Физическая усталость, которая грузом лежит на мне, - это от напряжения и неустроенности жизни. Зато духовно никогда не ощущал тяжести жизни.
20 октября
Удалось поработать над романом. От того, что живу в атмосфере героев, состояние неизбывной удовлетворенности. Порой не верится, что есть Чита, служба, ночные бдения и бесконечные поездки по степным просторам.
Хорошо ощущать свою власть над материалом. Во всем этом есть что-то от волшебства.
22 октября Роман "Московский тракт". Какая дивная тема и какое обилие материала!
24 октября Наши войска под командованием генерала армии Черняховского вторглись в Восточную Пруссию. Радуюсь, радуюсь, радуюсь!
16 ноября
Проводил И.И. Молчанова в Монголию. Чувствовал, что уезжать ему было тяжко. Ведь для него война началась еще с Халхин-Гола.
Промозглый ветер, ранние сумерки. По дороге с вокзала думал, что искусство письма состоит в умении приводить в действие самые обычные слова о самых обычных явлениях.
21 ноября
Был в ДКА на торжественном заседании памяти И.А. Крылова.
- В последние дни понемногу пишу. Видимо, поэтому бывают минуты удовлетворения.
Писать ежедневно - это как клятва.
29 ноября
Морозы. Чита лежит в тумане. Снега на улицах нет, и потому ощущение какой-то неестественности гнетет душу.
Кризисное самочувствие. Не могу писать. Сознание несовершенности своих писаний. Мысли об отсутствии одаренности. Что же делать? Утешение и отрада - роман. Берусь за него.
8 декабря Мороз. Чита вся в тумане. Сегодня - 50°.
9 декабря
Дома, в холодной комнате, в темноте лежали на своих кроватях. Я сказал И.С. Луговскому:
- Почему-то довольно часто думаю о смерти, не хочу, но думаю!
Он отозвался горячо:
- Гони эту мысль к черту! Как ни трудна жизнь, жить хорошо! Мы должны быть бесконечно благодарны природе за то, что она наградила нас жизнью. Подумай, миллиарды других веществ мира лишены этого.
Подумал. Это действительно счастье.
Разговаривал по телефону с А. Слышал в трубку, как плакала Оля, кричала: "Папу надо".
1 января 1945 года Итак, наступил еще один новый год. Каков будет этот год? Что он мне принесет? С надеждой и тревогой пытаюсь думать о предстоящих событиях.
10 января События разворачиваются вокруг Будапешта. На остальных фронтах затишье. Есть все основания думать, что тучи сгущаются перед новым ударом.
19 марта События на фронте идут в гору. Это наполняет душу радостью. Когда задумываюсь над тем, какие перспективы несет людям мир, то ощущаю, какое это будет счастье для живущих.
6 апреля
Пришел в час ночи дежурить по номеру. С полосой вхожу к редактору. Он замер перед репродуктором. Передавали сообщение о денонсации договора с Японией.
Итак, создается новая обстановка для развязывания восточных узлов.
Ночью выходил во двор редакции. Над Читой море звезд. Ветер. Редкие огоньки.
9 апреля
Вчера в одном из переулков Читы видел старуху: в черной широкой юбке, в черной плисовой кофте, в шали…
Она шла медленно, и вид у нее был строгий, как у монахини. Взглянул на нее, и все во мне взбудоражилось: встала старая Русь, как живая.
19 апреля
Сегодня исполнилось 34 года. Наступление этого дня встретил в поезде. Приехали с И.С. Луговским на границу. С полковником Разиным были на артиллерийской стрельбе.
Потом под вечер ездили на наблюдательный пункт у самой границы. Близился уже вечер, и небо было розоватым. Была хорошая видимость. Сбоку дымился Отпор, а дальше за проволокой лежал город Маньчжурия. Над линией границы тишь и спокойствие. По железной дороге прошел паровоз с двумя вагонами из Отпора в Маньчжурию. Вдоль проволочных заграждений проехали верхом пограничники. Под сиянием вечернего солнца они напомнили всадников из какого-то исторического романа о Древней Руси, прочитанного в юности. В небе плавал с величественным спокойствием орлан: для него не существует границ.
