Но Небесный Царь давно забыл те времена, когда тайпины двигались, нападали, освобождали города. Ему нужен был хорошо укрепленный Нанкин, хорошо построенный дворец, хорошо организованная гвардия. Он нашел себе столицу, основал династию, миллионы людей называли его царем Небесного Государства. Беспокойство Ли Сю-чена казалось ему подозрительным. Оставить нанкинскую крепость? Да разве дьяволы способны взять Нанкин, охраняемый четырьмя армиями?
Так думал не один Хун Сю-нюань. Думали так многие при его дворе.
Нанкин был недосягаем для маньчжурских дьяволов в течение восьми лет. Шесть вражеских лагерей у стен Небесной Столицы были уничтожены один за другим. Не было ли это явным указанием на могучую руку небесного отца?
Никто из придворных не думал о завтрашнем дне. Сомневаться в нем считалось святотатством.
В январе 1862 года около тринадцати тысяч воинов Ли Сю-чена появились в устье Хуанпу, около Усуна.
Английский сеттльмент выставил батальон пехоты и батарею артиллерии.
Другая колонна тайпинов наделала немало хлопот отряду Уорда и отошла после боя возле Гуанфулина. Уорд сообщил о "победе", хотя прекрасно знал, что имеет дело только с разведкой.
Но тайпины не стали брать Сунцзян. Они обошли Уорда и переправились через Хуанпу южнее Шанхая. Пятнадцатого февраля они обстреляли маньчжурские посты в городе.
Уорд объявил тревогу и обещал пленным тайпинам полную свободу и ежемесячное жалованье, если они примкнут к "поддельным чертям".
Несколько человек согласились, в том числе Ван Ян.
Ю, который непрестанно обдумывал новый побег, был потрясен, узнав об этом.
Сомневаться в честности отца недостойно китайского мальчика. Чем больше оставался Ю в лагере Уорда, тем более убеждался в том, что европейские авантюристы способны на любые поступки. Многолетняя ненависть застыла в сердце мальчика и превратилась в камень.
Он слишком много видел и знал для своих шестнадцати лет. Но поделиться своими сомнениями и страданиями ему было не с кем. Он привык молчать и думать. Иногда во сне виделась ему дорога, ведущая вдоль канала, вдоль длинного ряда стройных тополей. В конце этой дороги виднелся проблеск, похожий на зимнее небо перед утренней зарей. По каналу неслышно подходила маленькая рыбачья лодочка. В ней стоял человек с шестом - это был отец. Ю готов был прыгнуть в лодку, но ему приходило в голову, что теперь отец его - изменник… И Ю просыпался весь в поту.
Ван Ян изменил! Нет, не может быть! Тут есть что-то такое, чего нельзя понять.
Однажды он пытался обратиться к отцу, но не успел произнести и двух слов, как раздался крик: "Эй, китайчонок, прочь!" - И Маканайя замахнулся на него палкой. Пришлось уйти.
Ю показалось, что отец глядит на него как-то странно… может быть, даже ласково. Но мальчик не знал, что такое ласковый взор, он только смутно об этом догадывался. Обычно на него смотрели с издевкой. Ведь он был всего-навсего китаец, да еще бедный!
Двадцать четвертого февраля на рассвете равнина Гаоцзяо, на восточной стороне реки Хуанпу, перед самым Шанхаем, оказалась заполненной иинскими войсками. За длинным валом торчали тысячи копий и ружей. За ночь маньчжуры подвели подкрепления. Лю Юнь-фу сказал, что надо было атаковать ночью, а теперь разбить неприятеля будет труднее. Лю командовал уже дивизией, а командиром полка был Дэн. Слышавший эти слова Чжан Вэнь-чжи усмехнулся.
- За правый фланг я отвечаю, - сказал он. - Воины моей дивизии сделают то, что полагается.
Он ускакал со своими адъютантами. Лю посмотрел ему вслед.
- Жаль, что мы не атаковали ночью, - повторил он, - а теперь нам приходится рассчитывать только направый фланг.
