Жизнь в городке шла своим чередом. Приближался день рождения Гарика. Он решил отметить его широко. Снял большой ресторан и позвал в гости не только родню, но всех живущих в этих краях одесситов. Гостей собирали по всем мелким городкам. Гарик сам привозил их на автобусе. Собралось почти 200 человек. Такие именины, даже по одесским нормам великоваты. Немецкий хозяин ресторана смотрел на всех с большим удивлением, при этом довольно потирал руки. Такое количество гостей одновременно должно было покрыть его месячную выручку.
Стол ломился от еды и напитков. Отдельный человек занимался музыкой. Две официантки приносили все новые и новые закуски. К дате именин приехала и любимая родная сестра Сара. Она привезла нужные ему лекарства в ампулах. Лекарство оказалось очень дорогим, но для любимого брата ей было ничего не жалко. Она привезла брату билеты на поездку в Америку для всех членов его семьи на следующий год. И тут же на именинах вручила ему как подарок.
Именины прошли с большим успехом. Хорошо, что Гарик приехал на автобусе, такое количество подарков нельзя было бы унести в руках. Гарик на именинах не выпивал спиртное и всем рассказывал, что теперь начнет лечиться. А уже в следующий день рождения все восполнит.
Через месяц Гарику сделали в медицинском кабинете первый укол. Но при этом не сделали обследования сердца. Он почувствовал себя плохо, но решил, что так надо. После второго укола его сердце не выдержало… Вот вам и западная медицина.
Новая "Родина" – это не просто
Фрида большую часть своей жизни прожила в Молдавии. Образование она получила среднее, девушкой была тихой. Ее мать умерла, когда ей было всего 6 лет. Она знала, что по матери она была немкой, но это все всегда скрывалось. Все ее бумаги всегда оформлялись от имени отца-молдаванина. А про давно умершую мать просто никто никогда не вспоминал.
Когда Фриде исполнилось 20 лет, она встретила симпатичного парня-молдаванина, родила дочь и начала шить для чужих людей. Но спустя два года ее мужа взяли в армию. А потом началась война, война национальных интересов, в которой погибло много людей. Тирасполь, в котором осталась жить Фрида с дочкой Любой, оказался отрезанным от Кишинева.
Отец умер, родственников не было. Муж с войны так и не вернулся. Фрида осталась с маленькой дочкой, а проще сказать – совсем одна.
Она никак не могла привыкнуть k существующему положению вещей. Война, ограничение в движении, поднятие цен буквально на все. Масса безработных. Тирасполь был отрезан войной от Кишинева и от Украины. Жители оказались гражданами без гражданства. Просто счастье, что Люба к этому времени как раз окончила медицинское училище.
Как только она получила диплом, Фрида сразу стала искать возможность оформить документы на выезд. Она нашла в городском архиве данные о своей матери-немке. И начала оформлять себе новые документы. Ей, действительно, это удалось. Она оформила все довольно быстро – и вот она в Тюрингии, одной из немецких восточных земель. Однако контролировать свою дальнейшую жизнь и как-то решать проблемы Фрида сама не смогла.
Оказалось, что она только по документам немка, но к немцам никакого отношения не имела. Она не знала языка своей новой родины, обычаев, законов, человеческих взаимоотношений. Фрида растерялась. Она настолько переживала свой переезд в чужие условия, что даже не спала ночами. Ее мучили сильные головные боли. Но как быть, как жить???
Серафиме повезло. После окончания языковых курсов ее направили на практику в бюро страхового агентства. Сотрудников в бюро было человек 30,и Сима среди них просто затерялась. Она прислушивалась и присматривалась ко всему, что происходило. Очень хотелось ей постичь все премудрости профессии.
Каждые 10 дней ее подводили к новому сотруднику, и она в течение шести часов должна была ходить за ним тенью. Дорога на работу проходила по парковой зоне, где находилась местная больница, а за ней общежитие для медперсонала, который работал в этой больнице.
Практика у Симы была длительная, а дорога на работу проходила как раз мимо входа в общежитие для переселенцев.
Каждое утро у входа в общежитие Сима встречала одну и ту же пожилую женщину. Она грустно смотрела по сторонам и независимо от погоды садилась на скамейку возле входа. Вечером Сима видела эту женщину на том же месте. Так повторялось каждый день. Это было необычно.
Однажды Сима случайно зашла в общежитие по какому-то делу. Увидев ее, дежурная по этажу обратилась к ней с вопросом:
– Послушайте, вы, кажется русская.
– Да, – отвечала Сима.
