Заговор против маршалов. Книга 1 - Парнов Еремей Иудович 13 стр.


Гейдрих прошел в заднюю комнату и взял скрипку. Прикрыв глаза, прижал ее костлявым подбородком к плечу. Красиво зажав смычок, провел по струнам и заиграл, покачиваясь в самозабвенном экстазе. Когда штурмбанфюрер Карстенс появился в приемной, из при­открытой двери уже в полную силу лилась рыдающая мелодия. Виртуоз с серебряными генеральскими листь­ями на черных петлицах разнообразил ее игрой флаж­олетами и переборами пиццикато.

Карстенс вопросительно взглянул на привставшего адъютанта. Тот с улыбкой кивнул и гостеприимно распахнул дверь. Осторожно ступая по ковру, штурм­банфюрер приблизился к креслу.

Не раскрывая глаз, Гейдрих благосклонно кивнул. Скрипка стонала и пела в его искусных пальцах. Выдав заключительный аккорд, он положил инструмент и неузнавающим взором кольнул посетителя. Казалось, что возвращение из потусторонних далей потребовало от него неимоверных усилий.

Карстенс, давно изучивший уловки шефа, отклик­нулся восхищенной улыбкой.

- Божественно, группенфюрер! Что... Что это было?

- Соната для скрипок и фортепиано Сезара Фран­ка... Садитесь, Фриц. Вас, видимо, удивляет, что мой излюбленный композитор - француз? Но заметьте себе: его вещи навеяны событиями франко-прусской войны. Подумайте, Фриц, этот французик, сластолю­бец и плутократ, захвачен без остатка нашей силой и величием. Он не в силах сдержать восторга.

- У меня нет слов! - умилился Карстенс.- И я рад, что мне так повезло. Бесподобная музыка.

Величия Пруссии он, правда, не ощутил, а о сущест­вовании Франка знал со слов того же Гейдриха, лю­бившего, когда его "заставали" за скрипкой. Шеф СД, знавший всю подноготную подчиненных, ничуть не за­блуждался на сей счет.

- Приятно, что вы так утонченно чувствуете му­зыку, Фриц,- сказал он, усаживаясь напротив.- Сле­дует заметить, что Сезар Франк - не совсем француз. Он родом из Льежа, а у бельгийцев, как вы знаете, есть сильная примесь немецкой крови. Его симфони­ческие поэмы - "Эолиды", "Проклятый охотник" - проникнуты истинно нордическим духом... Кстати, Фриц, я звонил вам в тринадцать десять. Где вы были все это время?

- Прошу прощения, группенфюрер, но у меня сидел граф Траутмансдорф. Не хотелось его выпроваживать. Он прямо из МИДа. Привез важные новости о совет­ской военной делегации в Праге. Создается впечатление, что чехи готовы далеко пойти в сотрудничестве с Крас­ной Армией.

- Впечатление? - Гейдрих едва акцентировал во­прос.

- Есть серьезные данные.

- Между нами говоря, фюрер не придает слишком большого значения двусторонним договорам. У чехов нет общей границы с Россией. Что же касается Франции, то там никто не хочет войны. До сих пор не могут очухаться после четырнадцатого года... В парла­менте складывается внушительная оппозиция. Англий­ский кабинет против изоляции Германии. Лорд Лон­дондерри дал нам такие заверения в самых категори­ческих тонах.

- Во французском правительстве тоже далеко не все в восторге от договора.

- Но это не значит, что мы должны сидеть, сложа руки. Напротив, необходимо любой ценой ослабить свя­зи с Советами, особенно военного характера.

- На днях в Берлине ожидается посол Буллит, проездом в Москву. По нашим сведениям, он оконча­тельно отговорил французов от займа русским. Боюсь, что Литвинов с Крестинским будут сильно разоча­рованы.

- Превосходная новость! Оказывается, и среди аме­риканцев есть приличные люди. Но я пригласил вас совсем по другому поводу.- Гейдрих потянулся за лис­том с красным грифом.- Распишитесь в правом углу, Фриц, и ознакомьтесь в моем присутствии. Потом ска­жете свое мнение.

