2. КАРЬЕРА ФРЕДЕРИКА УОРДА
После поражения под Цинпу Уорд захандрил. Вдобавок рана в плече давала себя чувствовать.
Твои желтые родичи проиграли дело! - кричал он, с ненавистью глядя на Ю. - Черт занес меня в Китай! Мне следовало бы стать императором Франции! Китайцы не умеют воевать.
Пожалуй, вам бы следовало вернуться в Америку, Фредди, - серьезно заметил Генри Бэрджвайн. - Там, кажется, скоро будет хорошая драка.
О нет! Воевать из-за негров? Потерять ногу и получить медаль? Жениться и писать воспоминания?
Вы можете стать генералом.
- Генералом! Я буду генералом через два месяца.
Бэрджвайн не возражал и приказал Ю принести еще четверть галлона виски.
Уорд сам не пил ни капли, но любил, когда пили его подчиненные. Ю был назначен "главным виночерпием" и в его ведении находился шкафчик со спиртными напитками, который в походе помещался на особой повозке, запряженной двумя маленькими лошадками.
Соратники Уорда пили охотно и постоянно. Точнее было бы сказать, что не пили они только в редких случаях. Одной из первых английских фраз, усвоенных Ю, была: "Давайте выпьем". Эта фраза повторялась в рядах отряда Уорда, пожалуй, чаше, чем "доброе утро" или "спасибо". Пили утром и вечером, пили в походе и на отдыхе, пили зимой и летом. По нескольку раз в день Ю слышал одно и то же:
- Эй! Китайчонок! Полгаллона!
Напившись, они обычно открывали стрельбу из револьверов - иногда в прохожих-китайцев, иногда в филиппинцев и в самом крайнем случае друг в друга.
Самым метким стрелком в отряде был американец Генри Бэрджвайн, щеголеватый, развязный юноша из Северной Каролины. В отличие от Уорда, он получил кое-какое образование и а свободное время сочинял стихи. Но в остальном он мало отличался от своего начальника. В течение нескольких лет он успел побывать золотоискателем в Калифорнии, овцеводом в Австралии, трактирщиком в Лондоне, охотником в Индии и министром на Гавайских островах. Но лучше всего он умел стрелять и был одним из великих деятелей науки, которую американские "искатели удачи" называли "триг-гернометрией"*. Он умел стрелять в темноте по движущейся цели, стрелять через плечо в противника, атакующего с тыла; из двух револьверов - в трех противников, находящихся в разных углах комнаты.
- Это искусство для джентльменов! - говорил он, похлопывая себя по двум кобурам, которые висели у него на поясе. - Не забывайте, что мой отец был офицером у великого Наполеона!
Весной 1860 года, когда тайпины подошли к Шанхаю, в городе началось небывалое оживление, какого на было со времен восстания "Общества Неба и Земли", Зашевелились испуганные банкиры и купцы. Крупнейшие торговцы ссужали шанхайскому даотаю** целые тачки серебра, чтобы он спас их от "длинноволосых разбойников". Даотай вежливо принимал серебро и делил его между чиновниками морской таможни, не забывая и маньчжурских генералов.
Тайпины надвигались несокрушимой стеной, и так как на цинские войска надеяться было нельзя, то в газетах появились объявления:
ВЕЛИКАЯ ПАТРИОТИЧЕСКАЯ АССОЦИАЦИЯ
БАНКИРОВ И КУПЦОВ
ПРЕДЛАГАЕТ БОЛЬШУЮ ПРЕМИЮ
ЧИСТЫМ РАЗВЕСНЫМ СЕРЕБРОМ
ТОМУ ИЗ ЕВРОПЕЙСКИХ ЗНАТОКОВ ВОЕННОГО ДЕЛА,
КОТОРЫЙ ВОЗЬМЕТ НА СЕБЯ ОРГАНИЗАЦИЮ
ОТРЯДА САМООБОРОНЫ.
О РАЗМЕРАХ ПРЕМИИ СГОВАРИВАТЬСЯ ЛИЧНО
В КОНТОРЕ ФИРМЫ ТАКИ, НА ЯЛУ-РОД.
