Диктатор - Анатолий Марченко 5 стр.


Как он и предполагал, после его выступления прозвучали лишь жидкие знаки одобрения. Одни слушатели, особенно те, кого переполняло восхищение Лениным, кого наэлектризовали эмоции, речь Сталина восприняли не просто как пустое отбытие номера, но и как стремление принизить вождя, прозрачно намекнув, что он не такой уж выдающийся политик, коль способен так часто ошибаться и даже каяться. Другие разглядели в речи желание Сталина выделиться не только тем, что он не произнес ни единого слова, которое можно было бы считать похвалой, но и подчеркнутой краткостью, что было особенно заметно на фоне предыдущих ораторов, пытавшихся перещеголять друг друга многословным красноречием, потрясающими эпитетами, витиеватостью и даже вычурностью (вроде выступления краснобая Луначарского) и цитатами из высказываний всякого рода мудрецов. Третьи и вовсе не расслышали добрую половину и без того скупой речи по причине того, что Сталин произносил ее не как все другие ораторы, стремящиеся донести свои слова до всего зала, а как бы лишь для самого себя. Выражение Сталина "простота Ленина нас особенно пленяла" многие восприняли как завуалированную, причем весьма хитроумно, насмешку, а вовсе не похвалу.

Сталин сошел с трибуны и оглянулся вокруг. Ленина в зале не было. "Ну и слава Богу,- с облегчением вздохнул он, хотя и понимал, что обязательно найдутся доброхоты, которые передадут все, что он здесь сказал, слово в слово самому Ильичу,- Ну что же,- воинственно подумал он,- тем лучше. В истории в конечном счете выигрывали те, кто держался независимо и не глядел в рот своим лидерам…"

"А как бы повел себя ты, если бы такую же или примерно такую речь произнес Ленин на твоем юбилее? - вдруг спросил сам себя Сталин. Решив не хитрить с самим собой, ответил: - Этого бы я никому не простил, даже Ленину. Точнее - тем более Ленину. Он так бы и ходил у меня с клеймом предателя и отщепенца до своего последнего вздоха".

Вот и сейчас, спустя девять лет после этого памятного события, Сталин похвалил себя за то, что поступил тогда, на юбилейном вечере, абсолютно правильно и мудро. Ленина нет в живых вот уже целое пятилетие, а он, Сталин, жив, полон сил, заряжен несокрушимой волей и все так же не пресмыкается ни перед кем и не признает ничьих авторитетов, кроме авторитета собственной личности.

Только самому себе, да и то лишь в минуты потаенных духовных откровений, Сталин признавался, что он, провозгласивший себя верным учеником Ленина и, более того, стойким продолжателем его дела, в сущности, не испытывает к нему ни любви, ни уважения, а порой думает о нем с чувством явной неприязни и даже ненависти.

Вполне возможно, что для человека, считающего такие качества личности, как совесть и порядочность, обязательными, было бы просто немыслимо, провозглашая кого-либо гением, в то же время в душе, наглухо сокрытой от взоров других людей, презирать его, не соглашаться с ним, завидовать ему. Сталин же постоянно убеждал себя в том, что такое двоедушие имеет полное право на жизнь и, совмещая в себе нечто совершенно несовместимое, необходимо политику как верное и надежное оружие для восхождения к вершинам власти.

Это ничего не значит, что в душе своей, в уме своем он распял Ленина, низвергнув его с заоблачных высот на грешную землю. Главное, что он, Сталин, вопреки всем историческим прецедентам, наперекор извечной традиции, суть которой состояла в том, что правитель, если он хочет удержаться у власти и выглядеть в выгодном свете в сравнении со своим предшественником, просто обязан сделать все возможное и невозможное, чтобы сорвать с того лавровый венок. Сияние нимба вокруг его головы должно навсегда померкнуть, а все те, кто при жизни вождя неистово били в литавры и не жалели глоток для его прославления, отныне призваны с такой же яростью топтать его, проклинать и сваливать на него ответственность за все беды, страдания и напасти, которые терзали народ в период его правления.

