И когда зазвучала "Марсельеза", совершенно естественно все поднялись. Некоторые плакали, не пытаясь скрыть своих слез. Потом, после обращения одного из членов верховного командования экспедиционных союзнических сил к населению, проживающему в зоне высадки, Жак Дюшен взял слово в передаче "Французы обращаются к французам".
"Это не случайно, друзья мои, что вы не слышите этим вечером "Сегодня, на 227-й день вторжения…" и "1444-й-день борьбы французского народа за свое освобождение". Понадобилось 1444 дня, чтобы это освобождение началось. Но этих двух привычных фраз вы не услышите больше никогда".
Все приветствовали аплодисментами слова "больше никогда". Еще немного терпения, и больше никогда они не испытают страха, им не понадобится скрываться. Еще несколько дней, несколько недель, и они смогут вернуться к себе, пройти по дороге к винограднику, к заводу, конторе или просто к своему дому. Через месяц или два вернутся пленные, может быть, как раз ко времени сбора винограда… Этой ночью на ферме Антуана Карнело всем снились прекрасные сны.
Ничто не предвещало нападения немцев.
Погода была хмурой и облачной в это послеполуденное время 9 июня. Леа и Шарль со смехом спускались из леса, проголодавшись после долгой прогулки за дикой земляникой. Они нашли с дюжину едва созревших ягод, которые разделили поровну. Малыш обожал Леа. Она вела себя с ним так, как если бы он был ее младшим братом, и во время игр сама превращалась в ребенка. Они решили позавтракать на траве, но выяснилось, что закуска мадам Фо была давно съедена. Поэтому они и возвращались раньше намеченного срока, надеясь найти на ферме остатки обеда.
Они уже чувствовали запах неизменной баранины с фасолью, который даже любящей поесть Леа начал надоедать. Вдруг автоматная очередь заставила их замереть на месте.
- Они забавляются, - сказал мальчик с серьезным видом знающего человека.
- Я не думаю. Подожди, оставайся на месте… не двигайся. Я посмотрю.
- Нет, я иду вместе с тобой.
Еще очередь, потом еще.
- Это на ферме!.. Обещай мне не двигаться, я пойду искать твою мать.
Она бегом преодолела склон и замерла за большим вишневым деревом… В сотне метров на пшеничном поле виднелись серо-зеленые шлемы немецких солдат. Полицейские, узнаваемые по их мундирам цвета морской волны и черным каскам, следовали за ними. Один из них поднялся с криком, потом упал, давя своим телом нежные колоски… С фермы раздавалась частая стрельба. Со второго этажа пулеметы Даниэля Фо и его товарищей свинцом поливали поле… Люди падали, но появлялись другие. Из окна первого этажа стреляла Камилла, вооруженная винтовкой… Шарль!.. Шарль… где ты?.. Он ничем не рискует, он с Леа… Партизаны пробежали перед деревом, Леа устремилась за ними. Укрывшись на опушке леса, они установили несколько гранатометов, направив их на врага…
- Леа! Леа!
- Черт, малыш!
Шарль, напуганный шумом и криками, мчится сквозь деревья. Леа устремляется за ним… Яростная стрельба продолжается…
- Шарль….Шарль…
Он не слышит… Он прыгает, как олененок… Остановись… Прошу тебя, остановись… Он огибает угол стены… скрывается из вида… Господи, защити его!..
- Мама! Мама!
- Шарль…
Этот животный крик издает Камилла… Она бросает винтовку и бежит. Сифлетта старается удержать ее… Она отбивается, кричит… Вдруг полная тишина… Ребенок стоит во дворе… Леа огибает угол… Кто-то прижимает ее к земле… На пороге фермы появляется Камилла… она бежит, протягивая руки, к ребенку, который стремится к ней… как они красивы… они все ближе друг к другу… это похоже на балет… Шарль поворачивается на месте. Красный цветок распускается на его белой рубашечке, руки медленно разрывают воздух, он покачнулся… одна из его тряпочных тапок слетает с ноги, из открытого рта не вылетает ни звука… Но Камилла хорошо видит, что он ее зовет… Не бойся, я здесь… Мама здесь, маленький… Осторожно! Ты падаешь… О, мой дорогой, ты ушибся?.. У тебя идет кровь!.. Но ничего… Ах!.. Я тебя больше не вижу… Что-то горячее течет по моему лбу… по моим губам… что-то соленое… Где ты?.. А, ты здесь!.. Зачем ты лежишь на земле?.. Ты упал. Ты не ушибся?.. Мама позаботится о тебе… Какой ты смелый!.. Ты не плачешь. Подожди, я подниму тебя… Как ты тяжел… Я еще слаба, видишь ли. Я позову Леа… Она поможет мне…
Леа понимает по губам Камиллы, что она произносит ее имя… Она бьется, чтобы ответить на молчаливый призыв… Жан Лефевр изо всех сил удерживает ее…
- Пусти меня, я нужна Камилле!