Фирма под неразборчивым названием "Таки" действительно помещалась на Ялу-род, и управлял ею крупный банкир Ян Цзы-тан, а за его спиной тайно действовал сам даотай. Одним из первых гостей у Ян Цзы-тана был Фредерик Уорд.
Никто не узнал подробностей переговоров между ними, но, по-видимому, Уорд потребовал немалую сумму за "освобождение" городка Сунцзяна, расположенного к западу от Шанхая.
Пестро одетый отряд самообороны с флажками и с двумя бродячими музыкантами прошел по улицам Шанхая на радость всем патриотическим банкирам и купцам. За Уордом ехал на белой лошади Бэрджвайн. Отряд замыкал лейтенант Джонс.
Уорд и Бэрджвайн считали англичан людьми второго сорта. Греков, испанцев, голландцев, ирландцев и итальянцев они относили к третьему сорту, филиппинцев - к четвертому, а китайцев - к пятому. Впрочем, воевали главным образом китайцы, а из филиппинцев была организована "гвардия", во главе которой стоял манильский каторжник Висенте Маканайя, незадолго до того бежавший из тюрьмы.
Маканайя был ревностным католиком, носил на груди изображение чудотворной божьей матери и поступил в отряд по рекомендации отца Салливена из Сиккавейской общины.
Отряд самообороны выступил в поход на Сунцзян.
- Ну и солдаты! - заметил английский посол Брюс. - Половина отряда состоит из белых дезертиров, а другая - из желтых преступников…
Некоторые офицеры Уорда, однако, совмещали в себе обе эти профессии.
Отряд атаковал Сунцзян дважды, но безуспешно. Авантюристы были отбиты с большими потерями.
За месяц военных действий в отряде умерло одиннадцать офицеров - но не от боевых ран, а от пьянства.
Уорд вернулся в Шанхай и организовал новый отряд, заменив большую часть белых "маиильцамн". Кроме того, он получил от английского адмирала Хопа большую партию оружия. В июле Суицзян был наконец взят. Уорд прочно обосновался там и открыл военную школу для китайцев.
Этих навербованных китайцев - большей частью безработных бродяг и разорившихся крестьян - тайпины называли "поддельными заморскими чертями". Уорд решил вооружить китайцев для того, чтобы придать своей банде вид регулярной армии. Он понимал, что с одними пьяными искателями приключений его карьера не состоит., ся. Кстати, китайцы, по словам Уорда, "меньше едят, не пьют виски и могут долго оставаться без жалованья".
Китайцы изучали артиллерийское дело под руководством английских дезертиров, в частности Джонса. Теперь у Фредерика Уорда были крепость и армия. Пушек было мало, но Уорд надеялся на помощь анг-лийсчих адмиралов и китайских купцов.
Фирма "Таки" платила ему по 350 лянов в месяц и по 30 тысяч лянов за каждый взятый город, не считая."законной добычи", то есть грабежа. "Манильские" парни получали по 30 лянов в месяц. Китайцы не получали ничего, кроме еды.
- Это наглец, - говорил про Уорда американский посланник Бэрлингэм, - но настоящий янки. Делает капитал из ничего.
Бежать было невозможно,
Хотя Ю и считался "главным виночерпием" и разъезжал на повозке, запряженной двумя лошадьми, но, в сущности, был пленником и находился под постоянным наблюдением Джонса, теперь уже капитана.
Капитан Джонс не собирался стать императором и даже в генералы не метил. У него была скромная иель - скопить порядочную сумму денег и купить корабль. Иногда он, вздыхая, раскладывал на столе большой лист бумаги, украшенный изображениями льва и единорога. На этом листе было написано, что Питер Ро-куэлл Джонс действительно является подданным ее-величества королевы Великобритании и Ирландии. Правда, как английскому подданному Джонсу полагалось предстать перед военно-морским судом за дезертирство из флота ее величества. Но все-таки капитан Джонс с сожалением вспоминал о тех временах, когда он был честным мичманом.
Как ты думаешь, простят меня, если я добровольно явлюсь к адмиралу? - говорил он Ю.
Не знаю, сэр.
Простить-то, может быть, и простят, но и с деньгами надо будет проститься… А, китайчонок?
