В исторической повести "Когда цветут реки" рассказывается о приключениях двух китайских мальчиков из глухой деревни, жители которой восстали против кровопийцы-помещика. Деревня была целиком уничтожена карателями.
Действие развертывается сто лет назад, на фоне великого крестьянского восстания тайпинов (1850–1864), охватившего больше половины Китая.
Основной исторической фигурой повести является Ли Сю-чен, бывший рядовой воин, впоследствии талантливый и смелый полководец, беззаветно преданный интересам простого народа.
Значительная часть книги посвящена последнему периоду восстания тайпинов, когда на стороне маньчжурского императора выступили европейские и американские империалисты и банды вооруженных наемников из отряда авантюриста Фредерика Уорда,
Содержание:
Часть первая - ДОЛИНА ДОЛГИХ УДОВОЛЬСТВИЙ 1
I. ФУ ПРИЕЗЖАЕТ НЕ ВОВРЕМЯ 1
2. ДОЖДЯ НЕТ 4
3. БОГИ И СВИНЬИ 6
4. "МАЛЫЕ МЕЧИ" 7
5. ФУ УЕЗЖАЕТ ВОВРЕМЯ 8
Часть вторая - ЯНЦЗЫ В ОГНЕ 11
1. НАМЕСТНИЧЕСКИЙ ГОРОД УЧАН 11
2. КАК ЦВЕТУТ РЕКИ 15
3. "ОБЩЕСТВО НЕБА И ЗЕМЛИ" 18
4. ЗАЩИТНИКИ ФАРФОРОВОЙ БАШНИ 22
5. ОТЦЫ-МИССИОНЕРЫ 26
6. ПИСЬМО ЛЕЙТЕНАНТА ДЖОНСА 27
Часть третья - ТАЙПИН ТЯНЬГО 29
1. ОТЕЦ ВСТРЕЧАЕТ СЫНА 29
2. КАРЬЕРА ФРЕДЕРИКА УОРДА 33
3. ГАОЦЗЯО 36
4. "КОРОЛЕВСКАЯ ЧАЙКА" 38
5. ПАДЕНИЕ НАНКИНА 41
6. ВЕСНА 44
Часть первая
ДОЛИНА ДОЛГИХ УДОВОЛЬСТВИЙ
I. ФУ ПРИЕЗЖАЕТ НЕ ВОВРЕМЯ
То колено реки Янцзы, которое, приближаясь к границе провинции Хубэй, вступает в ущелье Ушань между двух непрерывных цепей гор, богато быстринами и порогами. Скорость течения достигает здесь ужасающей быстроты, и от ударов воды о подводные камни на несколько километров кругом слышен глухой рев. Широкая водная пелена вспыхивает поперечными серебряными дорожками и пенится на камнях крупными каскадами, разбрасывая кругом белую пену. Шум отдается далеко в горах, а горы в среднем течении Янцзы безлюдны, черны и поросли густыми дикими лесами.
Солнце встает. Среди ровного гула воды с реки доносится долгий, унылый человеческий крик, перекатывающийся в горах: "Ха-хе! Э-хе-хе!"
Снизу идет лодка. Десяток полуголых, бронзовых от загара людей ташит ее по берегу на канате. Они напрягаются разом, почти повисают на своих лямках.
Снова хриплый крик - и лодка подвигается вперед на пять - шесть метров.
Лодки, идущие вверх, путешествуют часто по месяцу. Никакая сила не может их продвинуть навстречу могучему течению реки, кроме человеческой. Назад они проделывают тот же путь в три дня. Надо протащить лодку возможно дальше, пока солнце не взошло и не покрыло испариной мускулистые спины.
- Ха-хе!
Эта лодка особенная. Она похожа на плавающий дом с крышами, арками и галереями. На ее мачтах видны подтянутые кверху, как шторы, тростниковые паруса. На ней два рулевых - один спереди, другой сзади. Оба в куртках, но с голыми ногами. И оба, напрягая все силы, почти висят на балках рулей.
На этой лодке полощутся красные праздничные флажки. Корма вся заставлена ящиками, а подле них сидит с трубкой в руках молодой человек, не по летам рыхлый и важный. На нем великолепная шелковая кофта с широкими рукавами. Рядом на циновке сидит на корточках широкоплечий человек в синей просторной куртке и остроконечной соломенной шляпе. Левая щека у него рассечена.
- Да, - говорит он, задумчиво глядя на крутые берега реки, - все вздорожало, уважаемый, даже покойники повысились в цене.