- Нельзя ничего сделать.
Пули свистят вокруг матери и ребенка… Тело молодой женщины падает на тельце сына… Леа вырывается из рук Жана. Она подбегает к Камилле одновременно с Сифлеттой. Сифлетта падает… Леа подхватывает Шарля и мчится в лес… Она бежит, не осмеливаясь оглянуться, чувствуя кровь на своих пальцах…
Леа добежала до Деймье. Там ее приютила женщина, сын которой был убит в 1940 году. Осторожно она взяла у Леа ребенка.
- Он жив.
В Лоретту приказ об отступлении поступил около шести часов вечера. Немцы применили тяжелую артиллерию.
Заминировав ферму, группа рассеялась в лесу, унося раненых. На брошенной ферме они оставили тела Камиллы и Сифлетты, склонившись над ними с обнаженными головами, прежде чем уйти. Через некоторое время враги вошли в дом. Крыша, поднятая взрывами пластиковых мин, обрушилась на атакующих.
Враг понес серьезные потери: было убито 48 немцев и 28 полицейских. Партизаны перегруппировались около Ламот-Ландеррона. Полтора десятка раненых было эвакуировано. Так повезло не всем.
У Робера Лиарку была раздроблена нога. Его поволокли по гравию. Вражеский санитар обернул разбитое колено соломой, зажал между двумя досками. Потерявшего сознание Робера бросили в грузовик, где были свалены стулья, продукты, велосипеды, и отвезли в коллеж Ла-Реоля, занятый гестапо. Там он нашел своего товарища, Поля Жерара, плававшего в крови, с отрубленными руками и ногами. Его захватили в доме Фо. Немцы лютовали над ним. Он умер ночью от нескольких ударов ножом, нанесенных полицейским. Его тело, засунутое в мешок, было брошено в общий ров, вырытый на берегу Гаронны.
На заре, когда за Робером пришли, он подумал, что его расстреляют. После перевозки в гестапо Лангона его отправили в форт "А", где он остался без ухода, поддерживаемый двумя ранеными сопротивленцами. Несколькими днями позже охранники перетащили его в больницу, где доктору Пуано было приказано его осмотреть. Видя серьезность ранения, доктор пытался убедить начальника форта госпитализировать молодого человека. Начальник согласился только после пяти или шести случаев кровотечения. Роберу ампутировали ногу в больнице Беке 14 июля, через тридцать три дня, в течение которых он оставался без врачебной помощи. В августе его вернули в форт "А".
Роберу повезло - он оттуда вышел. Трое его товарищей, заключенных вместе с ним в Лa-Реоле, были депортированы. Они не вернулись. Их звали: Бользан, Лабори, Зуане.
Шарль был ранен в плечо, потерял много крови, но, несмотря на свой хрупкий вид, он имел крепкую конституцию и очень быстро поправился.
9
Морис Фьо был скорее удивлен, чем обеспокоен, когда увидел отца Дельмаса на пороге своего дома. Быстро оглядев улицу, он приказал своим телохранителям оставить его одного.
- Я ничем не рискую в обществе кюре, не так ли, отец мой? - сказал он, нахально улыбаясь. - Какое у вас ко мне дело?
- Война для Германии проиграна. Такие люди, как ты, будут расстреляны. Но пока мы нуждаемся в вас. Я уполномочен людьми из Лондона сделать тебе предложение. Если ты его примешь, то можешь спасти свою шкуру.
- Кто мне докажет, что это не ловушка, которую вы мне приготовили?
