Гостев, крепко спавший в одной из фур и препоручивший командование оказией прапорщику, проснулся, протер глаза, соскочил на землю и, одергивая на себе сюртук, поспешил к майору. Подойдя к нему, он еще сонным голосом отрапортовал:
- Господин майор, честь имею доложить, оказия дошла до станицы Червленной благополучно. Происшествий в пути не случилось!
Майор пожал руку Гостеву.
- А ты, Прокофий, после квартирьеров заходи ко мне, в казармы. Я словно знал - шашлыком с винцом сегодня обедаю.
Это был ближайший друг и собутыльник поручика майор Алексей Колосов, известный по всей линии вояка, забулдыга и весельчак.
В шуме, гомоне и криках обозы входили в станицу.
- Ну, я пойду, послежу за квартирьерами, - сказал Гостев.
- Иди, Прокофий, а к обеду не забудь заглянуть. Я еще с утра такую шамаю заготовил, да грибков соленых, да капустки кислой, только пальчики оближешь!
- Приду, - пообещал Гостев.
- А это что за джигит такой, вроде фазана разоделся? - приставив ко лбу ладонь, спросил Колосов.
Гостев усмехнулся:
- А это, брат, самый джигит и есть Голицын.
- Князь? Полковник?
- Он самый. А что? - поинтересовался Гостев.
- Бумага ему из Грозной с нарочным имеется. Гостев пошел к станице, а майор стал прохаживаться вдоль солдатских шеренг, уже не обращая никакого внимания на оказию.
От станицы Червленной военный тракт расходился на три дороги. Первая, ставропольская, вела через Моздок в Россию, вторая - от Екатериноградской - на Владикавказ и Грузию, третья шла от Червленной через мост на крепость Грозную.
В станице Червленной находился штаб казачьего Гребенского полка, две горные полубатареи, одна кегорновая пушка и четыре фальконета. Здесь же был расположен и батальон Куринского пехотного полка, подкрепленный ротой егерей.
Когда оказия въехала в станицу и земляные валы и засыпанные щебнем плетни остались позади, было уже около шести часов. Уходящее солнце золотило степь, и его закатные лучи багровым светом залили станичные сады.
Квартирьеры разводили приехавших по казачьим хатам. Возле плетней стояли хозяйки, недружелюбно поглядывая на жильцов, которых вели им солдаты.
- Ну, загостили, каждую неделю люди… Всю горницу засыплют, табашники, хоть иконы выноси после них, - сказала одна из казачек, когда из-за угла показалось несколько человек, впереди которых шел казак с белой повязкой на руке. - Микишка идет… Опять, кажись, нечистый дух, к нам кого-то тащит… Так и есть, маточки, к нашей хате повернул! - всплеснув руками, с отчаянием вскрикнула она.
- А все потому, что Исаку Сехину соседями приходимся, к ему генералов да богатеев водят, а к нам на постой их слуг.
- Да гляди, их мало не десяток… где ж ты их, Максимовна, уложишь? - глядя из-под руки на приближавшихся, заметила другая.
- И что их нечистая сила гоняет туды-сюды… Одни в Россию, другие с России. В ту оказию трех солдат да одного вольного чуть не месяц держали, а теперь, гляди, цельную сотню опять на постой ведут.
- Максимовна… касатушка… да ведь это бабы… глянь-ко… - всплеснув руками, перебила ее другая казачка.
- И впрямь бабы… да молодые какие… - вдруг успокоилась хозяйка и двинулась навстречу приказному Микишке, с которым шли прибывшие с оказией женщины.
- Вот, Максимовна, принимай гостей… восемь девок, мамзелей, княжеских людей. Велено три дни им у тебя постой держать, а потом в Россию… так что недолго тебе с ними чихирек распивать придется.
