- Значит, я все делала зря? - огорчилась Ефросинья. Игорь улыбнулся, глядя на нее:
- Вовсе нет, пава моя. Теперь ты стала истинной женой… После случившегося в бане Игорь и Ефросинья все ночи стали проводить вместе. Их брачный союз только теперь обрел для обоих подлинную ценность. Игорю нравилась новизна в близости с женой, его очаровывала неопытность Ефросиньи, как в свое время восхищали опыт и умение Агафьи. Для Ефросиньи наступила пора открытия доселе неизвестной области ее женского бытия, в котором главенствующую роль играл обожаемый сильный супруг. Глядя на их счастливые лица, зрелые люди посмеивались украдкой: поколе молоды - потоле и дороги.
…С боярами своими Игорь жил не дружно.
По окончании Великого поста пригласил он к себе в терем на честной пир всех имовитых мужей, так ни один не пришел. Собрались в княжеской гриднице лишь Игоревы дружинники.
Ефросинья, нарядившаяся в свое лучшее платье, была разочарована тем, что к ним на застолье не пожаловали ни бояре, ни их жены и дети.
- Что случилось, Игорь? - спрашивала она. - Ты же загодя звал на пир бояр своих. Почему же никто не пришел?
- Разобиделись на меня бояре за то, что я не дал им вволю киевлян пограбить, - сердито отвечал Игорь. - Жадность им глаза застит, а до сострадания к ближнему никому дела нет. Не пришли ко мне, ну и черт с ними! Я простых людей на пир позову, эти кобениться не станут.
Разослал Игорь горластых бирючей по всему Путивлю, после чего народ валом повалил на двор княжеский.
Шли кузнецы и древоделы, лепилы и левкасчики, стеклодувы и кожемяки; шли кто с женой молодой, кто с престарелыми родителями, кто с детьми малыми. Сошлись в тереме у князя и миряне и священники. Когда не хватило для всех места в гриднице, Игорь распорядился поставить столы в тронном зале, в сенях и даже на дворе под открытым небом, благо день выдался солнечный.
Пришли и скоморохи удалые, и гусляры-запевалы.
Веселье удалось на славу.
Игорь, желая посильнее уязвить бояр, во время пира присмотрел десятка два крепких молодцов из простонародья и предложил вступить в свою дружину.
- Бояре мои от меня носы воротят, - во всеуслышанье заявил он, - не любо им, что я на бедствиях христиан наживаться им не даю. Так, может, сыщутся в Путивле удалые да храбрые, пусть без шапок собольих, зато честные сердцем. Зову таких в свою дружину, как в стародавние времена Владимир Красное Солнышко собирал богатырей под свой червленый стяг.
На другой день ко княжьему терему пришло еще полсотни крепышей в лаптях да онучах. Игорь всех взял в дружину.
Со временем набралось у Игоря без малого две сотни младших дружинников.
Содержать такое воинство оказалось делом накладным, не хватало денег даже на пропитание, не говоря о том, чтобы приобрести каждому гридню воинскую справу и хорошего коня. Повышать поборы Игорю не хотелось, ведь молва о нем шла как о христолюбивом князе. Просить помощи у бояр своих Игорю не позволяла гордость.
Тогда он вспомнил про мать и старшего брата.
Манефа, покидая Чернигов, прихватила с собой казну покойного супруга. К тому же приданое Ефросиньи почти целиком оставалось у нее же. Олегова волость была гораздо обширнее и богаче небольшого Игорева удела. По реке Десне проходил торговый путь с Волги к Днепру. Олег на одних торговых мытах мог бы содержать свою молодшую дружину.
По реке Сейму, на которой стоит Путивль, тоже проходил торговый путь с Днепра на Дон и на Оку, но мытные выплаты с торговых сделок целиком шли к новгород-северскому князю, как верховному властителю северских земель. Такое положение вещей не устраивало Игоря.
- Что же ты собрал такую дружину, что содержать ее не можешь? - упрекнул брата Олег.
- Не хочу от бояр своих спесивых зависеть, - сказал Игорь. - Пусть не думают, будто я не обойдусь без них.