13

Божий мир, накрытый дымчатой полусферой твер­ди, цепенел в морозном тумане. Дорога вилась по горно­му склону, укрепленному каменной кладкой. Внизу клокотал незамерзающий белый поток. Сквозь опушен­ные инеем буки грозно темнели слоистые нагроможде­ния скал.

Дальний градек смутно прорисовывался на сизой кайме завороженного леса, словно на ломкой промас­ленной бумаге старого волшебного фонаря.

"Хорьх" с брезентовым верхом и вместительным багажным ящиком, сбавив ход у накренившегося распятия, свернул на узкую дорогу, плотно обсажен­ную неказистыми черными ветлами. Прибитая к ство­лу жестяная табличка указывала направление на Ротенхауз.

Хозяин поместья Макс-Эгон Мария Эрвин Пауль фон Гогенлоэ созвал на охоту друзей. Князь Роган и оба брата д'Эсте уже разместились в замке, остальных ожидали с часу на час.

В машине с комфортом расположились журналист Карл Виттиг, аккредитованный при министерстве ино­странных дел Чехословакии, и его давний знакомый Генрих Родац, бывший пилот. Он только что прибыл из Испании, где представлял концерн "Юнкере", и щед­ро делился местными новостями.

- Все будет зависеть от выборов в кортесы. Бели красные соберут большинство, фаланга нанесет сокру­шительный удар. Это очень серьезные люди, можешь мне верить. Я бы на твоем месте срочно перебрался в Мадрид.

- Возможно, я так и сделаю,- согласился Виттиг, дабы лишний раз поддержать репутацию независимого журналиста.

Мысленно он уже прикидывал, как откликнутся на испанские события в Восточной Европе.

- Кто еще ожидается? - исчерпав тему, осведо­мился Родац.- Советник Траутмансдорф не обещал?

- Честно говоря, не в курсе,- внутренне вздрог­нув, Виттиг отрицательно помотал головой.

Старина Генрих никак не должен был знать о его связях с советником министерства иностранных дел рейха.

- Прошлой осенью мы вместе с ним охотились в Беловежской пуще.

- Говорят, он классный стрелок? - словно бы не­хотя осведомился Виттиг.

- Недурной,- Родац покосился на новенький, с фирменной этикеткой, ружейный чехол журналиста.- Самозарядное?

- Браунинг,- небрежно кивнул Виттиг. Он впер­вые собирался принять участие в охоте титулованной знати и ощущал себя не слишком уверенно.

- Давно знаешь Макса? - Генрих явно прощу­пывал однокашника, с которым не виделся много лет.

- Встречались несколько раз,- Виттиг неопреде­ленно пошевелил пальцами.- В Праге, в Берлине... А что?

- Просто спросил... Ты что, увлекся охотой?

- Какое там! Так, изредка пробавляюсь.

- Хочешь совет? Если Макс предложит тебе дру­гое ружье, не вздумай отказываться. Охота на оленя - это обряд, ритуал.

Дорога вывела на горбатый каменный мостик, от­куда открылся вид на замок и деревеньку внизу.

- Чудесная панорама,- восхитился Виттиг.- В стиле немецких романтиков. Максу этому здорово по­везло.

- Да, старый товарищ, ему можно лишь позави­довать... Ты уже бывал здесь?

- Как-то не приходилось.

- Получишь громадное удовольствие,- заверил Родац и принялся перемывать косточки высокородным друзьям Макса фон Гогенлоэ.

Как и прочие родовые гнезда австро-венгерской знати, Ротенхауз находился в частном владении. Рух­нула лоскутная империя, в Австрии и Чехословакии установился республиканский строй, но право собствен­ности оставалось неприкосновенным. Сыновья застре­ленного в Сараеве эрцгерцога Франца Фердинанда про­должали безбедно жить в Конопиште. Потомки герцога Рогана, счастливо избежавшего гильотины, тоже не со­бирались расставаться с дворцом в Сыхрове, где были собраны бесценные полотна и редкие исторические реликвии. Как и во времена Габсбургов, закупались по всему миру экзотические саженцы для регулярных парков и оранжерей, приобретались августейшие ма­нускрипты, с особым тщанием реставрировались мемо­риальные покои.

