Рябчик и кости от него были доедены, Юра улыбался во сне; в тайге он засыпал, едва успев коснуться подушки головой. Нина же, напротив, долго ворочалась. Шумы неизвестного происхождения, коих всегда предостаточно в огромном дремучем лесу, становились тенями на стенах, размахивали прозрачными крыльями, точно летучие мыши.
Танцевали деревья. Глупцы говорят "застыл, как дерево": у ветвистых своя пластика, свой язык, не каждому дано научиться его понимать, вернее, дано только избранным. И даже услышать музыку для их привычного, но каждый раз разного шаманского танца.
В эту ночь он был особенно неистов, руки-ветви ритмично, повинуясь мелодии ветра, тянулись вверх, подражая пальцам огня… И так же шипели и потрескивали.
"Пожар!" - обожгла Нину догадка, а гром словно подтвердил её раскатом где-то совсем близко.
Нина осторожно потрясла мужа за плечо:
- Юр, что-то неладно…
Проворчал что-то во сне и повернулся на другой бок.
Гром ударил снова, молния распорола зигзагом небо, хлынул дождь. Подозрительное шипение, между тем, становилось всё сильнее.
- Юр, - снова позвала Нина. - Тайга горит.
- Какая тайга горит, дождь такой… Спи ты!
К звукам разбушевавшейся стихии теперь примешивалось и жалобное повизгивание Фингала.
- Юр, выйди, посмотри. Там, наверное, пожар…
- Пожар, пожар, - передразнил Юра. - Как выдумает что!
Одним прыжком, как хищник, Юра оказался у двери, рванул её на себя и тут же захлопнул.
- Что там?
- Там целое море воды…
Удручённым взглядом Юра обвёл избушку, явно осознавая: под натиском стихии ей не устоять.
- Вот что! - Юра взял за руку жену и снова толкнул дверь. - Пойдём на гору!
Нина в страхе остановилась на пороге. Ручеёк, разделявший поляну, вдруг стал полноводной рекой и подступал теперь к избушке, намереваясь стать не меньше, чем морем.
- Фингал, Фингал! - позвал Юра.
Собака отозвалась повизгиванием из-под нар.
- Надо взять с собой ружье! - вспомнила Нина.
- Не надо. Оно нам не понадобится.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю, раз говорю. Железо притягивает молнию - сразу убьёт, - Юра начал сердиться на жену за непокорность, резко дернул ее на себя, и оба оказались по пояс в воде.
- Вот так потоп! - присвистнул Юра.
- Юр, это, наверное, всемирный потоп, - окинула Нина взглядом тайгу, с ужасом подумала, что именно так, наверное, выглядит в шторм океан.
Сосны, как мачты, раскачиваются из стороны в сторону, а ветер, будто бешеный пёс, сорвавшийся с цепи, несся куда-то, не разбирая дороги, и выл на луну. Но мужу-моряку, конечно, лучше знать, что такое шторм.
- Если это всемирный потоп, поплывём на дереве, - усмехнулся он в темноту.
От одной только мысли, что, возможно, придется добираться до заветного холма-великана на бревне, Нина на мгновение оцепенела. Вода вызывала в ней какой-то суеверный ужас. Непогода вырывала с корнем вековые деревья, как морковку с грядки.
- Иди за мной и ничего не бойся!
Муж был прав: остаться означало верную гибель.
Страшно было и отдаваться на волю стихии, но, так, по крайней мере, есть возможность спастись.
Размышлять и даже бояться, между тем, было некогда.
Юра, опытный охотник, чувствует, куда можно наступить, чтобы не оказаться с головой под водой. Нина же, зажмурив глаза, отдалась на волю проведения и мужа, быстро и покорно следовала за ним. Когда же, наконец, открыла глаза: гора, казавшаяся недосягаемой, была уже совсем близко.
- Пришли, - выдохнул Юра и осторожно, чтобы не соскользнуть обратно в воду по размытой горе, начал подниматься вверх, увлекая за собой жену.
Вздохнула спокойнее и Нина. Все-таки грех бояться, когда рядом такой бесстрашный и надёжный мужчина, как её муж.
