- Второго - ни в коем разе, милейший Отто Карлович. А за правду прошу не обижаться. Все мы оказались в дураках, а я - главным образом. Надеюсь, что сей случай послужит нам на пользу. Впереди большие события, и снова ошибаться нельзя. Не позволят ни долг, ни совесть! Извините за горькие слова, но мы их с вами заслужили. А теперь, - главнокомандующий встал, - прошу к завтрему приготовить доклад о беззакониях, чинимых в Контрольной палате. Надеюсь, что сделано сие будет в строжайшей тайне!
Ермолов, сопровождаемый конвойным казаком, сошел к экипажу, в котором уже ждал его Мадатов.
- В Контрольную палату! - приказал он кучеру, усаживаясь рядом с Мадатовым. - Поедем, князь, незваными гостями в палату обер-жулика и вора!
- Остановись у входа! - сказал Ермолов, трогая за рукав черкески конвойного казака, сидевшего рядом с кучером.
Коляска остановилась около калитки губернской Уголовно-контрольной палаты. Казак соскочил с козел и помог грузно вылезавшему из экипажа генералу. За ним сошел и Мадатов. Ермолов огляделся и, завидя остановившегося у калитки унтера, с любопытством и изумлением глядевшего на главнокомандующего, пальцем поманил его к себе. Унтер рванулся с места и бегом подлетел к нему.
- Чего изволите, ваше высокопревосходительство? - во весь голос начал было он, но Ермолов остановил его.
- Не надо! Проводи-ка лучше, братец, внутрь…
- Слушаюсь, ваше высокопревосходительство, - тихо ответил унтер, открывая калитку и пропуская вперед начальство.
- Может, ваше высокопревосходительство, через парадную пожалуете?
- Нет, братец, именно через черный ход… Что там такое? - прислушиваясь к какому-то шуму, спросил Ермолов.
Унтер-офицер, пожилой человек с медалью "За усердие", негромко доложил:
- Солдатика бьют… - Он спохватился и торопливо поправился: - Наказуют, ваше высокопревосходительство!
- Кто? - сдвинул брови генерал.
- Их высокоблагородие господин Чекалов.
- За что? - удивился Мадатов.
- Солдатик, ваше превосходительство, молодой, первого году, еще глупой, ну, назвал их высокоблагородие господином чиновником, тот его и учит…
Со двора доносились удары, сдержанный стон и чей-то хриплый, озлобленный голос:
- Я государю моему статский советник, мерзавец ты этакий, я тебе не господин чиновник, а ваше превосходительство!
Ермолов шагнул вперед и остановился перед стоявшим "во фрунт" солдатом, по лицу которого текли слезы, а из разбитого носа капала кровь. При каждом ударе солдат дергал головой, жмурился и беспомощно всхлипывал. Спиной к Ермолову стоял сам Чекалов в чиновничьем мундире, с закатанным по локоть правым рукавом. При словах "статский советник", "чиновник" и "мерзавец" он сильно и размашисто ударял по лицу плакавшего солдата. Возле них на табуретке сидел карабинерный поручик, на коленях которого стояла миска с вишнями. Офицер равнодушно взирал на избиение солдата. Выбрав вишню позрелее, он клал ее в рот и, с удовольствием надув щеки, выплевывал косточки, долетавшие до избиваемого солдата.
- Повторяй за мной, мерзавец, "ваше пре-вос-хо-ди-тель-ство", а не господин чиновник, - размахиваясь и снова нанося удар, сказал Чекалов.
- Что это такое? - раздалось за его спиной.
Статский советник недовольно оглянулся, а офицер, уронив на землю миску с вишнями, вскочил и громко, на весь двор, закричал:
- Сми-ирно!..
Чекалов, озадаченно смотревший на Ермолова, вдруг узнал его и тонким и елейным голоском воскликнул:
- Извините, ваше высокопревосходительство… что застали в такую, как бы сказать, неприятную минуту… что делать… учу подлеца приличию…
- Он что, ваш подчиненный? - спросил Ермолов.
- Никак нет… то есть временно прикомандированный к моему ведомству… караульный Контрольной палаты.
