Вчера садили картофель на участках земли, отведенных военнослужащим. Чудесно в поле! Ходил с чайником к речке, долго сидел там, вглядываясь в ее прозрачные воды и прислушиваясь к их журчанию.
Сегодня стоит жуткий день. Метет песчаная метель. Воздух над Читой совершенно желтый. Ветер свистит с дикой силой.
26 мая Наблюдал, как отражается закат на стеклах окон. Они сделались ярко-багровые, пылающие, потом тон побледнел, остались лишь пятка, они пожелтели и исчезли. Только на одном окне багровое пятно держалось почти до наступления сумерек.
7 июня
6 июня будет памятным днем. Вечером в 10 часов (по-читински) послышались позывные Москвы. Настройка продолжалась дольше обычного. Потом раздался знакомый голос Левитана: "Слушайте важное сообщение".
Я был в коридоре. Иннокентий Луговской крикнул меня, я вбежал в комнату секретаря, и сердце мое забилось взволнованно: сообщалось о высадке союзных армий в Северной Франции.
В час ночи вновь слушал радио. Утром седьмого июня в 7 часов 30 минут были уже новые сообщения.
Итак, битва на Западе началась. Воспринимаю ее как важный этап войны, который ускорит нашу победу. Суждено ли увидеть все это?
13 июня Возвращаюсь к мысли о написании "Байкальской повести".
18 июня
Приехали на свои картофельные участки в подсобное хозяйство военторга.
Утро. Солнце только еще начинает пригревать. Тишина. Потом вдруг тополевые листы начинают негромко перешептываться. В травах поют птички. Пытаюсь воспроизвести их голоса, но это немыслимо. В языке человека нет такого сочетания звуков. Вокруг зелень и блаженная тишина.
Ехал с гадким настроением, а вот оказался с глазу на глаз с природой и стал спокоен, все забыл, мелочное улеглось, и наступило состояние великой и непередаваемой связи со всем этим вечным миром.
Поистине человек - сын земли!
Возвращались с полей. Навстречу подвода с женщинами. Увидев нас, они, озорно поблескивая глазами, запели частушки, что называется, "на злобу дня". Успел запомнить только три:
Вы военны, вы военны,
Что вы воду мутите,
У вас дома дети, жены,
А вы с бабам крутите.
Ты военный, ты военный
Ты военный молодой.
Ты на западе женатый,
На востоке холостой.
Не за то тебя люблю,
Что ты звезды носишь,
А за то тебя люблю,
Что паек приносишь.
21 июня
Завтра три года войны. Помню, когда она началась, я подумал, что она продлится не менее трех лет. Вокруг были куда более оптимистические предположения!
Начинается год четвертый:
…иногда думается: живу, а мог бы уже не существовать, как многие… И это есть счастье, о котором не следует забывать. С напряжением жду новых событий.
Вспоминаю 1941 год, 22 июня.
Колпашево. Опытная сельскохозяйственная станция. Хожу по берегу, жду заведующего школой, агрономов, которые ушли на заготовку леса для клуба.
Вдруг подходит незнакомый мужчина, подходит откуда-то из кустов, неслышно.
- Как думаешь, товаришшок, недели за две разобьем? - Голос бодрый, улыбка так и сияет на молодом бородатом лице.
- Кого разобьем?
- Гитлера. Напал. А ты что, не слышал?
Срочно вернулся в Колпашево. Там попал на митинг. Ночью с трудом втиснулся на пароход, плывущий в Томск.
Так началась для меня новая жизнь Родины.
22 июня По всему Забайкалью стоит невыносимый зной. Небо прозрачно до рези в глазах. Листья повисли и не шевелятся. Сегодня уезжаю на учения.
23 июня
Ночью приехали в военный городок. В сумраке фонарь на паровозе казался гигантским желтым глазом чудовища. Дома военного поселка, пустующие и темные (семьи вывезены в тыл в первые дни войны), напоминают покинутый замок. В сумраке большое становится значительно внушительнее, чем при свете.