В Конопиште, где последний германский кайзер вместе с наследником австрийской короны подготовили убийственную для обеих династий войну, заново от­делали спальню Вильгельма.

Во дворце Роганов, куда наезжал не только беглый Людовик Восемнадцатый, но и композитор Сметана, поступили более демократично, отдав предпочтение чешскому гению. Его мраморный бюст украсил музы­кальный салон. Все-таки он славно потрудился под гостеприимным кровом пана Рогана, чье галльское имя уже звучало совсем по-чешски. Дыхание почвы и ветры веков не проходят бесследно. Ротенхауз, как и рогановский Сыхров, местные жители тоже давно именовали на свой лад: "Червоный Градек". Однако князья Гогенлоэ во всем придерживались немецкой то­понимики: Карлсбад вместо Карловых Вар, Мариенбад вместо Марианских Лазней. Про наследственный феод и говорить не приходится. Словом, республика никому не мешала жить в полном согласии со своими убеждениями. Д'Эсте открыто поносили Адольфа Гит­лера, вольнодумец Роган высмеивал и фашистов, и ком­мунистов. Жуир Макс-Эгон тайно субсидировал судето- немецкую партию Генлейна. Симпатизируя национал- социализму, он тем не менее оставил для себя за­пасную лазейку - паспорт княжества Лихтенштейн. И это была единственная дань роялистским традици­ям. Шестой отпрыск знатного рода, он имел право на титул принца с предикатом "эрлаухт" - сиятель­ство.

Генеалогическое древо светлейших ("дурхлаухт") князей Гогенлоэ вело свой корень с 1170 года, от во­инственных баронов Франконии, верой и правдой слу­живших кайзерам Священной Римской империи. В табе­ли рангов императорско-королевского двора Франца- Иосифа значились три родственных дома: Гогенлоэ - Вальденбург - Бартенштейны; Гогенлоэ - Вальденбург - Бартенштейн - Якстберги; Гогенлоэ - Валь­денбург - Шиллингсфюрсты старой и новой линии. Княжеские дипломы их были отнесены к единой, но не самой древней дате - 21 мая 1744 года. Поэтому удостоенные первого разряда медитизированных кня­зей, Гогенлоэ заняли место в категории "В". Много выше оказались Лобковицы, Ауэрсперги и Шварценберги. Как и великогерманские родственники из Лангенбургской линии властителей Гогенлоэланда, они стояли на самой верхней ступени. Но какое это имело значение сейчас, когда старый мир лежал в руинах?

Заядлый путешественник и вообще человек современ­ных воззрений, Макс-Эгон не интересовался геральди­ческими побрякушками. Демонстрируя гостям гербы, развешанные в оружейном зале, лишь бегло перечислял родственные фамилии: "Романовы - цари, а затем императоры Великороссии; Кобурги - английские ко­роли и ныне царствующий монарх Греции; принц Баден- Баден... граф Фобер-Кастель... граф Приттвиц-Гафрон..." Затем следовали уточнения: "Вторая ветвь пер­вой линии", "Первое ответвление второй ветви..."

В длинной череде коронованных родичей попадались и не совсем благородные имена, вроде московских куп­цов Шишиных. Но Макс-Эгон не стыдился случайных "дичков", привитых к ветвям княжеского древа. Малая толика мезальянсов не портила голубой крови. На­против, золотая инъекция живительна для любого организма. Родословная любимой жены принца доньи Марии де ла Пиедад Итурбе и Шольц маркизы де лас Навас тоже не избежала бюргерского привоя. Затесав­шийся средь испанских грандов немецкий виноторговец Шольц оставил потомкам недурное наследство. К тому же он еще при жизни начал писаться фон Шольц, а это ничуть не хуже, чем фон Сименс. Кстати, именно этот породнившийся с Гогенлоэ магнат индустрии познакомил Макса с графом Траутмансдорфом. С это­го момента большая политика незаметно вплелась в патриархальный быт Ротенхауза. В перерывах между тостами и выстрелами охотничьих штуцеров, за лаун-теннисом и партией в бильярд здесь творилась ис­тория.