Казачка, удивление которой росло с каждой секундой, а любопытство, возбужденное появлением стольких девушек, пересилило неприязнь, засуетилась и, распахивая шире ворота, сказала:
- Вот не чаяла, маточки мои милые, с линии девок встретить! Да и какие ж вы все молодые, да хоро-ошие! Заходьте, заходьте в горницу… скоро и сам хозяин наш, батяка Фома Ильич, припожалует… ай же, голубушки мои, ясочки писаные, истомились в пути, - приговаривала она, вводя гостей в низкую, крытую камышом, прохладную, чисто беленную хату, откуда приятно пахло борщом и печеным хлебом.
Голицын занимал большой дом, своим видом отличавшийся от остальных, обычных казачьих. Дом этот был полугородского типа, с железной крышей, парадным входом и стоял на прочном кирпичном фундаменте. Это был дом войскового старшины Исаака Сехина, первого богатея в станице, лучшего винодела во всей Червленной. Совсем недавно у него останавливалась посольская миссия из Петербурга, ехавшая в Персию, во главе с князем Меншиковым. У него же всегда гостил, приезжая в Червленную, Ермолов.
Князь Голицын помылся с дороги, переоделся в просторный шелковый халат, надел красную с кисточкой турецкую феску, входившую тогда в моду у петербургских щеголей, и, закурив длинный персидский чубук с кальяном, стал совершать свой кейф.
Голицын с удовольствием возвращался в Россию. Он с наслаждением потягивал чубук, слушая, как булькает вода в кальяне. Кавказ утомил его, он и сам уже собирался вернуться в Петербург, но неожиданный приезд во Внезапную Ермолова и его категорический приказ освободить крепость от лишних людей и в первую очередь от голицынского театра и челяди возмутил князя. Ермолов был главнокомандующий и "проконсул Кавказа", но там, в Петербурге, Голицын, зная о недовольстве царя Ермоловым, надеялся с помощью своих связей при дворе отплатить этому солдафону за обиду.
- Разрешите войти, ваше сиятельство? - голос Прохора вывел Голицына из раздумья.
- Войди!
- К вам, батюшка барин, майор пожаловали, - кланяясь от самого порога, доложил камердинер.
- Что за майор? - недовольно осведомился Голицын.
- Здешний комендант. С бумагой от генерала.
- Какой бумагой? Какого генерала? - пожал плечами Голицын. - Зови его, - оправляя виски и завязывая тонкий шелковый поясок, приказал он.
- Честь имею явиться, ваше сиятельство. Начальник местного гарнизона и комендант Червленной майор Колосов, - по форме отрапортовал вошедший.
- Извините, господин майор, не ожидал вашего появления, - показывая на халат и феску, сказал Голицын.
- Не имеет значения, ваше сиятельство. Я по долгу службы явился к вам со следующим делом. На ваше имя еще позавчера получены срочные пакеты, приказано вручить лично. - Он вынул из сумки несколько пакетов. - Вот этот вам, ваше сиятельство, и еще второй… - он протянул было его князю, но вдруг поправился: - Никак нет, ваше сиятельство, ошибся, это гвардии поручику Небольсину, а не вам, - откладывая пакет обратно в сумку, сказал он.
Голицын, уже протянувший было руку за пакетом, произнес:
- Это во Внезапную, поручик там квартирует.
- Никак нет, ваше сиятельство. Поручик Небольсин состоит в числе лиц, идущих в оказии, потому пакет этот пришел сюда, для передачи ему в Червленной.
- В оказии? - поднимая брови, повторил Голицын. - Вы ошибаетесь, господин майор. Он служит в полку, расквартированном во Внезапной.
- Был-с ранее, а теперь направляется в Тифлис для несения там службы. Сам читал приказ по отряду об его откомандировании в Грузию. Да извольте взглянуть, ваше сиятельство, поименный список всех лиц, находящихся в оказии. - Он развернул список и, полистав его, подчеркнул ногтем. - Вот он, гвардии поручик Небольсин, следует до города и крепости Владикавказа для дальнейшего следования в город Тифлис в распоряжение штаба главнокомандующего.
"Небольсин в оказии… - слушая слова майора, размышлял Голицын. - Почему же я ни разу не видел его ни на остановках, ни на переправе через Терек? Похоже, что он прячется от меня".
- Вот вам второй пакет, извольте собственноручно расписаться, ваше сиятельство.