Адриан Дельмас посмотрел на него с презрением.
- Я даю тебе слово. Я хочу сохранить человеческие жизни. Выйдем, прогуляемся. Боюсь, что твои приспешники могут услышать наш разговор.
Морис Фьо колебался, потом вдруг решился.
- Как хотите, отец мой… Но тогда я должен сказать, чтобы меня сопровождали…
- На твоем месте я бы этого не делал.
- Понял - мне за это заплатят.
- Возможно, - сказал Адриан Дельмас, с трудом скрывая отвращение.
- Ладно, пойдемте. Во всяком случае, я достаточно взрослый, чтобы самому защитить себя, - сказал Морис Фьо, демонстрируя "парабеллум".
Спускаясь по лестнице, они натолкнулись на двух молодых людей, куривших на площадке.
- Если я не вернусь в течение часа, предупредите комиссара Пуансо. Скажите ему, что у меня встреча с важным лицом из Сопротивления, которое ускользнуло от нас в лагере Мериньяк. Он поймет, о ком я хочу сказать.
- Ты не хочешь, чтобы тебя сопровождали?
- Этого не требуется.
Было очень душно вечером этого дня, 9 июня. Некоторое оживление чувствовалось на улице Порт-Дижо.
- Куда мы идем?
- На набережную, там спокойнее.
Морис Фьо снова заколебался.
Заметив это, священник сказал:
- Я дал слово.
- То, что вы хотите мне сказать, должно быть, очень важно, иначе вы не рискнули бы. Ведь вас могут узнать и арестовать! Вы виделись с вашей милой племянницей? Мне говорили, она играла в войну где-то выше Ла-Реоля. Погодите… я забыл, где. А! Вспомнил: в Лоретте. Я прав, не так ли?.. Я раньше никогда не подумал бы, что девушка из хорошей бордоской семьи встречается с коммунистами. Кажется, мадам д'Аржила тоже стала коммунисткой… Мне сказали, что ее маленький сын пел "Интернационал". Но в это я уже не хочу верить. Сын лондонского героя! Правда, вы не подали им доброго примера. Еще когда вы посещали патрона моей матери, у вас были большевистские идеи. Это забавно для католического священника. К счастью, они не все такие, как вы!
- Таких гораздо больше, чем ты думаешь.
- Они известны. Вы знаете отца Лабрана, иезуита? Он был среди ваших друзей.
- Да.
- Он, кажется, умер в прошлом году в Бухенвальде.
Итак, он мертв, Луи де Лабран, с которым перед войной он часто спорил часами о "трактатах" мэтра Еккара, "Исповедях" Якова Бёме или Святого Августина.
- Что касается отца Дьезейда и аббата Лассера, на их месте я бы помолился.
"Может быть, молиться следовало бы тебе", - подумал Адриан Дельмас с мрачным юмором.
Они шли вдоль набережной Ришелье, проезда Альзас-э-Лоррен. Отец Дельмас свернул на улицу Порт-де-Портане.
Через несколько шагов Фьо остановился, внезапно встревожившись. Его рука нащупала пистолет.
- Оставь это!
- Вы сошли с ума! Чего вы хотите от меня?
- Войди сюда.
Адриан Дельмас грубо втолкнул Фьо в подъезд дома XVIII века. Каменная лестница, вся в грязи, вела на этажи.
- Куда мы идем?
- На третий этаж, к двери в глубине. Не опускай руку в карман.
Фьо поднимался по лестнице, ожидая получить пулю в спину.
- Не заперто, входи.
После грязи снаружи большая комната показалась чрезмерно чистой. Походная кровать, стол, армейский сундучок и два стула составляли всю ее обстановку.
- Сядь, - сказал доминиканец, беря оружие Фьо.
- Нет.
- Садись, - повторил Дельмас, усаживаясь на один из стульев.
Побледнев, но твердо взглянув на Адриана, Фьо повиновался.
- Что вы хотите сделать?
- Убить тебя.
Фьо от изумления открыл рот, струйка слюны стекла на подбородок, руки вцепились в сиденье, ноги стали ватными. Он задрожал.
- Вы не имеете права.
- А ты имел право убивать, пытать, доносить?
- Я подчинялся приказам!
- Я тоже.