- Не дело это, Игорь, - осуждающе произнес Олег. - С боярами надо в ладу жить, ибо без них князю никуда. Вот ты понабрал почти две сотни гридней, молодых да необученных, и тем самым повесил себе на шею жернов, который рано или поздно склонит и тебя самого к той грязи, коей ты ныне сторонишься. Где взять казну, чтоб содержать молодшую дружину? Только - в грабежах и поборах. Закон один - отнять у сирых и побежденных и дать своим воинам, иначе они разбегутся.
- Брат, дай мне полсотни гривен, - попросил Игорь.
- Дам, - с готовностью ответил Олег, - с условием, что через год вернешь сотню.
- Такие резы даже резоимщики не запрашивают, - мрачно промолвил Игорь, - а ты - брат мне. Посовестился бы!
- Я тебе брат, это верно, но лишних гривен у меня нет, - отрезал Олег. - От родства деньги не заводятся. Заводятся они от того, что тебе не по сердцу. Еще, конечно, воровать можно, но такое дело уж точно князю не к лицу!
- Тогда оставь свои гривны себе, брат, - сказал Игорь, - а мне отдай доходы с мытных выплат. Торговых гостей через Путивль проходит немного, так что потеря твоя невелика будет, а мне какая-никакая выгода.
- Вон ты что удумал, - нахмурился Олег. - Хочешь совсем из-под моей руки выйти. Мало тебе оброков и откупных!
- Мало! - вскинул голову Игорь. - Господин я в своем уделе или нет?
- Ты на мой каравай рта не разевай, братец, - вскипел Олег. - Не получишь мытных платежей, и все тут!
- Ну так и я больше с тобой в поход не пойду! - воскликнул Игорь.
- А с кем пойдешь? - усмехнулся Олег.
- С черниговским князем.
- Святослав Всеволодович не пустит тебя с твоими голодранцами под свои знамена. Ему проще холопей своих позвать, их еще больше набежит! - расхохотался Олег.
Игорь глядел на него, растолстевшего, с бычьей шеей и лоснящимся лицом, и чувствовал, как его заполняет ненависть к брату. Был бы у него в эту минуту меч в руках, зарубил бы смеющегося над ним Олега без колебаний.
Внезапно скрипнула дверь, и в светлицу вступила стройная молодая женщина в лиловом зауженном в талии платье, низ которого волочился по полу. Голову ей покрывала тончайшая накидка, прикрепленная к серебряной короне, украшенной переливающимися разноцветными дорогими каменьями.
Игорь не сразу узнал в вошедшей Изольду.
Красавица фряженка еще больше расцвела и похорошела. Держалась она без прежней робости, с подчеркнутым достоинством и грацией.
- Что же ты, Олег, брату своему отказываешь? - укоризненно промолвила Изольда. - Не по-христиански это.
- А ты учить меня будешь! - огрызнулся Олег. - Опять подслушивала?
- Свет мой, ты так кричишь, боясь за свои гривны, что за стенкой слыхать! - улыбнулась Изольда, и эта улыбка сделала еще более прекрасным ее лицо.
- Ну ладно, так и быть, - нехотя промолвил Олег, не глядя на Игоря, - уступаю мытные платежи тебе.
- Благодарю, брат, - произнес Игорь.
- Не меня благодари, а ее, - кивнул на Изольду Олег. - Помыкает, негодница, мною как хочет, а я терплю. И за что такое наказанье?
Игорь повернулся к Изольде и после слов благодарности запечатлел на ее устах крепкий поцелуй. И охотно бы продлил его, не будь рядом Олега.
- Приезжай в гости, брат, - перед тем как уйти, сказал Игорь.
Олег промолчал.
За него ответила Изольда:
- Непременно приедем.
Из Новгорода-Северского Игорь со своей свитой поскакал в Ольжичи, поскольку его мать находилась там. Вместе с Манефой, как оказалось, пребывала и Агафья с трехлетним сыном.
- Выжил нас с Агафьей Олег из терема княжеского, - пожаловалась Игорю Манефа. - За Олега теперь фряженка все решает. В тягость, видать, мы ей стали. Казну Олег себе взял, моего позволения не спросив. Хорошо хоть приданое Ефросиньи сумела от его рук загребущих уберечь.