Нет, Сталин сделает все для того, чтобы Ленин стал его опорой, его прочным фундаментом, его мощной броней. В умах всех людей, населяющих эту полудикую страну, должна быть заложена одна идея, которую каждый должен исповедовать с истинно азиатским фанатизмом: "Тот, кто против Сталина, тот и против Ленина. Враги Сталина - это не просто его личные враги, это враги Ленина, а значит, и ленинизма". Он поднимет высоко знамя Ленина и с ним пойдет на всех своих врагов - скрытых и явных.

Эта дума всегда успокаивала Сталина, приводила его в равновесие и вселяла в него уверенность в том, что он с боем во что бы то ни стало возьмет вершину, именуемую высшей неограниченной властью, и одержит победу над всеми своими соперниками.

…Погруженный в эти то приятные, то неприятные думы, пугающие тем, что были точным отражением реальности, Сталин не заметил, как в комнату неслышными шагами, словно паря в полумраке, вошла Надежда Сергеевна. В руке она держала толстый журнал. Подойдя к креслу, в котором удобно устроился Сталин, она, лукаво и хитровато улыбаясь, аристократически длинной, узкой ладошкой внезапно, как это делают дети во время своих забав, плотно прикрыла ему глаза. Сталин вздрогнул всем телом. Надежда Сергеевна, увидев его взбешенное, злое лицо, ставшее вдруг совсем стариковским, испуганно отпрянула назад.

- Не бойся,- попыталась успокоить его она.- Я не террористка.

- Ты… Вздумала играться! На работе не наигралась? - глухо и отрывисто проговорил Сталин. Он никак не мог прийти в себя и обрести прежнее спокойствие,- Не видишь, что я занят? Кто позволил врываться ко мне в святые для меня часы? Здесь тебе не спальня. Ты хуже террористки!

Надежда Сергеевна молча стояла перед ним; черты ее овального, с мягкими контурами, лица расплывались в полумраке. Она смотрела на мужа теплым, заботливым и любящим взглядом. Ведь они не виделись целый день!

- Извини, что помешала тебе. Но уже так поздно! Может, я тебе не нужна?

- Опять эти дамские капризы! Ты всегда мне нужна. Но я еще не закончил работу. О каком сне может идти речь? Наполеон спал всего четыре часа в сутки и завоевал пол-Европы.

Он пристально взглянул на нее. Испанского типа лицо, красивое и лукавое… Такой она нравилась ему больше всего. В эти минуты он ощущал себя помолодевшим, почти одного возраста с ней. И ловил себя на мысли, что в жизни ему очень повезло: вот ему уже полвека, а она совсем еще девчонка, и надо же, влюблена в него, как в юношу…

- А не посидеть ли тебе со мной? - неожиданно миролюбиво спросил он.- Может, услышу добрый совет. Вместе почитаем "Правду". Вот как мне реагировать на эти дифирамбы? Скучные статьи - это же, конечно, не "Тихий Дон".

Надежда Сергеевна наклонилась над газетой, разложенной на столе.

- Этот номер я уже читала.

- Ну и что скажешь?

- Горжусь тобой,- почему-то дрогнувшим голосом ответила она.- И боюсь за тебя.

- Гордишься? - недоверчиво переспросил Сталин,- И в то же время боишься. Как это понять? Ты не врешь?

Ее прямо по сердцу полоснула очередная бестактность мужа, радостное настроение вмиг померкло, сменившись возмущением и обидой.

- Знай раз и навсегда: я никогда не вру. Я же не политик…

- Выходит, политики всегда врут? - Внезапная улыбка Сталина была для нее совсем неожиданной. Право же, от этого человека не знаешь, когда и чего ожидать.- Вот тут ты, Надюша, попала в самую точку.

И то, что Сталин, не терпевший возражений не только от своих подчиненных, но и от своих родных и близких, на этот раз не стал ее опровергать и обличать, и то, что, редко называя ее по имени, он сейчас все-таки назвал, да еще и с оттенком ласки, смягчило Надежду Сергеевну. Она присела рядом с мужем.

- А хочешь откровенно? - задиристо спросила она.

- Надо всегда говорить только откровенно,- наставительно сказал он.

- Если бы это был мой юбилей, я не хотела бы столько славословий.

Тронутые желтизной глаза Сталина вновь обрели ледяную жесткость.

