В глазах Свидерского промелькнула тень, и он спросил:
- Так какое у вас неотложное дело?
- Компанию обеспокоил ваш отказ от партии судзухинского корня, - с акцентом на последних словах ответил Дмитрий.
Свидерский подобрался, снял очки, протер платком и назвал вторую часть пароля:
- Она оказалась не только пересушена, но и имела много дефектов.
Оба с облегчением вздохнули, порывисто пожали руки и представились. И когда волнение улеглось, Свидерский поинтересовался:
- Вы давно оттуда?
- Вторые сутки.
- Как добрались?
- Без приключений.
- Завтракали?
Дмитрий замялся.
- Все ясно, батенька, не стесняйтесь, мы - тоже, - благодушно заметил Свидерский и распорядился: - Аннушка, у нас гость! - а затем проводил Гордеева в кабинет.
В нем чувствовалась твердая рука хозяина. У окна стоял массивный дубовый стол, уставленный аптекарскими приборами и препаратами. Большой кожаный диван занимал место между дверью и двухстворчатым стеклянным шкафом. Стены украшали картины, среди них выделялись два парадных портрета: мужчина в походной казачьей форме и женщина в свадебном платье с тонкими, тронутыми печалью чертами лица.
- Располагайтесь, как у себя дома, - пригласил Свидерский.
- Спасибо, Глеб Артемович, я очень ограничен временем. Нужны срочная встреча с Дервишем и надежная квартира, - перешел к делу Дмитрий.
- С последним проблем нет, первое время поживете у нас, а что касается встречи, то в ближайшее время она вряд ли возможна. Ваш приезд для нас полная неожиданность.
- Поймите меня правильно - он мне нужен сегодня! - стоял на своем Дмитрий.
- Сложно, но я постараюсь, - заверил Свидерский.
Стук в дверь прервал разговор, в кабинет вошла Анна.
Луч света, пробившийся между штор, упал на девушку. Дмитрий невольно задержал на ней взгляд. Точеная фигура Анны напоминала статую древнегреческой богини, а грациозные движения не оставили его равнодушным. Смутившись, она торопливо произнесла:
- Папа, я накрыла на стол.
- Спасибо, Аннушка, мы сейчас, - поблагодарил Свидерский и, подхватив Дмитрия под руку, провел на второй этаж в спальню.
- Располагайтесь, - предложил он и напомнил: - Мы вас ждем к столу.
Гордеев осмотрел комнату и остался доволен. Больше всего его устроило то, что под окном находилась крыша пристройки, по ней в случае опасности можно было покинуть дом. Приведя себя в порядок, он спустился в столовую. Завтрак прошел быстро, после него Свидерский отправился в город на поиски Дервиша, а Дмитрий поднялся к себе в комнату и принялся штудировать путеводитель по Харбину.
Возвращения доктора долго ждать не пришлось. По его довольному лицу можно было догадаться - поиски резидента завершились удачно. Встреча с Дервишем была назначена на вечер, в "Погребке Рагозинского" - уютном ресторане, расположенном в центральной части Китайской улицы. В нем собирались в основном русская эмиграция, старожилы КВЖД и местная богема. Место пользовалось хорошей репутацией, и потому полицейские особо не докучали посетителям своими проверками.
За час до явки Дмитрий вышел в город. Ресторан находился поблизости от фирменного магазина "Кунст и Альберс", и он, ни разу не сбившись, быстро вышел на него. Осанистый швейцар, напоминающий отставного генерала, церемонно раскланялся перед ним и распахнул дверь. Шустрый гардеробщик с манерами полкового жиголо ловко подхватил пальто и, заговорщицки подмигивая, попытался всучить что-то из "джентльменского набора" - сигареты "Каска", косячок с опием. Дмитрий отмахнулся и прошел в зал, на входе задержался и пробежался взглядом по публике.