Граница. Кроме безмолвия и местами взрытой плугом земли, здесь ничто об этом не напоминает.
Стемнело. В Маньчжурии сверкнули огоньки и тут же загасли.
- Смотрите, какие японцы стали обходительные - огней не зажигают, - сказал полковник, указывая рукой за рубеж. - Недавно по всей границе ввели полное затемнение. А в 1941–1942 годах, до разгрома немцев на Курско-Орловской дуге, держали себя нагло, каждый свой гарнизон напоказ выставляли. Притихли.
24 апреля
Ночью передали, что войска Жукова с востока, а войска Конева с юга ворвались в Берлин.
Исторический день! Великое событие! А сколько стоило это? Миллионы человеческих жизней и неисчислимое горе.
3 мая
Свершилось!
Ночью радио передало сообщение о полной капитуляции берлинского гарнизона и о взятии советскими войсками Берлина.
Сообщение передали на рассвете. От расцветшего багульника, стоявшего в банке на окне, струился розовый свет.
7 мая
Уезжаем с И. Луговским на границу, на учения. Войска будут отрабатывать способы взламывания и преодоления укреплений обороны противника.
Приближается наш час!
9 мая
Приехали в воинскую часть. Рано утром торопимся с И. Луговским в столовую. Навстречу полковник Тагиров. Здоровается с нами. Он протягивает руку, говорит:
- Поздравляю с праздником!
- С каким?
- С Днем Победы. Германия полностью капитулировала.
Мы принялись горячо, со слезами радости на глазах поздравлять друг друга.
Сколько раз за эти годы каждый из нас мысленно представлял этот час! Большое счастье дожить до него!
14 мая
В городке размещен КП учений. Ежедневно возвращаемся из подразделений, справляемся о ходе учений, консультируемся по материалам газеты.
Все новые и новые эшелоны прибывают на все разъезды "Маньчжурки" с Запада. Идет стремительное накопление сил.
20 мая
Дежурю. Над Читой занимается рассвет. В стране мир. Нет больше сводок Совинформбюро и ночных приказов Верховного Главнокомандующего.
Мир!.. Но все, что совершается здесь, у нас, чревато новыми военными событиями. Надо подготовить себя ко всему, чтобы не оказаться в растерянности.
23 мая
"Забайкальцы, пробил наш час!" Такая статья вырисовывается в случае возникновения на Востоке военной ситуации.
Пять часов утра. Пасмурно. Идет дождь над Читой. Дежурю по номеру.
Изредка выхожу на редакционный балкон освежиться утренней прохладой. С балкона виден изгиб железной дороги. Эшелоны с людьми и техникой следуют один за другим - чуть ли не впритык. И все на Восток и на Восток. События приближаются неотвратимо.
31 мая
Мир входит в сознание людей не просто. В редакции получено письмо: "Как понимать слова Сталина о начале мирного периода развития?" Слышится в этом отголосок: да точно ли, что война окончилась?
Дожди омывают сопки, окружающие Читу. Под окном редакционной комнаты трепещет от ветерка молодой тополевый лист. Крупные капли скатываются с деревьев и растворяются в земле, уже чуть покрытой травкой. Странно… Почему-то эти листочки, капли, ветерок, небо в облаках навевают чувства тревоги и тоски. Тревогу? Какую? Тоску? О чем? Неизъяснимо…
Вспоминается детство, тайга, деревня, и начинает манить куда-то, в какую-то неведомую даль…
В последние дни много думаю о повести на материалах поисков в Сибири слюды. Интересный исторический материал и не менее интересный материал современный. Слюда нужна была в войну, как хлеб, многие виды вооружения не могли обойтись без нее. Слюда вместе с броней служила нашим людям.