Так точно, сэр, с деньгами надо будет проститься.
Нет, на это я не способен. Принеси четверть галлона.
Слушаю, сэр.
Постой… Я пойду с тобой. А то ты еще, чего доброго, улизнешь, и этот нахальный янки застрелит меня собственноручно. А, китайчонок?
- Совершенно верно, сэр. Застрелит, сэр.
Итак, бежать было невозможно.
Ю присутствовал при осаде Цинпу и видел, как Уорд руководил атакой, не вынимая револьвера из кобуры и помахивая тросточкой. Затем Уорд придумал подвести к городу джонки и обстрелять тайпинов с тыла. Он был убежден, что осажденные не выдержат ураганного огня и сдадутся. Но неожиданно противник появился с западной стороны и атаковал самые джонки. Ю стоял возле трапа, держась за поручни и рассчитывая, удастся ли ему добежать до борта, чтобы броситься в воду. От тай-пинских флажков его отделял какой-нибудь десяток метров.
Вдруг Уорд выругался и впервые за несколько дней вытащил из кобуры свой кольт. Он прицелился в тайпинского воина, которого Ю узнал, несмотря на то что видел его в последний раз много лет назад. Это был отец!
Ю с криком повис на руке Уорда и, получив отчаянный пинок в грудь, покатился по палубе. Но Ван Ян был спасен.
Несколько "манильцев" навалились на старого солдата и оглушили его ударами по голове. Это был единственный пленник за весь день. Уорд приказал "поддельным чертям" налечь на весла, и джонки стали уходить из канала. Тайпииы осыпали их пулями. Когда стрельба замолкла, раздался далекий, гулкий звук одиночного выстрела. Уорд швырнул тросточку на палубу и ухватился за плечо.
- Они научились стрелять! - рявкнул он. - Посильнее там, на веслах!..
Теперь уже бежать было нельзя. Ю не мог оставить отца.
Конечно, встретиться с отцом после долгих лет разлуки было бы величайшим счастьем для любого мальчика. Но отец был в плену у иностранцев. Ю долго думал. Бежать надо вместе с отцом!
Уорд не отправлял своих пленных в тыл. Несколько сот тайпинов работало в самом Сунцзяне. Они рыли рвы, чистили казармы, таскали грузы. Все это делалось под наблюдением Маканайя и его "манильских" парней. С утра Ю видел пленных, которые шли цепочками и, сгибаясь под тяжестью груза, несли корзины с землей. Ночью пленных запирали в бывший храм, закрытый со всех сторон и окруженный высоким забором. По забору был протянут канат с жестяными солдатскими котелками, укрепленными так, что при малейшем прикосновении к канату поднимался лязг на всю окрестность.
Прошли те времена, когда Ю покорно смирялся перед обстоятельствами. В нескольких десятках километров от него начиналось Тайпин Тяньго, желанная страна свободы, о которой мальчик мечтал годами. Чем старше он становился, тем сильнее крепло в нем решение бежать во что бы то ни стало. Ю перестал поддаваться настроениям, грустить, плакать, фантазировать. Он думал только о том, как устроить побег. Он знал, что если сам себе не поможет, то не поможет ему никто. Лицо его всегда было сосредоточенно и замкнуто. Уорд называл его "юный китайский философ". Эта фраза была вдвойне издевательской, потому что Уорд презирал не только китайских философов, но и всех философов вообще.
Мальчик находился под надзором, но иногда надзор ослабевал. Это бывало тогда, когда доблестные соратники Уорда напивались, - обычно по вечерам. Опасность представлял только сам Уорд, который всегда оставался трезв и наблюдал за своими удальцами, чтобы они не перестреляли друг друга.
Следующим препятствием был караул возле храма, где помешались пленники. Здесь обычно дежурили одни и те же "манильцы", которые сменялись по восемь человек через каждые два часа ночью и через четыре часа днем. Начальником караула был Маканайя.