Короче говоря, у молодого принца (тридцать де­вять - не возраст) были все основания для оптимизма. Поместье находилось в превосходном состоянии, погре­ба славились редкостной коллекцией вин, а лес - луч­шей охотой в Богемии.

В отличие от бережливых д'Эсте - в Конопиште дичь подавалась лишь в особо торжественных слу­чаях - владелец Ротенхауза охотно потчевал гостя мясом оленей и вепрей. Про зайцев с краснокочанной капустой или там седло серны даже говорить нечего. И фазаны бывали, и форель в кипрском вине, и жаре­ные вальдшнепы, и белые лебеди с начинкой из рако­вых шеек. Птица, само собой, подавалась к столу в оперении и на литых серебряных блюдах. Оленя зажа­ривали, как правило, целиком.

Вблизи замок выглядел мрачновато. К нему вела прямая, словно по линейке проложенная, аллея.

Гостей встретил дворецкий - сухонький тонкогубый старичок с повадками иезуита.

- Добро пожаловать в Ротенхауз, господа! - не без торжественной нотки провозгласил он, шепнув слуге, куда отнести чемоданы.- Ужин в семь часов, а пока предлагаю немного передохнуть.

Виттиг и Родац проследовали за ним в отделанную темным дубом гостиную, сплошь увешанную рогами оленей, лосей, серн и косуль. Под каждым трофеем белела аккуратная, готическим шрифтом выполненная этикетка с точным указанием даты и места. Пули Макса настигли несчастных животных не только в здешних хомутовских угодьях, но и в лесах Германии, Ав­стрии, Испании, Польши, бог знает где ещё.

Дворецкий приблизился к ампирному столику, тре­петно раскрыл переплетенную в шагрень гостевую кни­гу с гербом и предложил расписаться.

Ступая по устилавшим наборный паркет медвежьим шкурам, гости совершили почетный обряд.

- Где его сиятельство, Курт? - спросил Родац, до­вольно потирая руки.

- Принц просил извинить, что не встречает вас лично,- старик отдал поклон.- С рассветом он отбыл на место. Позвольте показать комнаты?

- Какие могут быть извинения, Курт? - довольно засмеялся Родац.- Все в полном порядке... Охота, надо полагать, состоится?

- Как обычно, господин капитан... Вот ваша ком­ната. Завтрак будет подан в постель. Ровно в пять. Вам чай или кофе?

- Кофе, Курт, вы очень любезны.

- Прошу за мной, доктор Виттиг,- старый мажор­дом величественным жестом указал на мраморную лест­ницу.- Ваши покои в бельэтаже.

После скромного ужина все разошлись по своим ком­натам, чтобы как следует выспаться. Виттигу удалось лишь коротко перемолвиться с Траутмансдорфом.

- Зачем понадобилась вся эта канитель, граф? - спросил он; когда они остались наедине.- Не лучше ли было увидеться в Праге? Или в Берлине?

- Учитесь сочетать приятное с полезным,- отшу­тился советник.- Благо представилась такая возмож­ность... Или вас что-то не устраивает?

- Напротив, все очень мило... Между прочим, мой старый приятель Родац уже спрашивал про вас. Мне показалось, что неспроста.

- Не будьте таким мнительным,- Траутмансдорф беспечно рассмеялся.- Генрих знает меня, а я давно знаю Генриха. Нам нечего делить.

- Полагаете?

- Уверен, милый Карл. Наш испанский друг ан­гажирован абвером. Неужели вы не догадывались?.. Ну, не беда. Я думаю, у нас будет возможность все как следует обсудить. Спокойной ночи.

- Спокойной ночи, граф.

Ранний подъем дался Виттигу с неимоверным тру­дом. Уже сидя в санях, под теплой медвежьей полостью, подбитой зеленым сукном, он впал в сонное забытье. Убаюкивающе поскрипывали полозья. Звездными иго­лочками переливались синие сугробы. Холодные струй­ки приятно освежали лицо.