– Вы знаете, у меня к вам просьба. Там у дверей сидит пожилая женщина. Она сидит каждый день и не реагирует на мои слова. Мне кажется она тоже русская и не понимает по–немецки. Не могли бы вы у нее выяснить, что она здесь ждет? У нас ведь только общежитие. Я вас очень прошу, поговорите с ней. Меня все сотрудники спрашивают, что она здесь делает? – продолжала дежурная, – но я не могу ответить на этот вопрос. Помогите мне разобраться.
– Ладно, – ответила Сима, – я попробую с ней поговорить.
Выйдя на улицу, Сима подошла к пожилой женщине и спросила:
– Вы говорите по-русски?
– Говорю, – ответила женщина.
– Давайте погуляем и поговорим, – предложила Сима.
Женщина тяжело поднялась и медленно пошла в предложенную Симой сторону.
Выглядела она уставшей. На вид ей было лет 60. Старенькое, но аккуратное пальто. Плохо уложенные седые волосы. Заискивающая улыбка. Ее как-то сразу становилось жалко.
Сима не знала, как завести разговор, и начала издалека:
– Скажите откуда вы приехали?
– Я приехала из Тирасполя с дочкой Любочкой.
– А по какой линии? Вы кто? Немка? Русская? Еврейка?
– Моя мама была немка, но она давно умерла. Я старалась никому не рассказывать о том, что я немка.
– Как вас зовут?
– Фрида.
– И давно вы здесь живете?
– Да, я уже 4 года в Германии.
– У Вас есть квартира?
– Да, но довольно далеко отсюда.
– И кто в ней с вами живет?
– Я живу одна.
– А где же ваша дочка?
– Понимаете, мы приехали в Тюрингию, и нам после общежития предложили поселиться в монастыре. Там при монастыре был врачебный праксис, где моя дочка устроилась медсестрой. Я ведь в той жизни была портнихой и особого образования не имела. Я тогда все свои деньги вложила в дочь. Мне очень хотелось, чтобы она получила медицинское образование. Казалось, что если я стану старой, она будет меня лечить. Конечно, это глупость.
– Ну, хорошо. А где ваша дочка теперь?
– Да, да, я все расскажу. Понимаете, в этом монастыре она работала и деньги зарабатывала, а я целый день сидела в замкнутой келье. Стены белые, воздуха нет, еду ни купить, ни приготовить не можешь, потому что нужно есть то, что едят монашки, а главное, они ведь все говорили по-немецки. Я хоть и немка, но ни слова не понимала.
Через пять месяцев такой жизни я стала плакать, просить дочь переехать в нормальный город, жить нормальной жизнью. А она совсем меня не слушала. Мы прожили там год. Я там чуть с ума не сошла от тоски, постоянно плакала, перестала кушать, похудела. У меня появилось много болезней. Потом мы переехали в ваш город. Дочь сняла мне квартиру, но жить со мной категорически отказалась и поселилась в этом общежитии. Ее взяли на работу в эту больницу.
И я опять одна. Снова голые стены. Дочь работала по сменам, а квартира, в которой меня поселили, была в доме, где живут только немцы. Не было ни одного русскоговорящего.
Прошлой весной на меня от одиночества и тоски просто помутнение какое-то нашло. Я решила выбросить мусор и бутылки, которые нужно выбрасывать в специальный контейнер. Вместо этого я решила разбить их и выбросить в обычный мусорный бак. Соседки по дому ужасно разозлились и стали на меня кричать. Они долго шумели под моим окном, но так как я ничего не понимала, то захлопнула перед ними дверь. А потом от злости написала по-русски большой плакат: " Смерть Фашистам ". После этого они стали поджидать меня на лестнице и кричать. Я схватила туфель и хотела стукнуть соседку по лицу. Но она в это время схватила телефон и вызвала скорую помощь, но не простую, а психиатрическую.
Примчались 2 санитара и начали ко мне приставать. Я стала сопротивляться. Они меня связали и отвезли в психиатрическую лечебницу. Я там провела три месяца. За это время меня подлечили, я перестала бросаться на людей и плакать. Однако я начала их бояться. Мою дочку тогда вызвали ко мне в лечебницу, но она сказала, что заниматься мной не будет. Ее просили взять надо мной опеку, она отказалась и уехала.
– Ну, хорошо, – сказала Сима. А что вы делаете здесь?
– А здесь живет моя дочка и мне очень хочется с ней встретиться, но после больницы она не хочет меня видеть.
Когда я прихожу к ней, она закрывает дверь и меня не впускает. Когда дежурная ей звонит, она говорит, что меня не знает и не выйдет. Поэтому я сижу возле входа, караулю ее. Хочу ей в глаза посмотреть.
– Вот послушайте. Это не выход. Вы перестаньте ее караулить. Вы мне расскажите, как ее зовут, где ее найти. Завтра постараюсь с ней встретиться. Может она чего-то не понимает. А вы позвоните мне через пару дней.
На этом и расстались.