- Как это может быть?
- Вздорожала земля на могилы, Ван Ян продал весной греть своего участка, чтобы достойно похоронить почтенную мать.
- Неужели так дорого?
- Нельзя хоронить где попало. Родовые могилы находятся как раз на границе чужой земли. Ван Ян хотел было выкопать яму рядом с могилой бабки, но там-то уже не его земля.
- Почему же он но похоронил мать с другой стороны?
- Нельзя, уважаемый! Он отправился к Ван Лао, прорицателю. Тот подумал, погадал и велел хоронить именно под старым деревом утун, что на чужой земле. Там самый благоприятный фыншуй *.
- Вот как! Чья же это земля?
- Того, - коротко сказал человек с рассеченной щекой, кивнув головой через плечо, - там…
- Кто там? - спросил его собеседник, пристально вглядываясь в берег узкими острыми глазами.
- Ван Чао-ли.
- "Отец"?
- Да, их "отец". Он взял у Ван Яна треть его участка и разрешил похоронить почтенную мать на своей земле. Так они столковались.
Человек в шелковой кофте рассеянно пустил клуб дыма из своей трубки.
- На месте Ван Чао-ли я взял бы деньгами, - сказал он.
- Извините за вмешательство в ваш разговор, - раздался сзади чей-то высокий, несколько гнусавый голос. - Старинные писатели думали, что если купцу нужны деньги, го помещику нужна земля.
Человек с трубкой посмотрел на говорившего. Это был скромно одетый человек в очках, с коробочкой для туши и кистей у пояса; судя по платью, горожанин.
- В наше время деньги нужны всем, - сказал человек с трубкой и отвернулся.
- Денег ни у кого нет в этой деревне, - заметил человек с рассеченной щекой, пристально разглядывая горожанина.
У этого горожанина было сухое, неподвижное лицо. Глаза его прятались под густыми бровями, почти всегда нахмуренными.
- Осмелюсь спросить: почтеннейший господин не является ли писцом? - продолжал человек с рассеченной щекой.
- Нет, - сухо ответил горожанин. - Я продаю стихи. Этот товар дешевле, чем ящики.
- Какие ящики?
- Те. которые за вашей спиной.
- А что там?
Путешественник в шелковой кофте весело улыбнулся и выколотил трубку,
- Это мои ящики, - сказал он. - Я везу товар заморских дьяволов.
- Япянь?
Тот кивнул головой.
- Изволили купить в Кантоне у англичан?
- Нет, в Шанхае у американцев.
- Эти американцы тоже продают япянь?
- Продают. И дешевле, чем англичане.
- Выгодная торговля?
- Кое-как сводим концы с концами. - насмешливо ответил купен.
- А таможенная стража? А заставы?
Купец сделал вид, что не расслышал этого вопроса…
Солнце встает. Резкие тени бороздят горы, и самая высокая из вершин вырисовывается темным пятном над светлыми макушками остальных. Набегает облако и наводит прозрачную тень на вершины и склоны. Пожелтевшая трава долин ждет дождя, чтоб превратиться в пышный зеленый ковер. Она еще резче выделяет голые причудливые извивы гранитных хребтов.
На ящиках написано: "British India Opium" *.
* * *
Между двумя горами и рекой стоят несколько десятков желтых глиняных домишек, утопающих в густой, жирной грязи. По берегам Янцзы бродят стада черных свиней, возятся и купаются в волнах голые ребятишки. Вокруг деревни, на склонах, зеленеют всходами рисовые поля. На полях видны согбенные фигуры в больших конусообразных соломенных шляпах. Стоя по колени в воде, они разглядывают рис и, причмокивая языками, разгибаются, чтобы угрюмо взглянуть на яркий диск солнца. поднимающийся из-за горы. Слишком долго светит солнце - месяц подряд без перерыва. Слишком много солнца - это ведь тоже беда. С берега доносятся визг и скрип водокачек, приводимых в движение буйволами, на спине у которых смеются от восторга бронзовые, узкоглазые, веселые мальчуганы. Визг становится громче. Ветер доносит издалека заунывное "ха-хе".
Снизу идет джонка. В деревне многие ждут ее с нетерпением.
Деревенька эта, заброшенная между двумя горными громадами, носит поэтическое название "Чанлешаньгу", что значит "Долина Долгих Удовольствий".