2 июля Над Читой гроза. Блещет молния, гром бьет по макушкам сопок. Сотрясается и наше большое здание. Смотрю неотрывно в окно. Нет сил отвести глаза. И от чего отвести? От тополей. Гнутся ветви, скрипят стволы. Лист готов в любой миг сорваться и улететь. На улицах пустынно. Нет-нет, промелькнет прохожий под зонтом или плащ-накидкой. Казалось бы, что в этой картине притягательного? Ан нет. Что-то завораживает, держит у окна, более того, рождает зуд в руке, хочется взять перо и писать обыкновенно о самом обыкновенном.
9 июля
В субботу вернулся из командировки. Был у летчиков, у пехотинцев, встречался с зенитчиками, оберегающими тоннели.
Уезжал из Иркутска в тихом, спокойном настроении. А. была в синем костюме с белой косынкой на плечах. Долго друг другу махали руками: она с площадки перрона, а я из вагона.
Получасом раньше простился с дочкой во дворе. В соломенной шляпке, с косичкой на затылке, она почему-то необычно была безразличной к моему уходу. Родные мои, когда же я снова увижусь с вами? Ощущение такое, что расстался с ними надолго.
И вот Чита. Тут захватили и вести и слухи. Впереди полная неизвестность.
Около четырех дня вызвал полковник, редактор газеты. Разговор о предстоящих делах. Характер работы ясный: быть в войсках. Условия тоже известны: пока максимум готовности, а затем максимум знания о событиях.
16 июля
Третий день в Монголии. Берега реки забиты войсками. Кочую от одной части к другой. Прибывшие с Запада фронтовики встречают с интересом, расспрашивают, как тут жилось в эти неповторимые годы. Удивляются нашему долготерпению.
- Четыре года терпеть, не снимать руки с гашетки! С ума посходить можно!
Случалось. Случалось и такое.
Ну, скоро распрямится наш солдат-забайкалец, покажет свою удаль и хватку…
Предстоящее вселяет волнение, но не робость, не страх. Что ж, вот и сбылось то, что ждалось четыре года.
21 июля
Возвращаюсь в Читу. Едем в теплушке товарного поезда. Я не один. Поступил приказ вернуться: И. Луговскому, Б. Костюковскому, М. Гордиенко, сотрудникам татарских и казахских газет. Причина отзыва не ясна. Гадаем, как можем, никто не сомневается, что на днях будем возвращаться назад.
Исполнилось четыре года моей службы в Красной Армии. Начался пятый. Может быть, он будет последним?
23 июля
Пишу эти строки в теплушке. Поезд стоит на разъезде второй час. Вокруг простор. Горы, леса. Извилистой лентой убегает к горизонту Ингода.
Раздумываю над обстоятельствами своей жизни. От судьбы не уйдешь. Впереди война - это очевидно.
Мой девиз теперь: будь готов ко всему.
26 июля Задержался в Чите на несколько дней. Догадываюсь: к приказу о моем отбытии из Читы снова последуют уточнения.
27 июля
Вхожу в кабинет секретаря редакции П. Файерштейна. Он ко мне навстречу с телетайпной лентой:
- Предъявлен нашими союзниками и Чан Кайши ультиматум Японии о безоговорочной капитуляции.
Все стало мне ясным. Бывают известия, похожие на ночную молнию. Вспыхнет, и все как на ладони. Иголку и ту на земле заметишь.
31 июля
Всю ночь лил дождь. Идет он и сейчас. Сыро вокруг, сыро над землей. Торопимся с В. Шерговым на станцию Чита Первая. Приближается эшелон демобилизованных солдат с Запада. Будет митинг. Нам поручено дать в номер свой отчет.
…Пока ехали по тряским улицам Читы Второй и Первой, по магистрали промелькнули длинные составы… танки задраены в брезентовые чехлы. На чехлах белеют надписи: "Срочно! Уборочная!"
6 августа
Около восьми часов вечера встретил в коридоре редактора газеты полковника М.Ф. Мельянцева. Он только что с аэродрома. Прилетел из Монголии.