Долго сидели на лавочке у штаба. Было очень тихо. Из степи не доносилось ни одного звука. Степь беднее лесистых мест, в которых и ночью не перестают перекликаться бессонные птахи.
Рано утром слушал радио. Окружен Шербур. Наши двигаются по Финляндии. Идут дни, идут события.
В комнате № 19 получили инструктаж. Учение большое и по задачам сложное: преодоление системы обороны противника и выход на тактический простор. В центре "игры" дивизия и приданные ей подразделения и средства усиления.
Разъехались в различные районы. Я наблюдал "штурм" укрепленной полосы пехотой, под прикрытием танков. Все выглядело почти "по правде". Был даже организован огонь, естественно, шумовой, для психологического эффекта. Учение не затихло и ночью.
Думалось: ну что ж, посмотрим, как будет на самом деле, когда пробьет наш час здесь, на Востоке.
24 июня
Погода круто переломилась. Пасмурно, небо в тучах, свистит ветер. Не верится, что всего лишь сутки назад земля и люди изнывали от зноя.
Поступил приказ в подразделения: беречь солдат от простуды, не допускать на привалах сна на голой земле. Вот она, матушка-Сибирь, какие коленца выкидывает!
В штаб вернулся утром. Тяжко было переносить этот день: без сна, без горячей пищи, в состоянии крайней усталости.
Одно утешение: все проходит, пройдет и этот трудный день.
27 июня
Все еще на полях учения. Ночью и утром наблюдал захват сопки с участием пехоты и танков. Сопка была изрезана траншеями, надолбами и прочими видами современных укреплений. Потребовалось большое умение, чтобы достигнуть вершины. "Захват" длился всю ночь и утро.
"Забайкальская академия"! Сколько тут за годы войны обучилось людей умению владеть оружием.
После учения днем подразделения прошли под оркестр торжественным маршем. Хотя кругом была безлюдная степь и голые сопки, марш выглядел духоподъемным и волнующим.
Развертывается неохватная битва за Белоруссию. Силы трех фронтов участвуют в этом историческом сражении. Гордость овладевает душой за нашу Красную Армию.
20 июля
Сегодня исполнилось три года моей службы в армии.
В 1941 году в этот день мы уезжали из Иркутска. Было воскресенье.
Накануне мне принесли из горвоенкомата повестку. Принесли ее в отделение Союза писателей. А я был дома. Придя в Союз, узнал, что ко мне пошли на квартиру. Я бросился домой, но по пути заскочил в издательство к И.И. Молчанову-Сибирскому. Его не застал: он уже ушел в военкомат.
Повестка лежала у меня на столе. Жены не оказалось. Она была на занятиях по ПВХО (противовоздушно-химическая оборона) во Дворце пионеров.
Вызвал ее с занятий, сообщил новость. Она не удивилась. Мы ждали этого со дня на день, с часу на час. В газете "Восточно-Сибирская правда" в первые же дни войны было опубликовано коллективное заявление иркутских писателей, объявлявших себя добровольцами Красной Армии.
По дороге в военкомат встретил К. Седых. Он уже возвращался из военкомата.
В военкомате было людно, но все говорили почему-то вполголоса. Тут встретил И.И. Молчанова-Сибирского и И.С. Луговского.
После короткого разговора с работником военкомата мы ушли по домам.
В воскресенье днем вновь ходили в военкомат за получением документов. Со мной была жена. На обратной дороге нас прихватил ливень, и мы пережидали его на парадном крылечке какого-то старого дома.
Уезжали вечером, моросил дождь. Иркутск был уже затемнен, и на станции, в толпе мы с трудом отыскали друг друга.
Вагон наш был забит людьми до отказа. Многие были в изрядном подпитии.
Прощались надолго. Несмотря на разлуку, настроение было возбужденным и, более того, тихо восторженным. По крайней мере так чувствовал я себя.
Ехали убежденные, что война с Японией на Востоке неизбежна, и в самое ближайшее время.
Ехали с мыслью и желанием защищать Родину на востоке, к чему готовились несколько лет.