Макс-Эгон сам расставил охотников по номерам. Как наименее опытного, Виттига выдвинули вперед на левом фланге. В ста шагах от него расположился Роган, далее следовали Траутмансдорф, оба д'Эсте и Ро­дац. Хозяин затаился в еловом распадке, куда скорее всего могли выгнать зверя. Все участники были в тра­диционном охотничьем наряде: зеленая куртка с корич­невыми отворотами, гольфы и шляпа с петушиным пером.

Принц выпустил ракету, высоко взметнувшуюся над кромешной грядой букового леса, и протрубил в рожок. Не успел растаять дымный извилистый след, как донес­ся лай спущенной своры.

Загонщики, загодя обложившие дичь, шли прями­ком на засаду.

Спасти оленя могло разве что чудо. Макс-Эгон, Родац и Траутмансдорф не знали промаха.

Красавца быка удалось завалить с третьего выст­рела.

- Восьмилеток,- довольно улыбнулся принц Гогенлоэ, сосчитав ответвления тяжелых рогов.

Поджаренную в муке печень попробовали прямо "на крови", согласно неписаным традициям благород­ной забавы. По кругу пошли фляги с боровичкой и коньяком.

Повар не успевал подбрасывать хворост. Костер трещал, взвиваясь искристым роем к верхушкам елей.

Ветер постоянно менялся, и пахнущий можжевельни­ком дым слегка пощипывал глаза. В закопченном кот­ле тяжело побулькивало гороховое варево. Борзые растаскивали дымящуюся требуху по окровавленному снегу.

- В самый раз успели,- граф Траутмансдорф смахнул снежинки с бровей.- Того и гляди, закрутит метель. Может, поедем?

Переложив флягу в левую руку, Гогенлоэ зачерп­нул черпаком и, выждав, пока остынет, попробовал густой суп.

- Добавь копченой грудинки,- приказал он пова­ру и, сделав капитальный глоток, передал флягу Траут- мансдорфу.

Граф покорно приложился.

Виттиг в свой черед молча проглотил порцию и откромсал ломтик печенки. Есть хотелось до умопом­рачения.

Пока вырезали пули да рядили, какая из них ока­залась смертельной, окончательно рассвело. Резко уси­лился ветер.

Наконец принц нашел, что горох разварился в са­мую меру. Хмурый толстяк в переднике, надетом по­верх егерьской куртки, роздал сухие хлебцы. Обжигаясь и торопясь, хлебали алюминиевыми ложками из сол­датских мисок.

Чтобы не озябнуть, журналист налег на коньяк. Хмель не брал на холоду. Только давило в затылке и поламывало в висках. Не принимая участия в азарт­ном споре - лично ему даже выстрелить не довелось,- он залез под полость и закрыл глаза.

Почетный приз - голова с рогами - достался Родацу, и в честь героя дня прокричали троекратное: "Хох!" Чаши с объятым синим пламенем пуншем увен­чали рыцарский праздник.

Только к вечеру следующего дня Виттиг и Траутман­сдорф смогли заняться делами. Благо их комнаты находились рядом, о чем своевременно позаботился принц.

- Группенфюрер Гейдрих просил передать вам самый теплый привет,- советник включил "Телефункен" и настроился на Берлин.- Он очень к вам рас­положен, Карл.

- Благодарю, граф. Я чрезвычайно польщен вни­манием группенфюрера.

- От нас ждут конструктивных идей. Как по- вашему, что бы могло катапультировать чехов из до­говора?

- Катапультировать? - переспросил журналист, словно прислушиваясь к звучанию слова.- Ориги­нально... Не знаю, что и сказать. Прага пребывает в эйфории. Особенно теперь, когда русские набирают темп. Я уже докладывал вам, что визит Уборевича про­ходит на волне сплошного восторга. Генерал Фиала во всем идет ему навстречу. Они посетили заводы "Шко­да", побывали на артполигоне. Мои друзья из раз­ведслужбы МИДа считают, что заказы последуют без промедления. Вы же понимаете, что это значит: двухсотпятимиллиметровые орудия, трехсотдесятимиллиметровые гаубицы, зенитки, минометы. Про лучшие в мире авиамоторы я уже не говорю.

Назад Дальше