Прошло несколько дней, и Сима с подругой отправились в здание общежития на встречу с Любой. Дверь открыла молодая, лет 20-ти симпатичная девушка, высокого роста, с длинными ногами от "ушей". Она посмотрела на пришедших с удивлением и чисто по-одесски спросила:
– Чего надо?
– Нам лично, ничего не надо, но то, как вы ведете себя со своей мамой, не укладывается в голове. Вы ведь единственная дочка. А в Германии вообще один родной для нее человек.
– Ну и что?
– Вы должны понимать, что немцы, которые живут в общежитии, наблюдают всю эту сцену и начинают считать нас всех ненормальными.
– Ну, хорошо, что же вы от меня хотите?
– Вы должны с ней встретиться и помочь решить ее вопросы. Договоритесь, что по возможности будете с ней встречаться. Пусть она не торчит под вашей дверью часами.
– Понимаете, я ее ненавижу. Я никогда не думала, что у меня сумасшедшая мама. Я, когда ее вижу, меня начинает бить озноб.
– Вы не должны так себя настраивать. Ведь она вас родила и воспитала. Она потратила много сил и денег на ваше образование.
– Ну, ладно, я обещаю с ней встретиться и решить все вопросы.
Прошло 2 месяца. Сима поступила на работу в бюро, находящееся в совершенно другом конце города и с Фридой не встречалась.
И вдруг телефонный звонок. Звонила Фрида.
– Давайте встретимся. У меня есть к вам просьба.
– Ну, хорошо. Встретимся завтра.
Встретившись с Фридой, Сима была удивлена тому, как та изменилась.
Она увидела совершенно другую женщину.
– Я вам очень благодарна, – сказала Фрида. Вы поговорили с моей дочкой. Она оформила мою пенсию. Устроила меня на работу для больных. Я там нахожусь среди людей, и меня там кормят обедом. Но домой мне идти не хочется. Я не имею телевизора, у меня нет в доме света. Я в темное время только сплю. Ко мне прикрепили немку-опекуншу. Она мне совсем не помогает. Она прибегает, когда ей захочется, и начинает кричать, что у меня не убрано. Но это не самое страшное. У меня дома лежало 1000 немецких марок – моя пенсия. На прошлой неделе пришла моя опекунша и забрала все деньги.
Что мне теперь делать?
– Ну, хорошо. Скажите, где мы сможем с ней встретиться?
Сима с подругой еще недостаточно хорошо знали немецкий язык, чтобы беседовать с официальным лицом, которым являлась опекунша-немка, но что делать?
И они, написав себе заранее речь, отправились на встречу с этой дамой.
Немка, увидев двух молодых русских женщин, которые пришли к ней выяснять, где деньги, слегка обалдела.
– Что вы, – говорила она отступая под натиском, – я сегодня же положу их на сберкнижку. Я вообще давно хотела это сделать, но мне все было некогда. Завтра сберкнижка будет у фриды.
На этом инцидент был исчерпан. А через год Любы вышла замуж за местного олигарха и родила ему дочь. Фрида была очень горда этим. Она, встречая знакомых на улице, гордо говорила:
– Знаете, я уже бабушка. Такая девочка красивая.
– А вы часто к ней ходите? – спрашивали ее.
– Не очень. Моя Любочка разрешает мне видеть ребенка только по понедельникам, пока муж на работе.
Вот такое "счастье" у Фриды на исторической родине.
Память
Жизнь Моники М, всегда проходила спокойно. Когда окончилась война, она была двенадцатилетней девочкой и многого о войне не знала. Их дом с садом стоял на берегу Райна. В их семье на эту тему старались не говорить. Потом, как у всех детей того времени была школа в городе, работа в бюро при заводе и счастливое замужество. Ее муж, Генрих М, был талантливым музыкантом. Он всю жизнь играл в классических оркестрах. После замужества Моника перебралась в его дом, бросила работу, чтобы сопровождать мужа на все выездные выступления. Концерты проходили во многих городах Германии. Мужа, как хорошего музыканта, приглашали на концерты и в бывшую ГДР. Так совпало, что ему пришлось играть на правительственном вечере, куда был приглашен генеральный секретарь М.Горбачев. После большого успешного концерта к нему подошел представитель русского посольства в Берлине, и пригласил его с женой посетить Москву.
Они, не раздумывая, тут же согласились, и прямо из Берлина, оформив документы, прилетели в Москву. Москва 1991 года бурлила, как котел. На улицах собирались стихийные митинги, люди ходили с плакатами и что-то кричали. Но семью Моники, как туристов, приглашенных генеральным секретарем КПСС, кормили, обслуживали и возили по-особому. Им показали самые лучшие музеи и памятники, стараясь не попадать в те места, где собирались группы митингующих. Еще долго Моника вспоминала эту поездку. Новый мир, чужой язык, необычная жизнь. Все было чудом.