- Все-таки у Чжана крепкая дивизия, - сказал Дэн. Лю посмотрел на него и ничего не ответил. На стороне тайпинов, возле пушек, уже курились фитили. К величайшему огорчению цинских генералов, артиллерия у "разбойников" становилась все лучше и лучше. Тайпинские пушкари прославились на весь Китай. Группа воинов у пушки зарядила и навела свое орудие. Пехота заняла обычный боевой порядок шеренгами: впереди копейщики, за ними алебардщики, позади стрелки и кавалерия.
На правом фланге была полная тишина.
Спят они там, что ли, эти безродные? - с досадой сказал наводчик, пожилой воин из-под Нанкина. - Они знают только одно - наживу.
Ну, уж не все, - ответил молодой рекрут, специальностью которого было подавать ядра. - Солдаты не отвечают за генералов.
А генерал у них Чжан Вэнь-чжи? - спросил кто-то из-за плетеного щита, которым была прикрыта пушка.
Да, Чжан, торговец шелком и награбленными вещами, - продолжал нанкинец. - Я помню тяжелые мешки, которые мы таскали в Небесной Столице с его пропусками.
Говорят, он был когда-то ростовщиком?
Я это точно знаю, - вмешался Линь. Теперь он стал рослым молодым человеком. - Он был ростовщиком в Долине Долгих Удовольствий.
Где это?
Далеко! В ущельях, выше Учана…
Мне рассказывали, что генерал Чжан посылал лазутчиков к неприятелю и получал письма от Цзэн Го-фаня.
От самого Цзэн Го-фаня? А почему же Чжана до сих пор не казнили?
У него есть покровители в Небесном Дворце.
За такие слова тебе в столице отрубили бы голову! - отозвался человек из-под шита.
Так это в столице, - усмехнулся нанкинец, - а здесь Лю мой начальник, а Чжун-ван мой царь. А впрочем, я не боюсь смерти. На том свете небесным воинам будет хорошо…
Ночь была на исходе. Февральский ветер пронизывал до костей. Издалека донеслись сигнальные рожки.
- Эй, люди, к пушке! - закричал нанкинец.
Загудели гонги. Оголенные рисовые поля покрылись дымом. Открыли огонь батареи левого фланга. Наконец весь левый фланг, пестря значками и повязками, двинулся вперед. Стрелки остановились и обстреляли вал из ружей. Они пропустили копейщиков, которые кинулись к насыпям и заграждениям с криком "тайпин". В этот момент цинские солдаты начали бросать горшки с горящей серой.
Копейщики побежали назад, преследуемые частым ружейным огнем.
Пехотинцы успели составить шеренги, снова бросились к валу и вскарабкались почти на гребень. Следом за ними с криком двинулись стрелки, высоко неся ружья. Но не прошло и трех минут, как тайнинская пехота покатилась обратно.
Почему Чжун-ван не посылает дивизию Чжана? - пробормотал Ван Линь. - У них новые ружья…
Правый фланг двинется позже, - ответил нанкинец. - Но вот почему черти не преследуют наших? Что с ними произошло сегодня?
Теперь пошел в наступление центр. Тяжело вооруженная небесная пехота шла медленнее. Огонь цинских винтовок наносил ей большие потери. Дым становился все гуше и мешал видеть.
- Что там происходит? - волновался нанкинец. - Эти бродяги на правом фланге чуть подвинулись вперед… Смотрите! Наши взяли вал!
Нанкинец ошибался. На валу шел рукопашный бой. Изредка поблескивали клинки мечей, раздавались свирепые вопли. Одолевала то одна, то другая сторона…
Ветер доносил вперемежку с боевым кличем тайпинов монотонный, стучащий звук. Он повторился несколько раз и внезапно оборвался. Потом артиллеристы увидели небесную пехоту, отступающую в полном порядке.
- Черти отбились, - сказал нанкинец. - Это, конечно, удивительное событие.
Ничего удивительного в этом событии не было. Тайпинские пехотинцы уже было овладели валом, но попали под огонь картечниц Гатлинга* и понесли большие потери. Этот зловещий, однообразный звук то и дело врывался в беспорядочную трескотню винтовок. Тайпи-ны вернулись на прежнюю позицию. Стрельба вдруг прекратилась. Дым рассеялся.