Прильнув к окнам, долго смотрел сквозь темноту на строения Иркутска, на Ангару, плескавшуюся у колес вагона.
Прошло три года, сколько же еще суждено мне носить шинель?
22 июля
Сегодня исполнилось три года со дня прибытия в Читу.
Очень хорошо помню этот день. Приехали в 9 часов утра. Было ясное, но не жаркое утро.
И.И. Молчанов-Сибирский, как старший нашей команды, построил нас, и мы двинулись по улице города, занесенной местами чистым желтым песком. Где-то вдали грохотал репродуктор, передавая какие-то тревожные вести. Доносились лишь отдельные слова: "упорные бои", "оставили", "продолжают", "сопротивление"…
Днем во дворе редакции газеты "На боевом посту" с нами встретился редактор М.Ф. Мельянцев. Он куда-то торопился, картавя, сказал:
- Забайкальский военный округ преобразован в Забайкальский фронт. Все развертывается по фронтовым нормам. И редакция наша также. Будем готовить резервы на Запад и одновременно защищать Восток. Обстановка на границе сложная. Японцы продолжают стягивать силы. - И неожиданно закончил: - Желаю успешной службы!
Под вечер здесь же, во дворе, нам выдали обмундирование. Все было свежее. Пахло залежью и дегтем.
Вечером мылись в бане. А потом, сбившись в кузове грузовика, по затемненной Чите пробирались к поезду-редакции, который стоял на запасном пути у подножия большой горы, за Читинкой.
Постелей не было. Спали на голых полках. Ночью слышал, как кто-то тихо, сдерживаясь, всхлипывал. Так и не узнал кто.
25 июля
Приехал в Улан-Удэ. Здесь проходит конференция бурятских писателей. Много гостей из других городов: из Иркутска, Красноярска и Хабаровска.
Из Москвы приехала Надежда Чертова, из Иркутска - Агния Кузнецова, избранная вскоре после нашего ухода в армию ответственным секретарем областного отделения Союза советских писателей.
Три дня жил в кругу литературных интересов. Встречи и беседы с Хоца Намсараевым, Н. Балдано, Жамсо Тумуновым и другими литераторами.
Очень много радостных минут в эти дни. На фронте великие события: сегодня наши взяли Львов, Станислав, Белосток, Двинск, Шяуляй.
31 июля Утром вместе с Молчановым и Луговским ходил в мастерскую бурятского художника Сампилова. Много прекрасных работ. Мастер великолепно владеет цветом. Восхитительны животные, живописны долины. Потянуло на простор, в тайгу, на отцовский стан на Чичкаюле.
24 августа
День исключительных событий. (Точнее, ночь.) В комнате под сводами пили чай, разговаривали. Приближалось уже утро. Вдруг захрипел репродуктор и послышались позывные Москвы. Левитан торжественно возвестил о взятии нашими войсками одного из городов Румынии. Затем последовало: "Новое важное сообщение". Наши войска взяли Аккерман.
В шесть часов утра Москва передала новый приказ Верховного Главнокомандующего о взятии нашими войсками Демблицы, одного из городов Польши.
В седьмом часу И.И. Молчанов ушел звонить в Иркутск. Я забылся. Вскочил от его возгласа:
- Товарищи, Париж освобожден!
В какое время живем!
28 августа
Вышла из войны Румыния, наши войска движутся к Болгарии.
Так меняются обстоятельства!
31 августа
Проводили сегодня в Монголию на работу в "Героической красноармейской" И.И. Молчанова-Сибирского.
Очевидно, наша разлука с ним была бы горше, если б не моя предстоящая поездка туда.
Все-таки более трех лет прожили вместе.
1 сентября
Сегодня ночью (в ночь на 1/IX) услышал сквозь сон позывные Москвы. Потом торжественно Левитан сообщил, что наши войска вошли в Бухарест.
Мы так уже привыкли к грандиозным событиям, что все это теперь кажется обычным.
6 сентября.