Она такая же, как и другие деревни в районе среднего течения Янцзы. Между редко разбросанными глинобитными домиками, не имеющими ни одного окна на улицу, поднимается прямо из грязи четырехгранная глинобитная башня, окруженная крепостной стеной. Это не крепость - это закладная контора.
Угрюмые с бойницами стены хранят всякую рухлядь: старые котелки, зазубренные ножи, засаленное тряпье, пропитанное потом целой жизни. Китайский крестьянин в те времена не снимал одежды, пока она не падала с него. Тогда он нес ее закладывать и получал связку дырявых монет, нанизанных на шнурок, или крошечный мешочек риса.
Своего риса ему не хватало.
Закладная контора принадлежит богатому человеку - Чжан Вэнь-чжи. Он пришел в эту деревню из провинции Хубэй еще юношей и первоначально был начальником деревенской стражи. С тех пор прошло много лет. Чжан Вэнь-чжи разбогател, стал давать деньги взаймы под проценты, да еще прикупил себе самой лучшей земли. Так он и стал тухао, то есть мироедом. Сам он невзрачного вида, небольшого роста, жирный, похожий на борова. Его боится вся деревня и даже вся округа. Сам "отец" Ван Чао-ли относится к нему с уважением. Все знают, что, с тех пор как Чжан Вэнь-чжи стал значительным лицом в деревне, нападения разбойников в этом районе совершенно прекратились. Говорят, что он тайно откупается от них деньгами.
А много развелось разбойников за последнее время…
- Лодка! Джонка! Джонка снизу! - кричит кто-то и бежит по деревне прямо через лужи.
Такой лодки давно уже не видели - с прошлого года. Место глухое…
На полях разгибаются фигуры в соломенных шляпах и говорят друг другу: "Смотри, едет Фу…"
Одни говорят это радостно, другие - печально.
Ван Ян, молодой Ван "с нижнего края", произносит это имя с грустью. Зато отец его, почтенный Ван Хэ, очень рад гостю. Он тихо плетется по бережку. Он слеп, лицо у него землистого цвета, иссохшее, как старый пергамент, голова трясется и губы шепчут что-то неразборчивое - не то "Фу", не то "япянь",
Джонка вышла из-за поворота. На корме сидят все те же трое пассажиров.
- Мало людей на берегу! - сердито говорит купец.
- Засуха… - отвечает его спутник с рассеченной щекой, внимательно рассматривая деревню. - Извините, если я скажу, что не все радуются вашему уважаемому приезду.
Купец нахмурился:
- Долги надо платить в срок. Я не могу больше ждать. Времена тревожные… Что слышно на переправе?
- Я недолго пробыл на переправе и слышал очень мало.
- Но я видел, как вы долго беседовали с кем-то в харчевне, - заметил поэт.
Острота вашего зрения поистине удивительна, - с усмешкой сказал человек с рассеченной щекой. - Да, я встретил земляка. Он недавно был на юге. Там нехорошо.
- Что именно нехорошо?
- Из Гуанси приближается целая армия - как говорят, хорошо вооруженная. Идут с семьями, со всем скарбом. Но главе их некто, называющий себя Небесным Царем.
- Тише! - беспокойно сказал купец.
- Я полагаю, что это новые разбойники, - сказал поэт.
- Так их называют чиновники в городах, - уклончиво ответил человек с рассеченной щекой. - У них нет кос, и они режут косы всем*.
- А еше что они делают? - спросил купец.
- Они истребляют всех маньчжур, какие им попадаются на пути, - и чиновников, и военных, и вельмож.
- А много их?
- Кажется, не меньше десятка тысяч, уважаемый.
- К'го же эти разбойники? Откуда они взялись?
- Это крестьяне южных провинций, уважаемый. Бедность, как вы знаете, не располагает к смирению. Да еще голод…
- А купцов они трогают?
Человек с рассеченной щекой лукаво улыбнулся:
- Нет, не трогают. Они не интересуются деньгами. У них все общее, и деньги складывают в общую кассу.
- Я уже слышал об этом, - пробормотал купец, - мне говорили, что они не любят купцов.
- Я думаю, смотря каких купцов, уважаемый…
Купец смутился. Он понял, что его подозревают в трусости.
- Без денег жить нельзя! - сказал он раздраженным голосом. - Кто этот Небесный Царь?
