Возносясь духом к заснеженным пикам Гималаев, излучением третьего глаза проницая чертоги Вальхалы, он терял ощущение реальности. Где "орден" и где "государство"? Где Генрих Гиммлер и где Генрих Второй?
Из состояния самогипноза, обычно кончавшегося упадком сил и приступами слезливости, его, как всегда, вывел Кестнер.
Пока длился сеанс лечебного массажа, Гейдрих дожидался в приемной.
- Арестован мелкий шантажист Отто Шмидт,- избегая благостно-просветленных глаз шефа, он с места в карьер перешел к делу. Холодно, лично незаинтересованно, буднично.- Здесь собственноручно подписанный им протокол допроса. Дело ведет Иозеф Мейзингер.
- Помню,- Гиммлера клонило ко сну, и он не сразу ухватил суть.- У него волчья хватка.
- Мейзингер дело знает,- подтвердил Гейдрих.- Речь идет о генерал-полковнике Фриче,- на всякий случай напомнил он.- И других весьма влиятельных лицах.
Гиммлер сменил пенсне на очки для чтения. Показания Шмидта уличали Фрича в пристрастии к гомосексуальным забавам. Кроме него назывались имена статс-секретаря Функа, полицай-президента Потсдама, штандартенфюрера фон Веделя, графа фон Гольтца и прочих высокопоставленных персон.
- Это бомба, Гейдрих! - рейхсфюрер отложил протокол.- Прежде чем что-то предпринимать, следует хорошенько подумать.
- Понимаю. Именно поэтому я и решился обратиться к вам за советом.
- Кто этот Шмидт?
- Личность известная. Специализировался на деликатном шантаже, дважды судим. Действует, как правило, в одиночку, терпелив. Может годами вести слежку, пока не наберет достаточно материала. Само собой, набирает жирных котов, с кого можно содрать побольше.
- Его что, подкупили? Или, может быть, силой заставили дать показания?
- Не думаю, рейхсфюрер,- Гейдрих оставил себе путь для отступления.- Задержание связано совсем с другим делом, но поскольку парень значится в картотеке, Мейзингер попутно размотал остальное. Впрочем я специально не интересовался.
- И совершенно напрасно. На очной ставке он может от всего отпереться, и вы,- Гиммлер выделил обращение,- окажетесь в пиковом положении.
- До очной ставки еще далеко.
- Нужна стопроцентная гарантия. Работа, согласитесь, грубая. Случайное знакомство, ночью... С педерастами, конечно, бывает и не такое, но... Как, например, Шмидт узнал, что человек на вокзале в Ванзее генерал? Приметы - темное пальто с бобровым воротником и белый шарф - указывают на штатского. Не так ли?.. Откуда тогда столь подозрительная осведомленность - генерал, и именно Фрич?.. Тут, правда, говорится об удостоверении, но, положа руку на сердце, это шито белыми нитками. Вы и сами прекрасно видите. С какой целью станет генерал-полковник барон фон Фрич показывать служебное удостоверение какому-то сомнительному типу? И где? На темном перроне. Или он специально подошел к фонарю? Не рассказывайте сказки, любезный Гейдрих. С этим Шмидтом нужно еще работать и работать.
- Понимаю, рейхсфюрер. Делом занимается гестапо, где я не имею права приказывать.
- Пока,- насмешливо бросил Гиммлер.- Не прибедняйтесь. Когда вам нужно, вы делаете все, что хотите.
- Лишнее доказательство, что не я был инициатором. Слабости следствия налицо, и я бы никогда не рискнул прийти к вам с сырым материалом. Но есть одно обстоятельство,- Гейдрих помолчал, изображая внутреннее борение, и, словно решившись на крайнюю меру, полез в портфель.- Я знаю, что это покажется не совсем убедительным, но ничего не поделаешь... От нашего источника получены сведения о конфиденциальном разговоре между Фричем, Боком и Нейратом. Они намерены представить фюреру резкий меморандум в связи с намеченным вступлением в Рейнскую зону. Фрич назвал это опасным блефом. Доводы все те же, рейхсфюрер: военное противодействие противника, к которому мы еще недостаточно подготовлены. Последнее отчасти верно,- как бы нехотя признал он.
