Антон кивнул и отошел к Оттыргину. Вот они сидят рядом. Чекмарев перевел глаза на Клещина. Тот заметно поправился. Но по-прежнему рука на перевязи. Василию Михайловичу стало не по себе. Он виновато взглянул на Нину Георгиевну. Женщина, сжав руки, о чем-то сосредоточенно думала. Время от времени на ее лоб набегала морщинка, а губы вздрагивали, точно Нина Георгиевна удерживала слова, которые так и готовы были вырваться у нее. Чекмарев видел, как огорчил Нину Георгиевну, когда сказал ей, что ни врача, ни фельдшера не оказалось ни в одном селе и поселке, которые он проехал.
- Как же так… - только и произнесла Нина Георгиевна с такой болью и растерянностью, что Чекмарев понял - Наташе не лучше. Они не успели поговорить. Началось заседание Совета. Сейчас оно подходило к концу. Куркутский заканчивал говорить.
- Население идет к Советам и будет всегда с Советами, но нам мешают, по нашему делу наносят удары. Я не говорю о контрреволюционном Совете в Ново-Мариинске. Когда приедет к нам товарищ из Приморского комитета партии, мы тогда совместно решим, как нам начать борьбу за освобождение поста и восстановление там Советской власти. Сейчас нам надо решить, как быть с Черепахиным. После неудачного нападения на Усть-Белую о нем долго не было известно. А вчера от Рэнто прибыл посыльный, Черепахин напал на маленькое стойбище оленеводов где-то в верховьях Ерополя. Ограбил людей. Тех, кто сопротивлялся, убил. Угнал всех оленей.
- Уничтожить эту гадину! - закричал Каморный. - Пристрелить, как бешеного пса! А заодно и американцев, что с ним.
- Каморный прав, - поддержал Клещин. - Нам надо показать населению, что Советская власть не только справедливо торгует, не обманывает людей, но она и защищает их от бандитов.
Довод Клещина для всех прозвучал так убедительно, что тут же было решено немедленно создать небольшой отряд. Он должен был через сутки выехать в тундру на поиски Черепахина. Единогласно было решено истребить банду.
- А если кто из черепахинских людей захочет к нам перейти? - уже после голосования спросил Дьячков.
- Перебежчик всегда станет предателем. - Каморного возмутили слова председателя Совета: - Ты, Дьячков, быстро забыл о нападении Черепахина на караван Шарыпова. А смерть наших товарищей в Усть-Белой?
- Черепахин - фельдшер, кажется? - послышался голос Нины Георгиевны.
- Ну и что? - не унимался Каморный. Он выбежал на центр комнаты, стал перед столом и взмахнул рукой: - Черепахин же хуже волка! Если мы его пожалеем - не будет нам ни прощения, ни доверия от людей.
- Подожди-ка, - остановил его Чекмарев. Он понял Нину Георгиевну и был согласен с ней. - Не шуми, Давид.
Тот, ворча, отошел. В комнате становилось сумрачно. За окнами уже собирался вечер. Чекмарев чиркнул спичкой, зажег лампу. Клещин нетерпеливо спросил:
- У тебя есть какое-нибудь предложение?
- Угу, - Чекмарев подвернул фитиль. - Есть! Только чур, меня не перебивать.
- Может, и ты в защитники Черепахина метишь? - съязвил Каморный.
- Черепахин заслуживает только смерти, - произнес Чекмарев, и все поняли по его голосу, по выражению лица, что Василий Михайлович давно и окончательно вынес свой приговор. Он вдруг замолк. Ему трудно было произнести следующие слова, но они были необходимы. Он сказал:
- Я настаиваю на том, чтобы Черепахина взять живым. Он нам нужен…
- Нужен?! - протянул удивленно Каморный. - Может быть, его еще погладить по головке?
В Совете наступила настороженная тишина. Люди непонимающе смотрели на Чекмарева. А он продолжал:
- Нам нужен человек, сведующий в медицине! Тяжело больна Наташа! Плохо с рукой Клещина, сколько больных и в Марково и в селах, где я был…
- Черепахин будет лечить нас? - Дьячков от изумления даже привстал. - Да ты, Василий Михайлович, чего-то того…
- Черепахин всех в гроб вгонит! - крикнул Каморный. - Ты, Чекмарев, бредишь!