Путешествие их было недолгим, всего 5 дней, но и этого хватило на всю оставшуюся жизнь.
Через два года после поездки, ее муж Генрих внезапно умер от инфаркта. Моника осталась одна. Мир оказался пустым, детей у них не было. За время ее счастливой семейной жизни она не задумывалась о том, что все это может когда-нибудь кончиться.
Чем заняться? Как убить время? И вдруг она узнала, что в городской школе набирают группу по изучению русского языка для иностранцев, то есть для немцев. Она записалась. Занятия проводились 3 раза в неделю. На этих курсах она познакомилась с другими женщинами, которым тоже была интересна Россия.
В начале "Перестройки" интерес к Горбачеву в Германии был огромен. Так получилось, что школа, в которой училась Моника, находилась рядом с большим старым кладбищем. Как-то в обеденный перерыв, она с соученицами во время прогулки совершенно случайно забрела на это городское кладбище. Аллеи кладбища были очень ухоженные, и гулять там было приятно. Многие из соучениц нашли там памятные плиты своих забытых родственников. И вдруг между могилами появились памятные доски с названиями на непонятном языке. Перед ними было французское захоронение 1812 года. И каково же было их удивление, когда рядом они увидели большой памятный камень, на котором крупными буквами кириллицей, именно так как они учили на курсах, было написано: "Никто не забыт".
Это их сильно удивило, и они долго обсуждали эту находку. Кто они эти люди, захороненные, на берегу Райна. Ведь здесь не было военных действий, и советская армия сюда не доходила.
Вернувшись на занятие, они рассказали о находке учительнице, но та только развела руками. Та была еще очень молодой и об этом захоронении ничего не знала. Прошло шесть месяцев, курсы закончились, и дамы больше не встречались, только иногда перезванивались.
Эта находка на кладбище не давала Монике покоя. Она решила заняться поиском архивных документов по городским захоронениям. Не имея никакой поддержки со стороны города, она на свой страх и риск стала ходить по разным организациям и выяснять, кто они эти захороненные? Как они попали на это кладбище?
Вопросов было много, ответов очень мало.
Архив военных захоронений в городе после второй мировой войны почти не сохранился.
Но так как Моника была женщиной образованной, то все свои находки в разных архивах задокументировала. Она составила списки захороненных, и все сдала на хранение в городской архив. Копию документов она отправила в русское посольство, так как давно была знакома с русским послом в Берлине.
К очередному празднику победы 9 Мая в город на Райне, по приглашению Моники, прибыли представители посольства и возложили венки на могилу. При этом представители посольства сами увидели захоронение впервые. Больше никто и никогда не вспоминал об этом.
Так все бы и кануло в лету, если бы спустя 10 лет после этих событий, один из русскоязычных пенсионеров, новых эмигрантов, не гулял по кладбищу. В самом дальнем его уголке совершенно случайно он наткнулся на русское захоронение. Эмигрант тоже был очень удивлен и сразу обратился в местную еврейскую общину, но там ничего о захоронении не знали. И все пошло по второму кругу.
В том же городском архиве группа "искателей" нашла составленную Моникой документацию, и оказалось, что захороненные это не советские солдаты, а "остарбайтеры". Их нацисты насильно хватали во время войны на улицах, оккупированных украинских городов, и насильно без документов, вывозили на работу в Германию. В основном, это были молодые красивые девушки. Названные ими фамилии при регистрации на работу чаще всего были не настоящими. Попали они в этот район осенью 1942. У них при себе ничего не было, ни документом, ни денег, ни одежды. Их селили в бараках и кормили плохой едой. Тут же в бараках рождались дети. Всех без исключения заставляли работать на фабриках и в частных мастерских по 16-18 часов. Их практически не лечили, и они умирали вместе с детьми от голода, болезней.
Хоронили их по всей округе, уложив на могилку маленькую табличку с непонятной для немцев фамилией и датой смерти. После окончания мировой войны все русские захоронения перенесли в одно место, и оказалось довольно не маленькое кладбище. Примерно 750 имен.
Конечно, на бывшей родине они все числятся без вести пропавшими. И лежат бывшие советские безымянные граждане в далекой немецкой земле и никому до них, кроме немцев, нет никакого дела.
Когда же местные "искатели" нашли Монику и пришли к ней с подарками и благодарностями, та была в большом удивлении. Ей недавно исполнилось 75 лет, она мало куда выходит, но о своем поиске рассказывала с интересом. Ее только очень удивляло, полное безразличие нового русского посольства. Она знала, что там, в России теперь другая власть. Она все пыталась растолковать "искателям", что это не по-христиански. "Искатели" сами очень растерянные, только кивали головами.
Вот так до нас иногда доходят отголоски войны.