- Войны не будет. Мы действуем наверняка.
- Я бы рад был втолковать это нашим господам. Они определенно наделали в штаны... В общем, такое вышло стечение обстоятельств.
- Звукозаписи, как я понимаю, у вас нет?
- В том-то и дело.
- Тогда подождем меморандума, иначе нас просто не поймут.- Гиммлер возвратил документы.
- Шмидта можно пока попридержать,- понимающе кивнул Гейдрих.
- На ваше усмотрение.- Гиммлеру попалась на глаза фотография стройной шатенки.- Поздравьте от моего имени хауптштурмфюрера Хагена. Я одобрил его выбор.
19
ВСЕМ НАЧАЛЬНИКАМ УНКВД
Основной задачей наших органов на сегодня является немедленное выявление и полнейший разгром до конца всех троцкистских сил, их организационных центров и связей, выявление, разоблачение и репрессирование всех троцкистов-двурушников.
Оперативная директива наркома Г. Г. Ягоды
Приехав в наркомат, Ежов быстренько проглядел выписку из материала на Голубенко: 1898 года рождения, член партии с 1918 года, член РВС Третьей Украинской армии, в декабре 1918-го - председатель повстанческого комитета в Одессе, политкомиссар 45-й стрелковой дивизии, примыкал к троцкистской оппозиции, заявил об отходе, парткомиссия по чистке постановила "считать проверенным". Далее следовал послужной список по партийно-советской линии.
Фигура не из крупных. Ничего из ряда вон выходящего. Письмо из Киева за подписью "кадровый рабочий" тоже не давало оснований, чтобы Голубенко занимался центральный аппарат.
Николай Иванович вызвал Балицкого.
- Ты чего прискакал? Не сидится на ридной батьковщине?
Балицкий присел, положив левую руку на правый рукав. Его короткие волосатые пальцы, как по клавишам, пробежались по комиссарским звездам.
"С утра, а уже дерганый",- отметил Ежов.
- Тут такое дело, товарищ секретарь ЦК,- Балицкий очистил горло.- За Николая Голубенко сразу же потупится командарм первого ранга Якир.
- Ну и что?
- У нас уже была сшибка.
- Знаю. Ну и что? - вновь с нажимом спросил Ежов.- Какое он имеет к нему отношение?.. По старой памяти, что ли?
- И по старой памяти - Сорок пятая дивизия, и вообще... дружок.
- Обжегшись на молоке, дуешь на воду?.. Чего тебя гак уж заело?
Сперва как бы нехотя, но постепенно распаляясь, Валицкий поведал о былых огорчениях, столь круто, но счастливо изменивших его судьбу. Застарелая обида все же прорвалась. Излагая обстоятельства дела начальника оперативного округа Владимира Васильевича Попова, он не удержался от жалобы:
- Белая кость, капитан царской армии, вышел из Академии Генерального штаба... Может, мы и перегнули тогда, не знаю, но устраивать из-за этого хай, беспокоить Григория Константиновича...
- Тоже участвовал в Южном походе? - прервал (ТО излияния Ежов.
- В самую точку! Своими людьми окружил себя Кона Эммануилович.
- Эка невидаль! Один он, что ли?.. Ты лучше не трожь гражданскую. Та дружба кровью спаяна. Замаскированного врага так просто не различишь.- Ежов надолго задумался. Балицкий кипятился не зря. За Якиром стояла большая сила. В армии, обкомах, украинском правительстве. С Орджоникидзе дружили домами.