- Я вас спрашиваю, милостивый государь, он кто, ваш крепостной?
- Никак нет… солдат из караула…
- Разрешите доложить, ваше высокопревосходительство, это солдат моей полуроты, присланный на недельную караульную службу по охране губернской Контрольной палаты! - вытягиваясь, прокричал поручик.
- Кто таков? - коротко спросил Ермолов.
- Третьего карабинерного полка поручик Трошин! - пяля на генерала глаза и краснея от натуги, закричал офицер.
- Ваш солдат? - указал на помертвевшего от страха рядового Ермолов.
- Так точно, ваше высокопревосходительство, моей полуроты!
- Стой "вольно", оботри лицо! - повернувшись к солдату, сказал Ермолов.
Солдат нерешительно переступил с ноги на ногу, не сводя глаз с генерала.
- Кто есть солдат? Отвечай, как сказано о сем в уставе? - хмуро глядя на офицера, спросил Ермолов.
- Со… солдат есть лицо казенное, слуга госу… государев… - начал было поручик.
- Врете! - перебил его Ермолов. - Начинайте снова.
- Солдат есть лицо казенное, неприкосновенное, слуга государев и защитник родины… - забормотал громкой скороговоркой поручик.
- Довольно! Итак, в уставе покойного императора Петра Первого сказано, что солдат "есть лицо не-при-кос-новенное", - медленно, с расстановкой, произнес Ермолов, - и его по закону разрешается бить и проводить сквозь строй лишь по суду и определению военного суда командира отдельной части. А вы кто будете, милостивый государь? - вдруг резко повернулся к Чекалову Ермолов.
- Управляющий Контрольной палатой статский советник Чекалов… я… ваше высокопревосходительство… вы же знаете меня… - растерялся Чекалов.
- За что избиваете солдата?
- Не самолично, ваше высокопревосходительство, а с их разрешения, - указал на поручика Чекалов.
- Верно? - поинтересовался генерал.
- Так точно, позволил наказать самолично их превосходительству за дурное поведение сего весьма скверного в поступках солдата, - испуганно доложил поручик.
- Какому "превосходительству"? - с явным пренебрежением спросил Ермолов.
- Мне то есть, - объяснил Чекалов.
- А вы, сударь, без вопросов, вам мною задаваемых, в разговор мой с военнослужащим не вступайте! - оборвал его генерал. - А ну, принеси воды, живо! - крикнул он офицеру.
Тот бегом бросился в дом, а Ермолов повернулся к Мадатову.
- Сейчас поедем обратно! - И, не обращая внимания на Чекалова, растерянно взиравшего на него, спросил солдата: - Как фамилия?
- Сусекин, ваше высокопревосходительство, третьего карабинерного полка!
- За что измордовали?
Солдат вздрогнул и испуганно повел глазами на Чекалова.
- Виноват, ваше высокопревосходительство, я иху милость господином чиновником назвал… ошибся, первого года службы… - втягивая голову в плечи, пробормотал он.
- Изволите налить? - запыхавшись от бега и держа в руках кувшин с водою и стакан, спросил поручик.
- Полей ему! - кивнул Ермолов на солдата.
Поручик открыл рот, солдат в страхе скосил на него глаза.
- Умойся, Сусекин, и потом иди обратно в роту! Скажешь, главнокомандующий генерал Ермолов дал тебе отпуску на три дни, да вот, голубчик, возьми ассигнацию, - вынимая из кармана пятирублевую бумажку, сказал Ермолов.
- Ну, поливайте воду! - сверкнул он на поручика глазами.
Поручик стал торопливо поливать на руки солдату.
- Умылся? Теперь иди в роту, а вы, - обернулся Ермолов к трясущемуся поручику, - напишите о моем приказе командиру роты, а сами завтра пополудни… ровно в двенадцать часов дни, ко мне, в штаб… И вы, сударь, в тот же час явитесь ко мне без опоздания, - глядя на поникшего Чекалова, сказал Ермолов.
- Ваше высокопревосходительство, может, пожалуете в горницу, тут и через черный ход прилично, - засуетился Чекалов, но Ермолов так грозно и выразительно поглядел на него, что статский советник осекся и замолчал.