Однако вскоре в душу снова камнем упали сомнения, как будто хотели всё же утянуть на дно.
Гора не была таким уж безмятежным укрытием, где можно было бы переждать потоп.
Где-то совсем рядом послышался звук крадущихся шагов. Нина прислушалась. Осязание вовсе не спешило её успокоить, а, напротив, изо всех сил посылало в мозг сигнал SOS, уловив ещё и шорохи, которые, очень даже может быть, издают ядовитые змеи.
- Юра, - шепотом окликнула Нина мужа. - Ты слышишь?
Кустарник зловеще затрещал под чьими-то огромными хищными лапами.
- Ну и что, - Юра и отозвался спокойным, ровным голосом, не потрудившись перейти хотя бы на полушепот.
- Как "ну и что?"???
Юра прислонился к вековому дубу и притянул к себе жену:
- Стой тихо и ничего не бойся. Здесь может быть какой угодно зверь.
- И медведь? - испугалась Нина.
- И медведь, - кивнул Юра, - но ты пойми что…
- И ты так спокойно об этом говоришь! - перебила Нина, начиная выходить из себя. Усталость и страх неожиданно обернулись раздражением.
Но Юра, обычно вспыльчивый, оставался на сей раз невозмутимым и спокойно продолжал.
- … здесь никто ни на кого не нападет.
- Почему не нападет?
- Да потому что здесь у нас один общий враг - вода.
Нина не переставала удивляться уму мужа. Знаний в его голове, наверняка, не меньше, чем в самой большой энциклопедии, но в книге, чтобы найти ответ, нужно время, а Юра моментально извлекает из ячеек памяти любую информацию.
Успокоившись, Нина плотнее прижалась к мужу. Время от времени Юра спускался проверить, не ушла ли вода. Ближе к утру он принес добрую весть: в низине сквозь осевшую муть уже проглядывает трава. Но ещё радостнее было другое известие…
- Я точно не разобрал, но мне показалось, избушка наша уцелела.
По счастливым огонькам в глазах мужа Нина поняла, как он сроднился за эти годы со своим таёжным пристанищем.
Когда стало совсем светло, Нина и Юра покинули свой временный ковчег.
Внизу простиралось огромное кладбище кедров, но избушку почему-то не снесло.
Как чудо, она ждала возвращения хозяев, спешащих к ней по колено в воде. Нина толкнула дверь, Фингал завертелся на нарах волчком, завилял хвостом и принялся рассказывать на своем повизгивающе- лающем языке, как напугала его гроза.
- Ах ты, хитрец, сидел под крышей, пока мы мёрзли на горе, - Нина быстро переоделась и нырнула вместе с Фингалом под одеяло.
- Дрова, конечно, мокрые, - покачал Юра головой. - И спичек тоже нет.
Взгляд его упал на подоконник, где ждал ещё один сюрприз - почти целый коробок спичек.
Юра оторвал от стола доску, соединявшую внизу ножки для красоты и прочности, и буржуйка провозгласила потрескиванием: быть теплу и уюту.
Через день вода ушла совсем, но на поляне теперь покоились вымытые с корнем деревья. Место гибели зелёных великанов затянуло уже песком вперемешку с мелкими камешками.
… Только ручеёк, кажется, и проник в планы стихии: не иначе как для него одного затевалась вся эта гроза, ведь теперь от него ответвлялись два таких же чистейших потока, и он мог чувствовать себя полноправной, хотя и мало кому известной рекой, с истоком, устьем и даже двумя притоками.
На следующий день, в субботу, как обычно Юра с Ниной возвращались в посёлок. Стихия оставила и здесь следы своего пребывания.
- Вас никак гроза в тайге застала? Слава Богу, живы! - всплеснула руками соседка Люся, жившая с Игнатом через дорогу, увидев их с собакой и ружьями на мосту.
(Теперь не нужно было переплывать реку на лодке, на обоих берегах трактора держали закреплённые на тросах доски-горбули, по которым мог пройти даже конь с телегой).