На слабо освещенной эстраде скучали гитарист и скрипач, зал заполняла разношерстная публика. Среди нее наметанный взгляд Гордеева быстро отыскал того, кто назначил встречу. Внешность корейца, зеленый платок, торчавший из верхнего кармана пиджака, совпали с описанием, которое дал Свидерский. Резидент, увидев его, дал знак - поправил платок. Гордеев обогнул эстраду и подошел к столику.
- Молодой человек, вы заставляете ждать, я уже нагулял волчий аппетит! - назвал первую часть пароля Дервиш.
- В таком случае будем утолять его вместе! - ответил отзывом Дмитрий и присел за столик.
Резидент внимательным взглядом пробежался по нему, остался доволен и перешел к делу.
- Как поживает Сергей Арсеньевич?
- Забот по горло! - Дмитрий не стал вдаваться в подробности своего разговора с Гоглидзе.
- Я так и понял. А с недавнего времени они у нас общие?
- Совершенно верно, он рассчитывает на вашу поддержку.
- Поможем, хотя времени в обрез. Надеюсь, справимся.
- Надо успеть до конца ноября, - напомнил Дмитрий.
- Об этом поговорим позже, а сейчас перейдем к более приятному, - и, улыбнувшись, Дервиш заметил: - В Харбине, к сожалению, не так много мест, где можно разгуляться русской душе и желудку. Только здесь вы услышите лучшие песни Александра Вертинского и Коли Негина. А какие расстегаи - пальчики оближешь!
- Сдаюсь! - поднял руки Дмитрий.
Дервиш хлопнул в ладоши. Молодец в красной атласной рубахе с лихо, по-казацки, закрученным чубом подлетел к столику и развернул меню. Дервиш не стал мелочиться и остановил выбор на фирменных блюдах "Погребка". Ждать заказ не пришлось, на столе появились легкая закуска и традиционная бутылка "Смирновской", вслед за ними подали расстегаи.
- За знакомство и удачу! - предложил тост резидент.
Дмитрий охотно поддержал, а затем навалился на разносолы. В "Погребке" действительно готовили превосходно. Он с аппетитом уплетал за обе щеки и с живым интересом слушал рассказ Дервиша, тот оказался знатоком не только русской, но и китайской кухни.
К этому часу зал заполнился до отказа, и на эстраде произошло заметное оживление. Скрипач с гитаристом тронули струны, нежные звуки проплыли под низкими сводами, публика притихла и обратилась к ним. Мелодичный аккомпанемент гитары придавал звучанию скрипки особенную притягательность. В зале наступила полная тишина. И когда закончился проигрыш, взгляды публики сошлись на кулисе. Она дрогнула, и на эстраду вышел всеобщий любимец - Александр Вертинский. Его встретили дружными аплодисментами, он ответил элегантным поклоном, затем прошелся задумчивым взглядом по залу и запел.
Проникновенный голос певца с первых же секунд завладел Дмитрием и больше не отпускал. Он забыл про ужин и отдался во власть песни. Вместе с ней, казалось, печалилась и страдала сама русская душа. Меланхоличные напевы "В бананово-лимонном Сингапуре", "Не плачь, женулечка-жена" туманили взоры убеленных сединами офицеров и безусых юнцов, дряхлеющих князей "голубых кровей" и густо замешанных на барской порке и "царской водке" простолюдинов, прожженных матрон и экзальтированных институток. На глазах многих наворачивались слезы.
Несколько суток назад Гордеев не мог даже представить, что будет вместе с "недобитыми буржуями" подпевать их песням.
В смятенной душе чекиста зарождалось что-то новое, чему пока не находилось объяснения, - его сердце принадлежало Вертинскому и песне. А когда зазвучала знаменитая "Молись, кунак", публика, как завороженная, смотрела на эстраду и, затаив дыхание, внимала каждому слову.