Голицын расписался.
- Как устроились, удобно ли? - осведомился комендант.
- Спасибо. Устроился отменно хорошо, - ответил князь, разрывая пакет и все думая о Небольсине, о доносе Петушкова, о Нюше. Быстрая смена ее настроений от испуганно-грустного к неожиданно веселому показалась ему теперь странной. Тогда он не придавал этому значения, но сейчас все вспоминалось ему…
"Полковнику князю Голицыну. По встретившейся казенной надобности Вам надлежит немедля, с получением сего предписания, выехать в крепость Грозную для встречи с полковником Бартоломеи и получения пакета особой важности на имя начальника Главного штаба российской армии генерал-адъютанта барона Дибича".
"Дибича", - вновь прочел Голицын. Он уже забыл и о Нюше, и о своих подозрениях, и о Небольсине.
Приказание генерала Розена явиться к полковнику Бартоломеи вытеснило все. Князь знал, что полковник, числившийся в посольской свите Меншикова, на самом деле был прислан сюда шефом жандармов генералом Бенкендорфом и что его задачей было по личному поручению царя найти и собрать возможно больше компрометирующих материалов против Ермолова.
Голицын очень вежливо раскланялся с майором и даже на прощание протянул ему руку. Когда гость ушел, князь снова прочел бумагу Розена и довольно улыбнулся. Визит к Бартоломеи и секретный пакет в Петербург давали ему возможность в столице явиться на личный доклад к Дибичу и, кто знает, может быть, и на тайную аудиенцию к самому императору. О-о, судьба благоприятствовала ему! Теперь он мог и без помощи друзей отплатить этому моветону Ермолову за оскорбление.
Голицын весело рассмеялся и забыл обо всем, что тяготило его. Он вышел в другую комнату, где его ожидал Прохор. Камердинер всматривался в лицо князя, стараясь угадать расположение духа барина.
- Приготовь к утру на послезавтра коляску и верховых коней Руслана и Резеду. Скажешь повару, чтобы сопровождал меня вместе с тремя верховыми в Грозную.
- Слушаюсь, батюшка барин, будет сделано. А как же, извиняюсь, ваше сиятельство, мы? Прикажете людям дожидаться вашего возвращения?
Голицын задумался.
- А зачем? Вам всем двигаться с оказией до Екатериноградской, где и дожидаться моего приезда. - Он прошелся по комнате и добавил: - Я вернусь через четыре-пять дней. Ты, Прохор, поведешь людей, будешь следить за ними и, - он взглянул на камердинера, - смотри, в случае чего - ответишь!
Прохор согнулся до самого пола:
- Спасибо за милость, за доверие, ваше сиятельство. Не извольте беспокоиться, все будет в целости и аккурате.
Слова камердинера напомнили князю о его недавних сомнениях.
- Ты не видел в оказии поручика Небольсина? - не глядя на Прохора, спросил он.
- Не случалось, ваше сиятельство, однако людей их благородия в пути зрил, - осторожно ответил Прохор.
- Узнай, где он остановился в станице, да внимательней следи за девками.
- Понимаю!
- Теперь ступай да предупреди людей о моем отъезде. Послезавтра утром с конвоем летучей почты выезжаю.
Прохор ушел. Оставшись один, князь снова отдался мыслям о предстоящей встрече с полковником Бартоломеи и о докладе, который он, Голицын, отвезет в Петербург.
И дворовые люди, и актерки, и сам Прохор были несказанно рады, узнав об отъезде князя в Грозную.
Голицын не принадлежал к наиболее лютым крепостникам, тиранившим прислугу. У него многим жилось не в пример лучше, чем у других помещиков, люди были лучше одеты, кормились досыта и биты бывали не часто, но холодное презрение князя и его равнодушие к их судьбе пугало крепостных. Они понимали, что в глазах этого равнодушного вельможи они значили не больше рабочего скота из его обширных подмосковных владений. Несколько дней пути без Голицына было настоящим праздником для них.
- Это господь бог услышал мои молитвы, - убежденно сказала Нюша, когда Савка, весь сияя от радости, сообщил ей о неожиданном отъезде князя.