Главнокомандующий молча пошел обратно к калитке, сопровождаемый унтер-офицером. Когда он выходил на улицу, возле коляски была огромная толпа жителей, армян и грузин, через забор и щели наблюдавших всю эту картину.
Как по команде, все обнажили головы.
Ермолов и Мадатов в полном молчании уселись в коляску. Кучер тронул вожжи, и лошади рванули.
- Да-с! Теперь будет им кануперу от Алексей Петровича, - вполголоса удовлетворенно проговорил унтер.
Кабинет генерала был во втором этаже, и, несмотря на жаркий тифлисский день, в нем было довольно прохладно. Пахло свежей масляной краской.
Ермолов, губернатор Тифлиса фон Ховен и генерал Вельяминов сидели за широким и низким столом, заваленным бумагами.
Вельяминов читал бумаги и откладывал одну за другой прочитанные.
- Ну-с, господа, начнем беседу. Прошу вас, Отто Карлович, - обратился Ермолов к фон Ховену.
- Что ж, Алексей Петрович, беседа наша будет горька, а тема ее прискорбна. Все подтвердилось: статский советник Чекалов суть мошенник и лихоимец. - Фон Ховен сокрушенно развел руками и горестно продолжал: - То же скажу и о полицеймейстере Булгакове и приставах Накашидзе, Лапшине и Иванове третьем - взяточники и воры, корысть и лихоимство коих не имеют границ… Вот обличающие их документы, - указал он на кипу бумаг, которые читал Вельяминов. Тот кивнул головой. Ермолов молчал. - И, Алексей Петрович, конечно, я первый, как начальник оных мошенников, несу ответственность за свою слепоту и оплошность, - закончил губернатор.
- Все мы повинны в этом, и все вместе станем расхлебывать кашу, - глухо ответил Ермолов. - Ну, а Ванька-Каин? Какие о нем…
- Главнейший наиподлец и негодяй. Местные армяне отрекаются от сего подлеца и вора… - сказал Вельяминов.
- Да, этот грабитель похлеще и поумней остальных будет… - улыбнулся Ховен.
- Ему же и кнут похлеще! Он здесь?
- Так точно, Алексей Петрович, дожидается в адъютантской.
- Позвать мерзавца!
В кабинет вошел невысокого роста майор с хитрым и умным лицом и настороженным взглядом. Он молодцевато стукнул каблуками и, вытянувшись "во фрунт", четко доложил:
- Ваше высокопревосходительство, майор Корганов по вашему приказанию явился!
Вельяминов молча и испытующе смотрел на него, фон Ховен, не желая встречаться с ним взглядом, хмуро отвел в сторону глаза. Ермолов, приложив к уху ладонь, переспросил:
- Кто явился?
- Майор Корганов… - начал было вошедший.
- Сук-кин ты сын, вор и мошенник, подлец, бестия и взяточник, а не майор, - поднося кулаки к самому лицу Корганова, хрипло проговорил Ермолов. - В солдаты, в серую шинель, в дисциплинарный батальон загоню вора!
Вельяминов все так же молча разглядывал майора, губернатор, обескураженный столь резкими словами Ермолова, хотел что-то сказать, но Вельяминов тронул его за руку.
- Что молчишь, или нет слов оправдаться? - заходив по комнате, уже спокойнее спросил генерал.
- Ошеломлен, ваше высокопревосходительство, убит и раздавлен вашей немилостью… вижу, оклеветали меня враги перед вами, - сокрушенно сказал майор, и по его хитрому лицу пробежала скорбная тень.
- Оклеветали? - переспросил Ермолов.
Майор молча кивнул.
- Докажи! - поднял на него злые, колючие глаза Ермолов.
- Я знаю, это купцы Парсеговы, мои наследственные враги, к вам народ подослали… и еще Мелик-Бегляров, купеческий староста…
- Тоже кровник? - усмехнулся Ермолов.
- Так точно… Он моей головы жаждет, мое разорение или смерть для него счастье.
- А священник Тер-Акопов тоже кровник? - спросил Вельяминов.