На нынешнем этапе такие, как Голубенко или этот Попов, не представляли столь уж великого интереса. Если копать прошлое, то значительно глубже. Якир, Гамарник, Затонский, Картвелишвили... От бывшего Реввоенсовета Южной группы нити тянутся далеко и в разные стороны, по всем военным округам. А что с того? Мало ли кто с кем когда-то дружил? Эдак всю Красную Армию придется перетряхивать. Ковырнешь в одном месте, а откликнется, где и вовсе не ждешь. Командующий Особой Краснознаменной товарищ Блюхер тоже под Якиром ходил, а вон куда залетел: маршал! Нюх у Балицкого есть, да не по Сеньке шапка. В разные стороны прыгать готов. Не хватает терпения. Вопрос о героическом Южном походе с повестки снят, но это еще не сигнал, а выпрямление истории. Кому что положено. С дальней дистанции Варшава и Львов тоже выглядят несколько по-иному. Однако с этой стороны к маршалу Тухачевскому претензий нет. Именно с этой! История рассудит, кому остаться героем революции.
- Ты лучше скажи, сколько там у них в Киевском округе бывших троцкистов окопалось? - Ежов молодцевато выпрямился и вскинул голову, инстинктивно пытаясь возвыситься над столом. В свете указаний товарища Сталина перед ним вдруг распахнулась захватывающая дух перспектива. Все стало на удивление просто и ясно, словно с глаз спали шоры. Поинтересовавшись германскими контактами Путны, хозяин и направление задал, и концы с концами связал. Вот где настоящая диалектика! Сразу и в корень.
Во-первых, Путна - троцкист, во-вторых, с двадцать девятого года работал в Берлине военным атташе. Мог и с Седовым встречаться, и с самим Троцким. О том, как мог оказаться в Берлине Троцкий, томившийся на острове Принкипо под обзором всего Истанбула, Николай Иванович нимало не задумался. Детали подберутся, важна магистральная идея. И она определенно выстраивалась. Сейчас Путна в Париже вместе с Тухачевским и Уборевичем. Обратно поедут опять-таки через Берлин. Вон он, главный-то узел! При чем тут Николай Голубенко? Не потянет он рядом с комкором, мелковат. Чует, чует Балицкий зверя, но не знает, с какой стороны ухватиться. Оттого и осторожничает, ходит кругами.
От такого внезапного прояснения приятно захолонуло внутри. Словно после освежающей мятной лепешки.
- Ну, чего мнешься? - почти ласково подбодрил Ежов.
- Оторвался немного, Николай Иванович, за эти годы, не знаю, кто, где... Самых главных, конечно, помню: Дмитрий Шмидт, Юрий Саблин, пожалуй...
- Чего ты их все по именам кличешь, будто артистов каких или писателей? - Ежов записал фамилии. Шмидта он взял на заметку еще в КПК, и Люшков, который с двадцать седьмого года сидел на троцкистах, поминал его тихим словом.
- Да как-то так,- смешался Балицкий.- По привычке. Как-никак революционеры.
- А ты отвыкай "как-никак". Они люди военные, у них звания есть.
- Командир Восьмой отдельной танковой бригады комдив Шмидт и комендант укрепрайона комдив Саблин,- поправился Балицкий.
- Командир бригады ходит в комдивах? Шикарно!
- Как же! - встрепенулся Балицкий.- Учли боевые заслуги. Член партии с пятнадцатого года, два ордена Красного Знамени, первый орден за номером тридцать пять.
- Запомнил, однако.
- Еще бы не запомнить! Все командиры танковых бригад и даже стрелковых дивизий - комбриги, а этот... Грудью за Троцкого встал на Пятнадцатом съезде. Вот и оценили по достоинству. Криворучко опять же ком- кора присвоили, тогда как другие командиры корпусов по два ромба имеют.
- Тоже примыкал?
- Говорили, сочувствовал... Иона Эммануилович в нем души не чает.
- Говорили?
- Не помню, Николай Иванович, право слово, оторвался и вообще голова закручена. Делов невпроворот.
- Дубовой теперь где, в Харькове?
- Так точно, командует округом. Он тогда вместе с Якиром в Москву нагрянул,- подсказал Балицкий.- На его место прибыл комкор Тимошенко.
- Иди работай. Я подумаю насчет Голубенко,- сказал Ежов, поставив мысленно точку: хорошенько приглядеться и брать.