В эти минуты щемящая боль по прошлому сжимала истосковавшиеся по родному дому и земле сердца потомков столбовых дворян и крепостных крестьян. Песня пробуждала в них призрачную надежду на возвращение. За соседними столиками не выдержали и зарыдали. Боевые офицеры, не стесняясь своих слез, срывающимися голосами подпевали Вертинскому:
Молись, кунак, в стране чужой,
Молись, молись за край родной.
Молись за тех, кто сердцу мил,
Чтобы Господь их сохранил.
Пускай, теперь мы лишены
Родной семьи, родной страны,
Но верим мы - настанет час
И солнца луч блеснет для нас…
Это была уже не песня, а, скорее, молитва об утраченной родине и прошлом. Последний куплет зал пел стоя.
Дмитрий был потрясен. Здесь, в Харбине, он увидел совершенно другую Россию, и она не походила на ту, в которой прошли его детство и юность. Не имела она ничего общего и с теми озлобленными ненавистниками из банд Семенова и Анненкова, что жгли и вырезали приграничные села, а потом на допросах каялись и вымаливали себе прощение.
Перед Гордеевым открылась неизвестная Россия, за которую он готов был биться до последнего вместе с ними, кто в песне-молитве обращался к своей суровой родине. Разделенные границей и идеологией они по-прежнему продолжали оставаться людьми одной крови и сыновьями одной многострадальной Русской земли!
Вертинский кончил петь, а публика все не отпускала его и гремела овациями. Прервало их внезапное появление полицейских.
- Оставаться на местах! Проверка документов! - раздалась грозная команда.
Дервиш и Дмитрий напряглись.
Глава 5
Полковник Дулепов метался по кабинету вне себя от ярости. Ротмистр Ясновский, нахохлившись, угрюмо наблюдал за шефом. И было от чего - японцы в очередной раз вытерли о них ноги, и полная риска работа отдела контрразведки по внедрению агентов в разведывательную сеть большевиков в Маньчжурии пошла коту под хвост. Бестолковая облава в "Погребке" свела на нет оперативную разработку советской резидентуры. После нее рассчитывать на перспективного агента Тихого уже не приходилось - облава бросала на него тень в глазах подпольщиков. Другой агент, Паша, которого с таким трудом удалось завербовать Дулепову, также оказался на грани провала. Его сообщение о важной встрече советских агентов в "Погребке" сработало вхолостую и могло обернуться бумерангом.
Дулепов клял себя, что поделился информацией с японской контрразведкой.
- Бараны узкоглазые! Им не шпионов ловить, а кобылам хвосты подкручивать. Живодеры недоделанные! Только и могут, что яйца щимить! - костерил он полковника Сасо и его подчиненных.
- Китайцев колоть - они мастера. С нашими такой номер не пройдет. Бандура с Козловым как молчали, так и молчат, - поддакивал Ясновский.
- И хрен что скажут.
- А с Федоровым? Так это вообще был цирк. Одного деда целой толпой не взяли. Подлюка, успел шифры уничтожить, двоих узкоглазых завалить и до середины речки доплыть.
- А с ним все концы в воду. Даю голову на отсечение, у него был выход на резидента.
- Рация и то, что осталось от шифровки, однозначно говорят за это, - согласился Ясновский.
- Теперь поди узнай, когда он рыб кормит. Суки! - выругался Дулепов и потянулся к телефону, но не стал звонить и бросил: - Обгадились, теперь сами приползут.
- Сидят по уши в дерьме, - злорадствовал ротмистр.
- Тоже мне жандармы. При государе императоре последний околоточный до такой дури не сподобился бы. Нахрапом хотели взять и получили дулю с маком.
Шум в приемной заставил Дулепова смолкнуть. Дверь распахнулась. Бесцеремонно оттеснив в сторону адъютанта, в кабинет вошли начальник отдела жандармского управления полковник Сасо и глава военной разведки штаба Квантунской армии полковник Такеока. Оба были мрачнее грозовой тучи.
- Легки на помине, - прошептал Ясновский и от греха подальше отодвинулся в угол.