Во взгляде Люси было столько удивления, радости и испуга, как будто соседи возвращались не из лесу, а с того света. - Я всю ночь не спала, думала: вот если какой охотник на ночь в тайге остался: ужас-то какой!
И тут же вспомнила о собственных бедах, сокрушенно обернулась на огороды, над которыми успела поглумиться стихия, - всю картошку вымыло и в речку унесло…
- Что там картошка, - покачал головой Юра. - В тайге столько кедров с корнем повырывало! Вся поляна ими завалена!
Люся удивленно распахнула глаза, а Игнат даже специально пошел к избушке проверить, не врет ли Белов.
Вернулся под сильным впечатлением.
- Что там у них творилось! Чудом только живы остались, - рассказывал потом в посёлке. - Если б работали десять бульдозеров, не собрали бы столько деревьев в кучу.
29
… Пожалуй, если и есть кто в тайге страшнее мишки косолапого, то это мошка. Никакого тепла не захочешь и короткое лето не в радость, когда облепляют живые тучи. Одно спасение - противомоскитная сетка.
Детям такое приспособление особенно неудобно, а там более непоседам…
У Людочки сетка то и дело соскакивала со шляпки - на радость мошкаре. Не спасала и Валерика. Изгрызанный докучливой мелюзгой, лоб чесался днём и ночью, зато его можно было демонстрировать другим мальчишкам, которые больше беспокоились о том, чтобы сетка была всегда на своём месте.
У Людочки с Валериком была совершенно другая забота. Собака.
Да, лаек, дворняжек в Сибири много. А такой - ни у кого! Маленькая тявка с длинной белой шерстью!
Честно говоря, собака была не совсем их, вернее, совсем не их, а соседки через несколько домов - чопорной Клавдии Петровны или, попросту, тёти Клавы.
Собачку ей привезли родственники из Смоленска, и она её выгуливала по утрам, а когда те же родственники пригласили её на чью-то свадьбу в Смоленск, собачку нужно было на время пристроить. В Сибири близких у неё не было.
Время это для Валерика и Людочки пролетело очень быстро. Собаку забрали, и оставалось только надеяться и ждать, что тёть Клаву снова позовут куда-нибудь родственники, и желательно, чтобы надолго.
Правда, вместо собаки соседка оставила литровую банку вишнёвого варенья.
- Будем вечером пить чай! - обрадовалась Нина.
Но до вечера банка на столе не достояла.
Вычислить виновника оказалось несложно. Растерянная, перемазанная вареньем, прямо с орудием преступления в руках, с которого стекали ещё последние капли лакомства, Людочка бросилась навстречу вошедшей в комнату матери и разрыдалась:
"Простите меня!"
Нина покачала головой: дело ли это, обычная вишня стала детям в диковинку. И даже яблоки, не говоря уже о сливах. Фрукты вообще в магазине редкие гости, а дома Людочка слив испугалась сначала даже, испуганно косилась на невидаль: "Что это!" А попробовав, облизывалась: "Вкусно!"
Но вишнёвое варенье стало последней каплей. Через пару недель детей отвезли в Горький, к родне мужа.
За Фингалом смотреть наказали Николаю с Балалайкой.
- А живите у нас вообще, - предложил им Юра. - Мы всё равно всё время в тайге, только на выходные приходим. Сейчас детей отвезём - вообще места много.
И Николай с Балалайкой остались…
30
На месте раздора Катя с Андреем посадили капусту.
Качаны, огромные, как маленькие планеты, притягивали удивленные взгляды.
"Ох, и хороша капуста", "Такой большой ни у кого ещё не было", - говорили вокруг.
Только Катю урожай не радовал, вообще ничего не радовало. С каждым днем она становилась желтее и желтее.
- Кать, что с тобой? Болеешь что ли? - спросила Нина.
С Катей и Андреем они давно помирились, и вообще забыли о ссоре. Соседи как-никак, не век же теперь злобу друг на друга держать.
- Ой, Нин, молчи! - подняла и опустила руку Катя. - Сделала аборт сама, неудачно, кровь идёт и идёт без остановки.
- Так тебе ж в больницу надо! - забеспокоилась Нина.
- Какая, Нин, больница! Ребенок грудной у меня. И так пройдет.
