым,
А поздние распахнутые стекла
  Отсвечивали голубым.

Ты, выйдя, задержался у решетки,
  Я говорил с тобою из окна.
И ветви юные чертились четко
  На небе – зеленей вина.

Прямая улица была пустынна,
  И ты ушел – в нее, туда…
– – – – – – – –
Я не прощу. Душа твоя невинна.
  Я не прощу ей – никогда.

Апрель 1918

СПБ

Напрасно ("Всю душу не тебе ли я…")

Всю душу не тебе ли я
  Несу – но тщетно:
Как тихая Корделия,
  Ты неответна.

Заря над садом красная,
  Но сад вечерен.
И, может быть, напрасно я
  Тебе так верен.

1918

СПБ

Есть речи

У каждого свои волшебные слова.
Они как будто ничего не значат,
Но вспомнятся, скользнут, мелькнут едва,
И сердце засмеется и заплачет.

Я повторять их не люблю; я берегу
Их от себя, нарочно забывая.
Они мне встретятся на новом берегу:
Они написаны на двери Рая.

Июнь 1918

СПБ

Свеча ненависти

Рабы, лгуны, убийцы, тати ли –
  Мне ненавистен всякий грех.
Но вас, Иуды, вас, предатели,
  Я ненавижу больше всех.

Со страстью жду, когда изведаю
  Победный час, чтоб отомстить,
Чтоб вслед за мщеньем и победою
  Я мог поверженным – простить.

Но есть предатели невинные:
  Странна к ним ненависть моя…
Ее и дни, и годы длинные
  В душе храню ревниво я.

Ревниво теплю безответную
  Неугасимую свечу.
И эту ненависть заветную
  Люблю… но мести не хочу.

Пусть к черной двери искупления
  Слепцы-предатели идут…
Что значу я? Не мне отмщение,
  Не мой над ними будет суд,

Мне только волею Господнею
  Дано у двери сторожить,
Чтоб им ступени в преисподнюю
  Моей свечою осветить.

Июнь 1918

Назад Дальше