В воскресенье в 8 часов вечера приехал к месту назначения. На станции меня встретили Юдин и Молчанов.
Вечером долго сидели у Юдина, разговаривали о событиях, о жизни, о будущем. Было светло, уютно, и не верилось, что за стеной безбрежная степь и океан ветра.
Вчера произошли новые и далеко идущие события: вышла из войны Финляндия. Союзники сегодня вошли в Люксембург и Голландию.
Днем в кабинете Юдина Ячменев, Молчанов и я стояли у карты и строили свои предположения и догадки о том, как будут развертываться события у нас на Востоке.
После обеда с Ив. Ив. пошли на берег реки. На песке пригрелись и уснули. Проснулись от дружного дождя, поливавшего нас.
Вечером в Доме Красной Армии выступал с докладом о советской литературе в годы Великой Отечественной войны.
7 сентября
Монголия. Лежим с Иваном Ивановичем в степи. Устали ужасно. Целый день ходили по подразделениям Н-ской дивизии. Идет отработка тактики наступления. Давно ли отрабатывали только оборону? Приближается наш час!
Степь безбрежна. Небо в барашковых тучках. Вокруг то и дело снуют по проторенным тропкам серые лупоглазые мыши.
Говорили о литературе, вспоминали пережитое. Особенно памятно одно событие.
23 августа 1941 года нас вызвал к себе в кабинет ответственный редактор:
- Срочно отправляйтесь в Политуправление, вы включены в оперативную группу. В ночь отъезд на передовую.
Чуть не бегом кинулись мы в Политуправление. Здесь все уже были в сборе.
- Получено предупреждение Ставки Верховного Главнокомандующего, - сказал дивизионный комиссар В.К. Шманенко, - о возможности выступления Японии в ночь на 25 августа. Все приведено в готовность. Ваша группа должна выехать сегодня в войска, на переднюю линию для обеспечения политической работы.
Из Политуправления побежали на склад. Получили здесь личное оружие, противогазы БС, плащ-палатки, двухсуточный сухой паек.
Ночью, в кромешной тьме выехали спецпоездом на "Маньчжурку".
В районе какой-то станции остановка. Здесь нас разбросали по частям первой линии. И.И. Молчанов поехал в укрепрайон. Меня помчал грузовик на стык трех границ - советской, монгольской, маньчжурской - в артиллерийский полк. На всякий случай простились.
Незабываема ночь на 25 августа! Провел ее на КП полка. Напряжение невыразимое. Минуты изнурительны. Хочется лишь одного: скорее бы!
Ночь стоит уже по-настоящему осенняя. Свистит ветер, но сквозь этот свист ухо улавливает все посторонние звуки. Вот где-то в тылу полка проехала, поскрипывая песком, автомашина, потом донесся цокот копыт. Беспрерывно попискивает телефон. Из дивизионов и с передовых постов докладывают обстановку.
- Ничего не замечено… Так… Усильте наблюдение… Ничего не замечено… Так… Усильте наблюдение… - Командир полка повторяет слова донесений, чтоб окружившие его столик командиры знали, что происходит.
А ночь между тем течет неостановимо. Взглядываю на часы со светящимся циферблатом: один час 30 минут, два часа тридцать…
Вдруг где-то в тылу раздается взрыв. Командир полка бросает трубку, вытягивается, на темном лице, чуть подсвеченном тусклой лампочкой, недоумение.
- Проникла, обошли… - В тишине повисает чей-то растерянный голос.
Командир полка мотает головой.
- Взрыв странный. Узнать!
Адъютант бросается в темноту ночи, но вскоре возвращается. Не один. С ним еще человек в плащ-накидке.
- Усильте наблюдение! - повторяет в трубку командир полка, а сам вопросительно смотрит на вошедших.
- Взрывпакеты взорвались. Причина неизвестна, - докладывает командир в плащ-накидке.
И тут командир полка не выдерживает, кричит:
- Как неизвестна! Вы что, не понимаете: нападение японцев провоцируют! Обшарить каждую щель! Предупредить соседей. Диверсанты у нас в тылу! Диверсанты!