Ситуация со Шмидтом тоже не вызывала сомнений. Он не только голосовал за Троцкого, но посмел поднять хвост на самого товарища Сталина. Более чем достаточно. Короче, Шмидт кругло вписывался в процесс. Остальное - дело техники. На Саблина и Криворучко у Балицкого ничего нет. Обозлен за тот случай, и только. Сводит личные счеты. Ничего, пока достаточно Шмидта и Голубенко. Пусть сперва дадут показания, а там потянется.
Якир скорее всего встанет на дыбы, но тем хуже для Якира. Он уже успел достаточно накуролесить. Стычка с Балицким - Николай Иванович знал это почти наверняка - не вызвала сильной реакции, но обращения к Орджоникидзе хозяин не простил. И ведь Иону Эммануиловича предостерегали, отговаривали, но не послушал, полез.
А его выступление на Военном совете после прошлогодних маневров? Маневры прошли превосходно, казалось бы, живи и радуйся, но он опять ухитрился напортить. Видимо, чувствовал себя героем дня, которому все дозволено, и прямо-таки паясничал на трибуне...
Разговор с Балицким вызвал сложное ощущение. Не выпуская Шмидта из памяти, Ежов почему-то не сопоставлял его лично с Якиром, но звенья замкнулись, тяжким грузом упав на внутренние, напряженно подрагивающие весы, и стрелка качнулась.
Неблагополучно в округе - это факт. Тимошенко не случайно послали. Его и Ворошилов поддерживает. Чисто по-человечески Ежов совсем неплохо относился к командующему КВО, но сейчас, когда пересеклось и закруглилось столько разнородных орбит, он почувствовал раздражение. Словно Якир намеренно подвел его в чем- то очень важном и глубоко личном, не оправдал доверия.
Член ЦК, член Политбюро КП(б)У, член Военного совета, трижды орденоносец! Особняк на Кирова в Киеве, шикарная квартира в доме Военведа на Арбате, и здесь, и там дачи - чего ему не хватало? Захотел поехать на лечение в Австрию - пожалуйста, всюду почет и уважение. И ведь не дворянин, вроде иных, сын провизора.
Не за себя обидно, за Иосифа Виссарионовича.
Ежов словно взглянул на все его проникающими до самого донышка зрачками, и перед ним обнажилась потаенная суть вещей. Слова, скрывающие поступки, и тайные устремления, проскальзывающие в словах, обрели внутреннюю сопричастность, органичную соединенность. Так возникает в зеленой рамке рентгеновского аппарата оконтуренная дымкой плоти грудная клетка и корни дрожащих легких за ней.
"Молодой командир - ключевая фигура в армии,- говорил Якир на Военном совете.- Слово "лейтенант" должно звучать гордо. Поднять это звание надо на такую высоту, чтобы каждая советская девушка стремилась стать женой лейтенанта. Путь к маршальской звезде начинается с двух кубиков. Не всякий лейтенант становится маршалом, но всякий маршал начинает с лейтенанта".
Военный совет не цирк, а командарм не коверный, жаждущий сорвать аплодисменты и смех. До сих пор в Советской стране гордо звучало слово человек, а не лейтенант. От грубой лести по адресу неоперившейся молодежи попахивает рецидивом троцкизма. Если не хуже. Впав в раж, Якир договорился до того, что начал хвалить царские порядки:
"Раньше судьбу полковника мог решить один царь, а чем плох наш советский полковник?" - спросил на радость скрытым врагам и не постеснялся внести дикое предложение, чтобы без санкции наркома никто не мог ни арестовать высшего командира, ни переместить.
Чего он хотел достичь такой демагогией? Поднять авторитет наркома, ублажить, так сказать? Климент Ефремович обласкал его за маневры, объявил благодарность... А если цель совершенно иная? Далеко идущая цель?
Вот и думай теперь, кого он стремился заранее уберечь? Какие кадры спасал наперед?
Прояснились тайные корешки, и совсем иная нарисовалась картина.
Работу - мысль, казалось, обрела второе дыхание - нарушил порученец. Фельдъегерь из "Правды" доставил корректуру со статьей Фриновского.
Ежов внимательно прочитал свежие, пахнущие краской столбцы. Последний абзац содержал здравицу в честь славного сталинского наркома внутренних дел СССР и генерального комиссара государственной безопасности Г. Г. Ягоды.
