Зарево над Волгой - Александр Золототрубов 12 стр.


- Зато нашим танкам простор! - усмехнулся Иванов.

- У немцев побольше танков, - тихо обронил командующий.

- Придется передислоцировать сюда артиллерию, тогда, быть может, нашим войскам станет легче сражаться с врагом, - заметил Иванов.

Вернулся в штаб генерал Еременко грустным. Кажется, он сделал все, что намечал, о чем доложил в Генеральный штаб. И 7 августа Еременко вступил в командование войсками Юго-Восточного фронта. Сразу же он отдал приказ № 1 по войскам, который требовал от бойцов и командиров остановить наступление врага. "Пусть под Сталинградом будет положено нашими руками начало конца гитлеризма! Пусть скажут о каждом из нас, что он был в великой битве под Сталинградом! Ни шагу назад - таков приказ Верховного главнокомандующего, таков приказ Родины!"

8

Казалось, Еременко был доволен тем, как пошли у него дела на Юго-Восточном фронте. Но это только казалось. Андрея Ивановича огорчило то, что за день до его вступления в командование фронтом немцам удалось пробить оборону на внешнем сталинградском обводе и вклиниться в наши боевые порядки.

- Враг находится в 30 километрах от Сталинграда, - доложил исполняющий обязанности начальника штаба фронта начальник оперативного отдела фронта Иванов.

Андрей Иванович был не на шутку встревожен - это угадывалось по его напряженному лицу и настороженным глазам.

- Над городом нависла серьезная опасность. Что будем делать, товарищ командующий? - Иванов глядел на генерала в упор.

Еременко подошел к карте и, кашлянув, спросил:

- Может, позвоним в Ставку и там подскажут, как нам быть? - Усмешка тронула его сжатые губы.

Иванов поймал укоряющий взгляд командующего й понял намек.

- Нам нужно немедленно собрать все силы, которые есть у нас на данный момент, и двинуть их на противника, - предложил он.

Лицо у Андрея Ивановича посветлело, словно на него упал солнечный луч.

- Это то, что надо, - весело одобрил он. - Возьмем танковые и артиллерийские подразделения с пунктов формирования, войска левого фланга 64-й армии и этими силами нанесем удар по прорвавшемуся противнику. - Он указал на черную точку на карте. - Вот он, семьдесят четвертый километр, где сейчас находятся немцы. Времени у нас с тобой, Семен Павлович, в обрез, так что действуй, а я пока переговорю с Шумиловым, командармом 64-й.

К вечеру контрударная группа была создана. В нее вошли 13-й танковый корпус, 133-я танковая бригада и 204-я стрелковая дивизия. Иванов доложил об этом генералу Еременко. Тот, улыбаясь, воскликнул:

- Будем считать, что ты, Семен Павлович, справился с первой боевой задачей! - И тут же спохватился: - Всем командирам объяви, что завтра на рассвете начнем наступление. Да, а ты с комдивами переговорил?

- С теми, кто задействован, - подтвердил Иванов.

Незадолго до начала атаки у Еременко отчего-то вдруг возникло недовольство собой, хотя трудился он в поте лица. Такое чувство возникало у него и раньше, особенно на Брянском фронте в сорок первом, когда был тяжело ранен в ногу.

Он лежал на диване и никак не мог уснуть. Мысли путались в его смятенной голове. Он подумал, что удар по немцам следовало наносить ночью, когда они не так бдительны, но тут же отверг эту мысль: уже нет времени что-то переиначивать, лучше проверить готовность того, что предстоит сделать. Он встал, вышел во двор перекурить. Небо было все в звездах, а между ними - глазастая луна: кажется, ей интересно знать, как ведут себя на земле люди, что их волнует и чем они живут. На горизонте небо светлело - значит, скоро начнет светать.

Еременко вернулся в штаб и приоткрыл дверь в комнату Иванова. Тот, склонившись к оперативной карте, над чем-то колдовал. Командующий сел рядом.

- Семен Павлович, ты произвел расчеты по плану предстоящей операции? - спросил Андрей Иванович. - Все ли тобой учтено?