- В твоих словах нет никакой логики. Лесть нужна всем. И тот, кто отрицает это, просто лукавит и морочит всем голову. Сравнила! Кто я и кто ты?

- Я - жена великого человека! - игриво и даже заносчиво пропела Надежда Сергеевна.- И гениального! И самого-самого! - И она стремительно чмокнула его в лоб.

- Ну что ты,- недовольно оборвал он ее порыв.- Целуешь в лоб, как мертвеца. К тому же мы говорим о серьезных вещах, и не надо паясничать. Да, ты жена великого человека, который стоит у руля государства. И так как ты только жена,- он выделил слово "только",- то тебе и не нужны всяческие восхваления. Тебе вполне достаточно элементарной похвалы и поздравлений от мужа, детей, родителей, близких и знакомых. Мне же, как вождю, этого мало. Согласна? И понимаешь - почему?

- Согласна. И понимаю почему. Все эти дифирамбы нужны не столько тебе самому, сколько государству,- При этих ее словах Сталин удовлетворенно кивал головой: они в точности совпали с его представлениями и выводами,- Чтобы возвысить державу, надо возвысить ее верховного правителя,- как на уроке истории, отбарабанила Надежда Сергеевна.

- Оказывается, ты у меня умница,- похвалил Сталин.

- Иосиф, ответь мне только на один вопрос,- доверчиво прижимаясь к плечу мужа, попросила она,- Ты веришь в искренность авторов этих хвалебных сочинений?

- А ты как думаешь?

- Думаю, что не очень-то веришь. Не дай Бог, случись что с тобой, они же смешают тебя с грязью.

- Провидица,- проникновенно сказал он.- Но я им не доставлю радости. Буду жить долго, назло всем паразитам и негодяям всех мастей. И ты всегда будешь рядом. Ты тоже должна жить долго. Тем более что ты моложе.

В глазах Надежды Сергеевны заискрились слезы. Его слова подтверждали, что он все-таки любит ее.

- Нет, Иосиф, моя жизнь не будет долгой.

- Что ты мелешь! - Он опять становился грубым, способным обидеть и даже оскорбить.- Тебе что, плохо со мной?

- Нет, не плохо, Иосиф,- Она села к нему на колени, подобрала под себя ноги, сбросив кавказские тапочки, и стала похожей на маленькую, объятую печалью девочку.- Просто мне нагадала цыганка…

Сталин гневно вскочил на ноги, едва не сбросив ее на пол.

- Цыганка?! - с нотками ярости в голосе вскричал он.- Ты веришь всяким цыганкам? Недаром в твоем роду были цыгане! И как это можно совместить с тем, что ты носишь партийный билет?

- Точно так же, как ты совмещаешь свою духовную семинарию с постом генсека,- в отместку ему съязвила Надежда Сергеевна.

- Опять ты равняешь меня с собой,- пробурчал он.- Ты совершенно неисправима.

- Принимай меня, какая я есть. Кажется, ты меня сам выбирал, я не навязывалась, и никто тебя не принуждал.

- А теперь вот раскаиваюсь,- уже шутливо сказал он.- И расплачиваюсь за свою близорукость.

- Это и есть ласковые слова для любимой и любящей жены? Я предпочла бы, чтобы ты сейчас стоял передо мной на коленях с букетом цветов и утверждал, что я тебя осчастливила.

Слова эти показались Сталину чересчур дерзкими, он едва не сорвался на гневную отповедь, напомнив этой самоуверенной женщине, что это не она его, а он осчастливил ее и что ему, вождю, по горло занятому государственными делами, не до телячьих нежностей и цветов. Но сдержался. В глазах Надежды Сергеевны он прочитал мучительную просьбу не бросать ей, жаждущей ласки и доброты, обидных, не заслуженных ею фраз.

- Если уж хочешь стать такой же совой, как я,- переменил тон Сталин,- садись, пожалуйста, вон в том уголке и читай "Правду". Уверен, что ты ее просмотрела лишь по диагонали. А сейчас попробуй выполнить мое задание. Мы оба будем читать статью лихого конника Ворошилова. Кстати, он вместе с Буденным и теперь уверяет меня, что в будущей войне победа будет за конницей. Ну, дьявол с ними, с этими кавалерийскими фанатиками. Возьми карандаш и подчеркивай, в чем ты согласна с автором - красным цветом, а то, что вызывает у тебя неприятие,- синим. А потом мы сравним, что получится у тебя, а что у меня.