- А я, матушка, за жениным приданым и приехал, - сразу признался Игорь. - Оно ведь по праву мне принадлежит.
- Забирай, коль приехал, - проворчала Манефа. - Сначала пасынок меня ограбил, ныне вот сын родной обирает. Ладно хоть младший сынок Всеволод ничего с матери не требует.
- Матушка, мне дружину содержать надо, - стал оправдываться Игорь. - Не к резоимщикам же мне идти!
- Я бы и сама приданое тебе отдала, сын мой, когда Ефросинья первенцем разродилась бы, - сказала Манефа. - А то, может, Бог не даст ей детей. Придется тогда ее отцу возвращать, да и не одну, а со всем приданым.
- Ну, это страхи пустые, - махнул рукой Игорь. - Фрося уже непраздная ходит.
- Когда же вы успели? - изумилась Манефа.
- Что же мы, дети малые, что ли? - обиделся Игорь.
Агафья была огорчена тем, что Игорь больше не стремится обнять ее украдкой и целует без прежнего пыла.
- Неужто я так подурнела? - расстроенно поинтересовалась она у Игоря. - Иль приворожила тебя женушка твоя?
- Не в ворожбе тут дело, и ты нисколько не подурнела, - ответил тот. - Просто сердце мое больше лежит к Ефросинье, вот и все.
И не хотелось Игорю огорчать Агафью, а все-таки огорчил.
Когда Игорева свита во главе со своим князем съехала с княжеского подворья в Ольжичах и челядинцы Манефы уже закрывали за нею ворота, стоявшая на крыльце Агафья постаралась утешить себя сама.
"Слава Богу, у Игоря братец есть пригожий и крепкий - Всеволоду ныне пятнадцать исполнится. Не с холопом же в постель ложиться…"
Все лето до Путивля доходили слухи о том, что Мстислав Изяславич, попросив подмоги у Ярослава Осмомысла, пытается отбить Киев у Глеба Юрьевича.
Задержался князь Глеб в Переяславле, отражая половецкую орду, нахлынувшую из степей, Мстислав, не мешкая, вошел в Киев и сел на столе отцовом и дедовом. Но возмутились смоленские Ростиславичи и помогли Глебу изгнать Мстислава из Киева. Глеб для такого случая даже с половцами союз заключил, понимая, что с половецкой конницей ему легче будет одолеть Изяславича. Звал Глеб и Олега, но тот не пошел, видя, что ни Святослав Всеволодович, ни Андрей Боголюбский с места войск не двигают.
Потерпев поражение, Мстислав Изяславич ушел к себе во Владимир.
Там он вскоре скончался, заболев тяжкой хворью. Плакали на Волыни и в Киеве, поминая его незлобивый нрав, храбрость и правдолюбие.
…В светлице за столом сидели двое: Игорь и Вышеслав. Перед ними лежала раскрытая книга в кожаном переплете. То был "Изборник" князя Святослава, сына Ярослава Мудрого, прадеда Игоря.
В пору своего княжения в Киеве повелел князь Святослав, любитель метких изречений и поучительных присказок, написать книгу - своеобразный кладезь мудрости. Долго писали эту книгу ученые монахи Киево-Печерского монастыря, по крупицам собирая все достойное удивления и поучения, переворошили множество греческих книг и древних свитков на латинском языке. Какие-то тексты вставляли целиком от первой до последней буквы, но чаще брали отдельные отрывки на выбор, потому и получила книга эта название - "Изборник". Иными словами, собранная по частям.
Святослав Ярославич остался книгой доволен и не расставался с ней до самой смерти. Вот только имена составителей этой книги остались в безвестности, а посему книга так и зовется "Изборник" Святослава, в отличие от других "Изборников", составленных позднее, при других князьях.
Книгу эту Вышеслав припрятал в укромном месте, когда в Киев ворвались рати Андрея Боголюбского. Возвращаясь домой, он взял "Изборник" с собой, убедившись, что ни святость монастырей, ни крепость городских стен не могут служить надежным прибежищем для самых прекрасных творений рук человеческих.