Дулепов сделал вид, что не заметил протянутых рук Сасо и Такеоки. Они обожгли его злыми взглядами, ничего не сказали и заняли места на диване. Дулепов, тяжело пыхтя от душившего его гнева, возвратился к столу и плюхнулся в кресло. В кабинете воцарилось гнетущее молчание, его нарушал дробный стук печатной машинки, доносившейся из-за неплотно прикрытой двери.
Первыми заговорили японцы. Сасо избрал примирительный тон:
- Азолий Алексеевич, мы с вами много сделали, чтобы обезглавить коммунистическое подполье в Маньчжурии. Я и господин Такеока, а также командование Квантунской армии высоко ценим вас и заслуги ваших подчиненных. Но, к сожалению, советская резидентура продолжает действовать. В последнее время она значительно активизировалась, захват ее агентов в Хулиане - лишь надводная часть шпионского айсберга…
И здесь Дулепова прорвало. Он вскочил с кресла и дал себе волю:
- Это вы называете работой!.. Нас - по боку, а сами взяли какую-то шушеру! Да если бы…
- Мы ловили большевистских агентов! - с раздражением перебил Сасо.
- Агентов? А в итоге - шиш в кармане!
- Господин Дулепов, не забывайтесь!
- Я забываюсь? Это вы забываетесь! Как только дело доходит до денег и серьезных операций, нас дальше лакейской не пускают.
- Лакейской? А это - что, на вас с неба свалилось? - взорвался Сасо и смахнул со стола все, что на нем лежало.
Ротмистр отшатнулся к стене и с испугом смотрел на Дулепова. Старик перегибал палку. Японцы были, конечно, изрядными сволочами, но, по правде говоря, платили прилично и сквозь пальцы смотрели на то, как деньги на агентуру терялись в бездонных карманах шефа. Дулепов тоже понял, что хватил через край, сбавил обороты, но не удержался от упрека и помянул старое:
- Мы вам дали лучших боевиков, чтобы уничтожить Сталина. И где они?.. А их, как слепых щенят, взяли на границе.
Такеока с Сасо поморщились; всякое упоминание о провале покушений на большевистского вождя вызывало у них болезненную реакцию. Расследование, проводившееся специальной комиссией, основательно потрепало им нервы и серьезно подмочило репутации. Они понимали, что еще одна неудача и на карьере можно ставить крест. Только разоблачение большевистской резидентуры и выявление ее агентов в штабе Квантунской армии могли их реабилитировать. Но без помощи Дулепова, как не крути, было не обойтись. В уме, хватке и знании психологии чертовых русских этому мерзавцу нельзя было отказать.
С трудом подавив искушение съездить по наглой роже старой жандармской ищейки, Сасо сделал еще один шаг к примирению и предложил:
- Азолий Алексеевич, забудем старые обиды и начнем с чистого листа. Мы ценим ваш опыт и мастерство, с их помощью надеемся покончить с резидентурой красных.
Дулепов, но уже без прежнего ожесточения, проворчал:
- Если искать, как в Хулиане, а вчера у "Рагозинского", то ничего путного не выйдет.
- Мы учтем допущенные промахи, - не стал заострять тему Сасо.
- Этого будет мало после таких провалов, только тонкая оперативная работа выведет на резидентуру, - заявил Дулепов, и он сел на своего любимого конька: - Без хорошего агента опять попадем пальцем в небо. И потом, хватит мелочиться, надо бросить все силы на поиски резидента! Выйдем на него, считайте, что вся шпионская сеть красных в наших руках. Контрразведка должна шевелить мозгами, а не заниматься полицейским шмоном!
Сасо поморщился, упоминание о кавалерийском наскоке в "Погребке" сидело в нем болезненной занозой. В душе он соглашался с доводами Дулепова и казнил себя за то, что поддался нажиму сверху и пошел на эту авантюрную акцию. Уж слишком общей была информация осведомителя о встрече харбинского резидента с курьером из России. Но в управлении жандармерии и контрразведке Квантунской армии не хотели слышать о какой-либо отсрочке. Резидентура русских сидела в печенках, и поэтому к его доводам не захотели прислушиваться, а потребовали немедленно притащить живого или мертвого советского резидента.