- Зайдите ко мне.
Я вошел вслед за ним в кабинет, и он без малейших промедлений объявил приказ:
- Немедленно отправляйтесь на склад: получайте вещевое довольствие, продпаек, оружие. Приказ спущен. Завтра утром выезжайте в передовой отряд. Вручается вам автомобиль "виллис" с водителем Балдиным, который будет обслуживать вас весь период боевых действий. Ясно?
- Слушаюсь.
7 августа
Еду на новом американском "виллисе". Солнце палит нещадно, и тент, растянутый над машиной, пылает жаром.
Уточнилось и направление. Еду в самый крайний угол Восточной Монголии - в Югодзирь, куда уже передвинулись части 17-й армии.
Со мной лейтенант К. Тихонов (спецкор отдела боевой подготовки газеты), младший лейтенант В. Нечухаев (фотокорреспондент) и капитан Е. Гехман (спецкор отдела партийной жизни газеты). Они едут по своим делам. Я должен лишь доставить их до места назначения.
Невыразимо прекрасна забайкальская земля в августе. Долины желтеют, переливаются золотыми потоками. Дозревает пшеница. Косогоры сопок в густых, непролазных лесах. Могучие сосны, кедры, ели вскинули свои макушки в поднебесье. Вечностью и незыблемым покоем веет от них. Придорожные полянки в цвету - буйно алеет кипрей, кипит белой пеной белоголовник, малиновыми кострами пылает в зелени трав марьин корень… В глубине лесных чащоб высвистывают свои незамысловатые песни какие-то птахи…
И краски и звуки мирные-мирные. А у нас на душе совсем другое - война. Лежим на поляне. Отдыхаем, смотрим в небо и молчим. И молчание это тревожное, тяжелое.
Проехали несколько деревень. На окнах домов то тут, то там перекладины из почерневших досок. Заборы развалились, накренились избы, во многих дворах поднялась лебеда и крапива. Куда ни кинь глаз, всюду нехватка хозяйских рук.
8 августа
В военном городке пусто. Войска ушли, и обезлюдел городок. Мест для ночевки сколько хочешь. Решили обосноваться в продолговатом доме политотдела. Я занял пустую комнату № 13. Вместо постели расстелил на широком письменном столе пухлые подшивки газет.
Сон - не сон, а дремота охватила тело, усталость придавила голову к пахнувшей керосином подшивке.
Очнулся от громкого, четкого голоса Левитана. Передавалось сообщение о вступлении Советского Союза в войну против Японии.
Пробил наш час, забайкальцы и дальневосточники!
Стояла темная, прямо-таки апрельская ночь. Было так тихо, что не хотелось верить, что началась новая война.
9 августа
Ровный гул приближался, нарастал, слегка подрагивала стенка политотдельского дома.
Вскочил со стола, заваленного газетами, выбежал на улицу. Керулен дымился туманом, гасли предрассветные звезды на бездонном монгольском небе.
- Наши бомбардировщики отбомбились и возвращаются на базы, - сказал стоящий рядом со мной капитан Е. Гехман. Он приехал к нам в редакцию с Западного фронта, и у него были опыт и знания, чтобы с ходу оценивать происшедшее.
В 11 часов дня после получения редакционного задания у подполковника Г. Куклиса выехал на "виллисе" в направлении Мотат-Самон - Югодзирь.
Дорог в монгольской степи - как звезд в небе. Войска шли параллельно колонне колонна, ширь неохватная. Равнина до горизонта. Митюха Балдин - русский солдат (так себя называет наш шофер) - все-таки старается держаться старой дороги. Колея уже более накатанная и местами на солончаковых болотах даже разбитая. Но, главное, путь по этой дороге более известный.
В степи пусто. Войска давно прошли. Кое-где лишь маячат отставшие обозы.
В Мотат-Самоне расстались с Гехманом, тут встретили некоторых товарищей из резерва. Ждут назначения.