Зная, что в Путивле при церкви Вознесения Игорем организована переписка книг, Вышеслав привез "Изборник" к другу, чтобы монахи-переписчики сделали с него несколько копий.
"Изборник" понравился и Игорю прежде всего тем, что от начала до конца был написан по-русски. Игорь знал, что в монастырских библиотеках хранится множество самых разных книг, но половина из них, если не больше, написаны по-гречески или по-латыни. Из тех же книг, что написаны кириллицей, очень много церковных: различные Евангелия, Псалтыри, Жития Святых, Ветхий и Новый Завет, всевозможные молитвенники. Книг, не пронизанных христианским вероучением, занимательных по своей сути, почти нет. Среди них "Изборник" Святослава, конечно, стоял на первом месте.
Игорь это понял, перелистав книгу.
Он был поражен глубиной человеческой мысли, прошедшей сквозь века и запечатленной в слове. Оказывается, и в далекие языческие времена, когда люди в Греции и Италии поклонялись целому сонму богов и богинь, обитающих на высокой горе Олимп, - уже в те времена жили прославленные философы, остроумные ораторы, мудрые цари и полководцы. Сказанное ими пережило их самих на тысячи лет, но не утратило своей необычайной яркости и значимости! Вот что поражало Игоря больше всего.
Ему попалась на глаза фраза грека Плутарха: "Нет ни одного нравственного качества, чья слава и влияние рождали бы больше зависти, нежели справедливость, ибо ей обычно сопутствует и могущество, и огромное доверие у народа. Справедливых не только уважают, как уважают храбрых, не только дивятся и восхищаются ими, как восхищаются мудрыми, но любят их, твердо на них полагаются, верят им, тогда как к храбрым и мудрым питают либо страх, либо недоверие. Вдобавок считается, что храбрые и мудрые выше остальных от природы, а не по собственной воле, и что храбрость - это особая крепость души, а мудрость - особая ее острота. Между тем, чтобы стать справедливым, достаточно собственного желания. Вот почему несправедливости, порока, который ничем не скрыть и не оправдать, стыдятся так, как никакого другого".
- Сколько князей жило на Руси до нас, и вроде бы все они стремились быть справедливыми, но поистине справедливым в людской памяти остается мой пращур Ярослав Мудрый, - делился с Вышеславом своими мыслями Игорь. - Получается, что справедливость либо слишком непосильная ноша, либо понимается это качество души слишком превратно. Отсюда следует, что быть справедливым для всех - и богатых и бедных - невозможно. Конечно, к несправедливости могут толкать и обстоятельства, и ближайшие советники, ведь всего предугадать невозможно, как невозможно заглянуть в мысли людей, дающих советы. Вот и выходит, кто справедлив, тот должен быть и мудр и сообразителен. А если мне не хватает сообразительности, но очень хочется быть справедливым, то как мне быть, Вышеслав?
- Думаю, Игорь, мой ответ тебя не устроит, - задумчиво ответил Вышеслав.
- И все таки, Вышеслав, ответь мне, - настаивал Игорь.
- Для начала следуй десяти заповедям Господним и возлюби ближнего своего как себя. Совершенство души есть прямой путь к совершенству поступков.
- Совершенных людей не бывает, - проворчал Игорь, - как первый человек греха не избежал, так и последний не избудет.
- А ты не меняешься, дружище, - засмеялся Вышеслав. - На всякое слово Божие у тебя своя отговорка.
- Вот греки-язычники из времен Плутарховых в Христа не верили, но справедливости не чужды были. Чему же они следовали?! Каким заповедям?
Вышеслав не успел ответить.
В светлицу вбежала молодая служанка с сияющим лицом и мокрыми руками.
- Ой, радость, княже! - выкрикнула она. - Сын у тебя родился!
Игорь вскочил из-за стола:
- Ефросинья как?
- Жива-здорова, княже. Зовет тебя к себе.
Игорь выскочил за дверь, едва не сбив служанку с ног. Вышеслав услышал, как в отдалении хлопнула другая дверь и далее - торопливый шум шагов вниз по ступеням.