- Неправда!.. Вы хотите защитить свою семью…
- Замолчи. Если ты верующий, лучше помолись.
Морис Фьо соскользнул со стула и упал на колени.
- Но вы не можете меня убить!.. Только не вы!
- Нет, я. Если это грех, я беру его на себя.
- Я вас умоляю, вы знали меня ребенком… Подумайте о моей матери… Что вы скажете ей?
Это правда, у него была мать… Скорее покончить с этим.
Человек перед ним был теперь только смердящим комком страха. "Бедный парень", - подумал он, нажимая на спуск. Пуля вошла в левый висок. Фьо умер мгновенно.
Адриан Дельмас созерцал свою работу без видимого волнения. Он перевернул труп и осмотрел карманы. В бумажнике из крокодиловой кожи с золотыми уголками он нашел список партизан Жиронды, имена руководителей и число бойцов других отрядов. Список маки Лоретты был обведен красным карандашом и помечен цифрой 9, маки Либурна, Таргона, Вилландро и Подесака - красной точкой. Если немцы получили этот список, с Сопротивлением на юго-западе было покончено. Аристид должен быть информирован как можно скорее.
Прежде чем уйти, Адриан машинально перекрестил труп.
Поздно ночью отец Дельмас нашел главный штаб англичан, который ежедневно перемещался после высадки. Там он узнал о нападении на Лоретту и о гибели Камиллы и Сифлетты. О Леа и маленьком Шарле ничего не было известно, кроме того, что он был ранен одновременно со своей матерью. Они исчезли во время штурма, предпринятого немцами.
Эти новости, хотя и осторожно сообщенные Леоном из Ланд, были новым ударом для доминиканца; он едва не потерял сознание. К нему бросились, чтобы поддержать, но он выпрямился. Почему он не убил этого дьявола раньше?
Почему он два дня колебался, казнить ли его? Из-за него, из-за его глупых сомнений женщина и, возможна, ребенок мертвы, другие ранены или попали в плен. Кто знает, может быть, завтра или этой самой ночью других постигнет та же участь, потому что он колебался, отнять ли жизнь у подлеца?
Удрученный, Адриан Дельмас дал отчет об обстоятельствах казни Мориса Фьо. Тягостное молчание последовало за его сухими и точными словами.
- Я отправляюсь в Ла-Реоль, чтобы попытаться узнать, что с Леа и Шарлем. Нужно вам доставить какие-нибудь письма?
Все знали, что бесполезно его удерживать. Деде ле Баск и молодой боец проводили его до околицы деревни, где часовой дал им велосипед.
- Отец мой, сначала отдохните, а потом отправляйтесь.
- Нет, я должен ехать сейчас. Прощайте, друзья мои.
Озабоченный Деде ле Баск смотрел, как отец Дельмас исчезает в ночи.
С рассвета прошло несколько часов, когда Адриан Дельмас увидел вдали крыши Ла-Реоля. Пешком, держа велосипед за руль, он спустился по крутым улочкам маленького города, добравшись до площади Жана-Жореса, он вошел в гостиницу "Терминус". Немного выше господствовал, над Гаронной штаб гестапо. Именно в этой гостинице проводник в Швейцарию должен был оставить письмо.
Отец Дельмас тяжело опустился на стул. Служанка, хотя он ничего не спрашивал, поставила перед ним хлеб и кусок кулебяки.
- Подать вам вина?
- Как вам угодно.
Девушка вернулась с открытой бутылкой и стаканом. Пока она наполняла его, Адриан Дельмас спросил:
- Вы видели Елену?
Она бросила на него быстрый взгляд и, облегченно вздохнув, ответила:
- Да, она скоро придет.
Это означало, что все было готово для отправления Камиллы и ее сына.
- Вам нехорошо?.. Вы так бледны!
- Нет, нет, ничего… немного устал. Когда она придет?
- Я не знаю. Думаю, что очень скоро.
В этот час ресторан был пуст. Через открытую дверь кухни доносился звон посуды.
- Я должна приготовить приборы для обеда, - сказала она громко. - Вы в курсе того, что произошло здесь вчера? - спросила она совсем тихо.
- Да. Сколько убитых?
- Говорят о двух или трех женщинах и маленьком мальчике.