- Василий Михайлович прав! - взволнованно сказала Нина Георгиевна. Она поднялась с места. - Прав! Прав! Нам надо доктора. Наташа совсем плоха. - Голос ее оборвался, из глаз брызнули слезы, и она, закрыв лицо руками, зарыдала.
Василий Михайлович подвел Нину Георгиевну к скамейке, мягко, просительно сказал:
- Успокойтесь… все будет хорошо… я знаю товарищей…
- Спасибо вам, - женщина крепко сжала руку Чекмарева.
- Так как же быть? - Куркутский больше задал вопрос себе, чем Чекмареву или кому-либо. И он был в затруднении. Антон опустил голову, чтобы ни с кем не встречаться глазами, чтобы не оказывать влияния на решение товарищей, чтобы не видели искаженного мукой его лица. Наташа умирала! Это знали все. Она уже не поднималась с постели. У нее не было сил. Наташа так исхудала, что у нее исчезло молоко, и кормить ребенка взялась женщина, - у которой был свой младенец. Антон оцепенел. Он ждал, что же сейчас решат друзья. Рядом с ним зашевелился Оттыргин и едва слышно шепнул ему:
- Поймаем Черепахина.
- Черепахину предложим сдаться в плен и сообщим ему, что нуждаемся в его помощи, - как эхо на слова Оттыргина прозвучал голос Чекмарева. - Потом он предстанет перед судом!
- Мать его!.. - грохнул Каморный, забыв о присутствии Нины Георгиевны. - Я согласен. Отряду выходить завтра утром. Ночь на подготовку хватит!
Каморный разрядил обстановку. Всем стало легче.
Подошел Антон и сказал Чекмареву:
- Я и Отты тоже идем с вами.
- Отты - да, а ты слаб, - отозвался Василий Михайлович. Антон гневно вспыхнул:
- Вы будете сражаться, а я сидеть и ждать сложа руки!
- Ты должен быть около Наташи, - мягко возразил Чекмарев, но Антон покачал головой. Его гнев исчез, уступил место горю.
- Я не могу смотреть на нее. Вот тут у меня страшно… - Антон собрал в ком рубашку на груди. И повторил: - Страшно… Я должен быть с вами и сам схватить этого…
- Ну ладно, пойдешь, - отступил Чекмарев, поняв, как мучается Антон, и позвал Оттыргина: - Отты, приготовь Антону хорошую упряжку! Каждый из нас будет один на нарте. Мы должны передвигаться быстро…
В просторной и теплой яранге Рэнто шел военный совет. Члены Марковского Совета, Антон Мохов, Оттыргин сидели вокруг очага и с наслаждением пили густой душистый чай.
Едва отряд Чекмарева прибыл в стойбище Средней Реки, как сразу же было забито несколько оленей, все бойцы сытно поужинали. Сейчас они уже спали в других ярангах.
К своему очагу Рэнто пригласил только членов Совета, Антона Мохова и Оттыргина. Вел он себя как радушный хозяин, угощал лучшими кусками мяса, но от спирта, который привезли с собой марковцы решительно отказался. Это было удивительно. Потом, когда гости насытились, началось чаепитие. Оно еще больше озадачило Чекмарева. Чай был заварен по-европейски, в отдельной посудине.
Расспрашивать Рэнто, где он этому научился, Василий Михайлович посчитал неудобным. Когда Чекмарев объяснил цель похода, Рэнто принял это как должное.
- Черепахин волк, - сказал он, и на его бронзовом лице отразились гнев и презрение. Он опустил кружку на колено. Губы его были тесно сжаты, а глаза сузились, точно высматривая какую-то цель.
- Хуже волка! - заметил Каморный. - Волк от голода на оленей набрасывается, а этот от жадности и злобы убивает людей, грабит! Где он сейчас?
Рэнто посмотрел на Чекмарева, словно спрашивая его, должен ли он ответить на вопрос Давида. Василий Михайлович нагнул голову в знак согласия. Все смотрели на Рэнто. Он неторопливо произнес:
- Волк прячется в яранге Аренкау. Аренкау тоже волк!
- Далеко отсюда? - как всегда нетерпеливо, допытывался Каморный.