- Отнесите Фриновскому,- сказал он, собрав со стола бумаги.- Я поехал в ЦК.
Начальник погрануправления поразился оперативности редакции. Обещанная "болванка", в которой ему не принадлежало ни строчки, на поверку оказалась вполне законченным материалом. Написано было гладко и, наверное, правильно с агитационно-пропагандистских позиций. Душевный подъем приглушил мутноватое чувство опаски. Да и выбора не было. Не найдя, к чему придраться, Фриновский подписал, ничего не вычеркнув и ничего не добавив.
20
Новое издание книги тов. Л . П. Берия
...Книга сделана с большой любовью и тщательностью, отпечатана прекрасным шрифтом на хорошей бу маге производства Красногорской бумажной фабрики и снабжена большим количеством иллюстраций... Нельзя без волнения смотреть на снимок - "Товарищ Сталин в группе арестованных в Кутаисской тюрьме"... В каждой мелочи полиграфического оформления книги тов. Берия видна подлинная забота Партиздата о читателях.
"Правда", 25 февраля 1936 г.
Военно-фашистский заговор в Токио
...Убиты японский премьер-министр Окада, министр финансов Такахаси, бывший премьер Саито и другие.
"Правда", 27 февраля 1936 г.
Французская палата депутатов одобрила ратификацию франко-советского договора 353 голосами против 164.
"Правда", 28 февраля 1936 г.
Колоссальное темно-серое здание, выстроенное на Берсеневской набережной Москвы-реки в 1931 году, замышлялось, наверное, как образец коммунистического быта. Тут находились свои магазины, кинотеатр и клуб; в просторном дворе было где разгуляться подрастающей детворе. В домовой кухне готовили вкусные обеды, и многие жильцы с превеликой охотой забирали их в скрепленных длинной ручкой судках. Перед лифтом сидели вежливые дежурные, дворники в белых фартуках с раннего утра и до позднего вечера посыпали песком скольжину, чистили крыши, а с наступлением весны мели и поливали из черного шланга асфальт. Малышей водили строгие воспитательницы. Велосипедисты и няни с колясками могли без опаски разминуться с въезжавшими под высокие арки машинами.
Казалось бы, пустяк, но и его предусмотрели заботливые архитекторы. Черные "фордики" и шикарные "линкольны" с застывшей в полете никелированной гончей подкатывали к подъездам и днем и ночью. Дом - первая ласточка голубых городов будущего - был предназначен для большого начальства. Сюда из разных концов Москвы, и не только Москвы, перебрались наркомы, ответственные работники Центрального Комитета, военачальники, дипломаты. Кое-кто выехал из кремлевских квартир. Во дворцах за зубчатой стеной остались жить только самые избранные, вожди и такие знаменитые люди, как товарищ Бухарин или товарищ Радек, все еще занимавшие достаточно высокие посты. Вся Москва с Полным на то основанием называла внушительную громаду "домом правительства". В сущности, только мост отделял его от Кремля.
Окна квартиры Тухачевских - маршал жил с мамой, женой Ниной Евгеньевной и дочкой Светланой - смотрели на Троицкую башню. Света гордилась таким замечательным видом: красавица река, каменный мост, купола соборов и будка охраны по правую сторону от ворот.
О результатах голосования Тухачевский узнал ночью от Максима Максимовича.
- Поздравляю,- голос в потрескивающей мембране звучал удаленно, словно с другого конца земли.- Здесь есть и ваша заслуга. Я только что говорил с товарищем Сталиным.
- Ну и как?! - тесно прижавшись к трубке, спросил Тухачевский.
- Бесспорно, это крупное достижение, но главная борьба впереди.- Литвинов, казалось, не понял вопроса.- Понадобятся значительные усилия, чтобы каждая статья договора нашла конкретное воплощение. Обстановка сложная. Сто шестьдесят четыре депутата проголосовали против. Вместе с сотней воздержавшихся это составляет почти половину. Вы же понимаете, какие бои нам предстоят?