Что бы ни приходилось читать Сталину - книгу ли, брошюру, газету или письмо,- он непременно вооружался цветными карандашами и "разрисовывал" страницы своими пометками: подчеркиваниями, восклицательными и вопросительными знаками, всевозможными причудливыми, только ему понятными значками. Так он не просто помогал себе лучше осмыслить и запомнить прочитанное, но главное, в ходе такой работы ярче разгоралась его фантазия, сильнее кипели в душе эмоции, рождались новые, уже собственные идеи, шла их непримиримая борьба между собой, отливаясь затем в чеканные, лаконичные, понятные любому, даже малообразованному, человеку теоретические и практические выводы.

- Хорошо, я с удовольствием.- Надежде Сергеевне понравилась эта затея мужа, схожая с игрой. Она не догадывалась, что Сталин считает такую "игру" одним из хороших способов проверить идеологические взгляды жены.- Только, чур, если мое мнение не совпадет с твоим, не зачисляй меня, пожалуйста, в оппозиционеры.

- Решено,- деловито, как на заседании Политбюро, сказал Сталин.

И они принялись дотошно штудировать статью "Сталин и Красная Армия".

Вступление к статье явно не понравилось Сталину. Туманно, никакой конкретики, витиевато и без всякого намека на признаки ума. Видимо, писаки, сочинявшие для Ворошилова этот панегирик, не могут похвастаться большим количеством извилин в своих мозгах. Ну в самом деле, что это за "события величайшего значения", или "кругом нас произошли громадные изменения", или "в другом виде представились наши перспективы"? Ну прямо ни Богу свечка, ни черту кочерга! Ответа нет, зато эти глупцы сочли возможным, набросав ворох ничего не значащих фраз, походя пристегнуть к ним товарища Сталина, заявив, что "со всеми этими событиями (какими, черт вас подери?!) неразрывно связана богатая и многогранная революционная деятельность товарища Сталина".

Ну и дундуки! С такими пропагандистами далеко не уедешь! Приятно, конечно, их утверждение, что "значение товарища Сталина как одного из самых выдающихся организаторов побед Гражданской войны было до некоторой степени заслонено и не получило еще должной оценки". Несомненно, пробел этот должен быть ликвидирован, но для этого нужны хорошие перья, не чета этим ворошиловским бумагомарателям на подхвате! Впрочем, Сталина резануло то, что он всего лишь, оказывается, один из самых выдающихся, а не единственно выдающийся. Кого они там имели в виду, в череде этих самых выдающихся? Себя, конечно, Ворошилова, Буденного и иже с ними…

Сталин отбросил неприятную мысль и углубился в чтение раздела статьи о Царицыне. Потом неожиданно обернулся к жене:

- Надюша, помнишь Царицын?

- Все помню, Иосиф. Даже во сне часто вижу. Царицын… Правда, теперь это уже Сталинград. Вот уже четыре года.

- Ты знаешь, это не моя инициатива,- будто оправдываясь, сказал он.

То, что Царицын в 1925 году решили переименовать в Сталинград, в сущности, совпадало с потаенной мечтой самого Сталина еще с времен Гражданской войны. Он считал, что вложил в дело обороны Царицына столько ума, сил, нервов и воли, что такое переименование было бы вполне заслуженным. Тем более что после смерти Ленина именем его был назван Петроград. "Целый год понадобился этим великим тугодумам, чтобы проявить инициативу,- сердито размышлял Сталин.- Признались потом, что боялись нарушить традицию называть город именем человека еще при его жизни. Подумаешь! Революция отбросила, как ненужный хлам, и не такие традиции! И на кой черт мне это переименование после моей смерти? Ну а теперь эти неандертальцы из Политбюро войдут во вкус. Они спят и видят, что их неблагозвучные имена запечатлены навеки в названиях городов и краев, областей и районов, поселков и деревень, улиц и площадей, школ и больниц, институтов и колхозов, пароходов и паровозов. Не откажутся прилепить свое имя к любому самому захудалому хутору. И что это будут за скверные, уродливые, труднопроизносимые названия! Ну, к примеру, какое чистое, приятное название Луганск, откуда вылупился наш наркомвоенмор, бывший слесарь. Лугами пахнет, скошенным сеном, свежими ветрами… А станет Ворошиловград, язык сломаешь! Или Владикавказ. Какая мощная символика! Россия владеет Кавказом! Отвечает историческим реалиям. А что получится, если окрестить его, скажем, Орджоникидзебургом? Всего лишь из-за того, что наш неугомонный товарищ Серго имел удовольствие там воевать, пить вино и кушать шашлыки из молодого барашка".