- Два дня упряжкам бежать! - Рэнто допил остатки чая из кружки, снова наполнил ее из бурлящего котла и пояснил: - Вашим упряжкам бежать два дня. Моим день. Ваши собаки голодные.
- Дай нам сильных собак! - сказал Каморный то, что у всех вертелось на языке. В яранге стало тихо. Только было слышно, как свистит ветерок за покрышкой яранги да потрескивает огонь в очаге, Антон, которого не покидала тревога за Наташу, почти умоляюще смотрел на Рэнто. Куркутский сидел с полуприкрытыми глазами.
- Утром все поедем на свежих сильных собаках, - по-прежнему ровно сказал Рэнто, и в ответ раздались шумные, радостные возгласы марковцев. Давид подскочил к Рэнто и ударил его по плечу:
- Спасибо, друг.
Обрадованные поддержкой, марковцы долго не ложились спать.
Рэнто рассказал, что стойбище Аренкау расположено на берегу небольшой речки, на открытом месте. Это огорчило Чекмарева и его товарищей. Подойти к стойбищу незаметно было невозможно. Собаки рано почувствуют приближение ревкомовцев и поднимут в стойбище тревогу.
- Боя не миновать, - сказал Чекмарев. - Черепахин нам нужен живой, невредимый.
- Ты думаешь, что он сам добровольно дастся тебе в руки? - усмехнулся Каморный. За какие пряники?
- У него много людей, которые и боятся, и ненавидят нас, - напомнил Куркутский.
- Там американцы, - присоединился к нему Рэнто. - Они хорошо стреляют.
- Оружие пустим в ход в крайнем случае, - проговорил, точно отдал приказ, Чекмарев. У него уже созрел план операции. - Мы окружим стойбище на большом расстоянии от него, Черепахину и американцам пошлем ультиматум. Американцам разрешим уехать в Ново-Мариинск или остаться, а остальным предстать перед справедливым судом революции.
- Так они тебе и сдадутся! - Каморный сплюнул в огонь.
- Он говорит правду, - кивнул Рэнто. - Волки будут стрелять.
- Попытаемся сначала мирно с ними говорить, а потом уж возьмемся за оружие, - Чекмарев посмотрел на товарищей. - Ну, а сейчас спать.
Марковцы и обитатели яранги скоро уснули. У очага остались лишь Чекмарев и Рэнто. Не сговариваясь, они продолжали неторопливо прихлебывать чай, наслаждаясь теплом и покоем. Рэнто догадывался, что Василий Михайлович хочет о чем-то расспросить его и терпеливо ждал вопросов.
Наконец Василий Михайлович устремил на главу стойбища требовательный взгляд и строго спросил:
- Почему ты, Рэнто, нам помогаешь?
Рэнто ждал этого вопроса. Он давно был готов ответить на него.
- Я хочу, чтобы американские волки скорее бежали с земли моих предков. Я хочу, чтобы скорее были уничтожены русские волки. - Хочу, чтобы в тундре было спокойно.
- Очень хорошо, - Чекмарев не скрывал своего удовлетворения. - Значит, ты вместе с нами, ты хочешь для твоего народа того же, что и великий вождь Ленин.
- Нет! - возражение Рэнто прозвучало резко, так звук выстрела.
- Ты сказал "нет"? - переспросил Чекмарев в недоумении.
- Да, я сказал "нет", - подтвердил Рэнто.
- Почему же?
- Я хочу, чтобы все чужие ушли. И вы ушли, потом ушли, когда мы всех волков прогоним. Это наша земля! И чужим здесь делать нечего, - твердым и убежденным тоном проговорил Рэнто.
Итак, Рэнто только временный союзник. Для него все, кроме чукчей и чуванцев, - чужие, несущие его народу только несчастье. Ничего, думал Чекмарев, постепенно он убедится, что большевики не чужие для чукчей.
- Тундра - мой дом, - сказал Рэнто. - В яранге два хозяина не бывает. Я помогу выгнать волков. Потом уйдешь ты и твои люди. В гости всегда приезжай, хорошо встретим.
Чекмарев отказался идти в полог и забрался в кукуль, устроившись рядом с Моховым и Каморным, которые уже крепко спали. Разговор с Рэнто расстроил Чекмарева, но не обескуражил. Рэнто надо убедить, что он неправ. И убедить не словами, а делами. Он должен понять, что большевики верные друзья и старшие братья его народа, а не чужие. Если же Рэнто будет упрямиться, если он захочет стать царьком в тундре - тогда придется принимать другие меры.