Командир в плащ-накидке козыряет, выскакивает с КП. За ним выбегают еще несколько человек. Слышится в темноте топот их ног. А ночь между тем истекает, начинает светлеть небо, слабеет ветер.
Когда окончательно рассвело, командир полка устало сказал:
- Теперь не начнут. По Халхин-Голу знаю. Большие любители ночного боя.
Трое суток продолжалось это изнуряющее нервы ожидание выступления японцев.
8 сентября
Все еще Монголия. Были с Молчановым у зенитчиков. Трудная жизнь. Сутками не отрываясь смотрят в небо. Несколько дней назад был перелет границы японскими самолетами. Сделали круг над позициями и ушли назад.
Зенитчикам категорический приказ - огня не открывать. Еще не пробил час.
Освобождение Франции от гитлеризма несет японцам еще одного серьезного противника. Франция будет бороться за свои интересы в Индокитае.
23 сентября
В Чите. Стоят чудные дни "бабьего лета". Так лучисто, ласково светит солнце, что невольно думаешь: не вернулось ли лето? Не произошел ли какой-то сбой в механизме Вселенной? Сопки вокруг Читы пестры, как бухарские ковры.
Был на междугородной, разговаривал с Иркутском. Возвращаясь, слышал, как над Читой проносились косяки гусей. Свист их крыльев навевает тоску. Небо было в звездах, по временам звезды гасли - это летящие птицы закрывали их своими крыльями.
Ночью передали сообщение: наши войска вступили в Таллинн. Вспомнил письмо от брата Ивана: "От Нарвы пробиваемся к побережью. Огрызаются. Выходили на прямую наводку". Уцелел ли?
26 сентября Чита. Осень, совсем на дворе осень. После пасмурной погоды вызвездило. Прозрачно кругом. Сопки, окружающие Читу, разрядились во все цвета. Тополь у нас под окном редакции стал вовсе золотым.
27 сентября
Будучи в Монголии, записал с натуры картину пейзажа. На память. А может быть, где-нибудь и когда-нибудь пригодится.
Ослепляюще сияет сентябрьское солнце. В полдень, когда оно поднимается в зенит, воздух становится до того горячим, что его прикосновение ощущаешь кожей.
Небо прозрачно, и голубые оттенки, которыми подернуто оно, нежней, чем незабудки. Степь, испещренная лентами дорог, томится, тихо плещется розовое марево.
Но вот всколыхнулось степное безмолвие, ветер со свистом взметнул с обнаженных бугорков яркое облачко песчаной пыли и понес его к горизонту.
Из безбрежных просторов повеяло холодком, поблекла вмиг синева, и на зеленой равнине явно обозначились желтеющие пятна. Потом высоко над землей с широким росчерком крыльев в строгом курсе на юг проплыли треугольники гусей. Это еще не отлет, но призывно прозвучали в степи возгласы вожака. Так в сияние почти летнего дня ворвались звуки осени.
24 сентября
Мы были поставлены здесь, на Дальнем Востоке, затем, чтобы враг не нанес Родине удара в спину. Мы были в постоянной готовности отразить удар. С 1 октября (а то и раньше) до 1 мая (если не было заморозков позже) мы днем и ночью подогревали моторы самолетов и танков. Морозные и вьюжные зимы 1941 и 1942 годов мы пролежали в окопах, не снимая рук с оружия. Мы были бдительны до предела, и враг это знал. Его беспрерывные провокации, которых не счесть, закалили нашу волю. Теперь враг притих, он уже опасается играть огнем. Зато мы можем спокойно и мужественно смотреть врагу в лицо.
О нас не писали в сводках, но в этом великом стоянии были свои герои, и подвиг их не стал меньше оттого, что они безвестны.
1 октября
Хочется прожить сто лет! Временами берусь подсчитывать, в 1951 году - мне будет 40, в 61-м - 50, в 71-м - 60, в 81-м - 70. Но это еще не предел.