- А сам ты, почему там не был? - негромко спросил старец. - Или причислен к стаду изгнанных? Не следует ли изгнанным не сваливать вину на других, обеляя себя, искушая тем самым не заслуживших искушения свободных граждан Рима?
Патриций резко обернулся, свысока глянул на тщедушного странника и хотел было ответить невеже как подобает, но взгляд его упёрся в посох. Патриций затрясся крупной дрожью, что вызвало на лицах собравшихся недоумение, ведь над Римом сияло прекрасное тёплое небо, солнце радовало даже перелётных пташек, чего уж говорить о людях. Но оратора прохватила больная египетская лихорадка. Он молча протянул руку ладонью вниз в сторону бородатого странника и сказал только одно слово:
- Ты…
Это был не вопрос, не утверждение чего-то непризнаваемого или же нереального, но все почувствовали, что здесь и сейчас происходит что-то странное, непонятное, невиданное, что все собравшиеся будут этому свидетели, но многие дали бы по десять сестерций только за то, чтобы оказаться от исполняемого зрелища на тысячу стадий.
Вергилий тоже ощутил волну сверхсознания, прокатившуюся по головам окружающих. Одни после этого выглядели растерянно, другие наоборот, воодушевлённо. Но повсюду чувствовалась свалившаяся на площадь напряжённая атмосфера, будто низкие дождевые облака нависли над городом и вот-вот пучки молний пронзят всех собравшихся и даже сам город может провалиться в ещё неоткрывшуюся под ним пропасть.
Поэт попробовал протиснуться поближе к нищему страннику и только что выступавшему оратору. Никто из присутствующих римлян, несмотря на панический страх и ужас, не собирался покидать триумвират. Казалось, встретившимся на площади патрицию и нищему бродяге с посохом, есть о чём поговорить меж собой, но толпа заволновалась, стала плотнее сжиматься вокруг непредсказуемых собеседников.
Ничего пока не произошло. На высказывание оратора старик даже не обратил внимания, лишь только кивнул. Патриций пытался ещё что-то сказать, но голос его уже не был слышен никому, как будто в воздухе повисла какая-то звуковая завеса, пронзившая уши свободных граждан. Многие попытались даже прочистить уши пальцами или же попрыгать на одной ножке, но это мало кому помогло.
Меж тем нищий старец повёл рукой, и пространство вокруг немного очистилось. Примерно так медведь, попавший в западню, встаёт с рыком на задние лапы, готовясь к решающей схватке, а охотники, устроившие ему "пятый угол", сразу же подаются назад, зная, что в таком положении медведю не страшны ни пули, ни ножи.
Оглядев толпу цепким взглядом, старец перехватил свой длинный посох с символом чёрного креста за середину, поднял его над толпой и прикоснулся перекрёстнутым концом головы выступавшего перед толпой патриция. Легко так, почти незаметно.
Но по площади прокатился могутный "ах!.." Кое-где даже раздались нервические визги, надсадные вопли ребятни, плач женщин. Тело ораторствующего патриция вдруг лопнуло, словно мыльный пузырь, и превратилось во множество мелких блестящих золотом горошин, раскатившихся тут же по площади.
Снова послышались визги, крики, Но на этот раз действительно панические. Толпа ни с того, ни с сего вдруг кинулась подбирать горошины, как настоящие золотые монеты, вылетевшие из кошеля пропавшего никуда патриция. Исчез? Может быть. Был здесь? Не видели. Куда пропал? А кто ж его знает. Ведь и старик с клюкой тоже пропал… А толпа свободных граждан не успокоилась, пока не подобрала все, разлетевшиеся по площади, горошины до единой. Страх у всех куда-то пропал и уже не желал возвращаться. Зато у каждого оказалось хоть по одной горошине! Зачем они нужны и пригодятся ли для чего в жизни, не знал никто, но никогда бы не расстался с подобранной на сенатской площади заветной горошиной.
Вспомнив это, Вергилий непроизвольно потянулся к поясу, в который была вшита одна из подобранных тогда горошин. Золотая она или нет - Вергилий так и не узнал, да и надо ли? - но самолично вшил в пояс и всегда носил с собой. Чудеса никогда не посылаются даром.
Взглянув на осёкшегося собеседника, цезарь покачал головой, и хорошее настроение вернулось к императору. Вот ведь как философы и поэты воспринимают происходящие под небом перемены, пусть даже с кем-то другим происшедшие. Воистину говорят, боги через них посылают народу свои повеления и заветы.