Тот подтвердил: да, расчет произвел лично, учтено все до мелочей, и теперь он уверен в успехе, хотя кое-кто его уверенность не разделяет. Последние слова насторожили комфронта. Его тяжелое лицо заметно потемнело.

- Кое-кто? - переспросил Андрей Иванович.

Иванов смутился, в душе упрекнул себя, что затеял этот разговор. Взглянул на генерала - у того в глазах горели злые искорки.

- Я жду, Семен Павлович, - недобро произнес комфронт. Он подумал, что исполняющий обязанности начальника штаба фронта, наверное, не хочет назвать имя сомневающегося в успехе операции.

- Комкор 13-го танкового, - наконец разжал губы Иванов. - Говорит, что у него в корпусе мало танков, десятка три, с ними многого не добьешься. В боях корпус понес потери, но их все еще не восполнили, хотя штабники обещали…

Еременко шагнул к столику, где стояли полевые телефоны.

- Я, кажется, сейчас выдам ему… - пригрозил он.

Иванов уже знал о том, что Еременко по характеру человек грубоватый, никому в рот не глядит и не стесняется в выражениях, если дело касается фронта. Тот же генерал Москаленко, отправляя своего начальника штаба в подчинение к Андрею Ивановичу, наказал ему быть "при своем мнении", но не проявлять вспыльчивость, ибо Еременко выдаст ему "на полную катушку". Сейчас Семен Павлович заволновался и стал просить генерала не отчитывать комкора перед важной операцией.

- Я уверен, что комкор сгоряча выразил свое недовольство, - сказал Иванов. - У него и вправду мало танков, но у кого сейчас их больше? - Помолчав, он добавил: - Если он подведет нас, вы и меня накажете.

- Уговорил, - шумно вздохнул Еременко. Быстрая судорога пробежала по его лицу. - На будущее поимей в виду, Семен Павлович: если будешь защищать паникеров, я с тобой расстанусь, - уже официально добавил он.

Еременко вернулся в свою комнату и застыл у окна. Ночь таяла медленно, далеко над Волгой занималась заря, и та часть неба, где должно было появиться солнце, наливалась багряным светом. Таким вот звездным было небо и в ту ночь, когда под Москвой в боях Андрея Ивановича ранило. Его срочно отправили в госпиталь. А через несколько дней его проведал Сталин. Вошел в палату, где лежал генерал, резво. Глаза у него блестели, и весь он был напряжен, словно прибыл не в госпиталь, а на передовой рубеж.

- Ну что, товарищ Еременко, перехитрил вас Гудериан? - веско, но без упрека спросил он, садясь на стул рядом с кроватью.

- Свое он взял танками, но мы еще покажем ему, чем славен боец Красной армии, - на одном дыхании произнес Еременко. - Да и рана мне помешала, Иосиф Виссарионович. Ненависть к фашистам у меня идет от сердца, и от сердца исходят подвиги в бою, так что я спокоен: сердце у меня богатырское, как сказал врач.

Недолго продолжалась беседа вождя с полководцем. Он встал.

- Мне пора, товарищ Еременко. - Сталин тронул его за плечо. - Поправляйтесь, вы нам еще очень нужны: война набирает кровавые обороты. И как мы тут без вас? Никак нельзя!..

Размышления комфронта прервал вошедший к нему Иванов. Он кивнул на свои наручные часы.

- Пора отдавать войскам приказ наступать, - сказал он. - Как вы, Андрей Иванович?

- Отдавай, Семен Павлович, - коротко бросил Еременко.

Контрудар наносили прямо в лоб противнику. 204-я стрелковая дивизия с 254-й танковой бригадой при поддержке артиллерийской группы 64-й армии ринулись на врага в направлении к разъезду "74-й км". 13-й танковый корпус наступал на юго-запад, вдоль железной дороги, а 38-я стрелковая дивизия двигалась в западном направлении. Немцы не ожидали такого мощного и внезапного удара и, неся большие потери, стали отступать.