- Помнишь, Иосиф,- будто издалека донесся до него голос Надежды Сергеевны,- поезд медленно тащится в Царицын, без конца тормозит на полустанках. Под гармошку, со свистом пляшут "Яблочко" пьяные братишечки. Отборная брань, треск пулеметов, а мы с тобой в салон-вагоне…

- Сейчас ты, чего доброго, вспомнишь, как я затащил тебя в свое купе? - насторожился Сталин, прерывая жену.

- Иосиф…- Щеки Надежды Сергеевны зарделись.- Если бы я воспротивилась, никто бы меня не затащил. Даже всесильный товарищ Сталин.

- Ты не лукавишь? - Он бросил на нее недоверчивый взгляд.- А то ведь Ольга Евгеньевна на всех перекрестках, как сорока, верещала, что я тебя изнасиловал…

- Не трогай мою маму! - гневно оборвала его Надежда Сергеевна.

- Правда глаза колет,- не сдавался он.- Ладно, не будем ссориться из-за пустяков. Все это уже история. Вот тут Клим верно вспоминает, какая там была тогда чертовщина! Левые эсеры, эти истеричные хлюпики, подняли мятеж. Изменил подлец Муравьев. К Баку подбирались англичане. Смотри, он еще способен на приличные метафоры: "Все горит в огненном кольце". Избитая фраза, конечно. А вся эта заваруха, между прочим, из-за твоего любимого Ильича. Этакий добряк с замашками авантюриста. Кто его понуждал приглашать в свою компанию эсеров? Вот и получил нож в спину. А потом слезно к товарищу Сталину: "Выручай, спасай!" Сколько раз по его просьбе мне приходилось чистить эти авгиевы конюшни военного ведомства! Троцкий напакостит, а товарищ Сталин - чисть! Это справедливо?

- Иосиф, тебе не совестно? Тебе еще только пятьдесят, а ты уже такой несносный ворчун. Ну как можно?

- Знаю, знаю тебя, защитницу. Лучше бы мужа защитила. Факты, моя дорогая, упрямая вещь: твой Ильич вечно шарахался из одних объятий в другие. Окрестил Троцкого "Иудушкой", а сам вознес его в наркомвоенморы. Какой из Иудушки полководец? Тоже мне, фельдмаршал липовый! Всерьез уверовал, что победить на войне можно с помощью его краснобайства. А Бухарину Ильич приклеил ярлык путаника в теории и тут же определил его в "любимцы партии". Далеко мы пойдем с такими любимцами!

Сталин, впрочем, хорошо понимал, что и он и Троцкий добивались в Царицыне одной цели и наводили железный порядок там, где они появлялись. Но было и весьма существенное отличие: Троцкий расстреливал врагов и неугодных под аккомпанемент своих пламенных речей о неизбежном пожаре мировой революции. Сталин делал то же самое, предпочитая безмолвствовать.

Сталин был твердо убежден: без расстрелов не обойтись. Если падет Царицын - Колчак с востока, Деникин с запада смогут броситься друг другу в объятья и в едином порыве ринуться на Москву. Вот тогда мы посмотрели бы, в какую Швейцарию помчится Ленин!

Реввоенсовет 10-й армии размещался в кирпичном особняке сбежавшего с белыми хозяина фабрики по производству горчицы. Сталин был тут непререкаемым хозяином. Да, он обещал отдать революции всю кровь, капля за каплей. Но пока что, укрепляя оборону Царицына и вычищая авгиевы конюшни Троцкого, он выпускал кровь из врагов пролетариата. И отнюдь не каплями.

Назад Дальше