Вышеслав осторожно закрыл книгу и отодвинул ее на середину стола. Затем подошел к окну, в ромбовидных ячейках которого было вставлено зеленое богемское стекло.
На дворе кружились белые снежные хлопья.
Глава восьмая. Поход на Вышгород
Своего первенца Игорь назвал Владимиром, уступая просьбе Ефросиньи, которая непременно хотела назвать сына в честь любимого брата.
В Путивль приехала Манефа взглянуть на внука.
Наконец и путивльские бояре пожаловали к Игорю поздравить с новорожденным. Дошел слушок до них, что князь собирается в поход на половцев, дабы разжиться конями степными и пленниками. Забеспокоились бояре, что, если Игорь без них обойдется: младших-то дружинников у него теперь вон сколько! Постарались умаслить князя своего кто лестью, кто подарками.
Игорь принимал все как должное. Ни видом, ни словом не попрекнул старших дружинников своих. Сказал даже: "Невозможно быть ни вам без меня, ни мне без вас".
На том и помирились бояре путивльские со своим князем.
Игорь и впрямь замыслил поход на поганых, что кочуют в ближних степях за рекой Псёл. Рассудил, уж коль грабить, так нехристей, кои тем же разбоем живут и христиан притесняют.
Манефа, нагостившись, вернулась в Новгород-Северский и там рассказала Олегу про замыслы Игоревы.
Олег, невзирая на зимнюю стужу, в крытом возке примчался в Путивль.
Игорь встретил брата дружескими объятиями, но не дружеский у них получился разговор.
- Что же я узнаю, брат?! Сам в поход на половцев собрался, а мне про то молчок! - Голос Олега был грозен. - Ты забыл разве, кто тебе удел давал и в чьей воле ты ходить должен? Ежели забыл, то я тебе напомню.
- Выходит, я без твоей воли и шагу ступить не могу, так, что ли? - нахмурился Игорь. - Князь я иль нет?
- Ты князь младший, удельный и сам решать ничего не можешь. Удумал тоже, в поход на половцев идти! Да на каких половцев, на тех, с коими Глеб Юрьевич в прошлом году союз заключил! Разоришь ты становища половецкие за Псёлом, а поганые в отместку весной на Переяславль навалятся. В Переяславле же сын князя Глеба сидит. Владимиру Глебовичу всего-то тринадцать лет. Ты об этом подумал, брат?
Игорь мрачно молчал.
- Я тебя притеснять не хочу и тем более стола княжеского лишать, но и ты, брат, не своевольничай, - продолжил Олег уже более миролюбиво. - Знаю, что ты молод и горяч. Но половцев трогать в одиночку - себе дороже. Вот ежели Глеб Юрьевич соберет князей в большой поход на поганых, тогда и я пойду и тебя позову.
- Разве соберется Глеб Юрьевич в поход на поганых, коль он им союзник? - хмуро заметил Игорь.
- Сегодня союзник, а завтра враг, - усмехнулся Олег. - И потом, ханов в степях много, они меж собой грызутся еще похлеще нашего. Хан дружественный князю Глебу может полки наши в самое сердце земель половецких провести, дабы досадить своим недругам степным. Представляешь, брат, какую добычу можно там взять!
Олег уехал обратно в свою вотчину, а Игорь несколько дней был хмур и неразговорчив.
Выходит, что он хоть и князь, но и над ним имеется господин, его старший брат. Правда, и Олег ходит в воле черниговского князя. Но то было слабое утешение тому, кто в душе мечтает сравниться славой с Ярославом Мудрым.
Наступила весна.
Игорь ждал, что киевский князь станет собирать рати на половцев. Однако вместо этого пришла весть, что Глеб Юрьевич умер. И стол киевский снова опустел.
Вот тут-то и вспомнились кому-то из недругов Ростславичей слова, предрекавшие Глебу Юрьевичу недолгое княжение в Киеве. Злые языки живо разнесли слух о том, что не своей смертью умер князь Глеб, но был отравлен приспешниками Ростиславичей. Принесли весть эту и в Суздаль к грозному князю Андрею, брату Глеба.