Передышка и впрямь оказалась короткой. Вновь разгорелись упорные бои на наших оборонительных рубежах. Тяжелая, если не критическая, обстановка сложилась на левом фланге Сталинградского фронта. 62-я армия генерала Лопатина нанесла по врагу чувствительный удар, но и сама была зажата с трех сторон и теперь вела бои, чтобы выйти из окружения. Что касается главных сил армии, то после решительной схватки с врагом они вышли на восточный берег Дона и заняли оборону на внешнем обводе. Командарм генерал Лопатин, обычно спокойный и уверенный в себе, на этот раз не мог скрыть охватившей его тревоги: противник накапливает силы и вот-вот ринется в атаку. Что оставалось делать Лопатину? Он связался со штабом фронта и попросил помочь армии резервами, заявив генералу Еременко, что армия понесла большие потери, а немцы готовятся к новому удару.

- Я не уверен, товарищ Первый, что мы выстоим.

- Без паники, командарм! - осадил его генерал Еременко.

- Дайте нам хотя бы одну стрелковую дивизию, чтобы поставить ее в заслон, - слышался в телефонной трубке басовитый голос Лопатина.

- У меня нет резервов, Антон Иванович, - смягчил свой гнев командующий. - Буду просить Ставку помочь… Ты продержись еще… - добавил он глухо.

- Добро, товарищ Первый! - бодро прокричал в трубку Лопатин.

Переговорив с командармом, Еременко устало присел. Из комнаты узла связи доносились телефонные звонки, громкие голоса людей, но они не смогли отвлечь его от тревожных мыслей. А вдруг Ставка откажется дать резервы - это вполне вероятно, - что тогда делать? Послать Лопатину войска с других оборонительных участков? Но оголять их - большой риск, который может привести к поражению. Тогда как ему быть?

Вошел член Военного совета Хрущев.

- Я переговорил с членом Военного совета 62-й армии, - сказал он, присаживаясь к столу. - У них там критическая ситуация…

- Знаю, - жестко прервал его генерал Еременко. - Мне только что докладывал командарм. У меня даже мелькнула дерзкая мысль: не паникует ли Лопатин?

Хрущев решительно возразил:

- Я так не думаю. Генерал Лопатин, насколько я знаю его, не из трусливых. - Он помолчал с минуту. - Так что докладывай верховному, Андрей Иванович, иначе дело швах.

Еременко о чем-то задумался - это читалось на его напряженном лице.

- Что еще тебя волнует? - спросил Хрущев. - Поделись, и тебе станет легче.

Еременко усмехнулся:

- Понимаешь, Никита Сергеевич, стежка жизни узка, как бы не оступиться…

- А у меня что, эта самая стежка жизни шире? - едва не обиделся Хрущев. - Скажи, ты будешь звонить товарищу Сталину? Если боишься, что он тебя отчитает, тогда я это сделаю, - добавил он низким голосом.

- Не торопи меня, Никита Сергеевич, надо все обдумать, - ответил Еременко. - Ты же знаешь характер вождя, он любит конкретику в докладах, эмоции ему не нужны. Вот что, - раздумчиво продолжал командующий, - я сейчас вызову начальника штаба, и, пока мы будем обсуждать в деталях, что нам делать, ты вновь свяжись с Лопатиным и уточни обстановку на этот час.

- Понял, Андрей Иванович. - Хрущев поспешил в комнату связи.

Однако генерал Еременко не стал вызывать к себе начальника штаба. Он вспомнил, что поручил ему узнать, как идут дела в соседней дивизии, где недавно побывал начальник Генштаба Василевский, приезжавший по заданию верховного на Сталинградский фронт. Не стал Андрей Иванович и звонить Сталину по ВЧ, а решил отправить в Ставку телеграмму. В ней он указал, что противник стремится выйти к реке Дон, для чего готовится нанести удар по 4-й танковой армии генерала Крюченкина. А у командарма генерала Лопатина нет сил сорвать замысел врага. Он просит помочь резервами, но у фронта их тоже нет. "Прошу оказать помощь фронту", - закончил Еременко. Он прочел текст еще раз, внес кое-какие поправки и вызвал адъютанта:

- Срочно передать в Ставку по "бодо"!

Тем временем вернулся Хрущев.