В прозрачном утреннем воздухе Линь увидел за валом длинную красную линию. Она стояла неподвижно. Справа от нее такой же линией стояли "поддельные черти" из отряда Уорда. За их спинами невидимый оркестр наигрывал прыгающий мотив "Янки-дудль".
Красные мундиры! - крикнул Линь. - Это английские солдаты и наемные американцы!
Да, - мрачно отозвался нанкинец, - войска заморских дьяволов. Их привезли с севера. А справа - это сброд под командой Уорда.
Теперь пойдет в бой дивизия Чжана, пока левый фланг не оправился, - сказал молодой подносчик ядер.
Но Чжан медлил. Его солдаты продвинулись вперед на несколько шагов и остановились.
Над головами артиллеристов провыло что-то большое. С соседнего холма раздался грохот. Потом далеко и глухо ухнула пушка. Через минуты три еше раз. Потом еще раз…
Три выстрела подряд одной большой пушки, - угрюмо заметил нанкинец. - Мы еще не умеем так быстро стрелять…
Эх, дядя, у нас нет таких пушек! - возразил молодой артиллерист. - Это привозная. Она стреляет из-за холма.
Следующая граната ударила прямо перед орудием, разметала людей, сорвала ствол со станины и подняла высокий фонтан илистой грязи. Артиллеристу оторвало руку, нанкинец получил несколько осколков в ноги.
- Я же говорил… - простонал он лежа, - я говорил, что это из большой пушки. Если б у нас была такая…
Линь лихорадочно сжимал в руках винтовку. С правой стороны, где стояли "поддельные черти", вдоль длинного ряда стройных тополей бежал по меже между рисовыми полями какой-то человек без ружья. Он что-то громко выкрикивал и махал руками.
- Это Ван Ян! - охнул Линь. - Смотрите, это Ван Ян из нашего взвода! Он бежит к нам. Не стреляйте!
Ван Ян не успел далеко отойти от передовой линии уордовцев. Раздался тот же механический, бездушный звук, что и в начале боя. Серия дымков оторвалась от вала и поплыла в воздухе. Ван Ян еще сильнее замахал руками и свалился на бок.
Справа и слева от межи лежали еще не совсем просохшие и покрытые лужицами рисовые поля. Голова Ван Яна, пробитая тремя пулями, попала в лужу, руки его впились в мокрую землю. Он широко развел их, словно хотел охватить ими все поле, вздрогнул и затих. Кровь его смешалась с водой - с той драгоценной влагой, которая дает жизнь рисовой рассаде.
Теперь цинские войска наступали. Несколько гранат ударили в пехоту тайпинов. Центр смешался. Затем пронесся хорошо знакомый Линю истошный вой.
С разных сторон из-за вала вылетели два отряда маньчжурских всадников. Они набросились на пехоту с двух сторон, разрубая копья и убивая людей. Линейка красных мундиров не двинулась с места. Какой-то английский лейтенант выехал на вал с биноклем в руках и стал рассматривать поле сражения. Вероятно, он считал себя нейтральным наблюдателем.
- Посмотрите на этих проклятых бродяг! - закричал нанкинец. - Небо покарает их! Небо покарает Чжана!
Бравые и хорошо вооруженные солдаты Чжан Вэнь-чжи, вместо того чтобы зайти в тыл маньчжурской кавалерии, стреляли в свою же пехоту. Разгромленные копейщики и стрелки бежали, в сторону, мимо холма, спасая головы от маньчжурских сабель. Они открыли противнику свои батареи.
- Чжан Вэнь-чжи! - процедил сквозь зубы Линь. - Он все такой же… как там, в Долине… Но я найду его!
Заиграли рожки. Гвардейский отряд, последний оплот поиск Ли Сю-чена, атаковал дивизию Чжана и оттеснил ее. Линь сражался, как зверь, то действуя саблей, то стреляя из винтовки почти в упор. У него кончились патроны, и он стал бить прикладом, ухватив винтовку за дуло.
- Чжан! - кричал он. - Чжан Вэнь-чжи! Подлец и трус! Куда ты скрылся?
Командир велел трубить, созывая рассыпавшихся бойцов на холм.
- Хорошо! - говорил нанкинец, лежа на взрыхленной земле и опираясь на руки. - Наши воины показали себя героями…
Снова загрохотали английские пушки. Теперь они перенесли огонь в глубь расположения тайпинов. Один за другим три взрыва закутали дымом холм, на котором собирались гвардейцы Чжун-вана. И, когда дым разошелся, можно было различить ничтожную горсточку людей.
Четвертый взрыв произошел у подножия возвышенности, на которой стояли тайпинские орудия. За ним последовали пятый и шестой. Осколки визжали в воздухе.
Граната ударила прямо в остатки пушки. Все завертелось в воздухе: колеса, банник, куча земли, лафет, нанкинец. .
Вдали лопнули еще две гранаты. Крики "Тайпин!" замолкли. Слышалось только победное завывание маньчжур.
Неожиданно раздался топот, и из дыма вынырнула странной формы повозка, запряженная двумя маленькими лошадками. Это было что-то вроде большого ящика с английской надписью "Напитки". Ящик был изрешечен пулями, и виски из него текло ручьями. На облучке сидел юноша. За его спиной лежал убитый солдат. Руки его болтались, и из судорожно стиснутых кулаков сыпалась земля.
Ван Ю вез тело своего отца.
Он наткнулся на Дэна, который бежал с револьвером в руке.
Дайте мне саблю! - прокричал Ю. - Почтительнейше прошу, пожалуйста, дайте мне саблю!
Беги! - ответил Дэн. - Беги за мной! К дороге! Внизу река!
Лошади Ю споткнулись о груду тел и остановились. Поперек дороги лежал тайпинский знаменосец. Он вылетел из седла на полном скаку, убитый взрывом гранаты. Конь его валялся поодаль.
Ю нагнулся, сорвал с древка черный флажок и сунул его за пазуху.
- Брось все, беги! - кричал Дэн издали.
Ю последовал за ним, таща своих лошадок за повод.
Уорд был похоронен в Сунпзяне. Через пятнадцать лет на его могиле был открыт роскошный памятник, где курения еще много лет дымились перед дощечкой с перечислением заслуг выдающегося гражданина Америки. На памятнике были высечены следующие слова:
"Волшебный герой из-за моря, слава которого обошла весь мир, оросил Поднебесную Империю своей голубой кровью. Счастливое седалище среди облаков (город Сун-цзян) и его храмы пусть через тысячу осеней сделают его сердце известным каждому прохожему".
Так кончилась карьера Фредерика Уорда. Ему не удалось стать императором Китая. Блестящие карьеры часто бывают коротки.
Памятника в наши дни также не существует.
За "победу при Гаоцзяо" Фредерик Уорд получил генеральский чин, а его армия - почетное название "вечно побеждающая армия".
Тайпинские солдаты прозвали ее "вечно битая армия".
Карьера американского искателя приключений развивалась бурным темпом.
Он был бесспорно самым богатым из всех европейцев, когда-либо живших в Китае, и, без сомнения, он достиг бы высокого положения, если б пуля из тайпинской винтовки не ранила его смертельно близ Нинбо в конце того же года.
Он умер. Американский посол Бэрлингэм докладывал о нем своему правительству в следующих выражениях:
"Мой печальный долг - известить о смерти генерала Уорда, известного американца, который благодаря своей смелости и настойчивости добился высших чинов в китайской армии.
Он всегда побеждал и показывал китайцам примеры истинной американской доблести и отваги. Он указал также единственный путь к тому, чтобы расправиться с мятежниками. В своем завещании генерал Уорд передает правительству Соединенных Штатов 10 тысяч фунтов стерлингов для укрепления мощи нашего государства…"
4. "КОРОЛЕВСКАЯ ЧАЙКА"
Ю гнал буйволов на водопой. Он опять был возчиком, но теперь у него в упряжи ходили не лошади, а буйволы, и возил он не яшик с напитками, а пушку.
Ю больше не был забитым пленником Уорда. Он был артиллеристом Небесной Армии. Пушка была недавно куплена Ли Сю-ченом. У нее был короткий ствол, стреляла она круто вверх и называлась мортирой.
Ban Ю был очень горд. Он срезал косу и распустил волосы по плечам. На нем были ярко-красная куртка и синие короткие штаны. Его голые загорелые ноги были обуты в соломенные сандалии, а на голове красовалась красная тайпинская повязка с широким концом, спущенным на плечо.
В таком виде Ю трудно было узнать. Глаза его блестели. Он даже громко смеялся. Но время от времени улыбка внезапно исчезала с его лица - он вспоминал об отце.
Тело Ван Яна было похоронено в Сучжоу под сенью большого и красивого дерева утун. Имя отца было написано на табличке.
Мальчику полагалось бы отвезти тело отца в родную деревню и предать его земле рядом с могилами предков. Но, как мы знаем, родной деревни Ванов не существовало, да и добраться до тех мест было невозможно.
Буйволы мычали, почувствовав запах воды. Это были добрые и выносливые животные, но двигались они медленно, и мортира ползла за ними не торопясь.
Здравствуй, - сказал Ю Линю, который чистил свою винтовку в тени громадных платанов. - Куда ты собираешься?
Недалеко, - улыбаясь, сказал Линь. - Му-ван приказал Дэну отвезти письмо в Нанкин и отдать его лично Чжун-вану. Я еду с Дэном. Я его телохранитель.
Му-ван был старшим из пяти царей, оставленных для обороны Сучжоу. Все эти цари должны были подчиняться Ли Сю-чену, но только "по своей высокой воле", ибо они были цари, а не простые генералы. В сущности, подчинялся только один Му-ван, бывший офицер Ли Сю-чена.
Ты отвезешь весточку моей почтенной матери? - спросил Ю.
Конечно, отвезу.
Мать и сестра Ю все еше находились в Небесной Столице, когда Ю прибыл в Нанкин и был назначен возницей. Ю видел их. Жили они бедно. Обе были вооружены саблями, но в армии не сражались, а носили землю для укреплений.
Многое было невдомек мальчику в столице тайпииои. Ведь он впервые попал в нее, когда Нанкин выдержал почти девять лет непрерывных атак врага.
Город жил как заведенные часы. Его пробуждали звуками гонга. В определенные часы солдатам выдавался паек. Из больших корпусов с узорными коньками крыш слышались то религиозные песнопения, то военная команда. Там обучали детей, Ю видел этих детей. С пением псалмов они ходили процессиями по Нанкину.
Ремесленники жили батальонами, и каждый батальон занимал одну улицу. Здесь были улицы ткачей, гончаров, оружейников, поваров, портных, башмачников, мясников и прочих. Были в Нанкине и земледельцы. Они возделывали внутри городских стен овощи и просо. Все они кончали работу только по звуку гонга, чтобы стать на молитву или чтобы отправиться на стены для обороны. По гонгу они ложились спать. Ночью ходить по улицам было запрещено, и город при свете луны казался вымершим.
Были в Нанкине два квартала еще более молчаливых. Это были разрушенный до основания маньчжурский квартал и северное предместье у берега Янцзы, где когда-то торговали чаем, шелком и опиумом. В последние годы Тайпин Тяньго это предместье почти вымерло. Лавочки большей частью были заперты. Изредка показывалась на пороге мрачная фигура в очках, но тотчас же, задернув полог, скрывалась. Впрочем, внутри запертых лавок шевелилась жизнь, особенно по ночам. Была невидимая связь между вымершим торговым предместьем и сотнями лодочек на реке.
Вдали, на широкой пелене Янцзы, возвышался, как черный страж, английский колесный пароход "Центавр". Он находился здесь постоянно. "Нейтральные" британцы следили за тем, чтобы суда под их флагом беспрепятственно проходили из Шанхая в Учан.
Ю не любил Нанкина. Для него это был город важных людей, которые передвигались в паланкинах с телохранителями. Он предпочитал находиться на батареях. Там он чувствовал себя свободнее и увереннее.
Ю был не один. Большинство воинов Ли Сю-чена не любили отсиживаться за стенами крепостей. Линь тоже пе любил.
Друзья не виделись много лет. Им редко удавалось поговорить по-настоящему. Линь был в пехоте, Ю - в артиллерии, и боевые тревоги постоянно разлучали их.