- А я, сестрица, испугался сначала… Думаю, вдруг захочет он тебя с собой забрать, да спасибо Прохор Карпович объявил: все, окромя Сергея, Агафона да Силантия, пойдут в путь, а те трое с ним, в Грозную…
- Не пугай ты меня, Савка, не шути таким словом, у меня аж сердце от страха захолонуло, - испуганно схватилась рукой за грудь Нюша.
- Дак теперь чего пугаться? Сказано уж, эти трое с ним и поедут. Да и на что тебя туда, у барина там дело какое-то важное. Он его там исполнит и давай назад, в Екатериноградскую. Ну, а тебя уж там и не будет, - обхватывая Нюшу, весело зашептал Савка. - А теперь бегу к Александру Николаевичу. Надо ж и ему доложить об этом добром случае.
- Ох и озорной да бедовый этот твой брательник… мало всех цыплят во дворе не подавил, шустрый! - входя к девушке, сказала хозяйка. - Чего это ты такая веселая да улыбчатая, аж вся светишься?
- От счастья это… от хороших вестей, хозяюшка, - обнимая казачку, ласково ответила Нюша.
Небольсин внимательно выслушал Савку.
- Это ты точно знаешь об отъезде князя? - спросил он.
- Это точно. Послезавтра утречком черти его унесут отсюда, а тогда… - И он весело махнул рукой.
- Спасибо тебе за добрую весть, Савва. Теперь, когда Голицына не будет с вами, дело наше пройдет еще спокойнее и легче. Скажи Нюше, что через час я уезжаю в Наур… К вашему прибытию в Мекени все будет готово…
- Понимаю, все понимаю, дорогой барин, спаси вас бог за доброту и ласку. Все будет так, как обговорено… одним словом, конец будет всем Нюшиным мукам… а там… - Савка улыбнулся и широко развел руками.
Через полтора часа возок поручика, окруженный двенадцатью конными казаками с постов летучей почты, выехал из Червленной.
Гостев не провожал своего названого брата. В эти минуты он ужинал у майора Колосова. Услышав шум, он выглянул в окно и в вечернем сумраке разглядел возок поручика и гарцевавших вокруг всадников. Прокофий Ильич перекрестился. Не понявший его майор с удивлением посмотрел на приятеля.
Часов в десять ночи камердинер, раздевая барина, сказал:
- Ваше сиятельство, Не извольте серчать, по всей станице искали, где остановился их благородие поручик, никак не выяснили.
- Какой поручик? - зевая, опросил Голицын.
- Небольсин, как изволили приказать.
Голицын вспомнил.
- Как же это так? Не иголка же, чтобы затеряться в этой станице! - Он задумался и как бы нехотя процедил сквозь зубы: - Что делают девушки? - Кто что, ваше сиятельство, одни спать улеглись, которые ложатся, а двоих я с улицы в дом пригнал.
- Кого ж это?
- Да Нюшеньку с Машкой Коноплевой, что в амурах играет.
- Это толстую Марию? - уже лежа в постели, поинтересовался Голицын.
- Именно так, ваше сиятельство. Ее самую.
- Чего ж это они на ночь глядя на улице делали?
- Казачата с девками песни играли, говорят, слухали, - неопределенно сказал Прохор. Князь почувствовал какую-то новую интонацию в его голосе.
- Что хочешь сказать? Говори! - приказал он.
- Ничего серьезного, ваше сиятельство, так, навроде пустой думки, однако доложить вам должон.
- Говори.
- Мне девка из театера, Зюрина Донька, та, что данс вдвоем пляшет…
- Ну! - не сводя с него взгляда, тихо произнес Голицын.
- …быдто они, то есть Нюша и Коноплева Машка, в ту ночь, в этом самом селе, - пугаясь князя и путаясь в словах, забормотал камердинер.
- Каком селе? - еще тише, холодно спросил Голицын.
- В той, значит, станице казацкой, где ливень этот самый был…
- В Шелкозаводской?
- Точно, в ней самой, ваше сиятельство.