- Прочитай мне, Вергилий, что тебе даровано от богов, - улыбнулся Август. - Собственно, я и приехал за этим. Каждый раз, когда слышу твои произведения, особенно в твоём же исполнении, я забываю о всём тяжёлом и пакостном, из чего состоят люди. Хочется дарить этим людям радость и верить, что от таких подарков мир наконец-то переменится. Итак, я слушаю.
- Уже подходят последние времена, - послушно начал читать Вергилий, - предсказанные сивиллой из Кума, великий ряд истощённых столетий возникает снова; уже возвращается Дева и с нею царство Сатурна; уже с высоты небес спускается новая раса. Возьми, о целомудренная Люцина, под свой покров это Дитя, рождение которого должно изгнать железный век и вернуть для всего мира век золотой; уже царствует твой брат Аполлон. Смотри, как колеблется на своей оси потрясённый весь мир! Смотри, как земля и моря во всей их необъятности, и небо со своим глубоким сводом, и вся природа дрожат в надежде на грядущий век!
- Ты пророчишь рождение Младенца? - озадаченно спросил император. - Где и когда этот Младенец посетит землю? Отвечай, ибо, таким как ты, дано многое, хотя и спрошено будет немало.
- Родится не просто Младенец, о цезарь, - ответил поэт. - Это будет явление Единого Бога, как сказал Моисей. Все царства поклонятся ему, потому как такие Младенцы сходят на землю, словно сверкающая молния, словно дождь, орошающий деревья, словно чистая любовь, дарованная людям. Вот тогда каждый сможет подарить радость ближнему.
- Так говорит Моисей?
- И не только он, о великий, - убеждённо кивнул Вергилий. - Даже любимый вами царь Ирод верит в приход такого Младенца. И о его приходе возвестил Дельфийский оракул. Но царю Ироду весть пришла не от одного предсказателя, что доказывает подлинность пророчеств.
- Я думаю, самому царю Ироду не дожить до рождения Младенца, - огорчённо промолвил Август. - Все мы не вечны в этом мире. Хотя сроки никто не устанавливал и когда что свершится, знают только в том мире, откуда приходит наша жизнь.
- Многие посвящённые в Иудейском царстве говорят другое, - многозначительно поднял указательный палец вверх философ. - Потому как Пятикнижие Моисея продиктовано Богом. Моисей только записывал то, что слышал из запредельности. В записях сказано, что на землю снизойдёт Духовный царь. Что придёт он, чтобы принести нам знание другого царства. Но я думаю, это царство не земное и никогда Младенец не будет восседать на троне, как ты, или как любой другой император.
Вспомни историю Самсона. Ангел возвестил его матери, что она зачнёт и родит сына, и что бритва не коснётся головы его, потому что от самого чрева младенец сей будет назорей Божий, и он начнёт спасать народ Израиля от руки Филистимлян. Ведь это предсказание сбылось! Значит, народ иудейский должен принять и другого Младенца. Учение израильских пророков сошло к ним с небес. Поэтому и нам следует прислушаться к тому, что возвещают народу Израиля.
- Ох, гляди, Вергилий, накликаешь ты не себя беду, - покачал головой Октавиан Август. - За такие речи я должен бросить тебя на растерзание хищникам Колизея. Не играй с огнём, Вергилий, ибо может настать момент, когда даже я не смогу помочь тебе.
- На всё воля Божья, о цезарь, - потупясь ответил поэт. - Ведь и недаром у Самуила было такое имя. Это означает Внутреннее Сияние Бога. Оно, кстати, носит особый смысл, только в Израиле не говорят вслух о тайнах, пришедших в наш мир из запредельности.
Евреи нехотя говорят о тайнах и получили их изначально от египетских жрецов, учивших внутренним созерцаниям, но не умозрениям. Если душа может парить над землёй, когда человек спит, значит, в тело она послана от Того, Кого мы ещё не знаем или отрицаем. Именно этот Младенец должен указать тот путь, которым должны пройти не только израильтяне, а все народы нашей многострадальной земли.
Человек издавна привык ставить себя во главе мира и всех учить, как надо жить, даже не зная, откуда и зачем он здесь, на земле. Самоуверенность всегда приносит беду. Поэтому и необходим тот, кто сможет показать любому жизненный путь и помочь понять, зачем люди посланы в этот мир.
Поверь, о цезарь, мы рождены вовсе не для того, чтобы отнимать имущество и землю у слабых. Вовсе не для рабского поклонения или рабского уклада жизни на этой земле.
Глава 8
Может ли человек предугадать жизнь свою? И, если может, то когда?
Чудо - это нечто противное законам природы, нечто вызванное огромным напряжением воли, без участия которой оно могло бы и не произойти.
Г. Уэллс.