За Мотат-Самоном произошел случай, которого мы не ждали. Вначале увидели на горизонте в небе точку. Она походила на летящую птицу. Но через несколько секунд обозначились очертания самолета. Самолет явно шел в глубь Монголии. Когда он приблизился, по очертаниям мы поняли: японский истребитель! Зачем его черти несли в глубину чужой территории, было непонятно. Возможно, летчик просто заблудился. Однако самолет заметил нашу машину и решил либо попугать нас, либо всерьез рассчитаться с нами. Он резко стал снижаться, делая круги над степью и сокращая их.
И тут нам повезло. Мы переезжали русло пересохшей степной речки. Берега ее были довольно высокими и сильно подмытыми. Митюха Балдин ловким поворотом руля направил машину под навес берега. Самолет сделал один круг, второй, третий… Чувствовалось, что он потерял нас. Раздосадованный летчик рванулся в небо, и мы услышали трескотню пулеметной пальбы. Вдали от нас по степи всклубилась рыжая пыль. После этого истребитель исчез в строго восточном направлении.
В Югодзирь прибыли вечером. В темноте долго искали редакцию "Героической красноармейской", то и дело натыкались на опустевшие рытвины и землянки. Под конец, отчаявшись, решили, что будем ждать рассвета.
Вдруг где-то рядом послышались звуки гармошки и веселый смех. Показалось, что смеется Алеша Юдин - подполковник, редактор газеты. Я кинулся в темноту, пока не заглохли эти звуки. Наткнулся прямо на землянку, вход в которую был завешен плащ-палаткой.
Отбросив ее, увидел знакомые лица Молчанова, Юдина, Головастикова и других офицеров армейской редакции. Вокруг тусклого фонаря ужинали товарищи и друзья. Все были навеселе, начались объятия и расспросы…
Рано утром, на зорьке пересекли границу. Степь кишмя кишит от людей, дрожит от гула танковых и самолетных моторов.
Пробил наш час!
10 августа
Второй день войны. Зной. Просто пекло. Обозначенные на карте озера и речки пересохли. Войскам грозит ужасное испытание - безводье. В колоннах мечутся санитары, обвешанные флягами с водой. Уже много тяжелых случаев перегревов, солнечных ударов. А небо безоблачно и бездонно. И что-то есть в этом зловещее. Странно, но это так. Наш "виллис" раскален, металл прижигает через одежду.
Обогнал нас офицер связи штаба армии. Сказал: "Сегодня 52 градуса, завтра ожидают 58 градусов". Пить хочется нестерпимо. Внутри не просто жжет, а горит. Кажется, что впихнули тебе в живот жаровню.
13 августа
Пишу в степи у озера Табун-Нур. Углубляемся на вражескую территорию. Японцы бегут, но когда огрызаются, то ожесточенно, с яростью фанатиков.
В войска спущен приказ командующего армией, который предупреждает, что противник переходит к тактике внезапных налетов, в связи с чем многие его подразделения переформированы в летучие отряды смертников. Условия позволяют осуществление такой тактики: степи в балках и отрогах. Вокруг песчаные холмы, немало лесистых островков.
Приказано не оставлять в походе маленькие группы бойцов, усилить бдительность и круговую оборону на привалах и ночевках.
Радио снова передает зарубежные сообщения о готовности Японии капитулировать. Однако сообщения пока не подтверждаются, и война разворачивается все шире и шире.
На других направлениях нашего Забайкальского и двух Дальневосточных фронтов дела идут успешно.
Квантуяская армия, выучкой и боевой несокрушимостью которой столько бахвалились японцы, расползается по всем швам.
14 августа
Зашел в походную типографию. У печатного станка лежит испачканный краской старый номер "Смены". Раскрыл страницы. В глаза бросились крупно набранные слова И.С. Тургенева: "Разлуку переносить и трудно и легко. Была бы цела и неприкосновенна вера в того, кого любишь, тоску разлуки победит душа".