- Ну и что? - спокойно спросил Голицын, выжидательно глядя на камердинера.
Прохор замялся и с отчаянием проговорил:
- Так там, значит, эти вон самые Нюша и Машка ночевали не вместе со всеми ахтерками, в общей, а в другой, хозяйкиной избе…
- Почему?
- Вроде как мала первая хата была, тесно всем было, и хозяйка их двоих увела к себе.
- Что ж еще говорит эта Донька?
- Больше ничего, ваше сиятельство.
- А ты что думаешь?
- Всякое, ваше сиятельство. Может, и вправду тесно было…
- А может… - испытующе глядя на него, сказал князь.
- Все может случиться, батюшка барин. Ведь бабы навроде сук, извините за такое слово. Им мной велено было всем в одном месте ночевать, никуда врозь не отлучаться.
- Кто караулил их?
- Агафон, он там и ночевал с ими. Он, ваше сиятельство, божился, что никого там, окромя бабы-казачки, не было. Сам он туда раза три за ночь ходил.
- Он дурак, твой Агафон!
- Так точно, это истинно так! Чистый Бык, что головой, что силой, - поддакнул Прохор.
Голицын не отвечал. Он задумался, перебирая в голове все, что услышал от камердинера.
Хотя Небольсин и был где-то тут же, Голицыну даже смешным казалось подозревать его. Но вместе с тем, зачем Нюша ночевала в стороне от других? Для чего в чужой станице она до десяти часов ночи бродит по незнакомой улице с этой Машкой?
- Что еще сказала Донька?
- Ничего, батюшка князь… перепужалась только и все твердит: "Нюша - девка добрая, честная, ни в чем не повинная…"
- Ты, старый болван, распустил их, вот в чем дело. Смотри у меня, а то я за тебя возьмусь, тогда только и будет порядок, когда выпорю тебя за всех сразу.
- Барская воля, ваше сиятельство. Наказуйте, коли в чем провинился, однако служу вам, видит бог, как надо, - униженно кланяясь, скороговоркой заговорил Прохор.
- Пошел вон! Спать только помешал, скотина! - Голицын снова натянул одеяло.
Прохор, довольный таким благополучным концом, потушил свечу и на цыпочках вышел из комнаты.
Утром, брея князя, Прохор говорил:
- Как было велено, всю ночь проверял ахтерок. Все до одной были при доме, никто не отлучался, и никто не заходил к девкам.
Голицын апатично слушал его.
- А насчет вашего отъезда, батюшка барин, так разговоров нету. Понимают, что по цареву приказу это делается. Извольте надуть щеку, ваше сиятельство, я тута бритвочкой пройдусь, - осторожно водя бритвою возле уха Голицына, продолжал Прохор.
- Коляска на завтра приготовлена? - надувая намыленные щеки, спросил Голицын.
- Точно так-с. Матвей моет ее с дороги, к вечеру будет в аккурате.
- Повару указал, что готовить на обед и в дорогу?
- Цыплят с картофелем, суп с лапшой и кисель из вишни. В дорогу, ваше сиятельство, опять же цыплят да холодной баранины и фруктов. И, конечно, вина.
Голицын осторожно кивнул головой.
- Насчет поручика опять ничего не известно. Тут он, в станице, да где жительствует - никто толком не ведает. И сам спрятался, и людей его не видать, - продолжая брить князя, рассказывал Прохор.
Когда он добрил щеку, Голицын с неудовольствием сказал:
- Как это не могут узнать? Плохо ищут!
- Не извольте гневаться, ваше сиятельство, ввечеру узнаем.
- А как Анна… как держится, узнав, что без меня едет дальше? - перебил Прохора Голицын.
Сбитый с толку, не зная, что отвечать, камердинер на всякий случай осторожно сказал:
- Да вроде никак, ваше сиятельство… Ничего не заметно.
Голицын стер со щеки пену, внимательно оглядел лицо в зеркало:
- Порезал, болван!
- Простите, ваше сиятельство, самую малость, прыщик…
- Дай спирт и лавандовую воду… брить - и то не умеешь!