Итак, добраться до храма было трудно. К тому же храм примыкал к территории военного городка, где обучались "поддельные черти". Даже оставаться возле этого городка нельзя было больше десяти - пятнадцати минут: соратники Уорда хватились бы, что "виночерпия" нет на месте. Вдобавок, если бы Ю и его отец, по счастливому случаю, убежали, существовали еще караулы вокруг всего Сунцзяна.
Правда, с этими караулами дело обстояло значительно легче. Однажды Ю сопровождал Бэрджвайна. Они остановились у моста, возле которого дежурили "поддельные черти". Пока Бэрджвайн разговаривал с сержан-том-"манильцем", один из караульных украдкой нарисовал прикладом винтовки на песке два иероглифа и тотчас затоптал их ногой. Ю знал очень мало иероглифов, но в этих двух нельзя было ошибиться - это были знаки "Тайпин".
Я из Небесного Царства, - тихо сказал караульный, - меня насильно приписали к "поддельным чертям". Меня зовут Фын Хуан-сян, я лодочник из Учана.
Ты воюешь против своих? - сердито спросил Ю.
Я не воюю, - сказал Фын, - я жду большого сражения, чтобы убежать.
Если б я был караульным, - возразил Ю, - я убежал бы, не дожидаясь большого сражения.
Так нельзя, - покачал головой Фын. - "Манильцы" поймают. Мы пешие, а у них лошади.
Ты очень плохо думаешь! - проговорил Ю, забыв о вежливости. - Зачем же бежать пешком, если есть лодки? Ведь ты лодочник?
Фын задумался.
Лодки есть, - сказал он.
Эй, китайчонок, фляжку! - крикнул издали Бэрджвайн.
На этом разговор прервался.
Ю еще очень долго размышлял бы над тем, как бежать, если бы не счастливый случай: загорелся сарай возле патронного склада.
Пожар был небольшой, и его загасили через полчаса, но в эти полчаса Ю был предоставлен самому себе. Все бросились к горящему дому. Ю мог бы бежать, но мысль об отце его не оставляла.
Джонс вернулся с пожара с закопченным лицом и руками и тут только вспомнил про "виночерпия".
Ты, однако, здесь, - сказал он, - а на твоем месте я давно показал бы пятки. По правде сказать, я вовсе забыл про тебя.
Как мне бежать? - грустно промолвил Ю.
Гм, - сказал Джонс, - ты, кажется, стал умнее. Ты должен благодарить своих китайских богов за то, что они определили тебя на такую хорошую должность. Ведь тебя, попросту говоря, могли бы продать…
На следующий день Джонс взял мальчика с собой на пристань, и Ю снова увидел Фына возле моста.
Лодка есть, - шепотом сказал Фын, - можно сегодня же ночью…
Если у тебя есть лодка, почему ты не бежал до сих пор? - спросил Ю.
Бежим вместе, - пробормотал Фын, внимательно наблюдая за Джонсом.
У меня отец в плену.
Я очень медленно думаю, - сказал Фын, - мне нужны товарищи с быстрыми мыслями. Бежим втроем!
- Это не так легко…
И вдруг мальчика осенила новая мысль.
Жди нас в ту ночь, когда будет большой пожар, - проговорил он, наклонясь к уху Фына, - и держи лодку спрятанной около этого места. Ты можешь выйти по каналу в Янцзы?
Я могу пройти всю реку до верховьев, считая пороги выше Ичана! - обиженно сказал Фын.
Поехали, китайчонок! - пробасил издали Джонс. - Надо принять с джонки несколько бочек жидкости.
Жидкость, конечно, имела мало общего с водой.
Ю долго трудился над запиской, в которой было только два иероглифа. Мальчик был малограмотен, а тот, кому он писал, знал не больше десяти знаков. Но эти два иероглифа были знакомы каждому тайпину. Записка была брошена в ров, который копали пленники, дошла до адресата и была прочитана.
Читалась эта записка сверху вниз и справа налево, Означала она следующее:
"Когда наступит вечер (половина месяца над горизонтом), произойдет большой пожар (горящий дом). Стража уйдет тушить огонь (фигурки с ружьями). Тогда отеи (рука с плеткой) должен перелезть через стену (фигурка прыгает через препятствие) и шагать (следы ног) по направлению на север (изображение созвездия Бэйхоу - Северной Медведицы), где у моста (изображение моста) буду я (с повозкой). Мы сядем на лодку (изображение джонки) и отправимся к тайпинам (иероглифы "Тайпин" слева в рамке)".