… Земля, обмякшая от дождей, ждала, когда декабрь забинтует раны чистым, белым. По реке сплавляли последние деревья, когда поселок встревожил Рупор, почти живая и сакральная фигура в округе.
- Андрей! Переплывай на этот берег!
- А что такое?
- Крепись, Андрей, у тебя беда, - провозгласил Рупор.
… Катю похоронили на второй день. Андрей вскоре с детьми куда-то уехал, говорили, вернулся на родину.
А капуста осталась. Сочную, уже припорошенную первым снегом, срезали все, кто хотел, и второй снег прикрыл капустные пеньки, похожие на останки молодых берез, хотя и без годичных колец…
31
Юра никогда не был жаден ни до денег, ни до чинов, а вот впечатления копил с такой страстью, как будто они были тем единственным сокровищем, которое можно унести с собой за грань земного бытия. Он следовал за красотой, искал её повсюду, а здесь, в Сибири, её несметные богатства, но не каждому она открывает свои бесценные клады.
От местных Юра узнал, что весной на горе, недалеко от их избушки токуют косачи с пушистыми хвостами.
Целый день он делал вблизи от места, которое ему указали, укрытие наподобие шалаша.
А ночью собрался подсматривать ток.
- Буду наблюдать до самого утра, - делился с женой радостью предвкушения.
- Юра, возьми меня с собой, - попросила Нина.
- Ты что? Ты там будешь шуметь! - нахмурился он.
- Ну возьми, - не отставала она. - Я в жизни такого не видела. Буду молчать и даже не пошевельнусь!
- Хорошо, - согласился Юра.
Фингала, конечно, оставили сторожить избу. Взяли с собой только ружья и с вечера отправились на гору. Спрятались в шалаше, откуда открывался вид на поляну, обвитую цветущей морошкой, точно припорошенную крупными звёздочками-снежинками.
- Невидимые людям, но хорошо заметные взгляду мягколапых рысей, высоко над тайгой на еженощный парад фонариков собрались крылатые.
- Тише, не шуми, - на всякий случай предупредил Юра ещё раз.
К утру стало очевидно, что у косачей и павлинов одни прародители - жар-птицы. И короны-гребни на головах подтверждали это. Потому-то они, косачи, распушив версальскими веерами хвосты с призывным "И-хо-хо" вытягивают ноги, поджидая самочек.
Косачки не спеша, как припозднившиеся невесты, слетались на поляну, усыпанную мелкими красными и жёлтыми цветочками.
На фоне чёрных красавцев с алыми гребнями-коронами серые самочки казались совсем неприметными.
Юра взвёл курок, прицелился и… опустил ружьё.
Не поднялась рука палить по красоте.
32
В отличие от людей, животные страдают бессонницей, только если на это у них есть очень серьезные причины.
Какие причины были у Фингала для того, чтобы заливаться всю ночь напролет истошным лаем, хозяева его могли только догадываться. Но им хотелось спать, а не думать о том, что будоражит собачью душу. (С телом, судя по съеденному с аппетитом с вечера остатком рябчика, всё было совершенно нормально).
Тем не менее, пёс забивался то и дело под нары и продолжал там громко лаять, словно желая оградить себя от неведомой опасности.
- Молчать! - прикрикнул на него Юра.
Не смея ослушаться хозяина, Фингал задавил в себе лай, и от такого усилия даже пополз по полу, сдавленно повизгивая.
Утром обнаружилась и причина странного поведения собаки. Вдоль избушки вглубь участка вели медвежьи следы.
Видимо, Фингал почувствовал, что хозяин тайги бродит где-то поблизости…
Медвежьи лапы кое-где так четко отпечатались в земле, что были отчетливо видны и пальцы, и когти на них.
- Юра, здесь был медведь…
То, что сказала Нина, было очевидно итак, только Юра упрямо делал вид, что не замечает медвежьих следов.
- Ну и что! - перевел он взгляд от отпечатка лапы, который пристально изучала жена, на верхушки кедров, которые рассвет уже в который раз со дня сотворения тайги пытается окрасить в нежно-розовый.