- Этот тертер безбожник! Парсеговы за деньги подкупили этого проходимца, - нагло и уверенно отвечал Корганов.
- Ну-с, а почему деньги в сумме четырех тысяч рублей, которые были переданы вам князьями Вачнадзе и Палавандишвили для сдачи в казначейство, остались у вас и не сданы в казну по сей день?
- Врут князья, ваше высокопревосходительство, ничего от них не получал! Ложь и клевета, истинный бог, правда! - воскликнул Корганов.
- Есть свидетели, целых семеро, при которых были переданы вам деньги, и вот их свидетельства, - проговорил Вельяминов.
- Лжесвидетели, видит бог, врут, да и какую силу могут иметь их свидетельства? Ведь это крепостные люди князей Палавандишвили.
- Та-ак, - протянул Ермолов. - Я ведь не говорил, кто эти люди. Откуда же вы, честный, оклеветанный человек, знаете, что это крепостные? Значит, они все-таки присутствовали при этом?
Корганов, опешив, переводил глаза с Ермолова на Вельяминова.
- Догадался, ваше высокопревосходительство, - вдруг спохватился он.
- И нетрудно догадаться, коли они тут же были, - ехидно сказал Ермолов. - Ну, а куда делись другие четыре тысячи, собранные торговцами Авлабара для постройки моста через Куру?
- А-а, - мило улыбнулся Корганов, - действительно, есть такая сумма. Как только начнутся работы, деньги будут внесены… они…
- А сейчас они где?
- Пока у меня.
- Так, ну а две с половиной, которые вы, запугав сололакских торговцев, прикарманили? Где они?
- Внес в казначейство, ваше высокопревосходительство. Вот и квитанция! - поспешно вынимая из кармана квитанцию, воскликнул майор.
Ермолов взял бумагу и тщательно оглядел ее.
- Действительно, внесены. Только как же это произошло, милейший? Деньги эти взяты вами полгода назад, а внесены только сегодня?
- Виноват, ваше высокопревосходительство, употребил их на разные хозяйственные нужды!
- Вы знаете, как вас называют в обществе и в народе? - спросил Вельяминов.
- Знаю - Ванька-Каин, - мягко улыбнулся Корганов. - Так это ж, ваше превосходительство, обидчики мои так назвали!
- Хватит, - прервал Ермолов, - этому господину "плюй в глаза - все божья роса". Вот что, майор Корганов, властью, предоставленной мне государем императором, отрешаю вас от должности, арестовываю строгим арестом на тридцать суток гауптвахты. Ежели в течение трех суток вы не возвратите казне украденные из нее деньги, а обществом и частным лицам - всего, что преступно взяли, будете преданы суду, а это, как понимаете сами, пахнет скверно. По истечении ареста подайте рапорт об увольнении вас со службы.
- Слушаюсь, ваше высокопревосходительство, - уныло промолвил Корганов.
- Идите! - коротко сказал Ермолов. Корганов выскочил из кабинета.
В коридоре уже прохаживался Чекалов. У самых дверей взволнованно ожидал вызова поручик Трошин, возле него стоял полицеймейстер Булгаков.
- Как зверь, рычит и кусается, - ответил на вопрос Чекалова Корганов. - Вам-то хорошо, вы после меня, а я-то первый!
- Господь знает, что лучше: первым или последним, - покачал головой Чекалов.
- Да-с, всем достанется, - убежденно произнес полицеймейстер.
- Статский советник господин Чекалов и их благородие поручик Трошин! - появившись в дверях, пригласил дежурный казак.
Чекалов, подняв голову с остроконечной, рыжеватой бородкой, прошел первым. За ним неуверенно и робко шагнул Трошин.
- Честь имею явиться, ваше высокопревосходительство, - отвешивая Ермолову и остальным поклон, любезно сказал Чекалов.
- Здравствуйте, - буркнул генерал, остальные молча поклонились.
- Ваш офицер? - указывая на онемевшего поручика, спросил Ермолов полковника, стоявшего возле стола.
- Так точно, ваше высокопревосходительство, поручик Трошин третьей роты моего полка, - поспешно подтвердил полковник.