Любой, живущий на земле, понимает своё Божественное начало и верит в него, только не каждый к нему стремится. Хотя душа человеческая может развиваться в физическом теле только за счёт внутреннего огня. Давно известно одно откровение, считающееся иногда просто апокрифом: "Я есмь огонь внутри себя, огонь служит мне пищей, и в нём моя жизнь".
Это ли не ответ на многие вопросы, возникающие во все века средь человеков? Но даже во времена Гермеса Трисмегиста люди иногда говаривали, что человек только тогда и стал свободным человеком, когда взял в руки палку и приручил огонь! Приручил?! Разве можно приручить нечто, находящееся самоё в себе? Разве можно управлять по воле своей движением солнца, луны и звёзд? Человек даже в отдалённые времена своего существования просто жил и просто размножался по велению Божию. Зачем ему на тёплой планете нужен огонь? Не реальнее ли будет предположить, что любой разумный просто убежал бы от огня, как все остальные животные.
Меж тем, человек всегда находит в огне часть себя самого. Он тянется к нему, как ребёнок к матери. Не странно ли? И это в то время, когда другие земные твари убегают от огня, как… от огня. "Огонь и тепло дают ключ к пониманию самых разных вещей, потому что с ними связаны неизгладимые воспоминания, простейший и решающий опыт каждого человека.
Огонь - это нечто глубоко личное и универсальное. Он живёт в сердце. Он живёт в небесах. Он вырывается из глубин вещества наружу. Он прячется в недрах материи, тлея под спудом, как затаённая ненависть и жажда мести.
Из всех явлений он один столь очевидно наделён свойством принимать противоположные значения - добра и зла.
Огонь - это сияние Рая и онгоновое пекло Преисподней, ласка и пытка. Это кухонный очаг и будущий конец мира… Огонь противоречив, и поэтому он был, есть и будет универсальным началом объяснения Божественного мира".
Так, или почти так думал молодой человек, стоящий на коленях в пещере у огня. Воздух был свеж, но не сквозил пронзительным холодом, а огонь нужен был затем, чтобы неофит познавал сущность человека в этом мире и принимал или же отвергал понятое им и выдвигал своё определение природы внутреннего человеческого огня, которым живёт каждый и который загорается от энергетического потока земли.
В пещере, где множество гротов использовались как отдельные кельи, жили послушники. Этот храм ессеев был не каким-нибудь катакомбным убежищем от окружающего мира, Собственно, именно в этом мире никуда и ни от кого не убежишь, как ни старайся. Но у каждого народа есть свои жизненные правила, которые необходимо соблюдать, если не хочешь превратить свою жизнь в сплошной хаос.
Днём и вечером неофиты пещерного храма собирались на молитву, послушание, учёбу собственного духовного "я" и для созерцания путей в запредельное прошлое, будущее и настоящее. На ночь каждый из учеников оставался в отведённом ему месте и во сне также пытался понять истину, без которой земное существование было бы ничтожным.
Ведь не поняв себя, никогда не поймёшь произносимой молитвы. Не научившись жить и думать добрыми мыслями, будешь постоянно подвержен искушениям, страстям, неистовой лжи. К такому пониманию тоже приходили не скоро, а иные и вообще не находили пути. Но среди ессеев старались не допускать промашек, ибо в таком случае страдает не только один человек, а всё общество, принявшее ученика, переносит опустошение.
И после такого опустошения каждый из ессеев испытывал долгое время нехватку внутреннего огня, потому что мощный поток биологической энергии космоса становился недоступен. А поток земной и космической энергий - это есть та самая цена жизни, на которую согласен человек.
Другими словами, цена жизни - это сплошные безвозвратные потери. И у каждого живущего есть награда жизнью, то есть предварительное соглашение с Богом на будущую смерть. И любая мать, родив дитя, обрекает тем самым его на будущую смерть, поэтому женщины бывают чаще опасны, чем полезны.
В одной из келий на коленях стоял послушник в белой льняной тоге. Такие в Египте носили только жрецы, а в этом месте… в этом месте в белые одежды полагалось одеваться посвящённым. В чём здесь была мистерия посвящения? Не через обычный ли огонь получали адепты доступ к космическому или райскому огню?
Про это не принято было говорить, но посвящённый получал свыше способность общаться с Царствием Небесным. И когда впервые обычный до этого человек начинал разговаривать с ангелами и с потусторонним миром, это мог перенести и принять на себя далеко не каждый.
Вся мирская жизнь бледнела пред таким общением. Чтобы понять существование других миров, необходимо было увидеть их соседство. Ведь человечество на земле не может же быть единственным на раскручивающихся кольцах космической и временной жизни.