Нелегко было понять такую записку, но Ван Ян, который прекрасно знал охотничьи знаки, рисуемые на коре деревьев в его родной провинции, прочитал ее и стал ждать "вечера с большим пожаром".
Ю выбрал время удачно. Этот вечер был годовщиной организации отряда Уорда. Предполагалась огромная выпивка. Ю знал, что за выпивкой последует стрельба и беспорядок.
Уже часам к девяти вечера в штабе Уорда все перепились. Два десятка голосов нестройно выкрикивали песню. Сам командир отряда сидел за столом, тяжело опираясь на обе руки, и разглядывал своих подчиненных не то с удовольствием, не то с презрением.
…Ему не брат пеньковый канат,
Дидль-дудль-дидли-ди,
Он жив, и счастлив, и богат,
Хэйо! Гляди!
Теперь мы все за ним идем.
Дидль дудль-дидли-ди,
И, что не дадут нам, сами возьмем!
Хэйо! Гляди!..
Ю находился во дворе, возле своего склада спиртных напитков. Луна показалась над тополями Сунцзяна в туманной дымке. Чей-то нетвердый голос произнес на веранде:
Сегодня сыро. Не простудитесь, Генри.
Бросьте шутить! - отвечал Бэрджвайн. - Вы так и не ответили на мой вопрос: на чьей вы стороне? Вы за меня или за Уорда?
Я не могу быть за янки, вы это сами понимаете, - отвечал полупьяный Джонс.
Согласен с вами. Черт бы побрал торгашей из северных штатов! А если я устрою ему свидание с тайпинскими генералами - да где нибудь подальше…
Вы сошли с ума, Генри! Каким образом вы устроите ему свидание с противником?
Джонс, перестаньте разговаривать со мной на языке флотского устава ее величества. "Противник"! Противник - это тот, кто не платит!
Разве Уорд не заплатил вам жалованья?
- Наивный голубок! Мы могли бы быть миллионерами! Он все кладет в собственный карман. Послушайте, Джонс, у меня нет времени, потому что меня ждут. Устраним Уорда и поделим доходы поровну!
Я не буду стрелять в моего начальника.
Осел! Вам не придется стрелять в него. Он придет на переговоры с тайнинскими царями, и его захватят в плен.
Тайпины этого не сделают.
Об этим я у вас не спрашиваю. Я спрашиваю, за кого вы стоите: за меня или за Уорда?
Я стою за свой собственный счет в банке, - мрачно отвечал Джонс.
Тогда ступайте к дьяволу, жалкий английский лимоншик!
Может быть, я и несчастный моряк, но я не стану шептаться с заговорщиками за спиной моего начальника! - запальчиво сказал Джонс. - А вам советуювыбирать слова, бродяга из какой-то Каролины!
Вслед за этим темный двор осветился вспышками нескольких выстрелов.
Стрельба из револьверов была таким привычным делом в отряде Уорда, что никто не обратил на нее внимания.
И тут Ю решил, что настало время привести свой план в исполнение.
Он вскочил верхом на одну из лошадок и погнал упряжку по кривой и грязной улочке к сараю, где помещались ящики с патронами.
На том же дворе под бамбуковым навесом стояли бочки со спиртными напитками. Никто из караульных "манильцев" не удивился, увидев, что явился "виночерпий". Ю дождался, когда караульные отошли от навеса.
Он обложил бочки рисовой соломой, поджег солому в нескольких местах и погнал своих лошадок в обратную сторону. Не успел он отъехать и на полкилометра, как за его спиной поднялось пламя, раздались вопли и на весь Сунцзян отчаянно зазвенел гонг.
Мальчик гнал лошадей к мосту. Вдали трещали выстрелы и взрывы. Патроны уордовского отряда взлетали на воздух. На каждом шагу Ю встречал бегущих на пожар "манильцев", но никто, не останавливал повозку "виночерпия". Только одна рука ухватила под уздцы лошадей Ю - это была рука Фына.