- Раненых?
- Пятнадцать.
- Где остальные?
Из кухни раздался голос:
- Жермена! Побыстрее! Раскладывай приборы.
- Да, хозяйка, иду… Они между Монгози и Ламот.
- Жермена!..
- Иду, иду, я обслуживаю клиента.
- Держите, спасибо. Не потеряйте мелочь.
- Спасибо, месье.
Адриан Дельмас покинул гостиницу, забрав свой велосипед. Перед висячим мостом он столкнулся с немецким патрулем. Счастливо избежав проверки документов, он продолжил свой путь к Марманду. От проделанных за ночь километров ноги его гудели. Он скоро не сможет жать на педали. С трудом он добрался до Монгози. Красный туман стоял у него перед глазами, когда он подъехал к церкви. Все завертелось вокруг; грудь его разрывалась. Падая, он снова увидел искаженное страхом лицо убитого им человека.
Адриан Дельмас пришел в себя в кровати кюре.
- Как вы меня напугали, месье.
- Давно я здесь?
- Уже три дня.
- Мне нужно ехать.
- Не думайте об этом! Доктор сказал, что вы серьезно больны. Он сегодня вернется. Месье!.. Ложитесь!.. Вот! Вы сами видите, что не можете подняться.
- Однако это необходимо.
- Я не знаю, почему вы хотите уехать, и не хочу знать. Но здесь вы в безопасности, и доктор, а также учитель, который помог мне перенести вас, люди надежные.
Адриан Дельмас смотрел на доброго человека в поношенной сутане, на которой не хватало нескольких пуговиц. Это был смелый сельский священник. Что сделал бы он, если бы знал, кто перед ним?
- А! Я вижу, дело идет лучше. Не говорите! Я сначала вас прослушаю. Когда он пришел в сознание, господин кюре?
- Может быть, четверть часа назад.
Врач тщательно осмотрел больного. Он был очень стар и, должно быть, давно ушел на пенсию. Его руки с длинными сухими пальцами уверенно ощупывали худое тело Адриана Дельмаса. Закончив осмотр, он аккуратно убрал свой стетоскоп и протер очки - процедура, которая показалась кюре очень долгой.
- Итак, доктор, не томите нас.
- Неблестяще. Сколько вам лет?
- Пятьдесят пять.
- Мой бедный друг, у вас сердце человека моего возраста, к тому же вы истощены. Вам абсолютно необходим покой. Я выпишу вам несколько лекарств в надежде, что они есть у аптекаря. Я бы сам их вам охотно дал, но я давно все роздал, и то, что произошло недавно, истощило мои запасы.
- Вы хотите сказать о нападении на маки?..
- Да. Очень многие пострадали.
- Среди них были женщины?
- Раненые? Нет. Две несчастные убиты.
- А ребенок?
- Я не видел ребенка, ни мертвого, ни живого.
Адриан Дельмас закрыл глаза и поднес руки к груди.
- Не говорите больше, это вас слишком утомляет.
- Доктор, еще одно слово. Вы не слышали от местных о девушке и маленьком мальчике, которые бы где-нибудь скрывались?
- Нет, если не считать партизана, раненного в голову, который все время повторял: "Леа, остановись, Леа, остановись".
- Вот ее я и ищу. Это очень миловидная девушка двадцати лет…
- Нет, я не видел такой девушки. Почему вы ее разыскиваете? Она ваша родственница?
- Да. это моя племянница.
- Могу оказать вам услугу. Я наведу справки. Здешние жители доверяют мне. Если они знают что-нибудь, то расскажут. Но при одном условии: вы будете лежать спокойно.
- Обещаю вам это.
- Хорошо. Если я узнаю что-нибудь, то сообщу господину кюре.
- Спасибо, доктор, - пробормотал доминиканец, прежде чем потерял сознание.
- Бедняга. Я вижу, он недолго протянет. Молитесь за него, господин кюре, он должен был много страдать, чтобы стать таким.
- Вы подумали, как найти эту девушку и этого ребенка?
- Нет. Но я проеду до Жагено, туда, где выхаживают раненых. Я вернусь вечером. До свидания, господин кюре.
- До свидания, доктор.
- Хорошо смотрите за вашим подопечным.