Утром отряд Чекмарева на свежих и сильных упряжках направился к стойбищу Аренкау. На передней ехал Рэнто. Он указывал путь.
Черепахин задыхался от ярости и страха. Обросший, с шелушащимся обмороженным лицом, он сейчас походил на маленького трусливого и злобного зверька.
- Вы… вы… поступаете неблагородно, не по-джентльменски, - говорил он Микаэле и Маклярену, которые тщательно упаковывали мешки с продуктами и вещами. Они, казалось, не слышали Черепахина.
Аренкау сидел в сторонке, на мешке с мукой, и невозмутимо посасывал трубку. Лицо его ничего не выражало, но глаза, притаившись в узеньких щелках век, внимательно, изучающе следили за происходящим.
- Это же трусость! - выкрикнул Черепахин и вскинул в негодовании руки. Тут же его лицо исказилось. Рана в плече все еще давала о себе знать.
Маклярен, увязав мешок, распрямился и обернулся к Черепахину:
- Мы коммерсанты, мистер Черепахин. Я готов платить охотникам дороже за их меха, я согласен на высокие налоги, тем более, что все это будет идти из кармана Олафа. Но я не хочу, мистер Черепахин, быть расстрелянным рядом с вами или висеть с вами на одном суку.
- Вы испугались кучки красных бандитов! - закричал Черепахин.
- Я не солдат и не привык держать в руках оружие, - спокойно ответил Маклярен. - К тому же мы боролись не с большевиками, а грабили стойбища. Туземцам это не нравится, а я еще думаю с ними торговать.
- Да, да, - закивала Микаэла. - Мы еще будем здесь торговать!
Микаэла с нескрываемым презрением смотрела на Черепахина. Она была недовольна собой. Вот перед ней стоит маленький тощий человечек с перекошенным от злобы и страха лицом. Ему страшно оставаться одному. Как этот человек не похож на того самоуверенного, покрытого жиром холеного Черепахина, каким она знала его в Марково. И как она могла поверить в его силу? Зачем она бежала из Марково? Сидела бы сейчас в тепле, рядом был бы Джоу.
- Вы мелкий грабитель, мистер Черепахин, - сказала она со злостью. - Вы обманули нас.
- Успокойтесь, Микаэла, - попросил Маклярен. - Мистер Черепахин прекрасно все понимает. Я хочу, чтобы мы расстались друзьями.
Черепахину до самой последней минуты не верилось, что американцы покинут его. Он стоял обессиленный и растерянный. Все надежды на уничтожение советчиков, на создание большого и сильного отряда, который бы позволил ему, Черепахину, стать хозяином, властелином этого края, рассеялись, как дым от костра на ветру. Он не ожидал такого предательства, такой неблагодарности от американцев.
В ярангу заглянул кто-то из каюров:
- Упряжки готовы!
- Возьми и привяжи к нартам эти мешки, - приказал Маклярен.
Уже после неудачного нападения на Усть-Белую американские коммерсанты поняли, что поставили не на ту лошадку. Но отрезвление приходит не сразу. И только после того, как они убедились, что Черепахин больше не ищет схваток с комитетчиками, даже не помышляет об освобождении Марково и Усть-Белой, а занялся грабежом стойбищ, чем вызвал недовольство оленеводов и охотников, они решили с ним расстаться.
Аренкау по-прежнему курил. Он сидел, не меняя позы. Черепахин упавшим голосом спросил:
- Куда же вы едете?
- На факторию Свенсона, в Усть-Чаун, - сообщил Маклярен.
- Это же безумие, - не удержался от удивления Черепахин. - Туда почти четыреста верст.
Маклярен молча взял со штабеля мешков свой винчестер, проверил, есть ли в магазине патроны. То же самое сделала и Микаэла.
- Прощайте, мистер Черепахин, - Маклярен протянул руку. - Не обижайтесь на нас. Каждый торгует по своей цене, как ему выгодно.
Микаэла вышла не прощаясь. В ярангу доносились голоса людей, нетерпеливое повизгивание собак. Маклярен осмотрелся, проверяя, не забыли ли они чего, встретился глазами с Аренкау. Тот встал и направился к выходу. Маклярен последовал за ним.