- У Лопатина идут упорные бои, - с ходу сообщил он. - Но Антон Иванович заверил меня, что еще сутки-двое продержится. Ну а ты переговорил с Москвой?

- Нет, я отправил в Ставку телеграмму. - Еременко потянулся к папиросам на краю стола и закурил. - Теперь вот жду ответа.

Ответ из Ставки пришел поздно вечером, когда за окном начала разливаться ночь, темная и неспокойная. В ответе ни слова о резервах, сообщалось совсем о другом. С 13 августа два фронта - Юго-Восточный и Сталинградский - решением Ставки объединялись под одно командование генерала Еременко, генерал Гордов назначался заместителем командующего по Сталинградскому фронту, Хрущев - членом Военного совета обоих фронтов. Андрей Иванович поначалу растерялся, прочтя депешу. Шутка ли, командующий двумя большими фронтами! Такого еще в Красной армии не бывало. Он радовался этому, но при мысли, справится ли, острый холодок пробежал по спине.

"Значит, товарищ Сталин ценит меня, если взвалил на мои плечи сразу два фронта", - подумалось ему. Вдохновения прибавило и то, что генерал Голиков был назначен его заместителем по Юго-Восточному фронту.

Хрущев от радости едва не стал плясать, прочитав депешу из Ставки.

- Знаешь, что главное в этом тексте? - спросил он, хитровато сощурив глаза.

- Что? - не понял Андрей Иванович.

- Ставка, а это в первую очередь Сталин, верит, что мы с тобой управимся с войсками двух фронтов. Не ударить бы лишь нам в грязь лицом!

- Не ударим, Никита Сергеевич? - повеселел Еременко. - Такого, что было у тебя в мае под Харьковом, я не допущу.

"Все же ужалил меня! - выругался про себя Никита Сергеевич. - А то забыл, что тогда главную скрипку играл не я, а его друг Семен Тимошенко…"

- Ты уверен в этом, Андрей Иванович? - спросил он Еременко.

- Да, я уже приказал начальнику штаба генералу Захарову (он был недавно назначен начальником штаба Юго-Восточного фронта, а Иванов остался начальником оперативного отдела. - А.З.) спешно перегруппировать войска фронта, и он уже принялся за дело. Мы снимем с Юго-Восточного фронта несколько соединений и бросим их на угрожаемый участок. Вот только успеем ли? На переброску войск потребуется полтора-двое суток.

На другой день, 15 августа, на рассвете немцы начали наступление. Их танки лавиной пошли на наши огневые рубежи, их прикрывали до сотни "юнкерсов". Враг прорвал нашу оборону и к вечеру вышел к Дону, заняв исходное положение, чтобы форсировать реку. Пока противник накапливал здесь свои силы, Еременко приказал штабу взять с Юго-Восточного фронта 5 противотанковых полков, 3 стрелковые дивизии, 2 бригады и 100 танков. Трое суток шли ожесточенные бои. 4-я танковая армия своим левым крылом отошла на внешний оборонительный рубеж. Генерал Крюченкин донес об этом командующему фронтами. Тот едва не выругался.

- Ты что же, Василий Дмитриевич, меня подводишь? - сурово спросил он. - Бывалый вояка, боевого опыта у тебя с избытком, и вдруг пятишься назад, как тот краб-отшельник? Небось забыл приказ номер 227 или полагаешь, что тебя он не касается?

Упрек так уколол командарма, что у него забилось сердце, как подстреленная птица, однако он не смолчал:

- Моя армия лишь на бумаге числится танковой, машин в ней и десятка нет - все танки мы потеряли в жестоких боях, и вам это прекрасно известно, а пополнение техникой я так и не получил. У меня теперь стрелковая дивизия.

- Скоро дадим тебе танки, Василий Дмитриевич, - успокоил его Еременко. - А пока нещадно бей фашистов тем, что у тебя есть в наличии.

С большим трудом, но наши люди остановили наступление противника на своем участке, сохранив за собой плацдарм на правом берегу Дона. В этом была немалая заслуга войск 1-й гвардейской армии генерала Москаленко.

"Вот и конец передышке, - с горечью подумал генерал Еременко, когда начальник штаба генерал Захаров сообщил ему о движении 4-й танковой армии Гота в направлении Тундутова.