Налет на "Погребок" обернулся фарсом. Грандиозное побоище, устроенное русским офицерьем, выплеснулось шумным скандалом на страницы всех харбинских газет. Полицейские откровенно злорадствовали; еще бы, их извечные соперники - жандармы прилюдно сели в лужу. Начальство делало удивленный вид и высказывало недвусмысленные намеки. Он снова оказался в круглых дураках. Перед лицом Дулепова Сасо чувствовал себя, как провинившийся школяр, и, переборов гордыню, вынужден был согласиться:
- Кто с этим спорит, Азолий Алексеевич, без агентуры проблему не решить, но искать виноватого будет неправильно. Мы, как никогда раньше, должны работать в одной упряжке.
- По-другому нельзя! - присоединился к нему Такеока. - Война в России вступила в решающую фазу. И большевистская гадина норовит ужалить побольнее. Мы должны ее вовремя обезвредить.
- Господа, давайте без высоких слов. Хватит, наслушался их в семнадцатом, до сих пор звенит в ушах, - поморщился Дулепов и зашарил глазами по шкафам.
Пройдоха Ясновский быстро смекнул, в чем дело. Он шмыгнул за дверь и появился с бутылкой коньяка. Вслед за ним вошел адъютант, расставил на столе рюмки и легкую закуску. Сасо с Такеокой перебрались в кресла, поближе к столу. Ротмистр открыл бутылку и разлил коньяк по рюмкам. Выпили молча, без тоста. Дулепов смачно закусил и, не удержавшись, язвительно заметил:
- Настоящий коньяк разгоняет кровь и греет душу, чего, к сожалению, господа, не скажешь о наших отношениях.
Японцы промолчали. Сасо потянулся к бутылке, наполнил рюмки и с акцентом на первых фразах произнес тост:
- За доверие и успехи в нашей работе! Мы надеемся, господин Дулепов, на ваш богатый опыт и, как говорится у вас русских, кто старое э… вспомнит…
- Помянет, - поправил Ясновский.
- Благодарю, ротмистр… тому глаз вон.
- А кто забудет - оба! - хохотнул тот.
- А вот вам, любезный, их лучше поберечь, слепой никому не нужен, - желчно произнес Сасо.
Ротмистр смешался, а Дулепов грозно повел бровями. Такеока поспешил сгладить возникшую напряженность и предложил новый тост:
- Господа, выпьем за взаимопонимание!
В кабинете вновь прозвучал мелодичный звон хрусталя. Коньяк окончательно растопил лед взаимной неприязни и подозрительности. После очередного тоста, когда Сасо упомянул о выдающемся вкладе Дулепова в борьбу с большевизмом, тот окончательно размяк и, загадочно поглядывая на собеседников, многозначительно сказал:
- Господа, через месяц, а может и раньше, все они - резиденты, агенты красных - вот где у меня будут сидеть! - его увесистый кулак взметнулся над головами.
Японцы озадаченно переглянулись и уставились на Дулепова. А он, загадочно подмигнув, поднялся из кресла, прошел к сейфу, достал из верхней ячейки папку и положил на стол. Ясновский видел ее впервые и, подавшись вперед, через спину Такеока следил за руками шефа. Дулепов, нарочито медленно расстегивая застежки, вытащил из внутреннего отделения лист из плотной бумаги и развернул. Это оказалась схема, испещренная загадочными цветными кружками и стрелками.
Сасо с Такеокой склонились над ней. Среди множества фамилий и имен они обнаружили свои и оторопело уставились на Дулепова. Тот продолжал загадочно улыбаться и, насладившись произведенным эффектом, торжественно объявил: