- Видишь ли, Георгий, у самого Андрея Ивановича Еременко характер не сахар. - В его глазах метнулся холодный огонек. - Так что оба хороши. Сейчас под Сталинградом, да и в самом городе идут тяжелые бои, и на месте Сталина я бы не менял командующих. Но, если это все же произойдет, не стану же я конфликтовать с верховным! Ему виднее. Важно и другое: кого он предложит на место генерала Гордова? Не стало бы хуже для фронта. - Василевский одернул китель. - Ну, пойдем перекусим, на голодный желудок хорошие мысли не родятся, - насмешливо заметил Александр Михайлович.
Сталин уже ждал их. О том, что оба военачальника прибыли в Москву, ему доложил Поскребышев, а тому об этом дал знать дежурный центрального аэродрома, где приземлились их самолеты. Верховный рано пришел на службу и некоторое время обсуждал с Молотовым вопросы по развитию танковой промышленности (В 1943 году за заслуги в развитии танковой промышленности В. Молотов был удостоен звания Героя Социалистического Труда. - А.З.) Речь зашла и о конвоях союзников в порты советского Заполярья - Архангельск и Мурманск. Сталин был доволен тем, что Черчилль снял свое табу на конвои и теперь они снова пошли. А предлог для табу у старого "друга" Советского Союза нашелся: ранее вышедший конвой PQ-17 подвергся нападению подводных лодок и авиации противника, в результате из 36 транспортов конвоя 23 погибли. Вместе с ними под воду ушли 3350 автомашин, 430 танков и 210 самолетов, так необходимых Красной армии. И случилось это в период с 5 до 24 июля, когда на Сталинградском направлении шли кровавые бои и наши войска под напором больших сил врага отступали. После разгрома конвоя PQ-17 отправка союзных конвоев в СССР по инициативе Черчилля была приостановлена до наступления полярных ночей.
- Виноваты в том, что случилось, английские адмиралы, - заметил Сталин, глядя на Молотова. - Тут нарком ВМФ Кузнецов прав. Вины командования Северного флота в этом нет, хотя Черчилль пытался доказать обратное.
- Разрешите, товарищ Сталин? - Жуков вошел в кабинет вождя, следом за ним Василевский.
- Наконец-то появились мои гонцы! - довольно произнес Верховный и улыбнулся. Он взглянул на Молотова. - Ты свободен, Вячеслав. Впрочем, сейчас мы станем вести речь о Сталинграде, и ты можешь послушать.
- Пойду, Иосиф. Мне будет звонить из Мурманска уполномоченный ГКО по перевозкам на севере Папанин. Для оборудования мурманского порта, чтобы он мог принимать союзные конвои с грузами, много чего требуется. Меня, как заместителя председателя ГКО, Папанин стал часто "бомбить" по ВЧ: то ему дай, другое дай… Комфлот Головко куда более сдержан в своих просьбах, хотя ему тоже многое надо. Английские адмиралы очень капризны, если им что-либо не выдашь.
- Что поделаешь! - Сталин развел руками. - Пока их помощь военными грузами нам очень нужна, Нo уже наши военные заводы, которые мы эвакуировали на восток, начали выпуск танков и самолетов.
Когда Молотов вышел, Сталину кто-то позвонил. Он взял трубку и негромко проговорил:
- Извините, я очень занят. Перезвоните, пожалуйста, часов в семь вечера. - Верховный положил трубку на аппарат "кремлевки" и взглянул на Жукова: - Давайте начнем наш разговор с событий на Сталинградском фронте, - сказал он. - Какова там сейчас ситуация, готов ли фронт к контрнаступлению и что для этого еще надо сделать? Только коротко и самое главное.
Жуков встал, улыбнулся.
- Если коротко, то фронт готов к контрнаступлению, но Ставка должна укрепить его свежими силами, выделив из своего резерва новые войсковые соединения, - жестко проговорил он.
Сталин привычно прошелся вдоль длинного стола, на котором генерал Боков еще утром разложил оперативную карту и сделал на ней пометки.
- А что собой представляет генерал Гордов? - вдруг, остановившись возле Жукова, спросил верховный. - Меня насторожило то, что генерал Еременко им недоволен, о чем с горечью заявил мне по ВЧ. Просит дать в его распоряжение другого генерала. Может, уважим его просьбу?
Жуков был весьма требователен к своим подчиненным, кто бы они ни были, спуску не давал, строжайше взыскивал за самую, казалось бы, мелочь. Особенно боялись его генералы. Жуков говорил им то, что думал о них. И сейчас он не изменил своей привычке. Он сказал, что Василий Николаевич Гордов в оперативном отношении подготовлен хорошо и это ему импонирует. А вот характер у него острый, как бритва. Не терпит критики, многое делает сам, и на этой почве у него возникают конфликты со штабом.
- Я бы еще добавил, что Гордов на обещания не щедрый, не то что Еременко, - вставил Василевский. - Если уж дал слово, то сдержит его.
Сталин в раздумье поднял на Жукова глаза.
- Командующий не ладит со штабом… - произнес он. - Это уже серьезно, тогда следует кого-то убрать: или командующего, или начальника штаба, - веско добавил он. - Иначе пострадает дело. В данной ситуации на фронт следует поставить другого генерала. У вас есть кто-либо на примете?
- Генерал-лейтенант Рокоссовский! - предложил Жуков.
Начальник Генштаба Василевский поддержал его, заметив, что Рокоссовский стоящий генерал, у него шире кругозор, он видит далеко вперед, да и боевой опыт имеет богатый, и в оперативном отношении подготовлен не хуже, если не лучше, Гордова.
Сталин согласился с ним. И тут же было решено переименовать Сталинградский фронт в Донской, а Юго-Восточный в Сталинградский. Командующим Донским фронтом Ставка назначила генерала Рокоссовского, начальником штаба - генерала Малинина. Командующим вновь создаваемым Юго-Западным фронтом утвердили генерала Ватутина. За костяк штаба фронта решили взять штаб 1-й гвардейской армии генерала К. Москаленко, а сам командарм возглавил 40-ю армию.
- Полагаю, что теперь наши оборонительные позиции под Сталинградом, да и в самом городе станут крепче. - Сталин подошел к столу и, взяв трубку, закурил. - Теперь у генерала Еременко остался в подчинении один фронт, и ему будет легче. Что скажете, товарищ Жуков?
Тот сразу отозвался, глядя на верховного:
- Согласен, товарищ Сталин. Андрею Ивановичу нелегко было управлять войсками двух фронтов, естественно, некоторые вопросы в работе с войсками он упускал.
- А почему молчит товарищ Василевский? - улыбнулся в усы верховный.
Начальник Генштаба заметно смутился, однако ответил, что ему нечего добавить к тем решениям, которые приняла Ставка. По ходу боевых действий могут возникнуть проблемы - вот тогда он будет обязан принять необходимые меры.
При этих словах Василевского Сталин отчего-то усмехнулся и даже слегка качнул головой.
"Наверное, сейчас скажет что-то не в мою пользу", - промелькнуло в голове начальника Генштаба.
- Мне по душе, что оба вы сторонники действий, - серьезно произнес Верховный. - И такая ваша позиция верна. Ромен Роллан, творчество которого я ценю, говорил, что действие - это цель мысли и всякая мысль, не имеющая это в виду, является выкидышем и предательством.
Жукову сказанное понравилось, он даже засмеялся.
- Что правда, то правда. Лучше выдать одно слово, но умное! Порой слушаешь иного командира и не понимаешь, что он хочет сказать. Ни мысли, ни чувств в его фразах. Создается впечатление, что он просто фразер.
- Вот-вот, фразер - это вы хорошо подметили, товарищ Жуков, - горячо поддержал его Сталин. - А фразер на фронте тот же враг, от такого командира надо избавляться.
Верховный загасил трубку, бросил ее на край стола и подошел к Жукову.
- Кажется, мы с вами ушли чуть в сторону от наших дел, - заметил он. - Я хотел бы дать вам конкретные задания. Вам, товарищ Жуков, надлежит ехать на Сталинградский фронт вместе с генералом Рокоссовским. Проследите, чтобы он принял фронт по всем правилам. Потом он поедет знакомиться с войсками, а вы возвращайтесь в Москву. Если возникнет что-либо на месте, сами принимайте решение. - Верховный бросил взгляд на Василевского: - А вам поручаю тщательно проверить, каковы в наличии резервы Ставки, чего и сколько мы получим с военных заводов в ближайшее время. Сделайте упор на танки, авиацию и орудия. Неплохо провести подсчет боеприпасов. Предстоящую наступательную операцию важно обеспечить сполна всем необходимым. Тут уж постарайтесь…
14
Генерал Рокоссовский был доволен тем, что Ставка поручила ему фронт. Он был весел, часто шутил, в недавно появившееся дело вникал с чувством удовлетворения, ничуть не сомневаясь в том, что руководство фронтом будет ему не в новинку. Но где-то в глубине души его нет-нет да и тревожило сомнение: справится ли? "Надо справиться, иначе чего я стою как боевой генерал? - мысленно спрашивал он себя. - В боях был трижды ранен…" И, сам того не желая, вспоминал, как получил первое ранение. Произошло это 7 ноября 1919 года во время налета в тыл белогвардейцев. Отдельный Уральский кавалерийский дивизион, которым командовал Рокоссовский, прорвался ночью через боевые порядки колчаковцев. И что же? Оказалось, что в станице Каркульной находится штаб омской группы войск. "Атаковать!" - решил Рокоссовский. Удар был нанесен из тыла. Колчаковцы дрогнули, кавалеристы Рокоссовского порубили часть из них, остальных беляков взяли в плен. Вражеский штаб был разгромлен, но Рокоссовскому не повезло. В поединке с командующим омской группой генералом Воскресенским тот ранил его в плечо из нагана. Превозмогая боль, Рокоссовский нанес генералу смертельный удар шашкой…
Позже, в июне 1921 года, Красная армия добивала барона Унгерна на границе с Монголией. Тогда Рокоссовский уже командовал 35-м кавполком. У станицы Желтуринской его бойцы атаковали вражескую колонну, которая прорвалась через нашу пехоту. Горячая была схватка, в которой Рокоссовский лично зарубил нескольких белогвардейцев, но и сам получил тяжелую рану в ногу с переломом кости.
"Все, конец моей военной карьере", - с грустью подумал тогда Рокоссовский.
Но рана быстро зажила, кость срослась, и он уже мог сесть на лошадь и вести людей в атаку.
А третье ранение Константин Константинович получил на третьей войне, когда под Москвой в сорок первом командовал войсками 16-й армии. И как глупо все вышло! И не в бою, а в тихий вечерний час, когда бойцы отдыхали после тяжелой схватки. Генерал Рокоссовский, начальник штаба генерал Малинин и генерал Казаков находились в штабе армии. По случаю праздника 8 Марта член Военного совета принес командарму на подпись приказ. Рокоссовский взял ручку и хотел было подписать документ, как вдруг за окном разорвался немецкий снаряд. Он ощутил сильный удар в спину. С губ командарма сорвалось: "Кажется, меня ранило…" Едва он произнес это, как словно жгутом ему перехватило дыхание…
Ранение оказалось тяжелым. Командующий фронтом генерал армии Жуков приказал срочно отправить раненого на самолете в Москву в военный госпиталь, который находился тогда в здании Тимирязевской академии. Рокоссовский лечился долго, но здоровье свое поправил. Теперь вот Сталин вызвал его в Ставку по случаю назначения командующим фронтом. Поздоровавшись, верховный тепло пожал ему руку.
- Вас хорошо подлечили? - спросил он.
Высокий, стройный, как кипарис, Рокоссовский ответил молодцевато и даже с веселой улыбкой:
- Чувствую себя отлично, готов выполнить любое задание Ставки! - В его озорных глазах блеснули искорки, и Сталин поверил, что генерал совершенно здоров, и от этой мысли самому верховному стало легче…
Случилось так, что, когда Жуков и Рокоссовский на самолете Ли-2 совершили посадку неподалеку от Сталинграда, они сразу же отправились на ожидавших их машинах на наблюдательный пункт командующего Сталинградским фронтом, находившийся восточнее Ерзовки. Здесь шел напряженный бой. Войска левого крыла фронта вели наступление на немцев, которым удалось прорваться к Волге у северной окраины Сталинграда на участке Рынок - Акатовка.
- Давно тут начался бой? - спросил генерал армии Жуков у начальника штаба фронта.
- Уже третий день, - ответил тот и тяжело вздохнул. - На этом участке у немцев сражаются немалые силы 14-го танкового корпуса. Две их дивизии - 60-я и 3-я моторизованные - обращены фронтом на север, а 16-я танковая и 389-я стрелковая - на юг. Они обороняли пробитый ими коридор, который своей вершиной упирался в Волгу.
- И какова ширина этого коридора? - спросил генерал Рокоссовский.
- Чуть больше десяти километров, - пояснил начальник штаба. - Мы никак не можем выбить противника: сил у нас маловато.
Жуков прильнул глазами к стереотрубе. Вражеские позиции были отчетливо видны, они возвышались над местностью, а наши части находились на виду у немцев, которые не скупились на мины и снаряды, обстреливая наши боевые порядки. По всему фронту, насколько хватал глаз, снаряды и мины пахали землю. Противник хорошо пристрелялся из орудий, и едва появлялись наши танки, как немцы открывали огонь и машины сразу вспыхивали. А с воздуха наши позиции бомбили "юнкерсы".
- На стороне противника значительное превосходство в силах, - грустно произнес Жуков, понаблюдав картину боя. - Какие наши части участвуют в сражении? - спросил он генерала Гордова.
- Части 1-й гвардейской и 66-й армий. Им поставлена задача соединиться с 62-й армией генерала Чуйкова, но, видимо, у них ничего не получится, - ответил Гордов. - У меня очень мало танков, не говоря уже о самолетах. Немецкие "юнкерсы" как коршуны носятся над окопами, забрасывают их бомбами, а наших истребителей нет. Потому-то я и приказал войскам перейти к обороне. - Гордов взглянул на Жукова. - Поезжайте с Рокоссовским на мой КП, а я сейчас прибуду.
Пока они, приехав на командный пункт, выпили чаю, прибыл генерал Гордов. Он выглядел удрученным.
- Ну что, Василий Николаевич, не удалось отбросить противника? - осведомился Жуков, закуривая папиросу.
Он сидел за столом, перед ним лежала оперативная карта. Генерал Гордов устало промолвил:
- Не удалось… - На его посеревшем лице поблескивало пламя от горевшего светильника. По всему было видно, что он остро переживал неудачу. - Плохо у меня с артиллерией, Георгий Константинович, очень мало стволов, да и те мелковаты калибром. И чертовски не хватает боеприпасов.
Гордов еще не знал, зачем Жуков прибыл к нему на фронт с Рокоссовским, но догадывался, и, когда объяснил, почему наступление армии не имело успеха и войска перешли к обороне, Жуков сказал:
- Ставка назначила командующим войсками Сталинградского фронта генерала Рокоссовского, так что приказываю передать ему командование фронтом.
У генерала Гордова в голове забилась острая мысль. "Сняли меня", - только и подумал он, а вслух произнес:
- Я готов сдать…
Рокоссовский, однако, счел нужным заявить Жукову, что признает обеспокоенность генерала Гордова тем, что операция сорвалась, и согласен с теми причинами, которые назвал Василий Николаевич. Он попросил Жукова предоставить ему возможность самому командовать войсками в духе общей задачи, поставленной Ставкой, и с учетом сложившейся обстановки.
- Короче говоря, - прервал его Георгий Константинович, - хотите сказать, что мне здесь делать нечего? Хорошо, я сегодня же улетаю.
Естественно, Жуков в душе обиделся на Рокоссовского, который открыто и жестко встал на сторону Гордова, хотя не подал виду. Каждый генерал по-своему сражается с противником, у каждого свой стиль, свое видение ситуации на данный момент, и надо ли всех стричь под одну гребенку? Отнюдь нет.
"Что ж, поглядим, как у Кости пойдут дела на посту командующего, - подумал Жуков. - Но одно мне ясно: в беде его не оставлю".
На другой день рано утром Жуков улетел в Ставку. Генерал Рокоссовский проводил его к самолету.
- Ну, дружище, желаю тебе успехов на столь ответственном посту! - сказал Георгий Константинович. - Гляди, не подведи меня. Ведь это я предложил верховному твою кандидатуру. И Василевский меня поддержал.
- Спасибо, Георгий, я постараюсь, - горячо проговорил Рокоссовский. - А если вдруг не получится, сам подам в отставку…
На прощание они обнялись.
После завтрака генерал Рокоссовский вместе с начальником штаба Малининым поехал знакомиться с войсками. Наступило временное затишье, и он решил воспользоваться этим. Какие же силы входили в состав Донского фронта? 63-я армия генерала В. Кузнецова занимала участок по левому - северному - берегу Дона, она удерживала плацдарм в районе Верхнего Мамона на южном берегу; 21-я армия генерала А. Данилова заняла северный берег на рубеже протяжением до 150 километров с плацдармом на южном берегу в районе Еланской, Усть-Хоперской, Серафимовича; 4-я танковая генерала В. Крюченкина занимала участок на северном берегу и в междуречье Волга - Дон протяжением до 30 километров; 24-я армия, которой руководил генерал И. Галанин, держала оборону в междуречье на участке в 50 километров; 66-я армия генерала Р. Малиновского тоже оборонялась в междуречье, но длина рубежа была меньше 20 километров, армия упиралась своим левым флангом в Волгу. Рокоссовского огорчало то, что все соединения Донского фронта понесли в боях немалые потери и теперь были малочисленными. Но если у Рокоссовского фронт состоял из пяти армий, то в составе Сталинградского фронта (бывший Юго-Восточный), которым командовал генерал Еременко, находились четыре армии, тоже понесшие немалые потери в прошедших боях: 62-я армия. генерала В. Чуйкова, 64-я армия генерала М. Шумилова, 57-я армия генерала Ф. Толбухина и 57-я армия генерала Труфанова, оборонявшаяся на широком фронте к югу от озера Барманцак…
Но вернемся в Ставку, где Верховный главнокомандующий Сталин вместе со своим заместителем Жуковым и начальником Генштаба Василевским обговаривал во всех деталях план контрнаступательной операции. Из всех вопросов Жукова особенно беспокоил один: сумеет ли наша военная промышленность к ноябрю обеспечить операцию танками, самолетами, самоходными орудиями и другой боевой техникой?
- Этот вопрос для меня не праздный, товарищ Сталин. - Голос Жукова прозвучал напряженно. - Я волнуюсь, как бы нас не подвели.
Последние слова вызвали в душе верховного раздражение и едва скрытую досаду, но он не стал упрекать своего заместителя в чем-либо, а подчеркнул: нарком танковой промышленности Малышев и нарком авиационной промышленности Шахурин заверили его, что заявка Генштаба на танки и самолеты хотя и велика, но ее выполнят.
- А что вы скажете, товарищ Василевский? - Сталин посмотрел на начальника Генштаба в упор, и злая усмешка тронула его шершавые губы.
Василевский встал, но верховный жестом указал, чтобы он сел, потому как еще не решены все вопросы.
- В этой работе, - вновь заговорил Сталин, - нам надо хотя бы чуть-чуть опережать время. Во всяком случае, сделать все, чтобы по максимуму вооружить наши войска, восполнить потери, которые они понесли в боях. Так что вы скажете, товарищ Василевский? - повторил свой вопрос верховный.