- Говорят, что он сын крестьянина из Гуандуна. Он пытался получить ученое звание, но провалился на экзаменах. Потом на него снизошел небесный дух, и он стал проповедовать. Ом внушает своим воинам веру в единого бога. Поэтому они разрушают кумирни и храмы и особенно буддийские монастыри. У них на головах красные повязки, а волосы длинные, распущенные по плечам. Они вооружены пиками, саблями; есть даже пушки. Они жгут грамоты помещиков и уничтожают долговые расписки. Они говорят, что земля должна принадлежать всем, а не только помещикам. Я думал, что вы все это знаете лучше меня, уважаемый?
- Я слышал что-то подобное, - со вздохом ответил купец. - А как в этой деревне? Спокойно?
Собеседник посмотрел на него внимательно.
- Засуха, - сказал он.
Купен снова вздохнул.
- Глухое место, - успокоительно прибавил человек с рассеченной щекой. - Вот и конец нашему пути. Смотрите, вас ждут сыновья самого Ван Чао-ли с паланкином. А меня, кажется, ждет мой брат.
- Разве у вас есть брат? - спросил поэт.
- Разве я не говорил об этом, почтенный учитель?
- Я не слышал. А какую бумагу передали вам на переправе в Цзэйцзинь?
Человек с рассеченной щекой встал и низко поклонился.
- Ваше острое зрение покинуло путь верной службы, - проговорил он изысканно. - Мне ничего не передали на переправе.
Джонка подходит к берегу. Рабочие бросают лямки и хватаются за канаты. Еще одно "хэ-хэ-э!" - и лодка причаливает. Купец, важно переваливаясь, сходит на песок.
Долина Долгих Удовольствий лежит перед ним во всем своем великолепии. Между глинобитными домиками стоят группы мощных ив и камфарных деревьев. Толстоствольные вистарии, густо усыпанные кистями лиловых цветов, обвивают стволы столетних деревьев и сплетаются с их ветвями. Чокание дроздов висит в воздухе. Сверху спускаются босые девушки с бамбуковыми коромыслами на плечах. Они одеты в просторные синие блузы и широкие штаны до щиколоток. Их загорелые, мускулистые ноги уверенно месят грязь. Они несут тутовые листья и скромно приветствуют приехавших: "Цинчжу нин!"*1
Три сына Ван Чао-ли, упитанные круглолицые юноши, засовывают веера за воротники, прижимают сложенные вместе кулаки к груди и отвешивают церемонный поклон "шестой категории", называемый "цзо-и".
Фу отвечает таким же поклоном и направляется к паланкину. Некоторое время он спорит, утверждая, что этот паланкин слишком прекрасен для такого незнатного человека, как он. Наконец он соглашается усесться в паланкин. Народ собрался со всех концов. Деревенские люди стоят и смотрят на важного, величественного Фу. Здесь много морщинистых, изможденных лиц, много нахмуренных лиц. суровых, мрачных. К купцу относятся по-разному. Иссохшие, мутноглазые, желтые старики улыбаются беззубыми ртами. Здесь и Ван Хэ, отец Ван Яна. Он подобострастно наклоняется к купцу, не видя его, и шепчет:
- Япянь?
Купец важно кивает головой. Ван Хэ обнажает свои бескровные десны. Он рад. Это один из самых счастливых для него дней в году.
Долину Долгих Удовольствий называли иначе "Деревней Ванов". "Называли", потому что теперь ее нет. Вся деревня была населена Ванами. Всего было Ванов пятьдесят одна семья, и все они происходили от общего предка, который пришел сюда из далекой северной земли в незапамятные времена. У Ванов был общий храм предков, в котором на главном месте красовалась деревянная таблнчка с именем первого Вана.
Но не все Ваны были одинаковые.
В частности, те Ваны, которые жили на восток от Люйхэ, небольшого мутного протока, впадающего в Янцзы, носили синие куртки и широкие соломенные шляпы. Жизнь их заключалась в том, что они с утра до вечера копались на крошечных клочках земли, стоя по колено в воде.
Их было пятьдесят семей на восточной стороне Люйхэ. По ту сторону протока жила всего одна семья. Тамошние Ваны носили халаты и маленькие круглые шапочки, а жизнь их заключалась преимущественно в том, что они раскуривали трубки.
Курить целый день день китайскую трубку - нелегкое дело. В трубку влезает табаку всего на одну затяжку.
Каждые пять - шесть минут приходится тянуться за щипчиками и класть новую порцию табака. Так как это дело утомительное, особенно в жару, то самый старший Ван "по ту сторону", Ван Чао-ли, "отец", завел себе мальчика.