- Он, знаешь, куда, ушёл уже за ночь…
Фингал смотрел на ситуацию более трезво и осторожно оглядывался. Тем не менее, обоим ничего не оставалось, как следовать за Юрой вглубь полной медведей тайги.
Он же беззаботно насвистывал, не иначе, чтоб трусишки могли ощутить в полной мере, какой выдался превосходный денёк.
День был, и правда, вполне превосходен.
Лесные духи, потревоженные медведем, пролили ночью молоко, и оно растеклось по всей тайге парным туманом.
Солнце обещало быть ласковым, не обжигать чересчур и не прятаться, тем более, что и прятаться было некуда. Безоблачное небо смотрело на землю голубым любящим взглядом, хотело приголубить все живое.
Фингал уже немного осмелел и даже перепрыгнул через ручей раньше Юры.
Нина перешагнула через неглубокое прозрачное препятствие и остановилась, как вкопанная, явно увидев, что этой же дорогой до них проходил и косолапый.
- Юра, и здесь медвежьи следы.
- Ну и что! Говорю ж, он уже далеко, - начал сердиться муж. И снова не оставалось ничего другого, как с тягостным вздохом следовать дальше. О том, чтобы уговорить мужа вернуться обратно в избушку, не могло быть и речи. Словно назло шагает ещё быстрее…
Наконец, Юра остановился у пригорка, на котором росла большая сосна.
Под ней Юра обычно разводил костерок.
- Посиди пока, отдохни немного у сосны. А мы с Фингалом сходим за птицей. Вернёмся, и тогда начнем работать.
Юра с собакой пошли низиной на охоту, а Нина поднялась на пригорок. Собрала немного веточек и сухой травы для костра.
Достала из кармана комбинезона коробок. В нём оставалась одна-единственная спичка.
Как правило: это чаще всего происходит именно с последней спичкой, наперекор безмолвной мольбе "только не погасни, только не погасни" она чиркает, дарит надежду и самым бессовестным образом гаснет, заставляя пенять на туман.
Но пеняй-не пеняй - делать нечего.
Нина развернула сверток с завтраком, достала кусочек хлеба, но не успела поднести его ко рту, как мошка мгновенно облепила съестное.
Подув на наглое полчище, Нина спрятала хлеб обратно, уповая на то, что спички есть у мужа, и глотать мошек вместе с хлебом не придется.
Только дым и отпугнет назойливую мелюзгу, даже медведь, и тот ей не страшен!
Но мысли о хозяине тайги лучше гнать прочь, как мошкару. Тем более, что от одних только дум в воздухе запахло зверем. Показалось, конечно, от страха…
Скорее бы муж вернулся.
Рядом с ним любая опасность не опасность.
Вскоре послышались выстрелы и лай Фингала. Скоро, значит, и сами вернутся с рябчиками.
Лай становился все громче. В воздухе ещё дрожало эхо выстрелов, увязшее в тумане, как в сачке, а рядом в пяти шагах шевельнулся кустарник.
Страшная догадка "МЕДВЕДЬ!" запуталась криком в тумане, а сам хозяин тайги вырос над кедрами.
От рыка его задрожал лес, а сам косолапый, разбуженный выстрелами и лаем, метнулся галопом в заросли, с хрустом раздвигая перед собой упругие ветви.
И скрылся в тумане.
Юра с Фингалом взлетели на гору, где только поломанный кустарник и огромные следы свидетельствовали о недавнем пребывании здесь медведя.
- Больше я в Сибири не останусь! - набросилась Нина на мужа. - Так и детей не увижу!
Юра затянулся сигаретой.
- Хорошо еще костёр не развела… Медведь, если почувствует дым, сразу разорвёт…
- Вот видишь! - обрадовалась Нина. - Юр, поехали отсюда!
Юра молча докурил папиросу.
- Нин, самая работа началась. Куда мы поедем? Давай хоть до осени доработаем…
- В тайгу я больше ни ногой!
- Вот тебе двустволка, - протянул Юра жене оружие, с которым ходил на рябчика. - стреляй в воздух - никакой медведь подойти не посмеет.