Черепахин остался один. Провожать американцев он не вышел. Ему было жутко. Когда раздались крики каюров и снег взвизгнул под полозьями нарт, Черепахин длинно выругался. Потом он бросился к своим вещам, достал фляжку и, с лихорадочной торопливостью отвинтив пробку, припал к горлышку. Озлобление не проходило. Оставив фляжку, он прошептал:
- Я им покажу еще, кто такой Черепахин!
В ярангу вошел Парфентьев, поскреб свою редкую бородку, исподлобья посмотрел на Черепахина:
- Убегли американцы…
- Ну и черт с ними! - Черепахин неожиданно расхохотался. Смех - нервный, неудержимый - душил его. Парфентьев с удивлением и испугом смотрел на Черепахина.
Вернулся Аренкау. Торговец был уверен, что застанет Черепахина в отчаянии, а он смеялся, точно был очень доволен, что от него уехали американцы. Аренкау решил - раз Черепахин смеется, значит, он сильный, он уверен в себе. Значит, и Аренкау может быть спокоен, и напрасно в его сердце закралась тревога, вызванная отъездом американцев. Черепахин как будто догадался, о чем думал Аренкау. Он, все еще взрываясь короткими приступами смеха, подошел к Аренкау, хлопнул его по плечу:
- Теперь мы с тобой вдвоем, Аренкау, будем властвовать здесь! Богаче станем! Все теперь будет, твое и мое! Твое и мое!
Аренкау закивал. Он не хотел ссориться с Черепахиным, но с отъездом американцев подумывал, что Черепахину лучше покинуть его стойбище. Нехорошие среди оленеводов и охотников идут разговоры о Черепахине. Зачем он разграбил соседнее стойбище? Сколько поубивал людей! Правда, большая часть добра попала к нему, Аренкау, но, лучше бы Черепахин напал на Марково и наказал тех, кто забрал его товары. Вспомнились Аренкау и свои обиды на Марковский Совет.
- Надо в Марково бежать! Надо Чекмарева стрелять! - сказал он.
- Побежим! - весело откликнулся Черепахин. Спирт оказывал свое действие. И сейчас Черепахину казалось, что отъезд американцев только развязал ему руки. Теперь он может действовать более решительно. Прежде всего он ворвется в Марково и никому не даст, пощады!
Приподнятое веселое настроение Черепахина передалось Аренкау, Парфентьеву и другим его соучастникам. В яранге Аренкау началось пиршество. Черепахин приказал не жалеть спирта и еды. Скоро все перепились. Разморенный теплом и выпивкой, Черепахин уснул возле очага. Разбудил его Парфентьев. Был уже вечер. В яранге стоял густой храп спящих людей. В очаге еще горел небольшой огонь. Черепахин приподнялся, сел:
- Что такое?
Он еще плохо соображал. Голова гудела и горела. Мучительная боль стискивала ее тугим обручем. Во рту было сухо, и одеревенелый язык едва шевелился.
- Воды, - попросил он.
Парфентьев сунул ему кружку. Жадно схватив ее обеими руками, Черепахин припал к краю и стал пить большими глотками. Сразу же стало легче. Отдуваясь, Черепахин недовольно спросил:
- Чего разбудил?
- Беда пришла!
- Что? Какая беда? - Черепахин зевнул. Ему отчаянно хотелось спать. - Никакой беды нет!
- Людишки из Марково прибежали за вами, - сказал Парфентьев, и только теперь Черепахин услышал, как испуганно звучит голос его ближайшего помощника. После гибели Пусыкина Парфентьев стал его правой рукой.
- Из Марково? Кто? Зачем? - вскочил на ноги Черепахин и тут же увидел Оттыргина, который стоял по другую сторону очага.
- Зачем приехал? - быстро спросил Черепахин, забыв о головной боли.
Оттыргин вместо ответа протянул Черепахину туго свернутый квадратик бумаги.
- Тебе! Чекмарев послал.
Черепахин, предчувствуя недоброе, выхватил из руки каюра бумагу и, развернув ее, поднес к огню. У него широко раскрылись глаза. Едва он прочитал первые строки, как его обдало жаром. У него едва хватило сил дочитать бумагу до конца.