- Как аттестуете его?
- Офицер средних качеств и свойств, ваше высокопревосходительство, особых замечаний не имеет, исполнителен и к службе ретив.
- Ретив? - переспросил Ермолов. - А ведомо вам, полковник, зачем вы вызваны сюда?
- Так точно! - торопливо ответил полковник.
- Объявляю вам свое неудовольствие, сударь! - холодно сказал генерал. - Вы отвечаете за дела и поступки офицера вашего полка. Кстати, - повернулся он к стоявшему навытяжку адъютанту, - дайте указ императора Петра Первого Великого!
Капитан Бебутов вынул из папки, по-видимому, уже заранее приготовленный документ.
- Читайте вслух, полковник! - передавая командиру полка бумагу, приказал Ермолов.
Полковник стал медленно и громко читать:
- Указ Петра Первого. Поручика Языкова за наказание батогами невиновного и ему неподчиненного писаря корабельной команды лишить чина на четыре месяца, вычесть за три месяца его жалованье… и за один месяц в пользу писаря, за бесчестье и увечье его. Поручику же Фламингу, который, тот бой видя, за своего подчиненного встать не сумел, вменить сие в глупость и выгнать аки шельма из службы.
- "Аки шельма", - поднимая палец кверху, перебил читавшего Ермолов, - "аки шельма"… - повторил он, устремив тяжелый взгляд на бледного, с трясущимися губами поручика.
- Я, государи мои, не император, и не имею силы, дабы изгнать вон со службы подобного шельма и христопродавца, однако ж властью, данной мне государем, арестую сего бездельника на двадцать пять суток строгим арестом, опосля коего перевести его в отряд на мингрело-имеретинскую линию в самый отдаленный пункт и в течение года не допущать до командования свыше взвода. Ежели Трошин за этот срок не образумится и будет замечен в мордобойстве и подлых, не достойных воина делах, предать суду с учетом нынешнего преступления. А вы, господин полковник, - обратился генерал к командиру полка, - объявите о сем по полку в назидание иным прочим. Ступайте! - И он, махнув рукой, отвернулся.
Ермолов встал, прошелся по комнате, открыл окно и вновь вернулся на свое место.
Чекалов выжидательно смотрел на него, но Ермолов, казалось, вовсе не замечал управляющего палатой.
- Что-нибудь есть из Тавриза? - спросил он Бебутова.
- Есть, ваше высокопревосходительство. К вам прибыл с депешами его сиятельства фельдъегерь капитан Сергеев. Как он передавал, князь со всем посольством наконец-таки выезжает в Султаниэ, где ему будет предоставлена аудиенция шахом Ирана.
- А из Грозной?
- Донесение генерала фон Краббе, два письма, сводки от начальников дистанций, а также рапорт генерала Вельяминова второго об очищении крепости Внезапной от гражданского населения и лишнего люду.
Ермолов налил воды в стакан, выпил, вытер со лба платком пот и затем, как бы теперь только вспомнив о Чекалове, взглянул на него.
- А-а, да… прошу вас, Отто Карлович, - обратился он к фон Ховену.
Губернатор неловко повернулся в кресле и негромко сказал:
- Андрей Андреич, тут на вас имеется дело…
- Дело? - поднимая брови, недоуменно переспросил Чекалов.
- Да, и даже не одно, а несколько, и очень неприятных, - все так же неопределенно продолжал Ховен.
- Преступных, подлых и грязных! - резко сказал Ермолов, вставая. Он вплотную подошел к оцепеневшему Чекалову. - Таких, за которые, сударь мой, и морды бьют и в Сибирь ссылают!
- Не-не понимаю… - слабым, упавшим голосом начал было Чекалов.
- Полно ребячиться! Вот они, двадцать три документа о взятках, преступлениях по службе, вымогательствах, превышениях власти, искусственно созданных делах, неправедном суде. Вот она - бумага от двадцати двух самых знатных дворян Грузии, с которых вы требовали взятки.
- И часть получить успели, - холодно вставил Вельяминов.
Чекалов побелел, широко открыв рот и поводя глазами по сторонам.