Ангелы тоже не могут жить и постоянно находиться среди нас. Просто им тут темно. Адепт сразу начинал различать множество других цветов и запахов, поэтому сознание не всегда выдерживало такую нагрузку. Но каждый из неофитов стремился к познанию истины, иначе, зачем жить на этом свете? Если человек сам себе задавал такой вопрос, значит, он готов до конца пройти путь посвящения. А откроется ли после этого истина или же придётся расставаться с жизнью - этот вопрос уже ни кого не интересовал.
Настоящая истина вспыхивала в душе белым лотосом, подогревающим духовное единство с Богом. Внутренний мир послушника получал это единство, когда на ночь тот оставался наедине с самим собой, а лучше с частицей внутреннего и внешнего пламени. Именно тогда человек познает себя и сможет передать что-то другим. Внутренний огонь никогда не станет пламенем онгона, если сам человек на это не согласится. Именно здесь происходит договор с инфернальными силами, отнюдь не соблазняющими человека на что-то злобное, а просто ставящего перед ним дилемму двух дорог. Какой сделает выбор человек - это знает только он сам, и только на своём выбранном пути ему предстоит собирать одуванчики, незабудки, розы или же простой чертополох, переплетённый ветвями шиповника.
Послушник, дав волю духовному пламени, мог созерцать весь мир одновременно и каждого человека в отдельности. Если адепт шёл с открытой душой навстречу космическому огню, то душа Вселенной была раскрыта перед ним, как обыкновенная книга. Более того, душа любого человека также раскрывалась, как тот самый цветок лотоса.
Но постичь такое, и понять можно было только в одиночестве. Может быть, поэтому прошедшие мистерию посвящения в храме ессеев были всегда одиноки, поскольку путь Екклесиаста исполняется только в одиночестве. Давно известно, что одиночество - великая веешь! Только всегда нужен кто-нибудь рядом, чтобы можно было поделиться: одиночество - великая вещь! Она действительно становится великой, когда хоть один человек тебя понимает и высказывает согласие. И только тогда Екклесиаст может понять, что проповеди его не пропали даром.
Но сейчас над миром сущим склонялись прозрачные небесные существа, послушник чувствовал их любовь, заботу и стремился ответить тем же, хотя ещё не знал, как это сделать. Потусторонние ангелы хотели всегда хранить его, оберегать от призрачных мрачных теней нашего графического мира, где инфернальная сила имеет свою неделимую власть, но пока не получили на это права. Каждый из живущих должен был понять свое происхождение и смысл воссоединения всего живого.
- Мы умоляем Тебя поразмыслить, - говорили они послушнику, - над тем, что существует и над тем, что необходимо для будущего. Только в этом мире ты сможешь получить доступ к той безраздельной живительной энергии, за счёт которой живём и мы.
Исходящий с небес чистый свет вызывал любовь и нежность ко всему сущему. Волны удивительного света действительно несли и дарили настоящую любовь. Никакой человек, прикоснувшись к такому потоку, никогда уже не смог бы смиряться с насилием или агрессией, так расплодившимися среди живых. Это было одним из первых великих откровений, и послушник понимал духовную связь между прошлым и будущим.
Слова, приходившие сверху, становились плотью и разливались по телу волнами благодати и истины. Становилось понятным, что только через любовь можно коснуться истины. Это было особым религиозным сознанием, которое возникало совершенно независимо от физического существования.
Не было и не рождалось никаких сомнений в таком единичном союзе, потому как душа послушника с получением света и помощи, одновременно училась смирению во всемирном духе, во всемирной истине, которая являла собой всеобщий поток, струящийся в какую-то волшебную неизвестность. Когда человек, засыпая на ночь или навечно, попадает в другой мир, другое пространство, он видит то, что является только в тот миг. Поэтому все живые с уверенностью утверждают, что после смерти человека ожидает либо ал, либо рай. Третьего не дано! Только такого просто не может быть. И никто не знает, что будет там, после ада и рая? А там - та самая неизвестность, имя которой Любовь!
Что могло дать проповедническое одиночество во снах? Братья, с которыми он жил в пещере, быстро заметили его соотношения с вышним миром, поэтому он получил особую благодать посвящения, дар пророчества и неприметное для глаз общение с потусторонним миром, куда принимали не каждого.
Это для жителей пещеры было отметиной во всех делах и на всяческих умственных решениях сказывалось тем ощущением связи с вышним миром, которое имел не каждый. Нужно было научиться справляться с человеческими страстями, с ненавистной ложью, с печальными помыслами и унынием. Умение бороться со страстями давалось от Бога только тем, кто обладал небесным союзом.