- Я уверен, товарищ командующий, что Гот хочет вклиниться в стык 64-й и 57-й армий, - высказал свои соображения Захаров.

- Ты прав, Георгий Федорович: цель Гота - прорваться к Сталинграду с юга, - уточнил Еременко, глядя на карту.

- Это опасно. У Гота танки, его с воздуха поддерживает авиация. Для укрепления нашей обороны я прикинул, какие соединения можно направить на опасные рубежи.

- Хорошо, Георгий Федорович, - одобрил командующий.

Ночь накрыла город огромным черным покрывалом. Она прошла в тревоге и раздумьях. Генерал Еременко очень переживал случившееся. За эти дни он почернел, хотя глаза горели по-прежнему. Уснул на рассвете, но вскоре начальник штаба потревожил его.

- Что еще? - спросонья не понял Еременко.

Захаров сказал, что 4-я танковая армия Гота, как они и предполагали, прорвала оборону наших двух армий и продвинулась вглубь на 10–15 километров. Он предложил снять с фронта 62-й и 4-й танковой армий 4 противотанковых артиллерийских полка, 4 гвардейских минометных полка "катюш" и 56-ю танковую бригаду и все это бросить на угрожаемый участок 57-й армии южнее Сталинграда.

Еременко одобрил.

- Лично проследи, Георгий Федорович, чтобы уже сейчас начали переброску войск, - подчеркнул он. - Поручи начальнику оперативного отдела Иванову связаться с командармом 57-й генералом Толбухиным и предупредить его о выделении ему войск.

- Понятно, товарищ командующий, тут важно не упустить момент. - Захаров толкнул плечом дверь и вышел из штаба.

На какое-то время противника удалось задержать, но на большее не хватило сил, и в тот же день его войска вышли к Волге на участок Латошинка - Рынок. 62-я армия оказалась изолированной от других частей Сталинградского фронта, да и сам фронт был разрезан на две части. (62-ю армию Ставка вынуждена была передать в состав Юго-Восточного фронта. - А.З.)

Еременко не находил себе места. Все никак не мог понять генерала Лопатина: отчего его войска отступают? То одно, то другое, а ему, командующему фронтами, словно кто-то сыплет соль на душу. Да, танков у Лопатина мало, недостаточно и авиации, не то что у немцев. И все же надо яростно отбивать атаки врага, танки уничтожать бутылками с горючей смесью… Нет, что-то у Лопатина не ладится… Еременко попросил связистов соединить его со штабом 62-й армии. Не успел он перекурить, как ему дали связь.

- Слушаю вас, товарищ Первый, - раздался в трубке далекий голос.

- Как у тебя дела? - негромко спросил Еременко. - Говори, Антон Иванович, все как есть, без прикрас. Ты знаешь, я этого не люблю.

- С боями отступаем, товарищ Первый. - В трубке послышался тяжелый вздох. - Не бежим, как бежит заяц от волка, отходим организованно, но потери несем. Почему отступаем? Нет сил, чтобы парировать таранный удар немцев…

- А ты не раскис, Антон Иванович? Что-то голос тебя мягкий, в нем нет твердости духа…

- Устал я, товарищ Первый, - признался генерал Лопатин. - Собрался съездить в соседнюю дивизию, а тут ваш звонок. Немец пошел большими силами из района Вертячий, а отсюда прямая дорога к Сталинграду. Надо бы нанести воздушный удар по колоннам вражеских танков и мотопехоте - тогда моей армии станет легче…

- Это мы сейчас сделаем, - заверил его Еременко.

Он вызвал по прямой связи командующего ВВС Юго-Восточного фронта генерала Хрюкина и сообщил ему, что в районе Вертячего и Малой Россошки к Сталинграду движутся колонны немецких танков и мотопехота.

- Приказываю немедленно поднять в воздух бомбардировщики и атаковать фашистов! - громко произнес Еременко. - Вы поняли? Немедленно!..

- Все понял, товарищ Первый! - звонко отозвался генерал Хрюкин. - Отдаю экипажам приказ на вылет…

Назад Дальше